За узкие глаза

Я всегда завидовал хладнокровию западных коллег, пишущих о фигурном катании. Что бы ни случилось -- ни слова о судействе. В крайнем случае, мнение спортсмена. Этому восхитительному англосаксонскому качеству -- вести себя невозмутимо, когда вокруг творятся гадости, никак не научиться. Вот и сейчас из глотки рвется дурацкое русское: "не могу молчать!"

Два дня назад в Токио завершился финал "Гран-при". Компактный формат (выступают только лучшие), высокий призовой фонд -- второй по значимости турнир года в фигурном катании. Китайская пара Ксю Шен и Хонгбо Дзао уже второй сезон катает произвольную программу под импрессионистическую музыку китайского композитора Ду Минг Сина. К этой программе уже все привыкли. Воспринимавшаяся поначалу как прорыв, она в какой-то момент даже успела наскучить -- китайцы в этом номере всегда более или менее совершенны. Но на этот раз у всех, кто видел выступление Шен и Дзао в Токио, сложилось впечатление, что они смотрели эту программу в первый раз. Это было изумительное выступление. Никому, по крайней мере в последние три года, не удавалось добиваться такой синхронности в исполнении элементов, такой высоты в прыжках и выбросах (чудовищное слово, но другого, адекватно описывающего тот элемент, когда партнерша птицей слетает с руки партнера, увы, не существует), такой легкости в поддержках, такой пластической мощи одновременно.

Китайцы по жребию катались первыми в группе сильнейших. И выступления русской и канадской пар лишь убедили в том, что Шен и Цзао сделали в этот день что-то чрезвычайное. Бережная -- Сихарулидзе и Сале -- Пеллетье катались в обычную свою силу. В их программах были большие победы и маленькие поражения. Они сражались и преодолевали. Это был хороший спорт. Китайцы же не дали зрителю увидеть решительно ничего от спорта -- их выступление не складывалось из отдельных успешных усилий, а было единым, растянутым на четыре минуты победным движением. Нельзя было понять, кто находится на льду -- люди, птицы, звери или инопланетяне. Неинтересно было думать, какого пола эти существа и даже сколько их -- одно или два. Скорее всего, одно. Просто по сценарию "Духа весны" (так называется музыкальное произведение) целое в какие-то моменты синхронно распадается на две половины, чтобы затем, так же синхронно, соединиться. Это было сродни посещению балета в Мариинском театре. Приходишь, садишься в кресло и погружаешься в транс. Ни о чем не думаешь. С кем состязается Мариинский -- с Большим, что ли?

Судьи поставили китайцев на третье место. Судей хочется обвинить в бесчестье. Но это был бы поспешный приговор. Они всего лишь расисты -- тихие, такие домашние. Попробуйте обозвать их расистами: они подадут на вас в суд.

Как известно, в фигурном катании есть две шкалы для оценок выступления. Первая -- техническая, объективная, где оценивается исполнение элементов. И здесь судьи ни на грамм не отступили от правды -- самые высокие технические оценки получили китайцы. Вторая -- за представление, или -- иначе -- "артистическая". А вот здесь у каждого своя правда. В этот день она была одна на всех судей -- китайская пара единогласно получила 5,7 "за артистизм". В связи с этим возникает вопрос: чем же плохи в этот день были китайские артисты? А вот чем -- слишком узкие у них глаза.

Так сложилось, что в парном катании зритель уже давно приучен переживать историю любви. Если точнее, отголоски великих киносказок, воплощенных в американских и французских мюзиклах. Там широкоплечие герои с кельтскими и римскими профилями так страстно, так нежно любят девушек с большими глазами, которые легко наполняются влагой. В узких глазах слез не увидишь. В узких глазах не разглядишь Большой любви.

Эти истории про Большую любовь в формате старого-доброго кино и хочет смотреть белый зритель -- основной потребитель фигурного катания. Эти истории, очевидно, обожают и судьи -- эти аккуратные барышни и господа средних лет, вершители судеб в фигурном катании. Представьте себе китаянку на месте Катрин Денев в "Шербурских зонтиках" -- это же ужас какой-то. А вот Лена Бережная или Жами Сале в эту старую рамку помещаются запросто. На этом и играют фигуристы. Что бы ни говорила Тамара Николаевна Москвина по поводу революционности новой программы Бережной и Сихарулидзе, чаплинская пантомима, перенесенная на лед, -- это всего лишь новый прием в очень старом искусстве играть на сентиментальных струнах зрителей, а заодно и судей.

Вся беда китайцев заключается в том, что они пока не используют ужимки старого кинематографа для белых людей среднего и старшего возраста. Не поняли, как это важно для успеха. Они пока занимаются чистым и честным искусством. Но нет никаких сомнений, что в конце концов они овладеют наукой угождать зрителю.

В показательных выступлениях Шен и Дзао катались под Бетховена в странных костюмах, покушающихся на авангардизм. В этом, пока механическом освоении западных ценностей вечных и преходящих, и проявляется потрясающая сила китайцев. Они непременно выиграют. Выучат Бетховена, Чайковского, Франсиса Лея -- кого надо, каждым дюймом своих сильных тел почувствуют музыку, как они сейчас чувствуют абсолютно европейскую музыку на китайские темы композитора Ду Минг Сина. Угадают с цветом костюмов и сделают красиво и трогательно ручками. Если надо, они, наконец, сделают глаза пошире. Чудесная китайская медицина им поможет. Как у Катрин Денев, конечно, не получится, но к Анук Эме будет близко. Они выиграют, как выигрывают последние пять лет первые призы самых престижных кинофестивалей китайские режиссеры, которые по-европейски снимают страсти с китайскими актерами. Они сильнее нас. Потому что они хотят понять нас, а мы их -- нет.