4 мин.

Рюмка первая

6 k

Странная была компания. Сейчас ни с кем уже не общаюсь. Одни далеко, один очень далеко, другие просто исчезли куда-то.

Был парень, вдруг объявившийся в нашей компании в году примерно 99м. Улыбчивый, широкоплечий, похожий на спортсмена, который последние два года усиленно разбазаривает форму. Татуировка «ВДВ»располагалась у него на боковой стороне ладони, от мизинца по прямой ниже – потом не раз я слышал объяснения, что там колоть больнее всего и потому там иногда типа волевые парни размещают свою эмблему.

Позже он сбежал с чужими деньгами, бросив свою девчонку, к которой, время было то ещё, некоторое время подкатывали заимодавцы. А тогда он был директором Миши Евдокимова. Директор – это тот, кто все организует. Человек черной организационной работы. И мы его знали как славного парня. Не помню, как его зовут. Не помогу тут следственным органам.

А Михаил Евдокимов тогда не был ещё губернатором, и потому казалось, что жить он будет вечно. Здоровый парень с румянцем во всю щеку. Не думалось о его возрасте. Вот через своего директора того самого он передал мне приглашение приехать к нему в деревню на Алтае на его собственный фестиваль. Ну, в общем, многие помнят, что Евдокимов родом из простой огромной деревни на Алтае, и, став большим артистом, оставался там жить и каждый год устраивал односельчанам праздник. Мне нужно было на этом празднике прокомментировать для публики традиционный футбольный матч и провести концерт.

Мы долго летели до Барнаула. Потом долго ехали до деревни. Примерно одно время ушло на то и на другое. Но если лететь – тоска зеленая, то вот дорога от Барнаула – прекрасное времяпрепровождение. Свежий воздух в окно, ожидание непонятно чего, но деревенского и, значит, детского, а расстояния – так там все такие расстояния! Наш хозяин (у которого меня поселили) вообще с утра за мороженым в Барнаул ездил. В деревне мороженого не было, а у него были гости. Ну, и съездил. Три часа в один конец. Просто прокатился!

Прибыли в деревню уже вечером. Я с Мишей лично даже знаком не был. Мне сказали, что он болеет. Лето, жара; меня привезли к домку, где он тогда жил (свой собственный ещё не построил, только в процессе было), и он вышел к калитке поздороваться, закутанный в какой-то тулуп. Его била лихорадка, и по лбу катился крупный пот.

«Миша», представился он. «Здравствуйте», сказал я... «Здравствуй,- перебил он. - Давай на ты». И иначе не допустил. «Что с тобой, простыл?» – «Нет,- коротко и серьезно ответил Евдокимов. - Сглазили. Ещё пару дней помучаюсь». Так и не знаю, что это значило.

Но история не в этом. А история в том, что время там текло волшебно. Местный говор почти совпадает с московским. Природа – волшебство. Высоченное небо на берегу чистой, ледяной даже в эту жару, Катуни.

И вот настал момент главного застолья. В доме одного из мишиных друзей, во дворе, был накрыт огромный стол. Все деревенские радости – от соленостей и ягод до какой-то хитрой медвежатины. Водка рекой. Не берет абсолютно. Сказка. Простой разговор, тысяча историй, играет виртуоз-балалаечник. Ещё более виртуозный, кстати, матершинник. Кстати, вспомнил фамилию – Бакитко.

Смотрю на часы. В Москве уже нормальное утро, тут – раннее. Встаю из-за стола, пробую пройтись (внутри минимум литр сидит) – ноги идут. Голова понимает, куда они идут… Если об этом задумался, а ноги в рабочем состоянии – верный признак, что пора домой. Я смотрю на своего хозяина, который тут гость…

- Да, – он говорит, – пора бы. - Ну чего, пойдем? Спать хочется! - Какой спать? Я те спать… На рыбалку щас пойдем.

Я пробовал спорить. Вот сейчас сидеть с удочкой, пусть и у Катуни, пусть и в этой компании – но как-то квело, уж лучше назавтра…

- Какая удочка? Ты чё, Вась, этой удочкой быка убить можно. Давай, ещё парочку – и пойдем. Я пока за снастью.

Мой хозяин вернулся, неся на плече два длинных крепких кола с намотанной на них сеткой. Не успел спросить – мы уже шли к реке. По дороге Миша объяснял:

- С одним колом на берегу стоят, а с другим в реку надо лезть – и заводишь, заводишь рыбу… Потом на берег вытаскиваешь. Что, неужели никогда так не ловил?

- Неа. А какая у вас тут рыба?

- Хха! Стерлядка. Мы за ней.

Вот мы и на берегу. Я говорю – в реку я полезу (думаю, заодно и протрезвею). Так и есть – вода ледяная! Залез, завел – три стерлядки, с руку по локоть. Ещё разок – четыре. Так вот я раз пять слазил, замерз, как трезвая собака, и пока раздевался новый рыбак, Миша потянул меня за рукав в сторону.

- Пора. Доставай, Михалыч.

И Михалыч, жикнув молнией, развалил сумку на две части, а внутри оказалась ещё литровая водки, шесть стопарей и кое-какая снасть. Миша подобрал на песке какую-то палку, взял стерлядку и поколотил ее по башке. Так, как будто это было наказание, которое могло пойти ей впрок. Со вздохом достал из поясного чехольчика длинный нож и, уютно полоснув стерлядку по животу, раскрыл ее, как книгу. Она трепетала. Весь ненужный ливер вычистился двумя взмахами мишиного ножа.

- Досточку дай. – Возникла. – Лимончик. – Тут же. – Не бойся, Вась, в стерляди никакая зараза не водится. Как зараза возникает, она сама первая исчезнет.

Брызнул лимон. Солнце еще не встало, но уже давало о себе знать. Другие стерлядки бились в сетке неподалеку на песке. Водка сама откуда-то пришла тотчас.

Миша протянул мне рюмку, а Михалыч досточку с кусками рыбы.

- Будем.

Из-за редких побережных деревьев покалывал свет.