4 мин.

Хуже воровства

Это так необычно, когда в матче забивается восемь голов. Даже если в разные ворота. Это настолько необычно, что вопросов задается тьма – как же так вышло. Означает ли это, например, что на самом деле игра была не особенно хороша? Ведь каждый гол, по известной теории, есть ошибка.

Здесь ответ – друзья, желаю вам до конца дней смотреть увлекательные безошибочные матчи!

Есть масса конспирологических теорий. О ставках на диковинные результаты, на результативность конкретного футболиста. Ну, а иначе как вот объяснить, спросит любитель поломать голову над подобным, с чего это вдруг в уже сыгранном по сути матче – и два гола почему-то Голенды?

Тут версия. Ответ здесь не нужен, потому что ответ тоже сам по себе подозрителен. В общем, предлагаю вспомнить, что буквально через два дня со всей приличествующей скорбью во всем мире будет отмечаться годовщина успения Пауля Оберхаузенского, урожденного осьминогом, величайшего за последние годы популяризатора игры в ножной мяч. В память об осьминоге и был сыгран матч о восьми голах. На этом обзор теорий прекращается, и начинается рассказ. Жаловаться буду. Жизни не стало.

Еду я работать Лигу чемпионов на прошлой неделе, ЦСКА – «Трабзонспор». Что ни открой – читаю про армейцев вариации на тему разлада в команде, разочарования игроков в тренере Слуцком, неумении этого мягкотелого «тренера» управлять таким крепкодушным и штучным коллективом. О безволии читаю, о трусоватости. Вы и сами это читаете. Обсуждаете потом тут и там.

Потом ЦСКА выигрывает 3:0. Разгромом это, конечно, выглядит вполне формально, игра, если смотреть на её собственное развитие, вполне могла бы и ничьей закончиться, повернись дело самую малость иначе. И в конце очень простая сцена, для такого счета даже обыденная, когда команда идет аплодировать болельщикам.

Обыденная, но с деталью: тренер Слуцкий управляет этим процессом. Разворачивает чуть ли не руками Вагнера в нужную сторону, тоном вполне беспрекословным скликает к трибуне тех, кто уже тянется к раздевалке, больше озабоченный скорейшим и теплейшим душем после трудной игры.

Это видят все, и совершенно очевидно, что тренер-слабак, который на практике не управляет коллективом, себя так никогда не поведет – настойчиво и жестко. Он, скорее всего, остережется а) настойчиво скликать своих и б) лично подходить к трибуне – мало ли, что ему оттуда крикнут?

Но команда его слушает, Вагнер без особенного выражения на плюшевом лице идет в нужном направлении, и все вместе они приветствуют трибуну, а трибуна – их.

Это, конечно, не доказательство перельмановской силы, с которым обязательно смирится ершистый математический мирок. Но в таком деле, как взаимоотношения в коллективе, доказательств вообще не бывает, а бывают картинки. Это видят все; а доверие, и мы все это знаем, вызовет не это, не то, что на самом деле происходит вот прямо на наших глазах – а версии, версии, версии. Написанные, сказанные, перетертые, и все мы знаем, что в общем-то досуга для если речь идет о каментах, и тиража, заполнения площадей газетных ради. Так происходит подмена сути. Потому, что за картинкой вот тех 3:0 и последующих воплощенных эмоций мы видим захватывающий матч армейцев в Махачкале. Концертный матч, говоря прямо. Который впридачу ко всему ещё и начинается с пропущенного гола, начинается с эффектного, самую лишь малость сумбурного натиска соперника, да и сумбур-то в нем – от радости. Что вот она, игра, получается, а столько времени уже не шла…

И все мы знаем, что каменты – развлечение, а колонки знаменитых аналитиков – аттракционы. Но не верим своим глазам, а подхватываем тему ушами.

Было время, мне писал письма слепой болельщик. Пожилой человек, он уже много лет все хуже и хуже видел матч, и вот в конце концов вовсе видеть перестал – но тем не менее по каждому матчу у него было свое суждение, составленное по работе комментатора. Он жаловался на трудность, связанную с тем, что комментаторов появилось много новых, и те, о ком он знал ещё по зрячей жизни, как их слова соответствуют происходящему, уж не работают, а новым как верить – он не знает. И сразу после этого, сразу после рассказа о злополучной своей слепоте он тем не менее формулировал предельно категорично, опираясь вот на это самое, неизвестное. Он иначе не мог. Он был так устроен.

Ничего нового в таком устройстве нет. Даже слепота не новость. Просто в данном случае она была не метафорой, а реальностью для этого несчастного, лишенного отрады в жизни человека. Он умер, к сожалению. Впрочем, ему было основательно за семьдесят, а письма он наговаривал внуку.

Я постоянно думаю о том, кто лишает зрения других. Тех, кто вместо увлекательного процесса становления «Локомотива» склоняет чудачества Смородской. Кого интересует «Спартак» лишь в свете императива: Карпин тренер – или не тренер. Кто «знает» про Слуцкого, что он размазня. Кто любое не злобное слово об игре «Анжи» расценит как купленное, а любое критическое о «Динамо» – как завистливое.

Ну, и так далее.

Как было бы удобно, думаю я, если бы это был один злонамеренный злодей. Попросил бы я съездить по означенному адресу своего доброго знакомого Илью Муромца, и зажили б мы после этого визита светло и счастливо. Или обратился бы с мольбой к Паулю, туда, где он теперь обретается, и попросил предсказать этому кретину быструю и безболезненную аннигиляцию.

Вот только даже Илья Муромец реальнее такого злодея. Увы, злодея нет. Мы смотрим, но при этом не видим, по собственному почину.

Так проще.

P.S. Господа, не теряйте возможности сделать доброе дело. Пройдите по ссылке, почитайте!