Самый главный матч

The Telegraph публикует отрывки из недавно вышедшей в свет автобиографии Рафаэля Надаля. Первый из них, в котором рассказывается о самой важной победе в карьере испанца – в блоге «С миру по Нитке».

«Тишина – вот, что больше всего поражает, когда играешь на Центральном корте «Уимблдона». Беззвучно стучишь мячом по мягкой траве, подбрасываешь его, чтобы подать, бьешь по нему и слышишь эхо собственного удара. И каждого удара после этого. Хлоп- хлоп, хлоп- хлоп.

Идеальный газон, богатая история, древний стадион, игроки, полностью одетые в белое, понимающие болельщики, священные традиции – все это соединяется, чтобы отгородить и укрыть тебя от внешнего мира.

И это ощущение мне подходит – соборная атмосфера Центрального корта хорошо влияет на мою игру. Потому что сложнее всего во время матча утихомирить голоса у себя в голове, выкинуть из сознания все, кроме самих соревнований, и сконцентрировать каждый атом своего существования на розыгрыше. Если я ошибся в предыдущем розыгрыше – нужно забыть о ней. Если появилась мысль о победе – надо ее отогнать.

Финал 2008 года против Роджера Федерера был самым важным матчем в моей жизни. Предыдущие два года я проигрывал в финалах, оба раза Федереру, и поражение 2007 года, когда дело дошло до пятого сета, оставило меня абсолютно разбитым. После проигрыша я плакал.

В раздевалке я проплакал полчаса без перерыва. Слезы разочарования и обиды на самого себя. Год спустя я твердо сказал себе – что угодно может подвести меня в этот раз, но только не то, что находится в моей голове.

Уже за ужином накануне финала я начал мысленно играть. В тот вечер, как и в большую часть Уимблдонских вечеров, на мне была готовка. Обычно она помогает успокоить мысли. В тот вечер я готовил пасту с устрицами.

После ужина я поиграл в дартс со своими дядями и без пятнадцати час улегся в кровать, но задремал только около четырех утра. В девять я уже встал. Конечно, было бы лучше, если бы я поспал чуть дольше, но в тот момент я чувствовал себя как никогда бодрым, живым и полным энергии.

Я съел свой обычный завтрак: хлопья, апельсиновый сок, шоколадное молоко и мое любимое домашнее блюдо – хлеб с солью и оливковым маслом.

Примерно в 11.30 после последней тренировки на 17-м корте я пошел в раздевалку. Она не очень большая – может быть, с четверть теннисного корта. Но это место грандиозно благодаря пропитавшим его традициям. Деревянные панели, стены цветов «Уимблдона», покрытый ковром пол и память о великих, которые были здесь.

Было необычайно тихо, но для меня это было в самый раз. Я погружался глубже и глубже в себя, закрывался от окружающей обстановки и проделывал весь тот неизменный комплекс мероприятий, который всегда проделываю перед матчем.

На обед была паста – никакого соуса, ничего, что может вызвать несварение – с оливковым маслом, солью и простым кусочком рыбы. Напиток – вода.

В час дня – за час до финала – мы вернулись в раздевалку. Федерер был уже на месте и сидел на деревянной скамеечке там же, где всегда. Мы так привыкли к нашим финалам, что не ощущалось никакой неловкости. Совсем скоро мы будем делать все возможное, чтобы уничтожить друг друга – и все же мы дружим. Соперники в других видах спорта могут искренне ненавидеть друг друга даже за рамками соревнований. Но не мы.

Мы с Федерером не равны по таланту – но разница преодолима, и я знал, что если смогу заглушить сомнения, страхи, чрезмерные ожидания лучше, чем он, то способен обыграть его.

Надо заковать себя в броню, превратить себя в неуязвимого рыцаря. Это что-то вроде самогипноза, игра, в которую играют с убийственной серьезностью, цель которой – упрятать свои слабости от себя и от соперника.

Шутка или фразы о футболе, которыми мы с Федерером с легкостью могли бы обменяться перед выставочным матчем, сейчас были бы ложью, они сразу были бы отмечены им и интерпретированы как признак страха.

Вместо этого мы ограничились рукопожатием, кивнули друг другу, обменялись вялыми улыбками и отошли к своим шкафчикам, которые были, может быть, в десяти шагах друг от друга, а затем оба сделали вид, что другого здесь просто нет.

МАТЧ

Первый сет, третий гейм

В шести матчах, сыгранных до финала, Федерер лишь дважды проигрывал свою подачу. Этот гейм стал третьим. Я продолжал давить на его бэкхенд, и он выдал три ошибки. Я повел 2:1, должен был подавать и на тот момент завладел преимуществом в нашей битве характеров. У меня была цель – дать ему понять, что впереди много часов игры на пределе возможностей. Он понял мой сигнал и больше не позволял себе дать слабину. Но было слишком поздно. Я удерживал подачу и взял сет – 6:4

Второй сет, второй гейм

Я никогда не видел Федерера таким заведенным. Он выиграл гейм, взял мою подачу, просто снес меня с корта. Когда у него идет отрезок абсолютной гениальности, остается только пытаться сохранить спокойствие и ждать, пока гроза стихнет.

Второй сет, десятый гейм

При счете 2:4 мне повезло, и я взял его подачу. Он расстроился, потерял концентрацию, и отрезок гениальности закончился. Через два гейма я сделал еще один брейк. Я вел 5:4 и подавал. У него было три брейк-пойнта, но все же гейм и сет наконец закончились его нерешительным бэкхендом в сетку. Еще один сет, и я буду чемпионом «Уимблдона».

Третий сет, седьмой гейм

Я чувствовал себя быстроногим и энергичным. Счет был 3:3, и я был готов прикончить матч. Три раза он выходил к сетке, и три раза я выигрывал эти розыгрыши. Он торопился, терял хладнокровие. Я вел 40:0 на его подаче. И вдруг давление навалилось на меня. Никогда не забуду очко при счете 30:40. Ужасное воспоминание. Он подал абсолютно безобидную вторую подачу под форхенд, но я смазал удар – сетка.

Страх душил меня. Это был тест на психологическую устойчивость, и я провалился в том, чему учился всю жизнь – быть самым сильным. В итоге мы дошли до тай-брейка, где он убил меня подачей. Я сдал сет.

Четвертый сет, восьмой гейм

На подаче, когда я должен был повести 5:2, я почувствовал, что нахожусь в шаге от мечты своей жизни. И это был шаг в пропасть. До этого момента адреналин заглушал нервы, но внезапно они взяли верх. Я почувствовал, что стою на краю обрыва. Я никогда не испытывал таких ощущений. В итоге я проиграл тай-брейк, и счет по сетам стал равным. Все надо было начинать заново.

Пятый сет, шестнадцатый гейм

Время перевалило за девять вечера, темнело очень быстро. Я подавал на матч при счете 8:7. Если бы счет сравнялся, судья мог бы отложить матч до завтра, и это только помогло бы Федереру. Я подумал: «Во что бы то ни стало, я должен выиграть этот гейм».

На четвертом матч-пойнте я замешкался на подаче, и она вышла ни такой, ни сякой, но он принял мяч не остро, прямо мне под форхенд.

Потом он подошел к мячу, который упал на середину корта, и пробил, но не навылет, а плохо, как-то неловко – и попал в середину сетки.

Я упал на спину, руки раскинуты, кулаки сжаты, я рычал. Тишина Центрального корта уступила место грохоту толпы, и я наконец поддался эйфории болельщиков, позволил себе купаться в ней, я освободил себя из психологической тюрьмы, в которую был заточен с самого начала матча, дня, предыдущего вечера, с первой недели.

Страх поражения, страх победы, все разочарования и неудачные решения, моменты трусости, ужас, что я могу снова оказаться на полу душа в слезах – все исчезло.

То, что я чувствовал, нельзя назвать просто облегчением, нельзя описать. Это был прилив мощи и восторга, когда все эмоции, которые я подавлял на протяжении самых напряженных четырех часов и сорока восьми минут, высвободились, и пришла чистая радость.

Невозможно даже представить себе другой матч, который создал бы такой сюжет, такие эмоции и в результате подарил мне такие невероятные удовлетворение и радость».

Другие темы в этом блоге:

Восход в Китае

Война и мир Дмитрия Турсунова

Просто день рождения