7 мин.

«Московский Спартак. История народной команды в стране рабочих» / Часть 37-я: Дело братьев Старостиных. Продолжение

источник: http://nemaloknig.info

Старостиных не арестовали ни в 1937-м, ни в 1939-м. За ними пришли только в 1942-м. Почему именно тогда? Что мы знаем и не знаем о выдвинутых против них обвинениях - в продолжении разбора дела Бобом Эдельманом. 

С 1937-го года и до самого начала войны Старостины оставались под пристальным наблюдением со стороны органов госбезопасности. Часть материалов, предоставленных осведомителями, были откровенной чушью. В одном из отчетов говорилось, что отец Старостиных до революции владел «гигантским публичным домом». Константин Квашнин, тренировавший «Спартак», назывался сыном царского генерала и, якобы, неоднократно подвергался арестам. Другой стукач повторял обвинения Знаменских в спекуляциях валютой и вещами в ходе поездки в Париж, но шел дальше, утверждая, что братья заказали во Франции машину для Косарева. Андрею приписывали интервью «белогвардейской» газете, а «Спартаку» - получение гонорара в 20 тысяч франков за участие в матче. Если принять во внимание, что «Спартак» в том турне не сыграл ни одной игры, кроме официальных, сложно даже предположить, какую игру мог иметь ввиду этот осведомитель.

Другие сообщения о братьях кажутся более правдоподобными и сейчас, ретроспективно, представляют нам Старостиных в лучшем свете. В конце 1938-го года один из агентов, бывших в квартире Андрея, передавал слова Николая о том, что «без Косарева жизнь будет гораздо сложнее» — о нем братья говорили с уважением и (весьма наивно) считали принципиальным человеком. В 1940-м сообщалось о реакции Андрея на новое рабочее законодательство, ремарки о котором он позволил себе в присутствии «агента»:

«Представляете, какой шум вызвала бы публикация такого драконовского закона в любой буржуазной стране? У меня нет сомнений в том, что эти законы будут представлены таким образом в зарубежной прессе. Всего год назад мы кричали о том, что только в нашей социалистической стране у женщины может быть 4-месячный отпуск по уходу за ребенком, а сейчас уже считаем, что и одного месяца достаточно».

В следующем году Андрей, как сообщалось, критиковал финскую войну. «Мы опозорились на весь мир с этой финской авантюрой. Мы отрезали от себя возможность каких-либо договоренностей с демократическими странами и оттолкнули от себя всех сторонников из социалистического лагеря в западной Европе. На Народном фронте можно ставить крест». Все эти утверждения вполне можно счесть разумными сомнениями, которые возникали в среде коммунистов, в отношении политики советского государства. Ничто в них прямо не говорит ни о какой оппозиции к социализму или даже к коммунизму. Здесь нужно иметь ввиду резкое сокращение пространства и возможности для дискуссии в конце 30-х годов — вот за эти утверждения братья были названы лидерами «право-троцкистской» террористической организации.

источник: http://nemaloknig.info

Андрей Старостин с женой Ольгой

Через некоторое время после скандальной переигровки кубкового полуфинала 1939-го, Берия инициировал старостинский арест. У нас нет способа узнать, были ли причиной этому обвинения из секретных донесений, или просто единственным способом обыграть «Спартак», было избавиться от Старостиных. Стоит отметить, что бериевские биографы вообще ничего не говорят о футболе. Вероятно, прав Александр Вайнштейн, который предполагает: «Не думаю, что Берия хотел арестовать Старостиных для того, чтобы «Динамо» стало чемпионом. Скорее, он был недоволен их популярностью и независимостью». По словам одного из осведомителей: «Николай Старостин обладает огромной славой среди нашей молодежи».

Вообще говоря, Берия предпринял значительно более конкретные и разумные шаги для того, чтобы вернуть «Динамо» на вершину советского футбола. Той зимой он пригласил в команду эрудита и реформатора Аркадьева, привлекшего новых игроков, перестроившего атаку, и выигравшего титул в 1940-м. Эта победа могла несколько смягчить недовольство в адрес Вячеслава Молотова, который, если верить Николаю, не подписал постановление о его аресте в 1939-м. В своих последних мемуарах, Старостин объяснял этот факт дружбой их дочерей. Впрочем, Молотов большой сентиментальностью не отличался. Этот человек не протестовал против ареста собственной жены. Более вероятно, что ближайший из сталинских сподвижников видел себя кем-то вроде политического заступника для академиков, писателей, музыкантов, танцоров, кинозвезд и спортсменов. В то время братья остались на свободе, под колпаком у госбезопасности.

Летом 1940-го, усиленная версия «Спартака», действующего чемпиона, отправилась на короткий двухматчевый тур в Болгарию. В состав были включены, в частности, Якушин и Федотов, а также еще несколько звезд. Получившаяся команда была скорее сборной Москвы, нежели «Спартаком». Игры, проходившие уже после подписания пакта Молотова — Риббентропа, были первыми матчами против зарубежных соперников со времен баскского турне. Болгария, на тот момент союзник нацистской Германии, была добрым соседом Советского Союза, охотно принимавшим гостей. Андрей, все еще действующий игрок и звезда, был выбран капитаном команды. В то же время Николаю выезд из СССР был запрещен. В атмосфере очень напряженных политических интриг и соперничества, усиленный «Спартак» выиграл оба матча с большим счетом. Полиция и армия охраняла советских игроков от их восторженных болгарских поклонников. Позднее в том же году, болгары приехали с обратным визитом, а главой государственной комиссии по их приему был выбран никто иной, как Николай.

Подозрения окружали Старостиных и после начала войны, хотя в то время полицейский контроль и ограничения понятным образом несколько смягчились. Так или иначе, в марте 1942-го, Берии удалось добыть подпись партийного секретаря Георгия Маленкова на бумагах о старостинском аресте. 20-го марта Старостины и несколько их коллег были переправлены на Лубянку, в жуткий квартал НКВД. Что же случилось за эти два с половиной года? Почему Берия смог достичь своей цели? До сих пор все, что мы знаем о судьбе Старостиных, мы знаем с их слов, и, по-видимому, часть истории осталась непроговоренной. В своих воспоминаниях, Старостин пишет об обвинениях в преклонении перед буржуазным спортом. Другой частью обвинения был «сценарий» на параде физкультурников в 1937-м. Старостин разумно ответил своему следователю на Лубянке, что его не было в числе игроков на той гигантской бутсе, с которой, якобы, должна была начаться террористическая атака. Более того, на платформе среди футболистов «Спартака» было два офицера НКВД. Было ли дело в четких старостинских опровержениях, или в изначальной абсурдности обвинений, но эта часть дела, впоследствии, выпала из обвинения. Вместе с Леутой, Евгением Архангельским и тремя другими официальными лицами из «Спартака» они получили от 8 до 10 лет лагерей, с наиболее суровыми приговорами для братьев Старостиных. С точки зрения Николая, такой приговор фактически означал признание их невиновности.

Николай Старостин пишет, что окончательными обвинениями, по которым их осудили, была хищение товарного вагона и привнесение буржуазных нравов в советский спорт. Официальное содержание бумаг, отправленных в Военную коллегию Верховного суда СССР 21-го августа 1943-го года, было несколько иным. Политические обвинения там очень неконкретные и включают в себя «антисоветские высказывания», направленные против партии и сомнения в победе СССР в войне (которые вместе со Старостиными разделяли миллионы их сограждан). Обвинения в пропаганде буржуазного спорта упоминаются лишь мимоходом и вскользь. Но были там и другие обвинения, в то время трактовавшиеся как уголовные. «Преступную группу» обвиняли в хищении товаров из магазина спортобщества «Спартак» и их перепродажу на черном рынке. В продаже товаров по ценам выше «официальных» и присваивании себе получившейся денежной разницы. В общей сложности, якобы, получалось хищение на сумму в 160.000 рублей, большая часть которых приписывалась на долю Николая — 28.000.

Еще более серьезным были обвинения в адрес Николая о подкупах и нелегальных операциях с московским военкоматом бауманского района. В обмен на алкоголь и продукты, доступные Старостину через Промкооперацию, он, якобы, получал освобождения от службы для себя, братьев и еще нескольких членов общества «Спартак». Работники Промкооперации, помогавшие достать еду — в основном водку, сосиски и масло — также получили белые билеты. В то время как многие другие голодали и вынуждены были служить на фронте, эти обвинения выглядят как минимум неприглядными.

В отсутствие дополнительных доказательств, эти обвинения вполне можно ставить под вопрос. Приговор, выписанный военной коллегией, никак нельзя считать результатом какой-либо серьезной юридической процедуры или расследования. Многие продолжают все отрицать, и действительно, есть основания не принимать все эти статьи во внимание, если предположить, что экономические обвинения были нужны властям, чтобы представить Старостиных обыкновенными уголовниками. Но если задачей властей было опозорить «Спартак», почему эти обвинения так и не были обнародованы? Старостинские «экономические преступления» описаны в деле значительно более детально, нежели политические. Здесь можно рассуждать и о том, что политический довесок делу был нужен для того, чтобы отвести дело от простого уголовного суда, в котором мог заседать судья — футбольный болельщик, способный дать мягкий приговор.

Несмотря на всю абсурдностью сталинской системы правосудия, криминальная часть обвинения оставляет сомнения. В документах она связана с серией других донесений, которые собирались против Старостиных на протяжении нескольких лет, и все они в целом являются вполне типичными для развернувшейся в военное время коррупции. Взятки в то время были совсем нередки, и очень часто оставались безнаказанными. Даже такая сочувствующая Старостиным фигура как Александр Вайнштейн, признается в своих сомнениях: «Я уверен, что Николай Петрович не сказал всей правды. В то время ходили слухи — о ворованных машинах, еще о каких-то вещах... Всей правды не знает никто».

из личного архива Н.А. Старостиной

в ожидании продолжения