8 мин.

«Пей за здоровье Гитлера!» Краткий путеводитель по репрессированному советскому футболу

341

Коммунарка, Красная площадь и бар на Никитской.

14 декабря в Москве в Верховном суде пройдет второе заседание по делу о ликвидации Международного Мемориала (признан в России иностранным агентом) — одной из немногих оставшихся в России негосударственных, общественных организаций, занимающихся советской и российской историей. 

Один из авторов подкаста «Люди гибнут за Спартак» – Сергей Бондаренко – работает в Мемориале (пока его не закрыли) и пишет для Sports.ru колонку о том, что в советской спортивной истории было бы неизвестно без 30 лет исследовательской и активистской работы «Мемориала». 

Материал подготовлен в рамках медиахакатона, проведенного обществом «Мемориал» в ноябре 2021 года. Хакатон — часть кампании «#МыМемориал».

***

Коммунарка

До начала эпидемии ковида главной причиной смертности в районе Коммунарки была пуля в затылке – во второй половине 30-х – начале 40-х сюда привезли на расстрел более 4 тысяч человек. Это были очень разные люди — партийцы, художники, ученые, футболисты, — часто объединенные только тем, что их политическое дело вели Центральное или московское управления НКВД и что похоронить их было решено здесь. Расстреливали ли их в лесу, рядом с бывшей дачей главы НКВД Генриха Ягоды, или еще в тюремных подвалах — мы точно не знаем, знаем только, что это происходило быстро, зачастую без суда, а формальным решением в отсутствие обвиняемого, и приводилось в исполнение в тот же день.

Болеете ли вы за «Локомотив»? Знаете ли, что один из первых руководителей этой команды (первый — в ее чисто железнодорожной инкарнации) Виктор Рябоконь лежит на Коммунарке, казненный как «шпион» и «вредитель», якобы передававший «белогвардейцам» информацию о расписании советских железных дорог и повидавший в Париже своего бывшего однокурсника-эмигранта? Рябоконь судил один из матчей советских команд против басков, а до того много работал с людьми, по сути придумавшими футбольный чемпионат СССР – Старостиными, Косаревым, Гранаткиным.

Там лежит Виктор Прокофьев — нападающий разных версий «Спартака» до появления «Спартака», тренер команды «Буревестник», убитый только потому, что был мужем одной из Старостиных — Клавдии, и был другом семьи, против которой в 1937-1938 гг., как и против команды, которую они представляли, началась большая политическая кампания. 

Где-то рядом — Трофим Кадрилеев, 27-летний лыжник и тренер, из которого следствие сделало биатлониста — его заставили признаться в идее стрелять по товарищу Сталину с крыши ГУМа. Впрочем, ни оружия, ни даже посещения ГУМа в день парада следствию не понадобилось. Кадрилеева расстреляли в январе 1938-го. 

дело Кадрилеева

Следственное дело Трофима Кадрилеева, 1937 г.

Это всего несколько имен из огромного списка — десятки спортсменов и функционеров из Инфизкульта, спартаковские лыжники, бегуны, боксеры исчезли и никто не вспоминал о них много десятилетий — кроме их близких –– даже в главном советском футбольном мемуаре, книжке Николая Старостина «Футбол сквозь годы», про них осталось три строки текста — в основном просто их имена. 

Из этих имен Мемориал сделал исследование — отыскались следственные дела, фотографии (часто единственные, никто и не помнил лиц этих людей, и их негде было искать), в красногорском архиве кино-фотодокументов нашлись маленькие фрагменты спортивной хроники: вот братья Знаменские и Пужный бегут по бульварному кольцу, вот лыжник Гребенщиков улыбается после окончания кросса. Мы примерно представляем себе, как и почему их арестовали, как шло следствие, как их реабилитировали (посмертно), как дела убрали подальше на архивную полку, поставив дисклэймер «хранить вечно».  

Норильлаг

 

стадион в Норильске, 1946 г.

Стадион в Норильске, 1946 г. 

В середине 40-х в норильском лагере Норильлаге отбывали наказание больше 30 тысяч человек. Среди них был и Андрей Старостин — самый веселый и разбитной из всех братьев, друг Яншина и Олеши, приятель Фадеева и Чкалова. Город в Норильске вырос вокруг лагеря –– долгое время лагерь и был городом, а само место, и сейчас едва пригодное для жизни в зимнее время, было большой снежной пустыней. Андрей Старостин и его друг еще с 20-х, Павел Тикстон, жили при лагере, но с какого-то момента не попадали на «общие работы», заливали хоккейный каток, а летом тренировали лагерную команду и иногда сами играли в футбол. 

Старостина в лагере разыскал Лев Нетто — старший брат будущего капитана сборной СССР, он сам «отбывал наказание» в Норильске, потому что во время войны несколько лет провел в немецком плену — попал в окружение, был ранен. Таких солдат — а вместе с ними и сотни тысяч остарбайтеров, восточных рабочих, насильно угнанных в Германию в ходе войны, – после войны в СССР арестовывали заново и приговаривали к лагерным срокам за «коллаборационизм». Лев Нетто записал свои воспоминания, рассказал о лагере (летом 1953-го в Норильске было большое лагерное восстание), много писал и говорил об Андрее Старостине. В Мемориале сохранились его записанные интервью, первые версии книг, семейные фотографии с молодым братом Игорем, карьера которого в «Спартаке» началась еще в конце 40-х, но в 56-м, когда Нетто-младший выиграл Олимпийские игры, его брат Лев все еще был в Норильске. 

Соловки

В футбол играли еще в 20-е годы на Соловках — в первом большом советском лагере для политических заключенных игрались целые чемпионаты между командами лагерных отделений и командировок. Система «добровольных спортивных обществ» должна была соединить в одно целое всю систему советского спорта — поэтому и в лагере было свое, соловецкое «Динамо», правда, состоявшее не из заключенных, а из военных и сотрудников охраны. 

Динамо Соловки

Динамо Соловки, 1920-е 

Канадский историк Стивен Мэддокс взял материалы лагерных газет, собранных региональными Мемориалами в Петрозаводске и на севере, и сделал небольшой альманах лагерного футбола — результаты, истории, отчеты о «воспитательной работе». Попавшие в лагерь уже в 40-е годы братья Старостины называли местный футбол «средством выживания» — он мог спасти от смертельной опасности – лесоповала, работы в шахтах или строительстве на «чистом воздухе». Одновременно лагерные команды подтверждали старое недоброе суждение о советском обществе — лагерь во многих деталях не слишком-то отличался от «воли», во многих деталях копируя ее, как злая карикатура. 

лагерный футбол

Красная площадь

За границей лагеря в футбол играли повсюду. Например, на Красной площади: там много свободного места, жесткая брусчатка, с границами с ГУМом с одной стороны и кремлевской стеной — с другой. С начала 30-х здесь проводились спортивные парады, а в 1936-м впервые решили сыграть футбольный матч: сшили гигантский войлочный ковер, написали сценарий с большим количеством голов и пробили участие в матче двух составов команды «Спартак». 

43-минутная игра частично сохранилась на кинопленке, а впервые была подробно описана Николаем Старостиным в перестройку, более 50 лет спустя. Так все узнали и о заранее продуманных подробностях матча, и о попытках НКВД отменить игру до ее начала, об угрозах арестов (несколько участников матча через несколько лет все же были арестованы). 

Советские спортивные парады на Красной площади были обратной стороной ночной советской жизни – с ее арестами, полуночными допросами и пытками, после которых десятки участников парадов разных лет признавались в своих преступных умыслах. Если когда-нибудь собрать воедино все истории о предполагаемых покушениях, то пистолет, винтовку или хотя бы нож можно будет найти у каждого десятого участника парада — из торжества советского единства он превратится в грандиозное место преступления. До некоторой степени таковым оно и было — только теперь, благодаря тому, что мы знаем о Стеблеве, Стрепихееве, Кадрилееве и других, преступниками выглядят не погибшие спортсмены, а их следователи — и руководители государства, организовавшие террор невероятного масштаба. 

Послесловие. Прокофьев заходит в бар

В. Прокофьев

Валентин Прокофьев, фото из следственного дела, 1937 г.

5 марта 1937 года — ровно за 16 лет до смерти Иосифа Сталина — Валентин Прокофьев, бывший крайний форвард сборной Одессы и московской «Промкооперации», зашел в пивную Левенбрей на Никитской. Прокофьеву всего 32, однако в это время он уже фактически завершил карьеру — травмы и «систематические нарушения режима». В Одессе Валентин Прокофьев был одним из ключевых игроков конца 1920-х — он много забивал, выбегал стометровку из 11 секунд, держал себя рок-звездой в поэтическом духе позднего Серебряного века и периодически приплачивал городским мальчикам, чтобы те заранее возвещали о его приходе на стадион. Напиваясь в «Левенбрее», Прокофьев любил цитировать Есенина: «Моя нога — моя лира. Лиры моей не отдам!»

Но тогда, в марте 37-го до «лиры» не дошло — Прокофьев что-то не поделил с одним из соседей по пивной. В результате перепалки было составлено заявление в милицию, затем — в НКВД. Прокофьев, якобы, кричал соседу «пей за здоровье Гитлера!». Все попытки футболиста на допросах доказать, что «ужасные», антисоветские возгласы были формой издевательства — «Гитлером» он хотел публично унизить собутыльника — ни к чему не привели. Особое совещание при НКВД СССР выписало ему приговор в 5 лет лагерей, но Прокофьев не прожил и двух лет — умер на Колыме, в Севвостлаге в 1939-м. 

Автор благодарит Марию Масальцеву за помощь при подготовке материала. 

Источник фото: russiainphoto

***

Помочь Мемориалу продолжить работу можно так:

Петиция за продолжение работы «Мемориала« 

Петиция за отмену закона об «иностранных агентах»

logoНиколай Старостин
logoИгорь Нетто
logoпроисшествия
logoсборная СССР
logoАндрей Старостин
logoЛев Нетто