«Заменить Хави? Это невозможно!» Большое интервью Ивана Ракитича
В настоящее время в списках игроков сборных Австрии и Швейцарии можно увидеть много фамилий балканского происхождения. Это дети диаспор, людей, покинувших свои страны из-за нестабильного экономического положения или, в некоторых случаях, спасавшихся от ужасов войны в 90-х годах. Иван Ракитич (место рождения Мёлин, Швейцария, 1988) — как раз из таких, но, когда пришло время призыва во взрослую сборную, он решил играть за Хорватию, а не за Швейцарию. Это было тяжелое решение, и оно контрастирует с идеальным андалузским акцентом, с которым Иван говорит на испанском. Полузащитник «Барселоны» — воплощение космополитизма в виде спорта, в котором не редки случаи нетерпимости, в чем обвиняли и его самого. За то время, которое он потратил на интервью в одном из отелей рядом с его домом, кратко резюмировав свою карьеру, он рассказал, что это были бездоказательные обвинения, которые не имеют ничего общего с принципами, которые ему привили с детства.
«Ракета»
— В Хорватии тебя называют «Ракетой».
— Это прозвище мне дала пресса, когда я только начал играть за сборную. Но это потому, что слово «Ракета» напоминает мою фамилию, не такой уж я и быстрый (смеется).
— Для того, чтобы ты имел возможность стать футболистом, твоему отцу пришлось самому отказаться футбольной карьеры?
— Мой отец играл в Боснии в восьмидесятых, за команду «Челик Зеница», балансировавшую на грани первого и второго дивизионов. В какой-то момент он понял, что в Югославии он только и делал, что пытался выжить, и он решил покинуть страну, ведь его старший брат годом ранее уехал в Швейцарию. Отец думал, что, возможно, ему повезет, он с кем-то познакомится и тоже останется там. Моему старшему брату Дейяну тогда было чуть больше года. Отец приехал в Мёлин и подружился с начальником полиции, который очень любил футбол и пристроил отца в городскую команду.
Тот клуб играл, кажется, в четвертом дивизионе, уровень отца был намного выше; они стремились попасть в местную терсеру. Представьте, насколько они были «не очень». Мой отец в Югославии играл опорника, четверку перед либеро, а когда попал в эту команду, его поставили центральным нападающим, и он забил множество голов. Президент сказал ему: «Пожалуйста, играй за нашу команду, я знаю, что это не твой уровень, но мы найдем тебе работу и сделаем документы, чтобы ты мог привезти семью в Швейцарию». Отец согласился. Он мог бы уйти в клуб своего уровня и продолжить карьеру, но предпочел остаться там и быть с семьей. Он пожертвовал своими желаниями ради нас.
— Твой отец из города Сикиревцы в часе езды от Вуковара. Война туда не дошла, но в апреле 92-го город подвергся бомбардировке, а в 2000 году ваша семья предоставила жилье пострадавшим при военных действиях.
— Мы все еще владеем домом в Сикиревцах, несмотря на то, что мой дед, отец моего отца, которого я не знал, он умер, когда мне было два месяца, моя бабушка — когда мне было семь лет, и единственный, кто жил там, мой дядя — старший брат отца, тоже умер. Там никто не живет, это лишь наша собственность, но у моего отца семь братьев и сестра, они заботятся о доме, насколько это возможно, им грустно, что он разрушается. Его содержат, потому что с ним связано много воспоминаний.
Что касается войны, мои родители старались сделать так, чтобы я не знал, что происходит в Югославии. Так было пока мне не исполнилось семь лет, тогда я поехал в Сикиревцы, кажется, в 94-м или 95-м, до этого я был в стороне от войны, но по приезду, конечно, я понял, что здесь все совсем не так, как в Швейцарии. Когда ты ребенок, ты с детской непосредственностью спрашиваешь, почему вот стоял дом, а теперь он разрушен, почему на улице стоят взорванные машины, и тогда уже бесполезно скрывать то, что происходит. Хотя мои родители пытались защитить меня от этих ужасов, становясь старше, я хотел знать, что произошло, я говорил с другими родственниками, и тогда я понял, насколько повезло моему отцу, когда он смог уехать. Да, его город не был самым пострадавшим, но его тоже затронула война.
— Каким было твое детство в Швейцарии?
— Как и у любого другого ребенка, вот только в Швейцарии школы устроены не так, как в Испании; в пять лет дети ходят в детсад, а в шесть — в школу. В Испании детсад начинают посещать раньше — в три-четыре года. Мёлин — небольшой город, люди — простые работяги. Там всего четыре магазина, чтобы купить повседневные товары, обувь, одежду и что-то еще. В округе есть заводы, на фабрике по изготовлению носков работала моя мама, а отец работал на стройке. Это было спокойное время. Мы удовлетворялись малым. Родители говорили мне: «Это всё что есть, большего ждать не приходится». Когда я начал играть в «Базеле», как я потом понял, мои родители часто не позволяли себе ужин, чтобы иметь возможность купить мне футбольные бутсы.
Это было время, когда у тебя был один-единственный спортивный костюм, если он рвался, замены не было. В детстве таким ситуациям не придаешь значения, но с годами, особенно когда сам становишься родителем, понимаешь, что твое детство отличается от того, как живут твои собственные дети. Я очень благодарен своим родителям за все, что они сделали для меня. Не выразить словами, насколько.
— Во время учебы в Швейцарии ты выучил много языков, однажды ты даже сказал, что это тебе очень помогло в карьере.
— Это действительно важно. Я так делаю со своими дочками. Я немного говорю с ними по-немецки, немного по-хорватски, английский они уже начали учить в школе, а испанский — это первый язык дома. Я хочу, чтобы они лучше знали немецкий, чем хорватский, потому что он больше пригодится им в жизни, по крайней мере до того момента, когда они смогут сами решить, что именно они хотят изучать. Но пусть у них будет база. Если они не захотят говорить по-немецки или по-хорватски, пусть сами решат, но все же неплохо иметь представление о нескольких языках.
Когда я пришел в раздевалку «Севильи», практически никто не говорил по-английски. Я остался... Не то чтобы я чувствовал себя дураком, потому что не мог влиться в команду, а, скорее, словно запасным колесом в машине. Ты злишься. Раздражает, когда не можешь общаться с товарищами по команде. Тогда я решил взяться за себя, стал постоянно смотреть телевизор на испанском по много часов, чтобы научиться понимать язык как можно скорее, потому что я вообще не знал ничего. Я мог показать Севилью на карте — и на том спасибо. Сейчас я говорю на хорватском, естественно, на немецком, а также на английском и испанском, а если мне дать немного времени, чтобы вспомнить, тогда я могу поговорить и на итальянском, на и французском, я учил их в школе, но потом не использовал.
— А как у тебя дела с каталанским?
— Я всё понимаю, недавно я удивил нашу домработницу, она каталонка, из города Гава, сказав ей три-четыре фразы, а она говорит: «Ничего себе, как хорошо получается!». Я справляюсь всё лучше. Например, когда журналисты с телевидения задают вопросы на каталанском, я все понимаю, хотя отвечаю на испанском.
«Отец хотел, чтобы я выбрал Хорватию»
— Во время твоего швейцарского периода твой отец взял тебя и твоего брата Дейяна на матч «Грассхопперс» — «Динамо Загреб». Тогда вы осознали, что значит быть хорватом?
— Я хорошо это помню, потому что во время матча отец усадил меня к себе на плечи. «Динамо» выиграл со счетом 0:5. Кроме того, за «Динамо» выступал большой друг моего отца, Горан Юрич; в детстве они играли вместе. Тогда мне было восемь лет, а моему брату тринадцать, он понимал больше, чем я. Я во многом чувствую себя швейцарцем, я — то, что я чувствую, все остальное для меня неважно, и, хотя большая часть меня — швейцарская, сердце подсказало мне играть за Хорватию. Выбрать за какую сборную играть, это вовсе не то же самое, что выбрать клуб, где тебе предлагают контракт на год-два. Представлять сборную своей страны должно наполнять тебя гордостью и любовью, это не тот случай, когда в первую очередь думаешь о спортивной стороне вопроса.
— Тренер национальной сборной, Славен Билич, лично приехал в Швейцарию, чтобы убедить тебя.
— Он приехал в мой дом в городе Мёлин, посетил игры «Базеля», он был настойчив, как и Якоб Кун, тренер сборной Швейцарии. Но мое решение не зависело ни от кого из них. Его принял я сам. Когда я играл за молодежную сборную Швейцарии (sub-17) против сборной Хорватии, мои чувства были противоречивыми. Я слушал хорватский гимн перед началом матча и не знал, что думать. В тот момент я понял, что моя душа больше лежит к Хорватии. Вот и все.
Тогда я был молод, у меня не было никакой четкой карьерной цели. Это не значит, что все матчи за молодежные сборные Швейцарии sub-15, sub-17, я играл, не чувствуя гордости, и без особого желания, но, становясь старше, я понял, что меня больше привлекает Хорватия. В любом случае, сейчас если я говорю: «Я еду домой», я имею в виду мой дом в Швейцарии. Я очень благодарен швейцарцам и «Базелю», ко мне и к моей семье всегда относились хорошо.
— Твой отец оказал свое влияние?
— Нет, первое, что я сказал всем — моему отцу, брату, всей семье — что я не хочу выслушивать ничье мнение. Мне было восемнадцать лет, и я сказал им: «Понимайте как хотите, но я не буду вас слушать, это моё решение, я не сяду ни с кем беседовать. Если вам понравится мое решение, хорошо, если нет — как знаете». Кроме того, я знал, что мой отец меня поддержит в любом решении, хотя я понимал, что он склоняется к Хорватии. И даже зная об этом, я решил его испытать. Я его разыграл.
Я зашел в комнату и позвонил тренеру Швейцарии, чтобы сказать, что выбираю Хорватию. Потом Биличу, чтобы объявить, что я согласен. А потом пошел в гостиную рассказать эту важную новость. Я сказал отцу: «Я выбрал Швейцарию». Он заключил меня в объятия. Тогда я сказал: «Да нееее, я пошутил, я буду играть за Хорватию». Надо было его видеть. Он зарыдал.
— Это был удар для швейцарцев, которые были хозяевами ЕВРО вместе с Австрией. Ты был одним из их лучших игроков, который внезапно решил играть на турнире за Хорватию.
— Мое решение широко освещалось, хотя меня это не коснулось, я тогда уехал в Германию играть за «Шальке». Все шишки достались моей семье, они остались жить в Швейцарии. Было всякое. Разные неприятные вещи, о которых мне не хочется говорить. Моим родителям звонили в четыре утра, говоря, чтобы они уехали из страны, сопровождая это типичными для таких случаев оскорблениями, которые я не хочу повторять. Нам приходили письма, в одном была картинка, с точкой на моем лице, вроде как я был на мушке, и подпись, что со мной расправятся. Однажды прислали авиабилеты в Загреб для всей моей семьи...
Конечно, мы как семья знали, что мы всегда будем жить в Швейцарии. Потом где я только не был, но именно там мой дом. Это были неприятные недели и месяцы, но что я мог поделать, я понимал почему люди недовольны, хотя для меня, как я уже сказал, это не было решением против Швейцарии. В конце концов я должен жить с этим и пытаться осмыслить это. Это плохая сторона спорта, мне было грустно из-за того, что переживали родители.
— Дебют в матче против Эстонии при полных трибунах, по крайней мере, должно быть, доставил тебе приятные эмоции.
— Это действительно был совершенно особый момент, тогда в команде было много молодых игроков, это был период смены поколений. Еще играли опытные ветераны, к которым примешивались молодые игроки, такие как Лука Модрич. Атмосфера в сборной была очень крутой.
— Выбрав сборную Хорватии, ты также поучаствовал в разных проектах по восстановлению послевоенных руин, как например Вуковарской водонапорной башни.
— Если у меня есть возможность помочь, я с радостью это делаю. Я понимаю, что, сделав что-то, я должен рассказать об этом в прессе, но я предпочитаю ничего не освещать. Для меня важнее, чтобы то, что я делаю, было полезно, а не чтобы об этом везде рассказывали. Я также помог многим детям, реконструировал пару-тройку церквей, с которыми во время войны случилось то, что не должно было случаться никогда.
— Ты религиозен?
— Наверно, я не самый религиозный человек, но я крещусь перед выходом на поле и всегда ношу четки. Есть люди, которые ходят в церковь каждое воскресенье, но в другое время не думают о религии. Я не такой, хотя верую по-своему, так, как это делали дома. Я уважаю не только свою религию, но и религию всех остальных, кого угодно, так меня воспитали родители, и так должно быть, а я, в свою очередь, учу этому моих детей. В Севилье я, конечно, очень любил время Страстной Недели. Мой тесть был очень усерден во всех мероприятиях, он был косталеро (косталерос — это группа людей, которые на Страстной неделе в Севилье, несут огромные фигуры святых, косталь — это особый платок, который они завязывают на голове — прим. переводчика). В этом вопросе моя жена и я идеально совпадаем.
«Главное — выиграть что-то существенное»
— Кажется, что сборная Хорватии должна была достичь большего, судя по уровню ее игроков.
— В последние годы нам всем так кажется. На последнем чемпионате говорили, что выиграет либо Испания, либо мы после нашей победы над ними, но выиграла Португалия. На них немногие ставили. Я считаю, что они победили заслуженно, они дошли до финала, и никто им ничего не принес на блюдечке, но в футболе часто в матчах типа «быть или не быть», все решают детали. Вылетев после матча с Португалией, мы и понятия не имели, как так получилось.
— Ты говорил, что футбол — самый глупый вид спорта.
— Я знаю, что нужно уважать своих товарищей, но иногда бывает сложно выразить свои чувства, тебе так тяжело из-за того, что произошло, что ты говоришь то, что нельзя говорить перед камерой, нельзя чтобы это потом увидели дети. Теперь нам ничего не остается как пытаться стать лучше и начать понимать, что остается все меньше времени до Мундиаля в России и следующего ЕВРО. Пора готовиться, хотя не стоит уж слишком давить на себя.
— Честно сказать, в 2008 году ваша ничья с Турцией к 122-й минуте была похожа на фильм ужасов. Было видно, что к серии пенальти вы уже были в состоянии шока, Модрич и ты, как раз, не забили.
— Это было ещё хуже, чем в том году. Не знаю. Если бы мне кто-то до игры сказал, что будет, я бы сказал, что он ничего не смыслит в футболе, что это невозможно. Самое ужасное, что такое с нами случалось нередко. Если честно, все дело в том, что мы сглупили. Винить мы можем только себя и больше никого.
— В 2008 году вы обыграли Германию, а в 2016 — Испанию.
— Да, но потом Германия дошла до финала, а у Испании уже три выигранных ЕВРО. Если бы у меня все это было, я бы не переживал, что когда-нибудь нас победит Испания, Португалия, кто угодно, самое главное — выиграть что-то существенное.
— Ваше поколение чувствует себя в тени Шукера, Бобана и Просинечки?
— Да, но они заслуживают большую популярность в народе, то, чего они добились самое главное — выиграть что-то существенное впечатляюще. В тот момент, когда Хорватию только собрали, мы почти дошли до финала чемпионата мира, приезжаем, значит, играть с Францией, и тут нам забил два гола игрок, который даже на тренировках не забивает! Такое всегда случается с Хорватией. Конечно, так как это были полуфиналы, они заработали себе престиж. Даже если мы выиграем какой-нибудь турнир, они все равно будут важнее в памяти людей, потому что именно они смогли объединить всю страну во имя поддержки хорватского футбола. Это было великолепное поколение игроков. Каждого из них, конечно, весь мир знает: Шукера, Бобана и Просинечки, но никто не помнит Еркана и...
— (Редакторы в унисон) Который играл за «Овьедо»!
— (Фотограф) А я его свадьбу фотографировал.
— (Смеётся) Вот как, значит. Но я хочу сказать, что многие из этого поколения были отличными игроками, а потом очень ценными, к которым мы пришли на смену. Как например, второй вратарь Маркан Мрмич, сейчас он тренер вратарей в сборной. Славен Билич, тогда защитник, был тем тренером, который привел меня. Алеша Асанович... Или Просинечки, он был ассистентом главного тренера до 2010 года. Я, когда встречался с Робертом, и он начинал что-то мне объяснять, смотрел на него, как школьник. Если мы, например, выиграем Мундиаль в России, будем считаться лучшими, но никто и никогда не достигнет их уровня. С 92-го, когда собрали сборную, они стали первыми, кто достиг чего-то настолько великого.
«Я — болельщик «Барсы» с детства»
— Шукер недавно сказал, что выбирать между Модричем и Ракитичем, как выбирать между мамой и папой.
— Люди в Хорватии больше любят Луку, потому что он там родился, играл в этой лиге, и потому что он лучший центральный полузащитник в мире. Я их понимаю. У нас с Лукой очень хорошие отношения. Мы вместе дебютировали во взрослой сборной, мы знакомы уже больше десяти лет, в обычной жизни мы большие друзья, я звоню поздравить его с днем рождения, поздравить его детей, и когда он что-то выигрывает. Я в курсе его успехов, хотя Лука и по другую сторону лагеря, я всё равно за него рад (смеется).
— Это принесло тебе проблемы?
— Я радуюсь за него, он мой друг. Я поздравляю именно его, а не всю команду. Я знаю, что у людей всегда свое мнение, как и у меня; если завтра мне придется на нем сфолить, я сфолю, он поступит так же. На поле одно не отменяет другого. Но я также скажу, что радоваться успехам друга нормально, разве нет? Кроме того, Модрич — спокойный парень, интроверт, но мы сильно дружим. Мы росли в футболе вместе, у нас у обоих есть сильный характер. Хотя сейчас нас разделяют традиции клубов, за которые мы играем. Дружбу и товарищество ничем не разобьешь.
— Просинечки был твоим кумиром?
— После того, как я с ним познакомился лично, еще сильнее, чем раньше. Я знаю, что говорят он был торчком в бытность игроком и всякое разное, но мне все равно. В сборной, когда он был помощником тренера, если нас было неравное количество, он выходил играть, выполнял рондо, каждое его касание мяча — это было очень круто. Я хотел проводить с ним все время, как можно больше. Тренироваться и тренироваться с ним. Для меня было важно то, что я следил за ним в детстве, он был моим кумиром, а потом я смог работать вместе с ним. Только одно это, и карьера уже прошла не зря. Хотя бы посмотреть, как он играет в карты, а ему это очень нравится, я и этому был рад, а уж видеть, как он обращается с мячом, тем более. Я следил за ним в тот сезон, когда он был в Англии. Потом сосредоточился на остальной части его карьеры. Его время в «Барсе» я помню хорошо, в детстве я был куле, но и его годы в «Реале» или в «Севилье» тоже, а особенно его отличные матчи за сборную.
— Ты же знаешь, что цвета «Барсы» — сине-гранатовые, потому что это цвета «Базеля», родины основателя клуба — Жоана Гампера.
— Вот как раз поэтому я болельщик «Барсы» с детства. Это всё оттуда, ведь у «Базеля» те же цвета. Я с детства верен своим командам. «Базель» играл во втором дивизионе, и все равно был моей командой, это ничего не меняло. То же самое и с «Барсой», они годами не выигрывали лигу, но все равно мне нравились.
— Помимо футбола, ты несостоявшийся архитектор, до того, как посвятить себя профессиональному спорту, ты работал в офисе «Herzog & De Meuron», они построили стадион «Баварии» и стадион к Олимпиаде в Пекине.
— Они также построили стадион «Базеля», но я не участвовал в этих разработках. Мои коллеги были хорошо знакомы с Джиджи Оэри, она тогда была президентом клуба. Я помогал при строительстве небольшой школы в моем городке, мне пришлось спросить разрешения у Джиджи, и мне понравилось этим заниматься. Начальство я видел не более двух раз за все время, что я там работал. Они все время были в Лондоне или в Океании. Там работали около двухсот пятидесяти человек, а швейцарцев, наверное, не более пятнадцати. Все остальные — китайцы, австралийцы... Я смог посмотреть, как разрабатывался Пекинский проект, понаблюдать немного.
Это особая профессия. Не только как работа; например, теперь, когда я сделаю ремонт моего дома в Севилье, я не перестану придумывать что-то. Я смотрю всякие передачи о ремонте дома, очень люблю их. Но в восемнадцать лет я уже решил, что сосредоточусь на футболе.
— Твой знакомый по «Базелю» Фелипе Кайседо, теперь играет за «Эспаньол». Вы дружите?
— Не совсем, потому что в то время нам было сложно общаться. Он не говорил по-немецки, только приехал из Эквадора, а я не говорил по-испански. Мы и по времени недолго вместе играли, он скоро перешел в «Манчестер Сити». Мы хорошо к друг другу относились, потому что мы были двумя самыми молодыми игроками в команде, играли год с лишним вместе, но мы все же были разделены. Теперь, когда мы видимся на поле или в городе, мы останавливаемся поговорить. Честно сказать, мы не очень хорошо помним то время.
«Понял, что легче добиться места в основе в «Базеле», чем в «Челси»
— В АПЛ тогда интересовались молодыми игроками из швейцарской лиги, но ты не захотел уезжать, несмотря на то, что речь шла о «Челси».
— Да, некоторые перешли, как, например, Йонас Элмер, но не смогли удержаться в элите. Когда тебе поступает подобное предложение, каждый должен решать сам, что для него будет лучше. В моем случае, я подумал, что быть частью такого большого клуба и не играть в основе, а в филиале или где придется, такое меня не интересовало. Я предпочел бы продолжать развиваться и жить дома. Я понял, что легче добиться места в основе в «Базеле», чем в «Челси». У меня был план — развиваться пошагово, и, кроме того, предложение не стоило того, чтобы уехать на два года и завершить потом карьеру.
Возможно, если бы я уехал, все было бы отлично, но тогда настоящим счастьем для меня было играть дома. Но, знаешь, я, конечно, мог бы остаться в «Базеле» и закончить на стройке с моим отцом. Кроме Йонаса, у меня есть еще один друг, который решил остаться, когда начали поступать предложения, а теперь он играет в четвертом дивизионе. Не существует письменной инструкции, какие стоит принимать решения в футболе.
— Ты перешёл в «Шальке-04».
— Когда я пришёл, они мечтали выиграть лигу, у них не получалось уже 50 лет, в течение двух лет мы были близки, но так и не смогли. Мне грустно от этого, надеюсь, что у них все же получится.
— Их тогдашний тренер Феликс Магат — необычный человек. Хотя бы потому что он — сын военного, но ещё говорят, что его тренировки — очень жёсткие, что он проводит долгие беседы, что он учил вас готовить.
— С Магатом мне работалось очень хорошо. Я только могу поблагодарить его, я многому научился. У него другое понимание тактических бесед, это да, но, если ты готов ради него на все, ты получишь много полезного. Я запомнил его собственное понимание футбола, его работу, как постоянное самопожертвование, но, честно говоря, я в «Шальке» играл матч, а на следующий день был готов играть еще один. Магат — жёсткий, он ставил цель, разрабатывал план, которому все должны следовать, и следил, чтобы никто не расслаблялся. С ним дела шли хорошо, и это было не случайно.
Ещё мне повезло в том, что товарищи по команде отлично меня приняли. Они во всем мне помогали в обычной жизни. За те годы я многому научился и вырос в личном плане. Я могу сказать, что в эти годы я совершал и ошибки, делал то, чего бы сейчас ни за что не сделал, я набил шишки и усвоил уроки...
— Ты имеешь в виду тот случай, когда вы так напились с сербом Младеном Крстаичем, что даже на тренировку не приехали.
— Ну, например, (смеётся) но было и другое, в подготовке к матчам, как нужно следить за собой, и особенно хорошее настроение, с которым мы приезжали на тренировки, мне не нравится называть это работой.
«Мне не важен ни цвет кожи, ни религия»
— Благодаря документальным фильмам, таким, как «Друзья и враги» Дивача и Петровича, благодаря неизбежным стереотипам, вне Балкан люди думают, что хорвату и сербу сложно подружиться, вы не то чтобы друзья, но ты ведь подарил Младену видеорегистратор для стадиона «ФК Радник» Биелина из Боснии и Герцеговины, играющий в лиге Республики Сербской, который он тренирует после завершения карьеры игрока?
— У меня особенные отношения с Младеном. Его дочь сейчас учится в Барселоне, а я, так сказать, кто-то вроде опекуна для неё. Она для меня как будто ещё один член семьи. Для меня нет разницы, откуда человек, высокий он, низкий, полный, цветной, что угодно; Младен и я стали общаться, в Гельзенкирхене мы уже стали друзьями, а потом он был на моей свадьбе вместе со своей семьей. В футболе он — мой самый лучший друг, я не думаю, что у меня будет друг ближе него. Младен позвонил мне и попросил помощи для команды, я сказал ему, что сделаю все, что потребуется, он был очень рад.
— То, что ты сейчас говоришь, что не притесняешь никого из-за происхождения или состояния, контрастирует с твоими известными заявлениями, когда ты сказал: «Предпочитаю, чтобы в моей жизни не было геев».
— Это был неправильный перевод того, что я сказал. С журналистом, который это написал, мы на эту тему даже не говорили. Он перепутал... Мне не важен ни цвет кожи, ни религия, и так далее. Если с кем-то у меня плохие отношения, это никогда не связано с этими факторами. Кстати, когда я отпраздновал свадьбу в Севилье, на церемонии присутствовали геи, это мои друзья. В Барселоне я тоже знаком с геями, и они тоже мои друзья, и друзья моей жены.
— «Севилья» предложила за тебя небольшие деньги.
— Я покидал «Шальке» в январе, я уже почти был свободным агентом, ведь в июне у меня заканчивался контракт, это была последняя возможность для них выручить за меня хоть какие-то деньги. «Шальке» предложил мне продлить контракт на три года на лучших условиях, но мне не хотелось ждать июня, чтобы уйти бесплатно и спокойно получать денежки, которых у них не было, чтобы оставить меня, как делают многие. В «Севилье» я чувствовал себя прекрасно с Мончи, Мансано и Виктором Орта, я мог выиграть больше трофеев в любом другом клубе, но только я пожал руку Дель Нидо, и уже не нужно было ничего говорить.
— В «Севилье», как и в «Шальке», тебя иногда заставляли менять позицию. Эмери, например, ставил тебя опорником, но ты принес больше пользы в роли центрального полузащитника под нападающим.
— Если у тебя будет сто тренеров, все сто будут разными. Я не углубляюсь в это, для меня всегда самое главное — чувствовать себя хорошо с тренером и делать то, что, по его мнению, от меня нужно команде. В какие-то годы было лучше, в какие-то — хуже, но с Унаи мы были на одной волне, с Мичелом мне тоже работалось хорошо, я ему благодарен за все, чему он меня научил. Как я уже сказал, у всех мне нравится учиться чему-то.
«Мне бы хотелось забивать все голы Неймара, Месси и Луиса Суареса»
— Когда ты перешел в «Барселону», ты заявил: «Я знаю, что меня ждет». Ты должен был работать на звезд, никакой тебе свободы...
— Нужно понимать свою роль в любом предприятии. В баре каждый делает свою работу; кто-то стоит за барной стойкой, есть официанты, повара... В «Барсе» точно также. Как к этому приспособиться? Мне бы хотелось забивать все голы Неймара, Месси и Луиса Суареса, но каждый должен помогать команде тем, что у него лучше получается. Я знаю, какая часть работы — моя, и стараюсь выполнить ее, чтобы внести свою лепту в совместную работу. Если то, что я делаю, приносит пользу команде, значит, это лучшее, что я могу сделать, и я никогда не скажу, что мне не нравится это делать. Главное — выиграть. Когда я играю в парчис со своей женой, у меня тот же настрой.
— Дело в том, что с таким талантом, как у тебя, когда смотришь видео о твоей жизни, все равно мечтаешь о том, чтобы ты забил больше голов.
(«Ну он же забил гол в финале Лиги Чемпионов!», — восклицает Бен Миллер, его менеджер по связям с прессой) — В другой команде у меня могла быть другая роль, но я хочу четко выразить, что все было бы по-другому, не хуже и не лучше. Если ты, как футболист, не поймешь это, ты никогда не достигнешь тех успехов, которые можно достичь с командой, где все точно знают, что каждый делает. Это спорт для двадцати парней, это не теннис, где Надаль со всем разбирается в одиночку.
— В прошлом сезоне Луис Энрике тебя часто заменял, если мои подсчеты верны, 24 раза из 48 матчей. В пятидесяти процентах всех игр.
— Так видит тренер, нужно понимать это. А еще нужно быть лучшим во всем. Мне хотелось бы играть больше, но таково решение Луиса Энрике, он главный. Что касается меня, я пытаюсь показать ему, что без меня ему никак, даже когда он выигрывает, что я ему нужен, даже если ему кажется, что мне надо отдохнуть. Нужно держать себя в форме. Поэтому этим летом я кое-что для себя поменял, чтобы быть в еще лучшей форме. Я должен доказать ему, что он может на меня рассчитывать. И если это невозможно, пусть знает, что я выкладываюсь на 100 %.
«Заменить Хави? Об этом и речи быть не может»
— Ты думаешь, что ты смог в чем-то изменить стиль «Барсы»? После того, как ты заменил в команде Хави, вы играете более вертикально, меньше владеете мячом и чаще надеетесь на контратаки.
— Во-первых, заменить Хави? Об этом и речи быть не может. Во-вторых, я бы хотел, чтобы меня ни с кем не сравнивали, я — это я, и я хочу помогать команде тем, чем могу. Я не умею финтить, как Лео, не забиваю, как Луис, не пасую, как Андрес, не всегда настороже, как Пике, но думаю, что делаю что-то свое.
Что касается стиля игры «Барсы» — возможно. Если команда может предложить тебе такую возможность играть впереди и дает свободу, помогает пасом, было бы абсурдом не воспользоваться этим. В противном случае ты поможешь сопернику. Одно дело — игроки твоей команды, а другое — тактика, учитывающая стиль соперника.
— Ты участвовал в двух лучших матчах Испании, дерби «Бетиса» и «Севильи» и Класико «Реала» и «Барселоны».
— Между ними нет ничего общего. «Барса» - «Реал» — это величайший матч в мире, «Севилья» - «Бетис» отличается от него. Это... весь город за несколько недель до матча уже говорит о нем. Когда, например, приезжает «Леванте», о нём ничего не говорят, тебя спрашивают: «Через три недели «Бетис», да?». Они ждут матч в своей особенной манере, и так переносят эти эмоции на тебя, что ты сам ждешь его с нетерпением.
Кроме того, что они испытывают друг к другу враждебные чувства и всегда хотят, чтобы соперник был побеждён, мне кажется, что если одна из команд будет на грани вылета из лиги, они не захотят, чтобы это произошло, потому что без дерби и настроение в городе уже не то. Недавно я смотрел эту игру дома и вел себя, как ребенок. Во всех странах мира смотрят Класико, но у дерби Севильи своя неповторимая атмосфера.
— Ты хорват, рождённый в Швейцарии, твоя жена — севильянка, ты учишь каталанский, и это будет уже седьмой язык для тебя. Можно сказать, ты — космополит. Как такой человек, как ты, переживает футбольные страсти, когда люди вокруг, фигурально выражаясь, сходят с ума? Например, тебе пришлось закрыть бар, который ты открыл в Севилье, потому что он находился рядом со стадионом «Бетиса». Недавно у тебя были проблемы с хорватскими ультрас в том месте, где ты проводил отпуск... Что ты думаешь о таких низменных страстях и таких узколобых способах боления?
— Чтобы объяснить то, что произошло с хорватскими ультрас и нашей сборной на этом Чемпионате Европы, где наши болельщики, даже не знаю, можно ли назвать их «нашими», потому что они действовали против нас злонамеренно... Чтобы объяснить все это, я должен буду налить себе хороший кофе и говорить много-много часов, чтобы все разложить по полочкам.
Этот спорт любят много людей. Ты можешь принести им как радость, так и грусть; чувства переживаются и забываются. Мы не можем позволить, чтобы нами управляли эмоции, мы должны сосредотачиваться на победе над соперником. Те, кто пытается устроить проблемную ситуацию, позже понимают, что наделали, но ведь уже поздно. Я думаю, что футбол должен быть привлекательным, это большая сила, но ее нужно использовать для получения приятных эмоций.
Перевод: Лариса Кожина | Источник: jotdown.es
