4 мин.

Запись истеричного дня

 В поисках лекарства от сна той ночью, вместо беспросветного прагматизма футбола «Зенита», я погрузился в драму жалостливых чувств и истерических эмоций.

Всегда думал, если протянуть руки небу, безоблачному и кристально чистому, какое оно бывает знойным летом, если потянуться к нему, то наверняка почувствуешь его близость. В тёплом летнем небе нет высокомерия, никакой сложности, кажется, не существует и преград между ним и человеком, словно любые преграды лишь выдумка трусливого воображения и все исчезнут, стоит только протянуть руку... И всё же, за палитрой ярких и понятных оттенков, покорных солнечным лучам, кроется незамысловатый рисунок чего-то знакомого и в то же время загадочного, если не сказать пугающего.

 От последнего лигочемпионского матча «Аякса» в этом году ждали триумфа, феерии того, что принято называть тотальным футболом. Сценарий игры казался очевиден: «Валенсия» сыграет от соперника, позволит амстердамцам играть свою музыку, став своеобразным контрабасом, чьё грубое звучание с каждым мигом игры будет неизбежно блекнуть, растворяясь в тишине, превращаясь в фон для прекрасной скрипки.

 Даже сочувствия, вряд ли «Валенсия» заслуживала хоть какого-нибудь понимания или оправдания, скорее презрения за свою слабость, серость и бессмысленность. Посредственность — так, с высоты своих надежд, прокричала «Амстердам Арена».

Весь матч «Аякс» имел подавляющее преимущество во владении мячом. Статистика, конечно, пустая, в конце концов амстердамцы так ничего и не выжали из неё. Но за призмой кажущейся бессмысленности владения в этой игре виден силует, правда, без чётких границ, лишённый ясности черт и деталей, похожий на незаконченный рисунок, неуточнённый штрих.

 Что же случилось, почему художник не смог завершить столь прелестную картину, неужели возникли силы или обстоятельства, помешавшие ему в тот день? Нет, быть того не может, ведь тот самый день был объят опьяняющей аурой чужого восторга и собственного величия. И ведь нет такой силы, способной препятствовать цветению чистого искусства. Разве что... Летучая мышь. Знаете, это неказистое, в чём-то нелепое создание, что окутывает себя тенью в своей неприязни к солнцу, будто бы сами крылья ей даны, чтобы улететь как можно дальше от него, забраться в самый тёмный и неприкосновенный уголок мира. Одна лишь мысль, да, точно, мысль, достаточно одной мысли о ней, и чувство неразрешимости, туман душевного конфликта поглощает разум, сковывает отчаянные порывы здравомыслия. И как же возможно в таком удручающем состоянии говорить о чём-то прекрасном и лёгком, когда всеобъемлющий вопрос бытия встаёт в устрашающей близости?

В игре «Аякса» была идея, понять которую довольно сложно по той лишь причине, что она чересчур абстрактна. Словно неудачный набросок, чей автор негодующе вводя всё новые и новые оттенки в поисках нужного ему цвета, в безрезультативном своём действии лишь портит бумагу, теряется в палитре красок.

 Телодвижения амстердамцев смотрелись неуклюже. В моменты разлада оборонительных строений соперника, «Аякс» терял чувство ритма, уходил куда-то в себя, не находя того, что искал. «Аякс» думал, мучительно и долго размышлял о самых разных вещах, о сопернике в том числе, об этих жалких мышатах, что прижались к своим ворота, словно спрятавшись в своей мрачной и холодной пещере, воняющей серой, и как только они могут победить? И вправду, тяжело представить более глупой трагедии: столь очаровательный герой, впитавший в себя так много добрых образов, повержен таким антагонистом.

 «Аякс" ведь вовсе не обычный клуб, он обладает великим даром любви, нежной любви болельщиков со всего света, что возвела его так высоко, в объятья целого неба. Там, у облаков, «Аякс» вгляделся в прозрачную голубизну и в ужасе оступился, потерял равновесие в неожиданно нахлынувшем потоке сомнений, в абсолютном беспамятстве. То, что он увидел в зеркале неба - отражение земли, его собственное отражение, парившее где-то очень высоко, в области недоступной рациональному восприятию. Столь милый силуэт, как же прекрасен, но он стирается в обезумевшим от страха сознании, «Аякс» теряется в бессмысленности происходящего. Никакой невесомости, законы притяжения вновь обретают значение.

 Уже позабыв себя, «Аякс» сбивается на кроссы, в истерике пытаясь как угодно занести этот чёртов мяч в ворота, но у него ничего не выходит. И лёгкий шёпот, секрет, он едва пробивается сквозь пустоту и шум чужого ликования, кажется, на мгновение вновь проявляется знакомый образ, смутные черты оживляют в памяти забытые слова, что могли бы вернуть утерянный смысл этому дню.