Без праведности и чистоты ничего хорошего не бывает (часть 2)
Продолжение интервью с фотографом Сергеем Кивриным
Фоторгафии научить нельзя, но можно научиться
Фотография – это работа или искусство?
Это Работа. Искусство создает действительность, а мы, фотографы, ничего не создаем. Мы фиксируем то, что видели, пропуская через себя. Мы не создаем что-либо заново, как Боги. Вот режиссер должен создать мир, чтобы человек поверил, чтобы он там жил. Почему мы любим, скажем, фильм «Место встречи изменить нельзя»? Ты вместе с героями ходишь на задания, тебя картина поглощает полностью, забываешь, что сидишь на кухне у телевизора. Ты в этом мире, ты весь там. В восьмой раз будешь смотреть это кино, и эффект будет тот же. Режиссер создал этот мир, как Господь Бог. А фотографы не создают. Другое дело, есть натюрморт, художественная фотография. Меня это не интересует. Модели будут всегда и с сиськами, и с попами, цветы будут. А вот историю скопировать невозможно. Вот было покушение на Рейгана – и второго такого раза не будет. Кто снял, кто успел, эта фотография имеет ценность. И будет интересно ее увидеть. Или Тверскую улицу 100 лет назад, посмотреть, во что люди были одеты, какие здания были.
А художники? Поленов нарисовал «Московский дворик». Но это же считается искусством.
Чем мы отличаемся от художников? У художника есть только кисточка, движение руки, краски. А мы только кнопочку нажимаем. Да, конечно, надо аккуратно делать, это техника. Но ЭТО не искусство. Искусство – создание другой жизни. Спектакль, театр, - это искусство. Да, оно может быть великим, может быть бездарным, но это искусство. Театральный режиссер начал с пустой сцены. Вдруг привел людей, научил их изображать жизнь. И в зависимости от его таланта, таланта актеров, зрителя это действо захватит или нет. А что я? Вот пошла девушка в красном (мимо нас прошла девушка в красном платье – прим. автора). Я просто зафиксировал. Да, выбрал наиболее характерную фазу, которая покажет её с какой-то интересной стороны, выбрал, чтобы свет правильно падал, но это всё техника, здесь не искусство, Я имею дело с действительностью.
А художник берет чистый белый лист. Потом раз – и голубок получается. Как? На пустой бумаге он создал мир. А я с пустой бумагой дело не имею. Всё есть вокруг меня. Другое дело, фотограф должен замечать то, что не видят другие. Три тысячи фотографов придут снимать и не увидят интересный момент, а пятитысячный придет и заметит какой-то потрясающий кадр. Я увидел что-то одно, но не увидел того, что увидит другой фотограф. Нельзя говорить, что какой-то один фотограф гениальный, он лучший. Нас много, и в этом наша сила. Все разные, и каждый замечает что-то свое. Кто-то увидел вывалившуюся грудь из купальника, сделал веселую подборку, другой увидел импрессионизм, третий показал героя. Все разные фотографы с разными взглядами – все дополняют друг друга. В этом весь смысл.
Фотографии можно научить?
Научить нельзя, но можно научиться. Учить бессмысленно. У меня папа был известный фотограф. Он ко мне не подходил. Я сам, если мне надо было, подходил и спрашивал: «Пап, посмотри». Но это было уже готовое. Он говорил: « Вот здесь мусора на фоне много, здесь ещё что-то». Делал мне какие-то замечания, а я в следующий раз старался избежать этих ошибок. Это учеба. А сидеть на лекции и слушать Киврина, как надо фотографировать – это бессмысленно. Надо взять камеру и идти. Даже не надо просить кого-либо показать, какие кнопки для чего нужны. Самому разобраться, всё испытать методом проб и ошибок. Так лучше запомнишь. Результат сейчас можно сразу увидеть. Это в наше время, чтобы посмотреть, что получилось, надо было пленку проявить. А для этого выбрать правильную экспозицию, соблюсти температуру проявителя, после этого напечатать, подобрать бумагу соответствующую. А сейчас моментально всё на экранчике видно. Сразу видишь все ошибки. Лучший учитель – сама камера.
Другое дело, необходимо понимать, что хорошо, что плохо. А чтобы разбираться в этом, у тебя должна быть душа. А душа работает, только когда ты ее насытил, развил. Это значит надо ходить на выставки, в Третьяковскую галерею, смотреть фильмы, читать книги. Тогда ты сможешь хорошее отличить от плохого. Студенты меня иногда спрашивают: «Как определить, хорошая фотография или плохая?» Есть, конечно, критерии: свет, ракурс, экспозиция, сам момент. Много критериев. Вот постановочная фотография, с прекрасным светом, с изумительной композицией, но она совершенно не трогает. Это загадка. Это как любовь. Вот встречаешь девушку. На нее никто не обращает внимания, а у тебя БАХ! Екнуло, кольнуло сердце внутри, и других не существует – только она.
Самые классные фотографии получаются не благодаря, а вопреки
Насколько важно качество техники, или шедевры можно снимать и на мыльницу?
Хорошую фотографию можно снять и на телефон. Недавно снял на свой айфон фотографию. Считаю, очень неплохая получилась. Поэтому не важно, какой техникой ты снимаешь. Везде должна быть мысль, душа. Во всем должна быть идея, смысл. Ты должен передать фотографией чувство, эмоцию, чтобы зрителю понятно всё было без подписи. Чтобы он, проходя мимо, остановился. Как это сделать? Нет рецепта, и учить бессмысленно.
Очень часто люди, которые идут непроторенной дорожкой, делают всё наоборот, как раз и осуществляют прорыв. Был такой фотограф Александр Михайлович Родченко. Он начал снимать всё по диагонали. Дома, люди, пионер с горном. Всё неправильно. Это вызывало возмущение. Но он зацепил, и сразу появилось такое направление. Даже мода появилась «под Родченко» снимать. Я работал в журнале «Советский Союз» с Михаилом Грачевым, который был учеником Родченко. Когда Александр Михайлович встречался с молодыми, он всегда говорил: «Не увлекайтесь этим. Это оттого, что снимать нечего». И я его понимаю. Мы тоже, когда снимать нечего, когда скучно, чтобы как-то оживить, начинаем фантазировать. Снимать со смазкой, будто экспрессия.
Насколько сложно работать в плохих условиях? Когда не хватает света, туман, дождь…
Самое трудное – уберечь камеру от воды, грязи. Но что интересно – как раз самые классные фотографии получаются не благодаря, а вопреки. Плохая погода, туман, ненастье – это уже половина успеха, гарантии, что фото получится интересным. При ярком солнечном дне в идеальных условиях что-то должно удивить, привлечь зрителя. А плохая погода – это уже драматичное состояние. Зонтики появляются. Причем зонтики придают сразу образ какой-то беззащитности. А фотография – это образ.
Когда есть образ в фотографии, тогда она цепляет, а когда нет – это паспорт. Вот на паспорте фотографии не цепляют. Ой, какой ты был смешной в молодости – и всё. Там есть только фиксация для документа. А плохая погода создает настроение.
Были моменты, когда неудобство помогало?
Я снимал концерт коллектива «Виртуозы Москвы». Чтобы не мешать щелканьем затвора, я выходил из зала за боковые дверцы и снимал оттуда. Но перед ними, как назло, стоял телеоператор. Он был в таком свитере омерзительно сиреневого цвета и постоянно загораживал мне дирижера. Венгеров тогда дирижировал, не Спиваков. Я плевался, чертыхался и никак не мог поймать момент. Но потом вдруг увидел, что если оператор не полностью загораживает оркестр, то свет, попадая в свитер, дает фиолетовый такой ореол, и дирижер как будто парит. И я сделал этот кадр. И оператор мне, наоборот, помог.
Надо стараться минусы обращать в плюсы. Что называется выкручиваться. Фотограф всю жизнь выкручивается.
Если ты переборол себя, провидение обязательно тебя наградит
Вы уже давно один из лучших фотожурналистов в нашей стране и не только. В чем, считаете, ваше преимущество перед другими?
Я САМ не чувствую себя плохим. Но на самом деле только я знаю, какой я бездарь. Потому что сколько я прозевал, упустил, только мне известно. Вчера, когда работал на чемпионате России по плаванию, сломалась камера, а в это время болельщик прямо во время соревнований бросился в бассейн. Его вытаскивали, а я не снял. А сколько я отвлекался. Но, несмотря на это, в глазах окружающих я приличный фотограф.
Многое зависит от везения. Я в фотографии человек невезучий. Но я везучий в другом. На встречи с хорошими людьми, в семейном счастье. Оставался живым в экстремальных ситуациях. Но в профессии я все беру терпением, усидчивостью, добиваюсь тяжелым трудом. Вот Голованову все легко дается. Он всё делает неправильно, но ему прёт. Он может в баре с друзьями сидеть, потом придет, возьмет неправильный объектив и под эти его настройки у него случится момент. А я буду сидеть 5 часов, не сходя с места, смотреть в свою дырочку и что-то высмотрю. Но везение должно быть обязательно. Обычно везет тем, кто себя пересилил. Хочется спать, есть, но ты не отвлекся, остался цельным, остался верен своей идее.
Меня однажды жизнь наказала. Я люблю снимать стипль-чез. Кросс-кантри на лошадях с преодолением препятствий. На Олимпиаде в Сиднее сижу перед барьером с водой, жду. 48 участников пробежали, прыгнули – ничего не случилось. Думаю, ну ладно, раз такое легкое препятствие, все его легко преодолевают, буду снимать со смазкой. Поменял настройки, всё выставил, и следующий, сорок девятый, падает, кувыркается через голову, а у меня – мазня. То есть провидение всегда наказывает тебя за то, что ты предал свою идею.
И практически всегда, когда ты нашел место – свет хороший, композицию – тебе для полноты картины нужны только герои. Какой-нибудь старичок с собачкой. Или прохожий. Ты сидишь полчаса, час – никого нет. И у тебя порыв - да, плевать, пойду отсюда. И если ты встал и ушел, тут же появляется кто-то. Но если ты остался еще минут на 15, переборол себя, провидение ОБЯЗАТЕЛЬНО тебя наградит, и произойдет то, чего ты так долго ждал. Сколько раз такое было.
Все фотографы делятся на два типа: канонисты и никонисты. К какому типу себя относите?
Я толерантный в этом плане человек. У меня в молодости была кличка «Никон», потому что я ходил в ярко-желтой крутке с надписью «Nikon». И другие тоже были крутки, но все с надписью «Nikon». Canon тогда практически не было. Мы работали с Nikon. В 1995 году появился Canon с автофокусом. И Андрей Голованов пытался меня переубедить перейти на Canon. Он помоложе, старался идти в ногу со временем, технически более подкованный человек. Я не очень хотел, потому что привык к Nikon, но Андрей меня уговорил, и мы поехали в Нью-Йорк, поменяли всю аппаратуру в магазине B&H. Тогда это ещё маленький был магазинчик с такими ортодоксальными евреями с пейсами. Сдали им всю нашу старую аппаратуру. Они её купили и продали нам новые Canon. Ну, с учетом своего интереса, конечно. Сегодня мы с Головановым послы Canon в России. Мы посылаем им свои подборки с крупных соревнований, с описаниями. А за это нам бесплатно ремонтируют всю технику. Мы можем любую технику брать безвозмездно на время ремонта. Это очень удобно.
Вы уже 30 лет работаете с Андреем Головановым. Как началось совместное творчество?
Я его встретил на малой спортивной арене Лужников. 18 лет ему было. Недотепа в очках. Ну ладно, думаю, посмотрим, что это за фотограф. Почувствовал, что в нем что-то есть. Он был в «Советском спорте» архивариусом. Снимал только тогда, когда уже все отказывались. Самые гиблые задания ему поручали. А у нас в журнале «Спорт в СССР» (приложение к журналу «Советский Союз» - прим. автора) была ставка. Поначалу в рот смотрел, слушался, а потом начал матереть и уже меня шпыняет вовсю (улыбается).
Кто сейчас главнее в вашем дуэте?
Наверное, он. Он босс коммерческий. Однозначно. Он договаривается о проектах. Я иногда только встреваю. Очень не люблю денежные разговоры. Всю жизнь прожил, не зная, сколько денег у меня в карманах. Независимо от уровня зарплаты. Мне всегда хватало.
У вас есть любимые фотографии?
У меня любимые фотографии в основном чужие. Некоторые папины снимки. Но есть и мои тоже. Чаще ты любишь фото не за то, что оно изображает что-либо такое сверхъестественное, а из-за того, что этот кадр у тебя вызывает определенные воспоминания.
Вот, например, есть фотография «Зонтики».
Красная площадь. Первый День города. Дикий дождь. И мы сидели с Сергеем Карпухиным и мокли. Мы забились под осветительные постройки. Там меньше лило. Сидели, мерзли и ждали концерта. И вот я сделал эту фотографию.
Для восприятия зрителем какая фотография интереснее – цветная или черно-белая?
По-разному. Ко всему надо подходить разумно и со вкусом. Скажем, когда тебе не нужна яркость, вокруг всё пестро, а нужна драматургия – тогда черно-белая. Например, когда мы были в Цхинвале во время войны с Грузией. Мы спустились в город после боя. Американская журналистка устроила истерику: «Я не хочу умирать». Я ей говорю: «А почему ты думаешь, что я хочу умирать?» Она отказалась идти, и я пошел один. Бой кончился, ещё пахло порохом. В кустах солдаты сидят. Встречаешься глазами – страшно. Дошел до Цхинвала, дети играли в футбол. И в это время ракета в 100 метрах от них попала в кирпичный дом. Они отбежали оттуда и встали. И если бы не рука, или опустошенный взгляд мальчика, была бы просто группа людей на фоне дыма. А это всё сделало образ.
И это надо из всего увиденного остановить и заметить.
Как определить «тот самый» момент?
Иногда фотография становится ценной уже после того, как что-то случается. Вот, например, офтальмолог Федоров, который разбился на вертолете. Он любитель был полетать. Да тут есть образ, он сидит в летном снаряжении в вертолете. Но после того, что произошло, когда он погиб, уже другое отношение, драматургия появилась.
Или вот фотография Ельцина в Юрмале в 1988 году. Его тогда со всех руководящих постов выгнали. Когда было знаменитое «Борис, ты не прав». Мне главный редактор не разрешал объектив в его сторону направлять, но я всё равно снял. Кто знал тогда, что он станет президентом? И это фото тоже приобрело некий смысл.
