Фалько, часть I: Высоко, как никогда
Откровенно говоря, мой личный "феномен Фалько" для меня по-прежнему загадка. И музыка не особо моя, и в немецком не знаю ни зги, и ни одна из его песен никогда не была у меня на слуху. Просто каждый раз, когда заходит речь или мысль о "перегоревшем человеке" (тема родная и больная) — из сотен примеров первым делом встает образ Фалько. Почему-то.
Ханс Хёльцель родился 19 февраля 1957 года. Его мать, Мария, вынашивала тройню, однако выживает лишь Ханс. С самого раннего детства Фалько проявлял интерес к музыке: уже в 4 года он мог исполнить Бетховена, а в 5 лет знал около 30 песен. На прослушивании в Музыкальной академии, для шоу «Musik kennt keine Grenzen», где 4-летний Ханс оказался самым юным участником за всю его историю, профессор, который до этого лишь хмуро наблюдал за конкурсантами, побежал к нему и поднял на руки. «Фрау Хёльцель, это же маленький Амадей Моцарт! Я не встречался никогда с таким потрясающим талантом за всю свою карьеру!». Будущее казалось предопределенным. Много лет спустя его одноклассники рассказывали: «Когда учителя спрашивали Ханса, кем он хочет стать, он всегда отвечал: «Я хочу стать рок-звездой». Не музыкантом — звездой. К самой же учебе Ханс постепенно охладел и проводил свбодное время в музыкальных магазинах, где можно было слушать пластинки и играть на дорогих музыкальных инструментах. Позже он и вовсе бросил школу.
Поскольку тогдашнюю Австрию сложно было назвать столицей шоу-бизнеса (по словам самого Фалько, самой «крутой» рок-группой Австрии был хор Венской Филармонии.), Фалько решил попытать счастья в Берлине, где, помимо прочего, жил его тогдашний кумир — Дэвид Боуи. Это был главный кумир Ханса — мера вещей, по его словам. В первой песне Фалько, попавшей на радио — Ganz Wien (Вся Вена), влияние Боуи чувствуется столь сильно, что так и хочется поменять Вену на Берлин и вставить её в Wir Kinder vom Bahnhof Zoo. По приезду в Берлин Ханс разыщет его дом в районе Шонеберг, но постучаться так и не отважится...
После возвращения в Вену он, в качестве басиста, начинает работать в Первом Венском Музыкальном Театре - «Hallucination Company» («Компания галлюцинаций»). Там же родился его творческий псевдоним, взятый в честь немецкого лыжника Falko Weißpflog, причем амбиции Ханса были таковы, что он сразу сменил K на С — чтобы придать имени интернациональный вид.Паралелльно с "Галлюцинациями" Фалько начал играть в скандальном рок-кабаре «Drahdiwaberl», который прославился тем, что на фестивале Audimax, который проводил венский университет, музыканты зарезали свинью, чем буквально шокировали публику, а во время исполнения песни «McDonalds-Massaker» музыканты швырялись огромными бигмаками — кетчуп и ошмётки летели во все стороны. Выступления получались такими непредсказуемыми, что Фалько приходилось защищать свой дорогой костюм (который уже тогда стал частью его образа) прозрачным плащём-дождевиком.
После Ganz Wien Фалько получил свой первый контракт. Тогда же он стал зачитывать свои тексты, потому что так они казались ему более внушительными. Летом 1981-го, взяв на пару дней со студии касетту с музыкой, забракованной другим исполнителем, Фалько принёс слова: «Drah di net um, der Kommissar geht um» («Не оборачивайся, позади комиссар»).
«Комиссар» с 7 млн. проданными копиями быстро стал европейским и даже немного мировым хитом, однако дальнейшему его продвижению помешали слишком быстро проданные права на песню и кавер, записанный группой After the Fire (если та девушка из клипа не входит в эту группу, то она абсолютно мертвая, так что неудивительно, что Der Kommissar остался их единственной значимой песней).
В 1982-м году выходит первый долгоиграющий альбом Фалько «Einzelhaft» («Одиночное заключение»). Несмотря на такой стремительный успех, Ханс, быстро уставший от всеобщего внимания, которого он все эти годы так страстно хотел, погружается в депрессию, сутками сидя в своей квартире, выкуривая по три пачки сигарет в день и запивая психотропные препараты «Джек Дэниелсом». Старые друзья по Drahdiwaberl, «презирающие» коммерческую музыку, отворачиваются от него, коллеги по сцене считают его выскочкой, а журналисты открыто сомневаются, сможет ли Фалько выпустить хит уровня «Комиссара». Ханс и сам иногда думает, что на такой вершине ему больше никогда не быть. «Для подготовки первого альбома у тебя есть вся жизнь, а для второго — только год», — часто повторял он с грустью. В 1984 году он все же выпускает альбом «Junge Roemer» («Молодые римляне»), который хоть и неплох (и музыка на порядок качественнее, а клип на главную песню и вовсе заглядение, мне все время кажется, что где-то неподалеку витает дух Анджея Жулавского, по крайней мере, два его фильма, вышедших в тот период — «Публичная женщина» и «Шальная любовь» чем-то схожи в картинке), но успеха не имеет. К алкоголю добавляется кокаин.
В 1985 году Фалько начинает работать с братьями Болландами, которые и предлагают ему идею «Амадея». Поначалу он отказывается, полагая, что публика попросту сожрет его, если он покусится на австрийскую священную гранату корову. Однако после, переписав текст под себя, (Болланды называли этот момент их сотрудничества «фальконизацией») Фалько все-таки соглашается. Чуть позже запишут более американизированную версию с женским вокалом — именно она и покорит США и «Биллборд», став первой и пока последней песней на немецком языке, которой удалось его возглавить.
Я думаю, долго говорить что-то об «Амадеусе» бессмысленно — это его главный хит, это его hoch wie nie — «высоко, как никогда». У неё много каверов (даже у Слота один есть), пародий и проч. Сам Фалько эту песню недолюбливал, не так, конечно, как Radiohead свой Creep, ему просто не слишком нравилось, что в его главной песне так мало глубины. Мне же больше хочется написать о той песне, в которой эта глубина есть — это Jeanny.
Первоначально Болланды предложили Фалько песню о маленькой девочке, убежавшей из дома. Фалько взял материал и наполнил его своими личными страхами — манией преследования, страхом быть застреленным на сцене, страхами и кошмарами, порождаемыми алкогольным или наркотическим опьянением. В результате песня о маленькой девочке превратилась в песню о 15-летней проститутке, похищенной и убитой одержимо влюбленным в неё мужчиной, который таким образом пытался спасти её от этого грязного мира. Да, потом вышло еще четыре песни о Джинни, и сам Фалько утверждал, что она жива, но мне думается, что это уже был коммерческий ход. Текст песни наполнен трогательной нежностью убийцы к своей жертве: он словно не видит разницы между живой и мёртвой девушкой, продолжая с ней разговаривать: «Джинни, пойдём, ну же? Вставай, пожалуйста, ты вся промокла. Пойдём, уже поздно. Мы должны выбираться отсюда, из этого леса...».
Несмотря на устаревшую музыку, явно восмидесятский клип, песня по-прежнему звучит, и это целиком заслуга Фалько, который раскрыл идею песни не столько текстом (дословный перевод, по крайней мере, выглядит довольно просто), сколько исполнением и своей игрой в клипе, который отсылает к «Психо» Хичкока и «М» Фрица Ланга.
И вот, посрамивший всех и вновь оказавшийся на вершине, Фалько снова переживает кризис: «У меня был кризис среднего возраста в 28 лет. Теперь у тебя есть миллионы, хотя ты не знаешь где верх, а где низ, и семья с ребёнком, хотя ты не знаешь где начало и где конец», — скажет он много лет спустя, — «Наиболее тяжким временем в моей жизни стал период, когда я начал зарабатывать много, как никогда раньше. Деньги разрушают человека, и они разрушали мою жизнь долгое время. Деньги разлагают твой характер. Тебе кажется, что ты величайший...».
Кстати, не встречала белого исполнителя, который бы столько пел о деньгах.
Фалько знал, что он необыкновенен. С раннего детства ему твердили, что он гений, что у него талант к музыке, какой был разве что у Моцарта. Теперь, увидев всемирный успех, Фалько вдруг понял, что он абсолютно спонтанный и почти не имеет отношения к его таланту. Признание увидело не глубокое творчество, не тексты, исходившие из души, а зажигательные подпевки, которые он сочинял шутя. Он понимает, что по-настоящему ещё не реализовал себя, не раскрыл того, что заложено в него Богом, но все больше в нем крепла вера в то, что его hoch wie nie уже миновал.
