11 мин.

«Эхо» или «Последнее сафари Шараповой»

Эпиграф:

«Любить – видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители.

Не любить – видеть человека таким, каким его осуществили родители.

Разлюбить – видеть вместо него: стол, стул.»

 

Марина Цветаева «О любви», 1919

 

     Эхо

    (Святочный рассказ)

 

    В Африке темнеет быстро, а в джунглях особенно.  В половине девятого уже темно и тихо, все легли спать, чтобы встать рано утром и не пропустить самые активные часы в лесу: до одиннадцати. Да и жарко очень потом становилось. В шесть завтрак, в пол-седьмого все уже в джипах и выезжают из ворот. Кампус пустеет, остается только обслуга.

 

 

    Мария не привыкла ложиться так рано, и не могла заснуть. Беспокойно вглядывалась в непривычно-густую темноту – можно сказать, в черноту - за большим walk-out стеклом на террасу, слушала ночные шорохи джунглей, там что-то происходило,  невидимое, тревожное. Она вспоминала события последних дней, пытаясь понять себя, свои неожиданные для самой поступки, это рискованное, да что говорить, авантюрное путешествие с Сашей в Африку – без охраны.

 

 

    Они встретились снова в Стамбуле, в конце октября, почти через шесть месяцев с последнего свидания – где же оно было? – да, конечно, в ЛА. Там ничто не предвещало, встреча была хоть и недолгой, но как всегда нежной. Потом до нее стали доходить слухи, потом стали реже звонки, короче разговоры, как будто вдруг время стало их противником. Их? А может, только ему стало некогда? Когда она поняла, что они близки к разрыву, было поздно что-либо менять. Да, и гордость. Это что ж, она должна уговаривать? Просить? Такого еще не было в ее жизни.  И вдруг в Стамбуле, после первых неловких слов, снова вспыхнули оба, и уже ни до чего – ни до кого не было дела. Наутро Саша вдруг предложил поехать с ним в этот Wild Jungle Camp – новый экзотический туристский комплекс в Зимбабве, дорогой, модный, и она, она сразу согласилась, не раздумывая. У него было хобби – фото-охота, и на этот раз он собрался в Африку. И вот сейчас ночью, в джунглях, она с горечью поняла, что бессознательно надеялась на второй медовый месяц, захотела всё как раньше.  Второй, ха! «Глупенькая, влюбленная девчонка» - пожалела она себя, - «счастье не живет во времени, не бывает вчера, не бывает и завтра, счастье бывает только здесь и сейчас. » А здесь и сейчас его не было. В Стамбуле было эхо. Сегодня не было даже эха.

 

 

  Он по-прежнему был легким, веселым, - чудесным. Но что-то важное ушло, любовь ушла из его отношения, взгляда, тембра голоса, прикосновений. Он только хотел казаться таким же как раньше, и думал, что ему удается. Но она уже почувствовала перемену, - в Стамбуле сгоряча не обратила было внимания, но сегодня уже отчетливо её ощутила. Сашина рука лежала на ее предплечьи, - он безмятежно спал. Мария взяла его руку за запястье и тихо, чтобы не разбудить перенесла на тонкое шерстяное одеяло. Здесь даже летом укрывались одеялами из шерсти, оказывается овечья шерсть защищает от насекомых. Мария посмотрела на бывшего жениха, - ах, столько было прекрасных планов! Сейчас лицо его выглядело глуповатым; как у мальчика, который поиграл и заснул. Мужчины во сне выглядят глуповатыми, даже самые победительные. Эта мысль её развлекла и... успокоила. Она улыбнулась, взяла его руку и положила обратно, - его прикосновение было даже приятно. Закрыла глаза и незаметно уснула. Она не услышала, как вскоре тихий едва различимый, протяжный звук пришел из джунглей, как будто кто-то тяжело вздохнул. А может быть, это был ветер.

2.

  Наутро, в пол-седьмого, все обитатели небольшого кампуса разъехались на джипах по заранее облюбованным площадкам, понаблюдать за экзотической  природой. Большинство из них хотели увидеть диких животных, надеялись на преследование, приключения, некоторые занимались фото-охотой, как Саша. По дороге, Мария, с любопытством оглядываясь, как школьница засыпала его вопросами, пока наконец не поняла, что понадобятся месяцы, чтоб узнать и запомнить, а главное, не забывать выполнять все правила быта в Африке, необходимые, чтобы выжить здесь. Только после того, когда эти правила войдут в рефлекторную память, можно будет не бояться и временами расслабиться в известные моменты, которые определяются мозгом автоматически , как например, водитель принимает решения рефлекторно, когда ведет машину, а думать может в это время о другом.

 

 

    «Таак, значит, это вычеркиваем». Она не может здесь даже на улицу выйти одна, не то что в джунгли.

- А мы можем посмотреть на крупных диких животных? - спросила она.

- Как знать, если повезет, в одну из дневных прогулок на машине ты, может быть, и увидишь, слона, антилоп, или леопарда, но они не подходят близко в дневное время. Ночью – другое дело. Ночью очень опасно. Здесь в окрестностях замечена семья леопардов, и еще чита, она даже опаснее, потому что серая в пятнах, - её вообще не видно уже в сумерках. Ночь - пора охоты в джунглях. Поэтому мы никогда не задерживаемся вне кампуса позже 6 вечера. В шесть закрываются ворота и ограда остается под напряжением до утра.

Они переезжали с места на место, выискивая то, что нужно для съёмки. Ветра не было. Маша в бледно-желтом платье с воланами, без рукавов, открыла окно в надежде поймать ветерок, хотя бы по ходу движения машины. Она высунула руку, но через минуту втянула назад, ее обожгло солнцем.

Саша сказал, что здесь строго запрещено ходить на прогулки с огнестрельным оружием, и превышать скорость, мусорить, иначе за несколько сезонов вокруг не останется никаких животных, и джунгли потеряют свой ... э-э.. миф что-ли. Кого интересуют безопасные джунгли? туристы перестанут ездить. Из машины можно выходить только в установленных местах.

    – Что? Спросила Мария, сделав наивные глаза. – Глупые правила!

    Примерно в двадцати милях, на опушке леса, они вышли из машины и Саша стал устанавливать свой телескопический фотоаппарат. Это был уникальный, сделанный по индивидуальному заказу аппарат фирмы Кэннон, с какой-то необыкновенной оптикой, Мария не запомнила деталей, о которых Саша бесконечно говорил в самолете, держа свою игрушку на руках весь перелет.

    - И еще, здесь строго запрещено покидать своего спутника, оставлять одного в лесу, даже на небольшом расстоянии, а также влюбляться, изменять женам или девушкам, с которыми приехал. Шутка. - Он посмотрел на Марию, размышляя, а не пришла ли ей в голову та же самая мысль, что и ему. Её лицо было невозмутимым. – O, my! – вскрикнула она, в первый раз увидев дикую антилопу.

    - А пострелять можно в тире, там мишени очень похожи на настоящих животных, - он усмехнулся. Когда-то она полюбила его за эту грубоватую, но искреннюю усмешку простого парня. - А что будет, если я попаду? – Приз. – Какой? – Поцелуй! И она прижала к его щеке сухие горячие губы. Похоже, у нее начинается лихорадка, подумал Саша.

 

 

Через несколько часов Саша закончил съемку, а Мария уже и собрала букет и поспала в прохладной машине с кондиционером. Саша укладывал аппаратуру в машину, а Мария пошла сполоснуть руки и лицо в маленьком ручье на краю поляны, под деревьми. Когда она обернулась, то увидела, что Саша уже был в машине и стал разворачиваться к выходу на дорогу, не гляда назад. Она сперва оцепенела, потом побежала ... Саша не останавливался... Вдруг из-за поворота, на дороге показался джип, в котором были американские молодожены, вчера они мельком познакомились за ужином. Девушка махнула рукой из окна, крикнула, улыбаясь: « - А мы видели леопарда!»  Саша остановился.

 

Всю дорогу назад Мария думала об этом. Страх не отпускал её. А что если он правда хотел её оставить? Да , запросто. В кампусе никто друг с другом не общается, все разъезжаются через несколько дней. Они зарегистрировались как Элджернон и Мэри Джоунс, она ведь удрала от своей охраны. Саша мог сказать, что она утром уехала, никто бы и ухом не повел.

За ужином он был весел, предложил выпить шампанского, она отказалась, но своей тревоги старалась не показать. Перед сном отказалась и от секса, сослалась на температуру, - она действительно немного обгорела.

3.

На следующий день они выехали еще раньше, Саша хотел фотографировать хипо, которых кто-то накануне видел на реке. До реки было примерно 35 миль.

День прошел так же, как и предыдущий. Мария не отходила далеко, после ланча взяла у Саши ключи, чтоб подремать в машине, в относительной прохладе. Когда Саша стал собирать аппаратуру, Мария вышла ему помочь. Она стояла под огромным деревом, держала большущую камеру с телевиком, а Саша собирал штативы, дальномеры, микрофоны. Заслышав сильный всплеск на реке, Мария резко и неловко повернулась, камера выпала из рук и ударилась о толстые, твердые как камень корни дерева. Брызнули осколки стекла и пластмассы. Саша выругался и стал собирать куски камеры, чуть не плача, не переставая орать. Мария большими шагами побежала к машине, вскочила в нее, и развернувшись к дороге, нажала на педаль газа. Последнее, что она увидела в зеркале, была большая фигура Саши, размахивавшего руками и что-то кричавшего вслед. Куски камеры все еще были у него в руках.

По дороге она никого не встретила. Неподалёку от кампуса увидела уже знакомое желтое малярийное дерево, под которым неподвижно стояла импала, готовая к прыжку и бегству, напряженно вытянув шею и видимо почуяв запах какого-то хищника из джунглей. А может быть, услышала какой-то тревожный звук ... или эхо. В кампус Мария въехала без двух минут шесть. Ворота закрылись за ней. Начинались сумерки.

 

 

 

4.

Утром она долго стояла перед зеркалом, - в черном белье - совершенно одинока, одна в этой просторной комнате, еще вчера заполненной большим Сашиным телом, его разбросанной повсюду одеждой, кроссовками, заполненной его голосом, чем-то неуловимым ... душой наверное. Да, она сделала это, но торжества не было, было горько, она снова была одинока.

Вдруг ей показалось, что лицо ее в зеркале изменилось, - удлинились глаза, потемнели брови, да и цвет глаз изменился, они  стали как будто зелено-желтыми, рысьими. А может, это просто потемнело за окном, нежданная туча накрыла солнце. Надо зажечь свет, - подумала, но не шелохнулась. «Waoo!» - сказал бы Саша, если бы увидел ее сейчас. Но никто ничего не сказал. Она закрыла глаза. Два года в страшном напряжении, она как на веревке тянула к себе неподвижное сердце этого человека... она ясно поняла, что лучше бы было ей не любить этого мальчика – слишком легкомысленного, беззаботного, не по годам юного, слишком любящего приключения ... она искала его слабую, ускользающую душу ... бросалась к нему на грудь, как на стену, об которую хотела бы разбиться...

С самой юности она завидовала простым девушкам с женихами, слезами, приданным, с простыми романами, и даже без всяких, всем кто – другие. Если бы она могла идти к любимому с пустыми, просящими руками – как все – как все женщины, может быть, её пустота была бы принята.  Больше сказать – в любви – чего она над собою ни делала – чтоб её любили – как любую – то есть бессмысленно и безумно – просто любили – и было ли хоть раз!? Нет. Ни часу...

Раздался третий гонг на завтрак. Мария вздернула подбородок, вытерла слезки, - оказывается были слезки, а она и не заметила – надела поверх черного белья простенький, но веселый летний сарафан. Подняла левую бровь и сухими губами сказала зеркалу: «Прости, дорогой, так получилось. Прощай»

Почувствовала облегчение ... Саши больше не было в комнате. Исчез. Навсегда.

Решила: «Нет, не буду стирать это белье, выброшу сегодня вечером»

 

Послесловие Марины

 

Закрыв глаза – раз иначе нельзя –

А иначе нельзя! закрыв глаза

На бывшее - чем топтаннее  травка –

Тем гуще лишь!, но ждущее – до завтра!

Не ждущее уже: смерть, у меня

Не ждущая до завтрашнего дня ...

 

Так, опустив глубокую завесу,

Закрыв глаза, как занавес над пьесой:

Над местом, по которому метла ...

А голова, как комната - светла!

На голову свою –

- да попросту - от света

 

Закрыв глаза и не закрыв, а сжав –

Всем существом в ребро, в плечо, в рукав

- Как скрипачу вовек не разучиться! –

В знакомую, глубокую ключицу –

В тот жаркий ключ, изустный и живой –

Что нам воды дороже ключевой.

 

(с) vanda, Декабрь 2013