26 мин.

Джейми Реднапп «Я, семья и становление футболиста» 12. Север

Об авторе/О книге

  1. Начало

  2. Дом-фургон

  3. Конкуренция

  4. Образование

  5. Одержимость

  6. Темные искусства

  7. Вертикаль власти

  8. Мальчики

  9. Молодежная команда

  10. Контракт

  11. Авария

  12. Север

  13. Бутрум

  14. Аутсайдер

  15. Дон

  16. Прорыв

Фото/Благодарности

***

Харри: Я познакомился с Кенни Далглишем, когда ему было 15 лет, он приехал из Глазго, чтобы пару недель потренироваться с «Вест Хэмом». Там была парочка шотландских школьников, маленький полузащитник по имени Джимми Линдсей, который в итоге подписал с нами контракт, и мальчик по имени Джордж Эндрюс, плюс большой валлийский мальчик, левый вингер, Дэви Де'Ат. Все мы были на Чедвелл-Хит — это не столько просмотр, сколько шанс для них взглянуть на клуб и произвести на них впечатление.

Мне было 18, я был одним из младших, и наш тренер Рон Гринвуд сказал мне: «Харри, не мог бы ты подбирать Кенни и других мальчишек по утрам и привозить сюда». Итак, я обычно поднимал Кенни по утрам и отвозил его на тренировку из его меблированных комнат.

Тогда Кенни уже был известен в футболе. Каждый клуб в Англии хотел его заполучить. А он просто смотрел на всех и делал свой выбор. Но однажды в субботу утром у нас был тренировочный матч, и он играл в первой команде, несмотря на то, что ему было всего 15 лет. Мяч летел к нему, он подбежал к линии штрафной, под углом к воротам. Он принял пас, сбросил центрального защитника, сделал обманное движение, повернулся и закрутил мяч в верхний угол.

Все начали ему хлопать. Бобби Мур, все. Я спросил Рона Гринвуда: «Мы заполучим его?», и он ответил: «Без шансов, Харри, он поедет в "Селтик"». И это несмотря на то, что все остальные клубы Англии тоже его хотели. «Он поедет в "Селтик"», — и, конечно же, он так и сделал.

А потом время проходит полный круг. Кенни сделал все что можно как игрок, выиграл все, лучший игрок своего поколения. Он занял пост главного тренера «Ливерпуля», выиграл дубль. Никаких сюрпризов. Я в Лондоне, в Дорчестере, на церемонии вручения премии Футболист года, Кенни тоже там, Джон Барнс получает главную награду, третий игрок «Ливерпуля» подряд. Я танцую с Сандрой, а Кенни танцует с Мариной, и каждый раз, когда мы гарцуем друг мимо друга, как корабли в ночи, мы немного общаемся.

— Как у тебя дела, Харри?

— Все хорошо, Кенни.

Кружась по танцполу.

— Твой мальчик играет, не так ли?

— Да, играет, Кенни.

Раз-два-три, раз-два-три.

— Я слышал, у него хорошо получается.

— Да, хорошо, Кенни.

Круг за кругом.

— Сколько ему теперь?

— Ему 16, Кенни.

— Правда?

Пару месяцев спустя Кенни звонит мне в клуб, звонит мне домой. Он говорит, Харри, можем ли мы забрать его. Я говорю, Кенни, он не приедет — он хочет играть за первую команду, а он не заиграет в твоем клубе.

Он все названивает и названивает мне. Позволь мне забрать его. Мы должны привести его сюда. Пусть он приедет потренируется недельку. Я все время говорю ему, Кенни, в этом нет смысла, он хочет играть.

Кенни звонит нам каждый божий день. Каждый пропущенный звонок — это Кенни. Он звонит Сандре. Сандра вся такая вежливая: «Привет, Кенни, как твои дела?» Он что-то говорит, и Сандра отвечает: «О, извини, Кенни, ты можешь повторить? Я не понимаю твоего скаузерского акцента». И громко и ясно он говорит: «Я не скаузер, я глазговеанец». Должно быть, она была единственным человеком в мире, который не знал, что Кенни из Глазго.

С этого все и началось: папа вальсировал по Дорчестеру в своем черном галстуке, а Кенни тащил за собой свою жену Марину. Потом случается чемпионат мира, и все меняется навсегда, и папины танцевальные дни откладываются, по крайней мере, на некоторое время.

Но я знаю, чего я хочу, и я знаю, что не брошу папу и не покину «Борнмут», пока что. Я проводил почти каждый день своей жизни с папой. Я видел, как он заботился о маме, защищал ее от всего, от чего только мог, брал меня с собой во многие свои поездки и приключения. Так что если мы с Марком какое-то время будем крепко держаться за семейные узы, то все в порядке. Это хорошо.

У меня в голове все тот же план, который был, когда мне было 15, и я передумал насчет «Тоттенхэма». Я хочу играть в футбол за первую команду. Есть очарование в том, чтобы быть в составе Шпор, и есть невероятное очарование в том, что лучшая команда твоего поколения хочет тебя, в человеке, о котором все, кого ты знаешь, говорят в самых ярких выражениях, который звонит твоему отцу домой и говорит ему, что он хочет, чтобы ты подписал контракт с его клубом. Но то, что мне нужно — это опыт, а опыт — это настоящий футбол. Я не хотел топтаться на месте в Шпорах, и я не хочу вращаться в резерве «Ливерпуля», хотя там могут быть отличные игроки. Я хочу, чтобы меня подталкивали, и я хочу бороться за то, чтобы остаться на плаву. Я хочу играть перед толпой. Я хочу посмотреть, смогу ли я справиться с Билли Уайтхерстом и Мартином Алленом и отправиться в Хаддерсфилд в дождливый вечер среды.

Поэтому мы с папой пришли к соглашению. В сентябре я поеду в Ливерпуль на пару недель, осмотрюсь, как Кенни сделал в «Вест Хэме» четверть века назад. Я потренируюсь и посмотрим, что я тогда буду думать. Это не обещание присоединиться к ним, потому что я хочу играть, и определенно не просмотр, что папа и продолжает говорить мне, потому что они хотят тебя, Джейми, дело не в том, чтобы произвести на них впечатление, ты это уже сделал.

Папа выздоравливает дома в постели, со всем необходимым на расстоянии вытянутой руки: стакан «Лукозада», экземпляр «Рейсинг Пост», телефон с длинным изогнутым кабелем, протянутым от прикроватной тумбочки. Он пытался пробраться на один из наших предсезонных товарищеских матчей, в Рединге, замаскировавшись на трибунах в шерстяной шляпе и пуховике, но вместо того, чтобы наблюдать за игрой инкогнито, все, что происходит — это то, что его приметили в шерстяной шляпе и пуховике. Поэтому он остается дома и делает ставки с той же вероятностью успеха, что и раньше, то есть чем скорее он вернется на тренировочную площадку, тем лучше. Единственный успех приходит после того, как они с Марком замечают беговую лошадь по кличке Сладкая Вишня и решают поставить 40 фунтов с шансами 14 к 1. В отличие от большинства вещей, связанных с «Борнмутом» в прошлом сезоне, ставка заходит и у всех на лице вызывает улыбку.

Тем временем Терри Шэнахан временно исполняет обязанности главного, а Тони Пулис ему помогает. Когда мы делаем командную фотографию при ярком солнечном свете южного побережья в середине августа, именно их авторитетные фигуры в бело-синих спортивных костюмах строго подпирают концы трех рядов загорелых, оптимистично выглядящих игроков. Я нахожусь во втором ряду, между Эфаном Экоку и вратарем Питером Гатри, который является переделанным полевым игроком и, следовательно, еще большим индивидуалистом, чем большинство игроков на его новой позиции. Папа появляется только тогда, когда состав печатается цветным шрифтом на двух страницах «Борнмут Эхо», а затем в виде фотографии головы с прошлого года, уплывающей в сторону и наблюдающей за происходящим, как какой-то далекий призрак.

Кевин Бонд снова капитан. Мы хорошо ладим. Он знает, каково это — иметь отца-знаменитость. Его отец Джон, он играл с моим за «Вест Хэм». И Кевин тоже хороший игрок, настоящий нападающий, отлично обращавшийся с мячом. Я ненавижу неряшливые удары, а его — чистое наслаждение. Могу сказать, что я ему тоже нравлюсь.

Он подписывает командную фотографию в том же выпуске газеты. Его комментарии представляют собой смесь благонамеренной критики, грубых приколов и жестокой честности.

«ПИТЕР ГАТРИ, 28 ЛЕТ. Питер нас не подвел. У него есть способности, единственная проблема, с которой он может столкнуться — это психолог».

«ШОН ТИЛ, 25 ЛЕТ. Шон не особенно большой, но не сильно проигрывает в воздухе. У него есть скорость, но он мог бы быть более спокойным при владении мячом».

«ДЭННИ МАНДИ, 21 ГОД. Сейчас для Дэнни ужасная ситуация, как в команде, так и вне ее. Поскольку он универсальный игрок, он всегда будет страдать».

«КЕВИН БОНД, 33 ГОДА. Никогда не перейдет на следующую ступень! А если серьезно, то у меня была лучшая предсезонная подготовка за последние четыре года. У меня небольшое растяжение икроножной мышцы, но ничего такого, из-за чего можно было бы потерять сон».

Я легко отделываюсь, что, очевидно, делает ситуацию намного хуже, когда в командном автобусе зачитывают профили игроков.

«ДЖЕЙМИ РЕДНАПП, 17 ЛЕТ. Будет, а не мог бы быть футболистом высшего класса. Только вопрос времени, когда он заиграет на самом высоком уровне. Готов к первой команде».

Самый высокий уровень на данный момент — домашняя игра против «Бери» в третьем дивизионе. Кевин продержится меньше получаса, потянув икроножную мышцу, о чем никому не нужно беспокоиться, прежде чем мне придется продолжить вместо него. Мы сыграем вничью, а затем проиграем нашу следующую игру на выезде в Уигане. Мы опускаемся на дно лиги, в которой, как мы надеялись, сможем оторваться, наш главный тренер застрял в постели, слегка сходя с ума, и мне пора отправляться на север. Вечером перед отъездом, собрав сумки, Кенни звонит домой в последний раз. Папа все еще настаивает на выработке общих правил. «Кенни, он не пробьется в твою команду, он не будет там играть, он хочет играть в первой команде». Кенни — джентльмен с твердым характером. Я почти вижу эту его маленькую усмешку с прищуренными глазами. «Он пробьется в мою команду. Я собираюсь создать команду вокруг него. Он будет играть».

В понедельник утром мы встречаемся на «Энфилде». Ты не едешь в Мелвуд, на тренировочную площадку в Вест-Дерби. Ты едешь на стадион и запрыгиваешь в автобус: первая команда, резервисты, воспитанники, персонал, все.

Я знаю, что Мелвуд особенный. Преобразованное Биллом Шенкли место, где чемпионы лиги, обладатели Кубка чемпионов, лучшие игроки страны бегали, пасовали, ускорялись и забивали. Там нет ничего кричащего. Серая бетонная стена с колючей проволокой наверху, одноквартирные дома 1930-х годов на жилых улицах вокруг. Дети болтаются у ворот, взрослые на стремянках пытаются заглянуть через стену с тротуаров снаружи.

Первая команда тоже не переусердствует сегодня утром, просто выбегает из игры после выходных, разминается и шутит. Трудно не пялиться на Джона Барнса. У меня дома есть его фотография, вырезанная и наклеенная на обложку моего альбома для вырезок, рядом с Гленном Ходдлом, играющим за сборную Англии на чемпионате Европы 1988 года, и Газзой, игравшего за сборную Англии против Голландии, с поднятыми руками, отмахивающимся от Франка Райкарда и Руда Гуллита, и Пеле, прыгающего в объятия Жаирзиньо в Мексике ’70. Вот он, в тренировочной куртке и шортах Adidas, в холодном воздухе дыхание конденсируется перед его лицом, как дым, выходящее из носа мифического существа, а я на расстоянии около 3 метров, и все это нормально.

Ронни Моран покрикивает на игроков молодежной команды. Что-то насчет подготовки к игре на «Уэмбли», что не имеет смысла, ведь мы находимся на северо-западе Англии, по крайней мере, до тех пор, пока все мы не подбежим к шлакоблоку в углу, и я не пойму, что так они называют этот грязный старый участок, на котором никто на самом деле не хочет играть. Предполагается, что он будет всепогодным, хотя один из парней говорит мне, что все почти наоборот. На нем слишком трудно играть на солнце, в дождь и при любом ветре. Единственный раз, когда он приносит какую-либо пользу первой команде — это когда травяные поля замерзают, и в этом случае это лишь небольшое улучшение.

Это необычный матч. Воспитанники с одной стороны, тренерский штаб с другой. Итак, это Кенни, главный тренер, возможно, величайший игрок в истории клуба. Ронни Моран, бывший капитан клуба, ныне тренер. Рой Эванс, еще одна часть Бутрум «Энфилда», еще один тренер. Старик по имени Том Сондерс, которому должно быть лет 70, который занимался скаутингом и тренировал молодежную команду и занимался почти всем за последние 30 лет, но все еще надевает бутсы, чтобы поиграть. Фил Томпсон, человек, который поднял Кубок чемпионов, когда «Ливерпуль» обыграл «Реал Мадрид» в Париже в 1981 году, в настоящее время является тренером резервной команды. Рон Йейтс, ноги все того же размера, что и тогда, когда он был стоппером клуба в 1960-х годах, главный скаут. Стив Хейвей, легендарный бывший вингер «Ливерпуля» и сборной Ирландии, ныне возглавляет молодежную академию.

Неплохой составчик. А вот Кенни кивает мне и говорит, что я тоже в его команде.

Все происходит на максимальных скоростях. Никакой пощады тем, у кого ноги постарше, не в последнюю очередь потому, что их более старые головы все еще означают, что они умеют играть, а их более старые сердца все еще так же безжалостно конкурентноспособны, как и прежде. Летающие подкаты, переступы и крики, молодые парни набрасываются на мужчин, которые перестали играть в профессиональный футбол еще до того, как те родились. У Роя Эванса прекрасная, техничная левая нога. Ронни Моран сильно отдает свои пасы щечкой — бам, бам. Он также все время называет меня Харри, что, я надеюсь, является шуткой или намеренным намеком, а не ошибкой. Я знаю, что еще ничего не сделал, по сравнению с этими людьми, но я хочу, чтобы меня знали за то, кто я есть, а не только за то, откуда я родом.

Скоро ты понимаешь, как тут надо играть. Как только я получаю мяч, я отдаю его Кенни, который все еще занимает те же позиции, что и на Чадвелл-Хит, рядом с папой, в то время как Бобби Мур и Рон Гринвуд наблюдали за ним. Сыграй ему в ноги, понаблюдай, как он выпячивает зад, отбросит защитника и закрутит мяч в верхний угол. И когда он это делает, он расплывается в широкой улыбке Далглиша, такой же, как когда он забивал за сборную Шотландии против Англии на «Хэмпден Парк» в 1976 году или за «Ливерпуль» на «Стэмфорд Бридж» в последний день сезона 1986 года. Футбол делает его счастливым. Забитые голы, где бы они ни были, освещают его изнутри.

Матч жёсткий. Раздается крик Рона Йейтса, ростом 188 см, рычащего: «О, черт возьми...» Он засандалил Кенни, по открытой голени. Старые привычки старых центральных защитников умирают с трудом. Я также не уверен, что нравлюсь Стиву Хейвею. Он, очевидно, слышал, что я предпочел бы остаться в «Борнмуте», чем играть в его молодежной команде, и, возможно, он рассматривает это как удар по нему и тому, что он создал, а не как мое желание играть. Может быть, он думает, что в его молодежной команде есть игроки получше меня, что, возможно, так и есть, учитывая, что все говорят об этом молодом вингере по имени Стив Макманаман и 15-летнем подростке из Токстета по имени Робби Фаулер, который забивает голы, как другие люди дышат.

Трудно не быть футбольным туристом. Однажды утром я пробираюсь в клубный магазин на «Энфилде» и покупаю глянцевую фотографию Джона Барнса, сделанную в тот момент, когда он сидит на корточках в своей экипировке, ракурс слегка сверху, подчеркивающий размер его ног. Я кладу ее в свою сумку и, когда никто не смотрит, передаю ему с черным маркером и прошу подписать. Я не хочу, чтобы кто-то еще видел, но мне нужно осязаемое доказательство того, что я был здесь. Мне нужно что-нибудь для стены в спальне на Уитфилд Драйв.

Барнс смотрит на меня. Он берет ручку и пишет: «Джейми, ты хороший игрок. Джон Барнс». Затем он кладет свою большую руку мне на плечо и быстро сжимает ее. В течение следующих нескольких минут я не могу говорить.

Кажется, что и Кенни также присматривает за мной. Позже на той же неделе мы сыграем еще одну игру на том же поле. Кенни стоит, прислонившись к дверям павильона, и наблюдает за происходящим. Каждый раз, когда я оглядываюсь, он, кажется, смотрит только на меня. Потом он подходит, обнимает меня и говорит, что у меня все хорошо получилось, и это не может не заставить тебя почувствовать себя особенным.

Каждый день, проведенный там, укрепляет во мне убежденность. Я мог бы сюда вернуться. Я мог бы вернуться, чтобы играть за этого человека.

Кенни Далглиш: Поездка в «Вест Хэм» в 15-летнем возрасте дала мне представление о том, чего следует ожидать молодым игрокам, о дружелюбии клуба. И за то, что Харри сделал для меня тогда, я подумал, что самое меньшее, что я могу сделать, это присмотреть за его сыном. Нужно понимать, насколько это важный шаг для парня, уезжающего из дома в столь юном возрасте. Это огромная ответственность, которую они берут на себя, и ты тоже. Ты должен им помочь.

Я видел Джейми в 16 лет и наблюдал за ним, когда он приехал к нам в 17, и он был так далеко продвинут в своем понимании игры. Для полузащитника, да для кого угодно. Он брал контроль над играми, он не был застенчивым, и не собирался отступать. Он знал, как играть, и именно это нам и было нужно.

Он также понимал, какой может быть атмосфера раздевалки. Все раздевалки кажутся разными — разные люди, разного возраста, разные личности — но на самом деле они все одинаковые. Всегда есть кто-то, кого дразнят, всегда есть идиот, причем самый милый из возможных способов. Всегда что-то происходит, всегда есть что рассказать. Я знал, что он у нас приживется, потому что у него было чисто футбольное прошлое. Он знал, чего ожидать и как с этим справиться, потому что он находился рядом с этим всю свою жизнь.

Я не смотрел на его габариты. Он умел играть, и это самое главное. То, как ты играешь, важнее, чем то, как ты выглядишь. Он не был одним из тех подростков, которые, как ты думаешь, могут выстрелить через три или четыре года. Но это мог видеть любой. Я не видел ничего особенного в том, что в нем было. Тебе просто нужно хорошенько присмотреться. Вот и все.

Южное побережье кажется мягким и пушистым, когда я возвращаюсь домой. Я чувствую себя сильным. Теперь я ростом 183 см, ноги округлились. Предсезонная подготовка под руководством Тони Пулиса снимает с тебя щенячий жир и зажигает огонь в твоих легких. Игра в одной команде с Кенни Далглишем накладывает небольшой слой лака на твою уверенность.

Теперь я хочу играть постоянно. Выходить со скамейки запасных мне кажется недостаточным. Против «Крю», на выезде в Престоне, за которым наблюдает сэр Том Финни, дома против «Ротерхэма», мне почти не терпится сыграть.

 

Папа возвращается, на «Дин Корт» ему аплодируют стоя, и он изо всех сил пытается сдержать слезы. Он ставит меня справа в центре поля с Мэтти Холмсом, Шоном Бруксом и Гэвином Пикоком, и мы начинаем находить наши забеги, углы и правильное время. Когда мы пускаем четыре мяча в ворота «Ротерхэма», я все время ищу мяч — больше не жду, когда меня представят, не оглядываюсь через плечо. Получи мяч, смотри вперед, используй его. Не надейся, что игра сама тебя вовлечет. Заставь игру вращаться вокруг тебя.

Я больше ничего не слышу от «Ливерпуля» и Кенни, пока мы не сыграем в Бирмингеме в конце ноября, когда кто-то заметит Рона Йейтса на трибунах на «Сент-Эндрюс». Так что Кенни верен своему слову и присматривает за мной. Я чувствую давление оттого, что нахожусь в центре внимания, но не переоцениваю его. Играй в свою игру, Джейми, а не в чью-то еще. Если они все еще хотят тебя, то, естественно, за то, кто ты есть и за то, что ты делаешь.

Это не та игра, в которой большие, высокие, сильные бывшие капитаны «Ливерпуля» на тебя раздражаются. Счет 0:0, и на стадионе всего 7 тысяч с лишним болельщиков, и хотя наша полузащита полна творчества, а вокруг меня — Шон и Гэвин, главным героем матча является наш вратарь Джерри Пейтон. После нее тоже все разговоры только о Гэве и большом шаге, который ему предстоит, но когда неделю спустя за него поступит предложение в размере £275 тыс., оно поступит от Джима Смита из «Ньюкасла», а не от Кенни из «Ливерпуля».

Кенни подписал контракт с кем-то еще, с парнем по имени Дон Хатчисон из «Хартлпула». Он атакующий полузащитник. Я читаю это в «Сифаксе», и у меня замирает сердце. Может быть, я недостаточно сделал по мнению Рона. Они выбрали того, кто больше забивает. Я до сих пор не забил ни одного отличного гола в профессиональном футболе. А этот парень Хатч забил. А еще он на два года старше.

Ладно. Все логично. Но газеты все еще призывают меня к переходу, и повсюду есть репортеры, когда мы играем с «Хейсом» во втором раунде Кубка Англии. Вокруг дома снова установлены телекамеры, а в третьем дивизионе такого не случается. Может быть, дело в том, что тренер воскрес из мертвых, и за его команду играет его маленький сын. Меня это не волнует. Если я буду играть хорошо, они не смогут меня игнорировать.

Теперь меня ничто не пугает. Не папины шрамы. Он выздоравливает. Ему лучше, когда он вернулся в футбол. Не игроки, против которых я играю, что они пытаются вышвырнуть меня из игр. Быть преследуемым — это хорошо. Отсутствие преследования означает, что ты не представляешь угрозы.

Папа — главный тренер, но он также 43-летний отец. Я думаю, он все еще хочет защитить меня. Он знает, что я умею играть, но, как и у всех отцов, в нем теплятся воспоминания о его маленьком сыне. Ему нужно услышать, как другие игроки говорят ему, что я сейчас здесь, и ему нужно увидеть удовольствие на моем лице, чтобы понять, что я справлюсь с этим. Он видит, как я подкатываюсь, захватывая верхний край мяча в стиле Джимми Гэбриэла, и это также его успокаивает. Так что мой мальчик может сам о себе позаботиться. Так что мой мальчик, может быть, уже и не мальчик.

На выезде против «Гримсби» морозным декабрьским днем мы проигрываем со счетом 0:5. A1 Windscreens — большими белыми буквами у нас на груди, там, где должна быть двойка с минусом. Это так плохо, что их болельщики проводят последнюю четверть игры, скандируя: «Легко! Легко!» и распевая: «Харри, Харри, какой там счет?» Я выхожу и играю хорошо посреди этой бойни, но все остальное пошло не так, и папа в раздевалке после матча приходит в ярость.

— В вас нет мужества! Ни у одного из вас!

Все опускают головы. Бутсы все еще на ногах, липкие ошметки грязи разбросаны по полу.

— Вам все равно. Вы — позорище! Вы гребаное позорище.

Пулис рядом с ним, кивает головой. Тони как игроку никогда не было все равно. У тебя может не быть природного таланта, и Тони не будет это беспокоить, пока ты стараешься. Если ты один из шести детей в доме рядовой застройки у доков и железнодорожных путей, и ты с тремя твоими братьями делишь одну кровать, ты никогда не перестанешь пытаться.

Папа качает головой, как будто пытается удержать какую-то мысль, но не может остановить ее.

— Есть только один человек, который вообще переживал или делал что-то в этой игре или пытался попасть по мячу. Не так ли?

И я оглядываюсь по сторонам. Все эти громкие имена там, все мои приятели. Нет, папа. Пожалуйста, не говори обо мне. Пожалуйста, не говори обо мне.

Внезапно он оглядывается и указывает пальцем.

— Он. Мальчишка.

Мы уже проиграли со счетом 0:5. Это уже достаточно плохо. Давай просто купим немного рыбы с жареной картошкой и поедем на автобусе домой.

— Ему 17, черт возьми! Если бы у половины из вас были его мужество и решимость, у нас все было бы в порядке. Но у вас этого нет, не так ли?

Тогда я понимаю. Он больше не думает обо мне как о своем сыне. Ему плевать. В этот момент я просто игрок. Он смотрит на меня так, как смотрит на Мэтти Холмса. Его мысли направлены как мысли тренера, наблюдающего за полузащитником: он достаточно хорош, и он действительно играл хорошо, и он набирался опыта, и он действительно пытался.

Мне до смерти стыдно, но я чувствую себя нормально. Я знаю, что мне предстоит от старших игроков по дороге домой, но проходить через это очень обидно. И поэтому я готов снова двигаться вперед, когда мы отправимся в Макклсфилд, чтобы сыграть с «Честером» в третьем раунде Кубка Англии в начале января, обе команды на выезде, пока «Честер» строит свой новый стадион.

Это небольшой стадион, «Мосс Роуз», в него втиснуто не более 2 тысяч болельщиков, и с самого начала очевидно, что «Честер» решил сделать: выбить из меня дух. Они выбрали крупного парня в полузащите, Грэма Бэрроу, и рядом с ним есть еще один парень по имени Барри Батлер, и с первого же свистка они на меня набросились. Болтают мне на ухо, шипами наступают везде, куда только могут. От Честера до «Энфилда» всего 32 с лишним километра, и они хотят показать мне, как далеко мне еще предстоит пройти, как много честных профессионалов, в том числе и провокативных, между 17-летним пареньком и переходом в крупнейший клуб страны.

Ветер дует с холмов Пик Дистрикт на востоке, и на поле больше грязи и луж, чем травы. Опустить мяч вниз для розыгрыша практически невозможно.

На самом деле мне все равно. Я знаю, что у Бэрроу есть работенка. Конечно, он собирается вырывать мяч с мясом. И вот что происходит. У меня длинные волосы, я симпатичный мальчик. Я бы тоже хотел приложить его. Если я не справлюсь с этим, то как я смогу справиться с 40 тысячью на «Энфилде»? Как мне пережить встречу с Винни Джонсом и Крисом Камарой?

Присматривать за собой. Не получать травму, но и не отступать. Знать, когда нужно идти в подкат, а когда нет.

И мне это нравится. Тони Пулис там рядом со мной с его редкой игрой в стартовом составе, Пол Миллер тоже в игре. Мэтти Холмс и Джордж Лоуренс играют на флангах, Лютер Блиссетт впереди, кто-то другой уже чистит за него бутсы Puma.

У меня есть небольшое взаимопонимание с Энди Джонсом. Мы становимся друзьями, и мы можем читать розыгрыши друг друга. Если я получу мяч, если я подниму голову, я знаю, что он совершит дальнее забегание. Если меня будут прессинговать, он подбежит поближе. У него есть тот молниеносный взгляд, который точно говорит мне, чего он хочет, точно так же, как будет у Робби Фаулера через несколько лет, точно так же, как будет у Майкла Оуэна еще через пять лет.

Это чистая радость — знать, что ты знаешь вещи, о которых соперник не имеет ни малейшего представления. Я создаю наш первый гол для Энди. Каждый раз, когда меня пинают, я даю сдачи, в стиле Джимми Гэбриэла, или перепрыгиваю и оставляю их на заднице в грязи. Когда они говорят мне, что я дерьмо и что они собираются сломать мне ноги, я просто смеюсь и спрашиваю их, что они тогда делают на поле, а также убеждаюсь, что они видят, как я указываю на Тони. Я бегу и пасую, воротник моей рубашки поднят, я требую себе мяч и диктую то, куда он полетит дальше.

Мы выигрываем со счетом 3:2, с победным голом на последних минутах от Эфана Экоку. Во время пятичасовой поездки на автобусе домой к чаю, кофе и бутербродам подают ящики светлого пива. Я нахожу свободное место впереди, рядом с папой, и сажусь, чтобы поговорить.

Я все еще разгорячен игрой, раскраснелся и пылаю от общей ванны после морозного дня, но я также и спокоен, путь передо мной так же чист, как автострада поздним вечером на юг.

Теперь я знаю. Я вижу перед собой «Энфилд».

— Папа, я хочу туда поехать.

— О чем ты, маэстро?

— «Ливерпуль». Я хочу поехать. Я готов. Я знаю что готов. Прямо сейчас.

Я вырезал отчет о матче с «Честером» из «Борнмут Эхо», чтобы вставить в свой альбом для вырезок. Футбольный репортер газеты — Дерек Макгрегор, который ходит на каждый матч, дома и на выезде. Заголовок гласит: «Кубок Англии для Вишен сладок». Пятью абзацами ниже, он выкладывает. «Для протокола, Харри Реднапп, хотя и распираемый гордостью, не хотел придавать слишком большого значения выступлению своего сына Джейми. Я буду говорить за него. 17-летний подросток был великолепен. Он проявил замечательную зрелость и мужество в условиях чрезвычайного давления, став настоящим героем. Жесткие игроки "Честера" пытались вывести его из игры. Им не удалось этого сделать. Они пытались прибегнуть к физическому запугиванию. Им не удалось этого сделать. Он изо всех сил старался ради дела и по-настоящему достиг совершеннолетия».

Я сохраняю эту вырезку не для того, чтобы показать кому-то еще или похвастаться, а как воспоминание, как память о том времени, к которому я все еще могу протянуть руку и прикоснуться, но которое также уже ускользает в прошлое. Я не единственный игрок, которого Кенни привлекает, чтобы освежить команду, средний возраст которой приближается к 30. 10 января он покупает вингера Джимми Картера из «Миллуолла» за £800 тыс. Готовится сделка по привлечению нападающего сборной Шотландии Дэвида Спиди из «Ковентри», и я буду зажат между этими двумя. Так что моя карьера в «Борнмуте» закончена, вот так просто. Никаких проводов в Бери, в то время как команда выигрывает там со счетом 4:2, потому что папа оставляет меня вне игры. Слишком много внимания, говорит он. И повсюду есть телевизионщики и репортеры, это правда. Впервые я получаю небольшое представление о шумихе, которая может случиться, когда я доберусь до Мерсисайда.

Холодная ночь, 8 января, и нам предстоит долгая поездка на «Энфилд» на вечерний матч против «Блэкберн Роверс», переигровку третьего раунда Кубка Англии. Билеты ждут нас на входе, прекрасные места в ложе для игроков. На фотографии на обложке программки изображен Ронни Розенталь в блестящем красном домашнем костюме Adidas с надписью спонсора Candy белым курсивом спереди, стоящий рядом с растерянным Дэвидом Берроузом, мяча рядом с ними не видно. Вверху, крупным шрифтом, на программке написано «ЛИВЕРПУЛЬ», а затем «ЧЕМПИОНЫ ФУТБОЛЬНОЙ ЛИГИ».

Это классический состав «Ливерпуля» той эпохи: Брюс Гроббелаар в воротах, Стив Макмахон в центре поля с Джоном Барнсом, Рэем Хоутоном и Яном Мельбю, а также Иан Раш впереди. «Блэкберн» более неуклюж, Кевин Моран марширует сзади, Фрэнк Стэплтон с радостью играет впереди. Хоутон забивает через 15 минут после начала матча, а шум вокруг такой сильный, что болят уши. Восемь минут спустя Раш забивает еще один. Макмахона удаляют, и уходя с поля он выглядит таким злым, что может пройти прямо через стену туннеля и выйти с другой стороны. Но этот мозгляк, выходящий на замену, от кого я не могу оторвать глаз, этот парень Макманаман, который выходит на замену Розенталю ближе к концу матча.

В нем ничего нет. Он высокий, но нескладный. Его ноги имеют одинаковый обхват от икр до бедра. Но он начинает бегать у трибуны «Коп», ведя мяч и гоняясь за ним. Я думаю, этот парень потрясающий. И когда толпа откликается на него, паренька из Бутла, хватающегося за свой шанс, у меня возникает мысль: это то, что я хочу сделать. Вот где я хочу играть.

Я никогда не слышал такого шума. Включенные прожекторы, ярко-зеленый участок травы под темным зимним небом. Я смотрю на Макманамана и вижу, как это место бурлит и прыгает, и я знаю. Однажды это можешь быть ты.

В тот вечер мы с папой остановились в отеле «Моут Хаус» на Парадайз-стрит. Нам сказали, что это лучшее место в городе, где останавливаются все приезжие знаменитости, когда они приезжают в Ливерпуль. Это прямоугольное здание из серого бетона и металла, но номера большие, и там есть бассейн, и мы устали после отъезда из Рингвуда до рассвета, поэтому мы заселяемся в наш двухместный номер, полный китайской еды и волнения.

Бах. Что-то взорвалось за пределами отеля, разбудив нас. Это звучало как фейерверк, но никто не выпускает фейерверки через шесть недель после Ночи Гая Фокса. Только когда мы выходим утром на улицу, направляясь к папиной машине, мы видим это: белый контур тела, обведенный мелом на обнесенном лентой участке улицы. Повсюду копы, люди сбиваются в кучки. Это моя первая ночь в Ливерпуле, и кого-то застрелили прямо возле нашего отеля.

Папа смотрит на меня и корчит рожу. «Не говори своей маме, хорошо?»

***

Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.