23 мин.

Я побеждал братьев Кличко, а потом бросил бокс и занялся газификацией

37

Интервью с Алексеем Лезиным.

Алексей Лезин – уникальный пример, как может повернуться карьера спортсмена. Вряд ли еще найдется боксер, который в любителях побеждал братьев Кличко, Николая Валуева, Александра Поветкина и даже легенду MMA Мирко Крокопа, но так и не стал профессионалом. 

Хотя достижений хватает: в 90-х Лезин выигрывал чемпионаты России, Европы, мира и бронзу Олимпиады-1996. Но вместо попытки зайти на профессиональный ринг наелся боксом и выбрал другую жизнь – получил два высших образования и неожиданно занялся газификацией Ульяновской области.

Мы с ним поговорили для проекта «Лучший тяжеловес в истории бокса». 

«В детстве занимался в бомбоубежище на -3 этаже. Иногда по часу вычерпывали воду»

– 15 лет назад вы говорили: «Кризис в стране – сижу, лапу сосу с Нового года. Нет работы – нет зарплаты». Кем тогда работали?

– В народном хозяйстве. Да это я, наверное, в шутку сказал или сгоряча. Как без денег? Совсем без них уж не бывает. Семью же надо содержать. Сейчас какие-то деньги есть, по чуть-чуть.

– А чем занимаетесь?

– Работаю в детской спортивной школе Ульяновска – заместитель руководителя. Например, сегодня [интервью состоялось 3 июля] ездили с детьми в лагерь к боксерам. Мы как Федерация бокса Ульяновской области выезжаем в такие лагеря, чтобы пообщаться и потренироваться, покупаем детям конфеты, печенье. Оказываем внимание, чтобы развивать бокс в регионе.

– Нравится возиться с детьми?

– По большому счету я и не вожусь. Не тренер. Конечно, по необходимости это делаю. На ком им еще учиться? Где что-то почерпнуть? Не в каждом же областном центре есть спортсмены высочайшего уровня, на которых дети могут равняться. Нам повезло – есть как минимум я. Во многих регионах, как Москва и Санкт-Петербург, понятно, таких много и не всегда они нужны, но мы взяли на себя эту функцию.

– Вас устраивает такая должность? Не хочется тренировать?

– Работать с детьми, наверное, уже не смогу – это долго и кропотливо. Как эксперт по подготовке спортсменов высокого уровня в каких-то нюансах я бы мог участвовать. Если бы приглашали в сборную России, помогал бы. Интересно готовить и профессионалов.

Когда я был маленьким, у нас выбора-то особо не было: футбол, хоккей, баскетбол, бокс, легкая атлетика, вольная борьба. Это сейчас молодое поколение может выбирать: «Хочу фигурным катанием заниматься. Хочу на горных лыжах кататься». Мы про это никогда не слышали.

– Кажется, выбрать бокс и получать по голове не самое очевидное и простое.

– Так ставь правильную защиту. Нам всегда говорили: «Бокс – искусство защиты». Зачем по голове получать? Был такой великий боксер Исраел Акопкохян, который побеждал на чемпионате мира в Москве. Именно он стал прототипом того, как я боксировал – не позволял себя вообще бить.

– Когда только начинали карьеру, чем был бокс? Социальный лифт или средство самообороны?

– Все вместе. Сначала просто секция. Я занимался футболом и хоккеем на стадионе, а потом пришел тренер и предложил перейти в бокс. Мне тогда исполнилось 10 лет – как раз тот возраст, когда можно боксировать. Это сейчас занимаются с 6-7 лет, а раньше так было нельзя. Зато не было платных секций, все бесплатно.

– По условиям – все плохо?

– Я занимался в бомбоубежище на -3 этаже. Там постоянно протекали потолки, три раза в год их белили. Если где-то прорывало канализацию, нас затапливало. Иногда приходили и сначала час вычерпывали воду. 

– Заниматься детям в затопляемом подвале – нормально?

– Только несколько лет назад по регионам прошло распоряжение, что из подвалов нужно всех выгонять. Закрыли даже полуподвальные помещения. Сказали, что нужно тренироваться там, где есть дневной свет. Сейчас тот подвал вообще не функционирует. 

Недавно в связи с последними событиями все подвальные помещения обследовали, а подвал, в котором я занимался, оказался в лучшем состоянии. Он долго эксплуатировался и поддерживался нашими руками.

– В чем сила и уникальность советской школы, если в таких условиях появлялись чемпионы?

– Не знаю, чем здесь гордиться. Наверное, это воспитывает характер. С другой стороны, мне не хочется, чтобы дети для здоровья занимались в плохих залах. Когда [в 90-х] был в Нью-Йорке, видел местные школы – не подвалы, но полумрак, никудышное освещение, обшарпанные стены. Конечно, там разные залы – от захудалых до супербогатых. Мы ходили в разные – если рядом с гостиницей был захудалый, шли в него, чтобы не ехать на другой конец города. Первый этаж, ринг на помосте, мешки намного старше наших, одна душевая. Тренировались, собирались и ехали мыться в гостиницу.

Подумал, что мы еще неплохо живем. Хотя нам рассказывали, что в том зале вроде бы тренировался Майк Тайсон. Наверное, хороших условий для бокса не было ни в одной стране. Чемпионы растут в такой среде. Тот же Мэнни Пакьяо рос в хижине, тренировался под открытым небом. Условия такие же – хочется плакать. Я видел много хороших залов – и в Москве, и в Санкт-Петербурге. Хотел бы, чтобы все дети занимались в таких условиях, но в них чемпионы не рождаются.

– Как вам в США?

– Как в чужой мир съездил. В 90-е я еще ни разу не был за границей, поездка в США – первая. Мне все понравилось. Конечно, отношение людей другое – там все добрые, добродушные, улыбаются. А у нас народ озлобленный, хмурый.

– Другой мир – в чем?

– У нас в магазинах ничего не было: ни продуктов, ни одежды. А там – изобилие. За победы нам платили по $600-700. Тогда это были деньги: могли купить на них джинсы, рубашки, видеомагнитофон. В России ничего не было, поэтому покупали в США и везли домой.

– В тот момент уже знали про Тайсона? 

– Да. Тогда бокс поменялся. Тот, который показывали в России и демонстрировали наши боксеры, был совсем другим. А потом бокс стал более кровожадным и агрессивным. Это перевернуло сознание. Такое отношение не только в боксе: появились новые виды спорта – те же ММА. Агрессия выплескивается, все это напоказ, пропагандируется. Людям нравится.

– Хотелось следовать примеру Тайсона?

– Нужно изначально быть таким, сразу выбирать другой подход. Говорили же, что он выходил на ринг под запрещенными веществами, чтобы быть агрессивным. Это совсем другое мироздание и касается не только подготовки, но и сознания: отношение к деньгам, окружающим, менеджерам. Он погрузил в другую вселенную.

«Помню, в 90-х за победу на чемпионате России получил большой самовар, а моему тренеру дали велосипед»

– Как в 90-е бокс вообще выживал?

– Тогда он находился в упадке, потому что денег не было, и выживал за счет частных пожертвований. Например, есть я – и под меня находились деньги. Чтобы поехать на Олимпиаду, нужны билеты. Тренер шел, просил, нам давали. Допустим, билет до США стоил $1,5 тысячи. Плюс гостиница и питание. Итого – $5 тысяч, большие деньги.

– И все эти деньги давал кто-то со стороны?

– Были регионы с деньгами. Например, Федерация бокса Челябинской области в них особо не нуждалась, там бюджетом рулил Евгений Вайнштейн – застройщик и депутат. Не помню, какие деньги там были, но у них бюджет раз в 50 больше, чем в Ульяновской области.

Когда СССР развалился, в стране все повалилось. В 1992-м проводился чемпионат страны, формировалась сборная, через два месяца нужно было лететь на матчевую встречу Россия – США, а федерация без денег. Нет возможности отправить спортсменов за границу, не на что купить экипировку, нет возможности организовать сборы. Правительству было не до нас.

Помню, за победу на чемпионате России получил большой самовар, а моему тренеру Юрию Сабанову дали велосипед. Я вроде бы полетел самолетом, а тренер поехал на поезде, закинув велосипед на третью полку плацкарта.

С тренером Юрием Сабановым

– Довольны были такими подарками? 

– Ха-ха. По-моему, за победу на последнем чемпионате мира давали $200 тысяч. Я же за победу на ЧМ получил $3 тысячи, из них удержали налог – получилось $2,4 тысячи. Сейчас сборники получают стипендию в 150 тысяч рублей.

У нас такого не было. Кого-то пристраивали к вооруженным силам, кого-то – к обществу «Динамо». Я был в вооруженных силах, зарплата – как у офицера, но ее задерживали по 4-5 месяцев. Раз в четыре месяца давали зарплату, раз в полгода получал сапоги, форму, паек гречкой – по паре мешков.

– Что делать, если четыре месяца не платят зарплату? 

– Тогда вопросы решались по-другому. Понятно, что всех нас поддерживали криминальные структуры. У каждого сборника за спиной были такие ребята. По-другому было нельзя.

– На улице дрались? 

– Не особо, по дискотекам не ходил. Я не тот человек – много тренировался, сильно уставал, вечером хотелось просто поспать. Я был крупный, меня все знали, так что на стрелку и звать не нужно было. Ребят, с которыми тренировался в одном клубе, тоже знали. Если ребята занимаются боксом, что с них брать? Да и в Ульяновске все друг друга знают – доказывать нечего.

Но то, что происходило в стране, – страх и мрак. Вечером невозможно было выйти на улицу, не работали фонари, не вывозился мусор, пустые коробки гонял ветер, а в подъездах сидели наркоманы. Когда на наших кладбищах делили асфальт, когда криминальные структуры на машинах гуськом ехали в Ульяновск из Тольятти и строили тут бизнес...

– Страшно?

– Смотрели «Слово пацана»? От нас Казань всего в 200 км. Ульяновск, Самара, Тольятти – все здесь. То, что там показывали, – все про нас. Собирался целый поезд гопников, ехал в Москву – и там они снимали с москвичей кроссовки. Ехали с палками, арматурами, отбирали все подряд у мажоров, а приезжали обратно в новых костюмах adidas, кроссовках и с разбитой головой.

– Как вас не зацепило?

– Или ты, или тебя. Берешь и идешь тренироваться. Интересно, что во всех городских группировках у руля были боксеры или борцы. Кому еще руководить другими гопниками? А эти ребята прошли хоть какую-то школу жизни, выходили на ринг, провели, условно, 10 боев – уже достаточный бэкграунд, чтобы возглавить группировку.

С Александром Лебзяком

– В сборной что-то получали?

– Вообще ничего. Хотя, по-моему, на второй олимпийский цикл нам платили стипендию, небольшие деньги. Основное, чтобы содержать семью и не просить у матери, было из других источников. Был такой «Лучок» [Сергей Лалакин, основатель Подольской ОПГ], там целая структура, которая поддерживала Федерацию бокса Ульяновской области. Те ребята помогали боксу, может быть, из своих представлений, но тогда это действительно спасло спорт.

Первые поездки оплачивались из их средств. Помню, как поехали на чемпионат Европы, а там требовались спортивный и классический костюмы. Нас одевала фирма Hugo Boss, покупали вещи в Москве в закрытом и жутко дорогом магазине. Тогда нашу сборную привезли и всех экипировали. Костюм с того времени до сих пор у меня висит, хотя я в него уже не влезаю.

«Братья Кличко дрались однообразно. Кто-то из комментаторов мне говорил: «Слава Богу, что они ушли, а то интерес к боксу уже пропал»

– Николай Валуев. Сколько раз с ним встречались? 

– Дважды [в 1994 году – на Играх доброй воли и чемпионате России]. Крупный мужчина. Самый крупный соперник, с кем я боксировал. Страшно ли? Если выходишь на ринг и страшно, ты уже проиграл. Самое главное – не давать ему попадать. В наших боях основная установка была на то, чтобы измотать.

Боксерам в профессионалах проще, потому что они знают соперника за несколько месяцев, нарабатывают алгоритмы действий под него одного. В любителях сложнее, потому что на соревнованиях выходишь против всех боксеров, должны быть общие наработки, не должно быть неизвестности.

– В голосовании Спортса’’ вы поставили его в топ-5 тяжеловесов в истории бокса. Почему?

– За его габариты. Это феномен: он большой, неловкий, не должен был боксировать, но боксировал. Он же сначала метал диск, а потом пришел в бокс и добился весомых результатов. Многие не понимают: когда ты очень крупный, не успеваешь чисто физически, замедляешься. Прямо крупных боксеров же не особо много. Если занимаешься борьбой, можешь хотя бы весом давить.

– Общаетесь с Валуевым?

– Когда он уже депутатом приезжал в Ульяновск, всегда говорил: «Я тут знаю только Лезина и Ленина».

– Бои с братьями Кличко. С каждым вы встречались трижды. Счет 2-1 в вашу пользу, все победы – по очкам. Какими в тот период казались братья?

– Тогда мы входили в пятерку-шестерку лучших боксеров мира: я, Кличко, болгарин, американец. Думаю, мы провели не три боя, а даже больше. Сначала боксировал со старшим, потом – с младшим, когда старший ушел в профессионалы. 

Помню, на чемпионате мира среди военнослужащих в Риме мы боксировали с Кличко-старшим. В финале он меня победил, ушел в профи, а через полгода вскрылось, что у него положительная допинг-проба. Мне должны были отдать первое место, но не случилось. Это сейчас ребят проверяют на допинг, а тогда было не так. Допинг или не допинг – боксируй, пожалуйста.

– Когда это вскрылось, что почувствовали? 

– Как я понял, это не допинг, а вещество, повышающее агрессию. То есть не увеличивающее физическую силу, а дающее эмоции, потому что человек перед боем не перегорает. Если Кличко так решил, это его решение. Никакой обиды нет. С того момента мы и не виделись.

– Понимали, что братья Кличко станут суперзвездами?

– А они уже тогда были на высоком уровне, выигрывали многие турниры. Мы все говорили на русском, но до трэштока не доходило. Пересекались в отеле, обменивались общими фразами: «Мы тебя победим» – «Ну давайте». Но не думаю, что это прессинг.

– С кем из Кличко было сложнее боксировать?

– Это сейчас мы воспринимаем: «О, Кличко!» А раньше это были обычные ребята, как и я, которые проигрывали в любительском боксе. Уже потом они по 10 лет доминировали, забирали все подряд, никто не мог перейти им дорогу.

– Вы говорили, что после боев с братьями «кукушка была встряхнута хорошо». Насколько сильно прилетало?

– Это такой вес, где нет тех, кто слабо бьет. Любой наваляет. Помню, как в Будапеште вышел против 140-килограммового кубинца Алексиса Рубалькабы, который постоянно падал, хотя выше Валуева. В итоге на Олимпиаде-96 его завалил парень из Тонги [Паэа Вольфграм]. Рубалькаба лежал в одном конце ринга, а ноги – в другом. Рефери бегал и не знал, где отсчитывать – то ли в ногах, то ли в голове. А в финале уже Вольфграм проиграл как раз Кличко.

– Как победить братьев Кличко – в чем магия?

– А многие же их побеждали. Тот же южноафриканец [Корри Сандерс в 2003 году], который дрался с Кличко-младшим: боксировал как попало, а у того глаза кверху, растерялся, начал хватать. Мне кажется, просто нужно было грамотно построить бой.

– Кто-то из их будущих соперников обращался к вам за консультацией?

– Нет. Их бои же можно посмотреть, они все скучные и неинтересные. Кто-то из комментаторов мне говорил: «Слава Богу, что они ушли, а то интерес к боксу уже пропал». Братья Кличко же действительно проводили однообразные бои – за счет высокого роста не подпускали к себе, работали на дистанции, доставляли очень много проблем соперникам передней рукой. И, конечно, заталкивали. У них большая масса, тело правильно построено в соответствии с габаритами.

– Ваш последний бой против братьев Кличко – поражение от Владимира на Олимпиаде-96. Чего не хватило? 

– Энергии. Были очень длинные сборы, а сами Олимпийские игры шли больше двух недель. Пиковую форму невозможно держать так долго. К тому моменту, когда я боксировал с Кличко, уже морально и физически истощился. Чтобы победить, нужно гореть, а если ты перегорел, то уже тяжело. Каждый день тренировки, тренировки, тренировки, ты в голове постоянно гоняешь мысли, а потом наступает опустошение, не справляешься. Уже нет огня, чтобы выйти и рвать.

– Олимпиада-96 в Атланте – самый запоминающийся момент в карьере?

– Пик карьеры. После Олимпиады я выиграл только чемпионат Европы – и все. Воспоминания – фантастика. И как ходили в столовую, и как получали экипировку, и как нас встречали в Америке. На открытии Игр был Мохаммед Али, многие с ним фотографировались, но он никого не узнавал. Конечно, Али – эпоха. Я стоял рядом, но не сфотографировался и сейчас жалею.

Для многих спортсменов попасть на Олимпийские игры – уже мечта. Ты с командой идешь по стадиону, впереди – Сан Саныч Карелин, который нес флаг на вытянутой руке, президенты стран хлопали на трибуне, вокруг – тысячи фотоаппаратов. А потом идешь в столовую, рядом – такие же ребята, как и ты. Сердце наполняется счастьем.

– Вы рассказывали, что вам не очень понравилась местная еда. 

– Нас кормили «Макдональдсом». В США основная еда – забегаловки, американцы так едят. Хотя меня это не удивило. Тогда в Москве открылся первый «Макдональдс», уже пробовали. Раз поешь, два поешь, а потом уже невозможно. Так что в Атланте мы купили скороварку, курицу, картошку, лук. Варили суп. Хотя бы раз в день можно было есть горячее.

«После Олимпиады-96 подходили менеджеры: «Приезжай в Нью-Йорк, будешь боксировать в клубе Майка Тайсона»

– Вы сказали, что в сборной России за каждым боксером стоял кто-то крупный. Кто был за вами?

– Никого. Но так же не только у меня, а у многих.

– Почему? Вы же чемпион мира, Европы, России, бронза на Олимпиаде-96.

– Ну и что? Это ни о чем не говорит. Первый олимпийский цикл, который я прошел, – пик карьеры. Дальше начался спад, это было видно. Тренер Николай Хромов пытался меня задвинуть, считал, что надо двигать других ребят.

Конечно, я переживал, неприятно и больно. А по-другому как? Это жизнь, надо двигаться вперед. На каком-то этапе ты становишься медленным, не таким ловким. Появляются более молодые соперники, готовые рвать.

– В 24 года вы получили предложение перейти в профессионалы. 

– Тогда мы как раз были в Атланте. Подходили менеджеры: «Приезжай в Нью-Йорк, будешь боксировать в клубе Майка Тайсона». Но это все несерьезно – ни контракта, ни цифр. Конкретных предложений не было. Сам даже не думал о переходе в профи. Почему-то не было тяги.

Если бы можно было сделать другой выбор, то, наверное, после Олимпиады-96 рискнул бы и все-таки попробовал себя в профессионалах. Тот же Вася Жиров [бывший чемпион мира по версии IBF в первом тяжелом весе] и другие уехали за границу и заключили контракты.

– После победы Константина Цзю на ЧМ-91 к нему подошли австралийские промоутеры, предложили переехать и начать профессиональную карьеру. Вас куда-то звали?

– А я сам пытался, когда меня начали списывать. Хотел выступать за Беларусь, но не срослось.

– Помните последний бой в карьере?

– Это было в Санкт-Петербурге в 2003 или 2004 году. Тогда на турнир приезжали узбеки, таджики, казахи, Россия с двумя или тремя составами. Во втором бою Ислам Тимурзиев по мне пару раз хорошо попал – я проиграл и больше не стал боксировать. Потом Тимурзиев умер [в 2015-м в 32 года]: у него были проблемы с головой, осталось двое детей.

Тогда у меня скорость была уже не та. Весь мой бокс строился на скорости – за счет нее я и побеждал, по мне было невозможно попасть. А потом начали подбираться, попадать…

– Тогда понимали, что это ваш последний бой?

– Нет. Надеялся выиграть. До этого же я всегда побеждал Тимурзиева. К тому моменту путь в команду мне уже был заказан. Хромов сказал, чтобы я больше не приезжал. На этом все и закончилось. Многие после такого вообще спиваются, но я не пью, мне проще.

– 15 лет назад вы сказали: «Я не пью, иначе спился бы давно, столько расстройств в жизни от несправедливости». Поясните.

– Много нюансов, которые тяжело переживаются. И спортивные, конечно – особенно когда тебя из команды выперли. Тогда казалось, что это несправедливо, а сейчас воспринимаешь, что все закономерно и правильно.

– От жизни в принципе не стоит ждать справедливости.

– А тут как в боксе. Когда тебя бьют, надо голову опустить, руки поднять и держать удар. Нас всегда так учили: самое главное – не опускать руки. Так выработался жизненный принцип: тебя бьют, бьют, бьют – нужно защищаться, когда перестают бить – отвечай. Только так.

«После бокса жизнь по всякому кидала: и бизнесом занимался, и ЖКХ. Тренером не пошел – там совсем маленькая зарплата»

– После бокса вы работали на государственной базе, где занимались техническим обслуживанием. Что за должность?

– Управление государственным имуществом, обслуживали промышленные объекты: пуск тепла, газ, вода – чтобы все функционировало. Если говорить про газ, то обучал людей, собирал кучу документов, с ними шел к газовикам, чтобы те пустили газ. Получал кучу замечаний – исправлял. Так же по воде и электричеству. Это все приучает к тому, что так все и должно работать. Тут как в боксе: столько нюансов, что, если недоглядел, может рвануть.

– Не совсем типичная история для боксера, который только завершил карьеру.

– А что делать? Я же окончил педагогический институт и сельхозакадемию по экономическому направлению. Надо было чем-то заниматься. Тренером не пошел – там совсем маленькая зарплата, раза в три-четыре меньше.

Жизнь по-всякому кидала: и бизнесом занимался, и ЖКХ, и сдачей коммерческих помещений в аренду. На базе я проработал 6-7 лет. Потом занимался стройкой, наша компания прокладывала газопровод по всей Ульяновской области, была генеральным подрядчиком, выигрывала тендеры.

Газифицировали очень много, на сегодня в Ульяновской области – чуть больше 60%. То, что сделали, это здорово, но газификация у нас еще долго не будет завершена – многие деревни до сих пор без газа.

– А как с учебой? Нравилось учиться?

– Педагогический институт окончил, когда еще боксировал, сельхозакадемию – уже после. Хотелось иметь нормальную специальность, чтобы можно было что-то в жизни заработать. Ходил на пары, очень нравилась экономика. До сих пор слежу за выступлениями ведущих экономистов России, смотрю прогнозы, анализирую. Очень интересно.

– Вы были хорошим студентом? 

– Не знаю. Зачет поставили – уже хорошо. Когда начинал изучать предмет глубже, становилось еще интереснее. Видишь движения в макроэкономике, которые происходят: угольная отрасль, металлургия, сельское хозяйство. Или вот сейчас нефтяникам разрешили поднимать цены на внутреннем рынке – цены скаканут.

– Вы хотели попробовать себя в политике. Зачем?

– Хотел бы построить ФОК, чтобы людям было где развиваться. На выборах дергался. Даже пару раз праймериз пытался пройти. Но это невозможно – против системы не сыграешь. Когда тебе говорят занести определенную сумму независимо от того, кто ты, руки опускаются: «Да ну вас нафиг».

– Разве нельзя найти деньги на ФОК со стороны и не идти в политику?

– А кто его будет содержать? Да, есть Сергей Галицкий, который построил стадион в Краснодаре, сделал парк, содержит футбольную академию. Восторгаюсь таким человеком – красавчик. Но не думаю, что он все это содержит – наверное, передал на баланс городу или области [«Комсомольская правда» писала, что стадион принадлежит компании ООО «Инвестстрой»].

– Когда спортсмены идут в политику, это часто вызывает возмущения: «Да зачем они там нужны?» Вы этого не боялись?

– Может, и правильно говорят. Что там делать спортсменам? Этим должны заниматься профессионалы. Спортсмен продолжает оставаться спортсменом всю жизнь, мышление остается таким же, он не может соскочить с этих рамок. Я вот хотел [пойти в политику], но уже не хочу.

«Возвращение Тайсона – пример для всех. Ни одной жиринки на животе»

– Вам 52 года. Спорт из вас еще не ушел?

– Тренируюсь каждый день. Когда надо, и в парах стою. Играю в футбол, бью по мешку – вес набирается быстро, борюсь с этим. Многие же спортсмены после карьеры вообще не хотят заниматься, так не только в боксе: в зал не ходят, толстеют и борются с болезнями.

– Как много бокс забрал здоровья?

– Ощущаю последствия. Постоянно что-то болит: плечо, позвоночник, суставы. Помню, за два месяца до Олимпиады-2000 сломал большой палец. Лечил, постоянно его ставили на место. Ломался – и я опять с лангеткой ходил, а потом как-то тренировался. А перед чемпионатом мира-1995 заболел бронхитом и выходил на бои с ознобом и высокой температурой. Антибиотики принимать было нельзя – могли же проверить на допинг. Лечился чаем с малиной.

– С кем и на каких условиях вы бы сейчас провели бой?

– Не знаю. Если бы было предложение, согласился бы. Это интересно. Тренируюсь же каждый день. Пока предложений не было. Может, сейчас с вами поговорю и посыплются предложения.

С Султаном Ибрагимовым

– Миллиона рублей за бой достаточно?

– Наверное. А лучше два или три.

– Как смотрите на такие истории, когда возрастные боксеры, как Тайсон, выходят на ринг?

– Да здорово. Это пример для всех. Думаю, он растранжирил все деньги, поэтому гонорары от боев ему пригодятся. Вот мне 52 года. И надо на него равняться и говорить, что я так хочу и могу. Конечно, это опасно, по голове получать – но он знает, на что идет. Зато ни одной жиринки на животе.

Многие люди моего поколения (не только боксеры) сидят в офисе, смотрят на это и думают: «А почему я так не могу?» И потом идут в зал и тренируются. Это большой стимул. Думаю, в Москве это особенно заметно: люди в возрасте приходят в зал, находят время заниматься несколько раз в неделю.

– На фоне этого чувствуете ли недосказанность, что добились не всего, чего хотели в карьере?

– Надо было выигрывать Олимпиаду. И я об этом говорил, и мой покойный тренер: «Главное – выиграть Олимпиаду, все остальное неважно».

***

На Спортсе’’ проходит большое голосование за лучшего тяжеловеса в истории бокса. Алексей Лезин поставил в топ-5 Николая Валуева. Кого поставите вы?

Фото: личный архив Алексея Лезина

logoЛучший боксер-тяжеловес в истории
logoАлексей Лезин
logoбокс