7 мин.

Последний воин. Почему Кевин Гарнетт – главное достояние сегодняшней НБА

1 k

Фото: REUTERS/Ray Stubblebine

Каждый текст о ЛеБроне напоминает, чем отличается восприятие болельщика в Америке и где бы то ни было еще.

Американцы, сопричастные игре, подсознательно хотят видеть самых лучших и считать, что именно их время дарит им самых совершенных баскетболистов. Поэтому величие легендарных игроков релятивируется: забываются подвиги, возникают сомнения в полноценности их эпохи, появляется ретроспективный взгляд на их соперников (которые оказываются не так уж хороши). Каждое новое десятилетие априори должно подразумевать шаг вперед, а значит, это оправдывает и поиски нового Джордана (сразу семь человек в разное время ходили в его наследниках), и сверхоптимистичные ожидания от Джеймса, и педалирование разнообразных достоинств современного баскетбола.

Любой негатив по отношению к Кевину связан с диссонансом между ним и эпохой

Сложно говорить за весь мир, но в России с оптимизмом на Джеймса смотрят лишь его непосредственные почитатели: остальные вздыхают по старым временам, костерят бездумных разыгрывающих новой эпохи, считают любые сравнения золотых 90-х и настоящего – кощунственными. Это может быть иррационально и даже отчасти выглядеть откровенным мазохизмом, но так и есть. Большинство отчаянно цепляется за прошлое и продолжает воспринимать происходящее как суррогат классической игры, как пародию, как шоу (в негативном понимании). Понятно, что второго Хакима Оладжувона не будет уже никогда (просто потому, что предпосылки для его появления слишком уникальны), но ведь есть совершенно отчетливая тенденция отказывать новейшему времени в праве на конкурентоспособность и превращать баскетбол в аналог высокого искусства: постоянный просмотр финалов 84-го, 93-го или 98-го коррелирует с настоящей эпохой так же, как полотна мастеров Возрождения с современным искусством.

Я не хочу никого убеждать в том, что вторая точка зрения абсурдна. Хотя бы потому, что в современной лиге меня раздражает слишком многое: минимально разрешенный контакт, снисходительность к симулянтам, почти тотальный контроль со стороны лиги всего, что делается и произносится, акцент на гламуре и искусственное раздувание звезд.

Я хочу сказать о человеке, который сейчас показывает, что все эти изменения не затрагивают самого важного, а значит, не являются определяющими.

У Кевина Гарнетта сейчас странный статус.

С одной стороны, он символ всех перемен, которые вместе вылились в целую революцию, начавшую новую главу в истории лиги: Гарнетт стал самым заметным игроком, пришедшим в лигу прямо со школьной скамьи и открывшим дверь для многих других; Гарнетт уже в молодости получил огромный контракт, зафиксировавший революцию цен; Гарнетт был самым ярким представителем игроков уходящей эпохи в «Миннесоте» – великим и терпеливым лидером команды, не желающей помочь своему франчайзу приблизиться к титулу; а затем он стал важнейшей частью Большого Трио и косвенно спровоцировал повышенную волатильность, в итоге превратившуюся в невиданную охоту за свободными агентами; Гарнетт помог очень четко сформулировать, что нужно сделать для того, чтобы победить прямо сейчас – а не просто строить команду с более-менее осязаемыми перспективами, как это было раньше. КейДжи прошел вместе с лигой очень долгий путь и, будучи не самым сильным и не самым заметным игроком, всегда оказывался в определенном месте в определенное время в качестве того, кто создает или закрепляет знаковую тенденцию. Если бы нужно было придумать логотип для лиги последних пятнадцати лет, то на него закономерно встал бы Гарнетт – ни одна из важнейших перемен, затронувших лигу, не обошлась без его участия. (В том числе уход от центровых – пришедший в лигу в качестве легкого форварда КейДжи переехал на «пятерку»).

Гарнетт –последний воин 90-х, воплощение того самого олдскульного баскетбола, жесткого, беспощадного, дарящего незабываемые эмоции

Только вот, с другой, Гарнетт кажется анахронизмом. Причем в гораздо большей степени, чем любой из его сверстников. Данкан продолжает делать то же, что всегда – он феноменален и фантастически скучен. Кидд, Нэш и Биллапс не перестают меняться, подстраиваться под окружающую реальность и по сути являются играющими тренерами: они настолько хорошо взаимодействуют с молодыми на внеигровом уровне, что это отражается и на баскетболе. Кобе наслаждается статусом играющей легенды: множество тех, кто выходит с ним на площадку, выросло на его играх и привыкло равняться на него. У Гарнетта все это не получается. Во-первых, своим отношением, своей манерой игры он разочаровывает тех, кто пришел в лигу, будучи его огромными фанатами (например, Ноа или Ховард). Во-вторых, он и не собирается подстраиваться под молодых: он делает так, что они подстраиваются под него – Дэвис, Перкинс, Поу, Стимсма, Саллинджер – они все прошли суровую школу выживания имени КейДжи и стали после нее на порядок лучше, прежде всего, конечно, не в плане умений, а в том, что касается психологии и отношения к делу.

Истоки этой инаковости Гарнетта вполне объяснимы. Он вырос в то время, когда лига была совершенно другой: когда соперников воспринимали как врагов (некорректный пример, но Баркли и Оукли умудрились подраться в контрольном матче), когда после матчей никто не обнимался с оппонентами (и даже поцелуи Мэджика и Айзейи выглядели отстраненными), когда для победы все средства были хороши (нарушение Джордана на Расселле в 98-м попадает именно под эту категорию). Баскетбол был войной, и в лиге действовали правила военного времени: здесь били своих партнеров, чтобы те были лучше (так делал, например, Джордан), умышленное нанесение травмы не считалось чем-то зазорным (о Боуэне можно не говорить, достаточно вспомнить, как Джален Роуз травмировал Кобе в финале), из команды выдворялись те, кто не работал на общее дело (например, «Пистонс» 89-го слили Дэнтли, взяв вместо него Агайрре), а трэшток и умение вывести противника из равновесия ценились так же, как стабильный трехочковый или комплекс обманных движений в посте. Потому что спорт – это и есть война, и нельзя оценивать воюющих с позиций мирного времени. Да и подавляющему большинству выдающихся спортсменов (с Джорданом во главе) тогда бы потребовалась немедленная госпитализация.

В данный момент в лиге не осталось никого, кто воплощал в себе идеалы той эпохи так же явственно, как Кевин Гарнетт, и его «Бостон». В эру баскетбольного гламура, драматических представлений, искусных флопперов и управляющих всем этим хозяйством пиарщиков он продолжает вести свою беспощадную войну, доводит до слез партнеров, бьет и издевается над соперниками – выходит на паркет, чтобы отдать там всего себя, в очередной раз показать, что для него нет ничего важнее победы, и сжечь себя до основания. В этом смысле именно Гарнетт –последний воин 90-х, воплощение того самого олдскульного баскетбола, жесткого, беспощадного, дарящего незабываемые эмоции. Его можно было назвать шоу, но в понимании, сопоставимом с гладиаторским боем, боксерским поединком, дуэлью.

В то время, как для большинства их коллег баскетбол становится работой, отходит на второй-третий план, они показывают, как нужно жить этой игрой

Любой негатив по отношению к Кевину связан с диссонансом между ним и эпохой. Если приглядеться, то окажется, что его роль в истории – это роль не символа, но первопроходца, преодолевающего трудности. Приход Гарнетта в лигу в качестве школьника выглядел как нечто не совсем нормальное. Его контракт был выстрадан: просто потому, что Кевин Макхэйл понимал, что он собирается платить далеко не Эдди Карри, любителю пончиков и сосисок. Его прозябание в «Миннесоте» было мучительным для всех. А успех «Большого Трио» в «Селтикс» был определен очень многими дополнительными компонентами, одним из которых стало умение всех троих подстроиться под партнеров. И сейчас точно так же КейДжи идет наперекор всему, противопоставляя ценности, с которыми он вырос, другим идеалам.

Понятно, что изменения обратно не последует: каждая баскетбольная эпоха соответствует своему времени. Просто то, что делает Гарнетт (и многие его коллеги), не стоит недооценивать. Они приносят в игру дополнительное измерение. Они продлевают жизнь ценностям, которые только на первый взгляд кажутся низкими. Они учат не единственно верному, но имеющему право на жизнь и ценящемуся многими отношению к игре. В то время, как для большинства их коллег баскетбол становится работой, отходит на второй-третий план, они показывают, как нужно жить этой игрой. Они работают, не жалея себя, сжигая себя, сосредотачиваясь на достижении одной цели, и заставляют работать всех остальных. Они еще раз доказывают, что самое главное в спорте – это безумная всепожирающая страсть, патологическое желание победы. Они делают эту лигу ярче, богаче и сильнее. Они показывают, что невозможное – возможно.

И главное – они доказывают, что суть не в эпохе, а в нас. Лига прошла очень много этапов в своем развитии: она была белой, открыла двери для нескольких доминирующих черных парней, убивала себя кокаином и отсутствием защиты, спасла себя Бердом и Мэджиком, создала идеальный фон для величайшего игрока, окружив его фантастической атмосферой бескомпромиссных сражений и максимально плотной защиты, и продолжила развиваться. Двойник Гарнетта из прошлого – Дэйв Коуэнс, сумасшедший ирландец, ставящий на уши Бостон-Гарден в 70-х – ушел, когда в 32 года внезапно потерял интерес к игре, сказав, что «ему надо очистить голову».

Кевин Гарнетт все еще с нами. Каждый день он лупит стойку щита и отправляется на свою войну.

Так, значит, и в этой эпохе что-то есть?

Кармело Энтони и еще 25 жертв Кевина Гарнетта

logoКевин Гарнетт