9 мин.

Let my Game do the Talking

Он никогда не любил общаться прессой, он не считал это своей обязанностью. Он не играл с ней в шоумена, не пытался бороться с другими звездами за внимание и лучи славы. Он не чувствовал в этом необходимости, ему было легче жить без всего этого, отдав пальму первенства Мэджику, Кариму, Берду и «Доктору Джею». Такое поведение привело к тому, что каждого из этой четверки называют одним из величайших баскетболистов всех времен, в то время как Мозес Мэлоун остается на задворках истории. Его фамилию в ранжире лучших центровых за все время существования этой лиги вспоминают только те, кто с ним играл, кто за ним наблюдал и кто терял его из виду на секунду и уже проигрывал подбор в нападении. Но это практически не имеет для него значения. Он всегда предпочитал прожектору фразу, которая лучше всего его описывала: «Let my Game do the talking».

Он никогда не считался самым талантливым баскетболистом США. В нем не было атлетизма Уилта Чемберлейна или Билла Рассела, подвижности Оладжувона, медвежьей физической силы Шакила О’Нила и изящества Абдул-Джаббара, он не бросал с дистанции, как Дэвид Робинсон. Он играл в свой, не всегда привлекательный, но навечно эффективный баскетбол. В юности он опускал мяч на паркет и обыгрывал на дриблинге, в старости давил уже грубыми, матерыми плечами и забивал на опыте. Его считали классическим «crafty»-центром, таких принято называть «олдскульными»: силовыми, крепкими, бесстрашными, терпящими грубый контакт. Только, в отличие от подавляющей серой массы таких бойцов, Мозес не просто работал усердно, ограничиваясь «черновым объемом», он умудрялся доминировать, сминать всю лигу за счет этого. «Я больше не видел ни одного человека, который так бы пахал на тренировках, двухсторонках или даже в ничего не решавших матчах, уже давно достигнув всего и доказав свой статус великого», – Чарльз Баркли, скорее всего, согласится со мной: Мэлоун, наверное, величайший «инфайтер» в истории игры.

Он никогда не боялся перемен и вызовов. Восемнадцатилетний худой пацаненок отказался от студенческой лиги и бросился в профессионалы. Люди вокруг смеялись, тыкали в него пальцем и крутили им же у виска, подозревая, что на нем же его будут вертеть матерые ветераны. Все прекрасно понимали, что он талантлив, но полное отсутствие мышечной массы и жизненного опыта выставляли его в ранге человека, который слишком переоценивает свои силы. Менее ста килограммов живого веса при его росте выглядели издевательством уже тогда. Прошло несколько игр в АВА. Те, кто не верил, схватились за головы. Отныне он «Manchild» – адепт нынешнего «убийцы с лицом ребенка», единственного прозвища на долгое время, которое к нему прицепилось.

Он никогда не сдавался. В истории НБА был всего один баскетболист, сопоставимый с Мозесом по желанию и умению отыграть эпизод до конца – Деннис Родман. Мэлоун царапался и бодался в защите и в нападении, он искал любую возможность для того, чтобы спасти давно проигранный эпизод. Он не смотрел на имена, на фамилии, на вывески и чемпионские баннеры. Не замечал локтей, толчков и ударов. Он пер на звезду первой величины с той же интенсивностью, что и на новичка с перепуганными глазами, бегающими от стороны в сторону, словно ускоренный в десятки раз маятник на старинных часах. Он был таким в 23, когда завоевывал свою первую статуэтку «Самого ценного игрока» регулярного чемпионата, и в 39, когда уже еле-еле передвигался по площадке в майке «Сан-Антонио». Даже те жалкие пять минут за половину, он все равно предпочитал проводить на пределе собственных возможностей. «Мы все были простыми пассажирами, он же пер на нас, как локомотив. У нас не было не единого шанса для того, чтобы преградить ему путь», – Джеймс Уорти стал тем, кто попал под горячую руку легенды, рвавшейся к своему единственному чемпионскому титулу.

Он никогда не боялся авторитетов. Он был человеком, который в двадцать пять лет втащил команду, проигравшую больше половины матчей регулярки, в главную серию сезона. Он убил «Лейкерс», действующих на тот момент чемпионов в первом раунде, вколотил 37+20 в решающем матче против «Сперс» и бросился на Пэриша, Бёрда и МакХэйла так, словно это коллектив щенков, а не создававшаяся тогда шаг за шагом символическая сборная звезд Восточной Конференции. И мы говорим об исполнителе, который никогда не бросал «скайхуки», не работал в «лоу-посте» на уровне суперзвезды и не прыгал так, как на батуте. Все на силе воли, энергии, желании биться до потери пульса. Он изматывал соперника, он забивал из под кольца не просто сложные, а невероятно тяжелые «силовые» мячи с грубым контактом и ошеломляющим сопротивлением, в лиге, где удар локтем в лицо мог смело котироваться как «игровой эпизод». «Если вы меня отталкиваете, я двину сильнее в  ответ, выстоите – добавлю еще раз, вложусь весь, если понадобиться, но забью этот чертов мяч», – «Хьюстон» имени Мозеса и Делла Харриса до сих пор остается единственным коллективом в истории, выбравшимся в финал с отрицательным балансом побед и поражений в многомесячном и изнурительном марафоне.  

Он никогда не воспринимал обмены как что-то личное. Он находил в себе силы бороться с этими эмоциями. Сменив десять команд и будучи выброшенным восвояси из стана «Портленда» (ставшего тогда же чемпионом), затем из «Баффало» и позже «Хьюстона» и «Филадельфии»,  Мозес не унывал. Падать духом – это не его занятие, он воспринимал решение руководства как новый стимул. В результате он стал единственным игроком в истории, набиравшим «20+10» в среднем в составе сразу четырех команд НБА в своей карьере, и только ему удалось выиграть статуэтку MVP дважды подряд в майках разных клубов. Трейд Мэлоуна из стана «Сиксерс» до сих пор считается главнейшим провалом в клубной истории. «Сегодня в «Спектрум» пришло 17 тысяч людей, чтобы посмотреть на меня. Гарольд Катц, так или иначе, все равно находит способ и сейчас «навариться» на моем имени», – первые слова после возвращения в Филли. Местные болельщики хоть и повозмущались, но были вынуждены согласиться.

Он никогда не лишится звания «Председатель правления подборов в нападении». Ни один игрок после Чемберлейна не работал на щитах в позиции центрового столь же усердно, как и Мозес. Он хватал двадцать один отскок во вражеских владениях за один матч, он вошел в историю как человек, собравший больше всего «досок» в атаке с момента  разделения критерия «подбор» на мячи в защите и где-то там, у соперника. Он не играл в Родмана и не начинал искать глазами партнера, дабы моментально переправить ему мяч, наоборот, он тут же пытался добавить его: вбить, затолкать, протиснуться или элегантно отправить в цель, воспользовавшись эффектом неожиданности. Оппоненты знали это и лупили легенду от души: он второй по количеству пробитых и реализованных штрафных за всю профессиональную карьеру, уступая только лишь своему [более] знаменитому однофамильцу.

Он никогда не говорил много, но если решался – цитаты становились классикой.

- Каков ваш прогноз на этот розыгрыш плей-офф?

- Четыре, четыре, четыре

- Я играю под вторым номером, но всегда буду первым для себя самого.

- Карим – лучший баскетболист всех времен. Но, если я пробиваюсь поближе к кольцу, мне без разницы, кто там. Считайте, что все кончено.

- Ну и что я стою весь в бандажах? Я завтра сыграю, не могу не сыграть. Единственная разница между мной и Каримом – ему тоже больно, но он просто их не надевает, поэтому и выглядит иначе.

- Что такое лучший подарок для меня? Знаете, есть одна штука: мне надоело покупать себе украшения: кольца, перстни, все такое. Наверное, придется выиграть один.

Никто и никогда так и не мог понять, за счет чего ему удавалось достичь успеха, не имея для этого ничего, что внешне выделяло его из серой массы. Недавно мне попалась на глаза его первая  финальная серия в жизни, и я видел мучения «Бостона» и еще молодого и подвижного Пэриша. Они пинали его, провоцировали, хватали… Безрезультатно. У меня появилась версия. Он играл сердцем, он был голоден до побед, он доказывал самому себе, что может намного больше, чем от него ждут. Его списали со счетов руководители «Филадельфии», ссылаясь на то, что он староват и травматичен. Мол, ветеран не выдержит чемпионского темпа и все такое прочее. За последующие четыре года он уверенно тащил на себе «серенький» «Вашингтон» и изрядно пофеерил в «Атланте» у Майка Фрателло, а «Сиксерс» за это время так и не осознали, что на самом деле собой представляет эта пресловутая погоня за титулом.

Он никогда не получал по заслугам. Рик Роби, Уэсли Кокс, Колдуэлл Джонс, Родни МакКрэй, Джефф Рулэнд – это не имена порнозвезд или дешевых сериальных актеров из восьмидесятых, это те, кто, так или иначе, стал компенсацией за одного из пятидесяти лучших баскетболистов всех времен. Он был трехкратным MVP в эпоху суперкоманд из Бостона и Лос-Анджелеса, заехав на двенадцать «Матчей всех Звезд». Именно он подарил Джулиусу Ирвингу заветный титул, а не «Доктор Джей» принес его своему партнеру. «Мы выиграли потому, что, каждый раз выходя на паркет, понимали: в любом матче у нас есть перевес на позиции центрового».

Но стоило Шакилу О’Нилу объявить о окончании карьеры, как массы тут же стали ругаться между собой, пытаясь узнать место «Дизеля» в иерархии. Они вспоминали кого угодно: Уилта, Карима, Хакима, Билла, даже Патрика Юинга. Мозес был в стороне. Его никто не упомянул, словно двадцать один профессиональный сезон (рекорд, разумеется), пролетели мимо него, оставив Мэлоуна стоять у обочины. Добирайся до вершины автостопом, мальчик.

Мне не важно то, сколько людей видели его. Мне плевать на то, как много дочитавших до сюда не интересуется историей. Мне намного неприятнее, что за величие баскетболиста теперь отвечает не его игра, не его достижения, а исключительно пресса, возвышающая одних и забывающая о других. Он специально ограничил себя от журналистов, которые теперь оградили его от себя. Поэтому у нас и появляются истории о том, что ЛеБрон Джеймс или Кобе Брайант повеселее Майкла Джордана, что Шак – лучший центровой в истории, что человек, который за полторы тысячи матчей ухитрился иметь «20+12» в среднем по карьере, почему-то даже не рассматривается в статусе по-настоящему великого центрового, оплота доминирования, ведущего к успеху.

Это еще одно доказательство того, что мы прогнили, что прожектор, который светит на звезд нынешнего времени, ослепляет не только легенд прошлого, но и сегодняшнего болельщика. Вот увидите, совсем скоро ранжир даст нам похохотать, и Дуайта Ховарда визуально поставят выше. Только вот сколько людей посмотрят на это как на чистую монету, в процентах, если можно? 

Я склоняюсь к восьмидесяти-восьмидесяти пяти. Это и ваш и наш реальный уровень.

Еще больше интересных текстов на странице «Трибуна. Баскетбол/НБА»