7 мин.

«Жизнь в розовом»: К 22-летию Шомы Уно

English translation was published here.

«Всегда, чтобы возникла история любви, один должен плакать» 

(C’était une histoire d’amour)

Первая половина этого сезона стала для поклонников японского фигуриста Шомы Уно настоящим испытанием. Еще большим испытанием она стала, разумеется, для самого фигуриста, карьера которого совершенно неожиданно оказалась разделена на «до» и «после» из-за ухода от знакомых с детства тренеров и внезапно свалившегося груза полной свободы. Окажутся ли в итоге эти несколько драматичных месяцев важнейшим переломным моментом в карьере фигуриста, покажет время. И станет ли кажущийся сейчас наиболее реальным переход фигуриста в лагерь Стефана Ламбьеля панацеей от всех бед — тоже.

Шома, идущий в светлое будущее

Шома на фоне светлого будущего

По поступающим из Швейцарии фотографиям, видео-репортажам и фрагментам интервью ясно одно: по меньшей мере, у Шомы вновь горят глаза и он вновь улыбается. И вот об этих позитивных сдвигах и хочется говорить и думать.

Шома, не скрывая своего восхищения, любуется Швейцарской природой

У Шомы горят глаза на банкете по окончании Ростелекома

Сотрудничество с Ламбьелем началось далеко не вчера. Шома много раз пересекался со Стефаном на шоу еще в юниорские годы и не раз ездил к нему для доведения до блеска уже поставленных программ — например, Олимпийской «Зимы» под известный скрипичный концерт Антонио Вивальди. Но до сих пор единственной программой, полностью поставленной Стефаном, является лирический показательный номер под знаменитую песню Эдит Пиаф «La vie en rose» — «Жизнь в розовом» («жизнь через розовые очки», «в розовом цвете»). Эту показательную программу Шома показал непростительно малое число раз:

только на Ростелекоме

и финале Гран-при 2016го года. 

Но программа оставила глубокий след и настоящие поклонники Шомы, конечно, любят и помнят ее — и даже втайне надеются на новые прокаты.

Быть может, тренируясь на постоянной основе в Швейцарии, Шома и впрямь вспомнит об этом номере и вернет его в свой репертуар в этом или следующих сезонах. Пока же я предлагаю вернуться к нему хотя бы здесь — посмотреть на «La vie en rose» новыми глазами (через «розовые очки»?) и оценить красоту этого маленького лирического шедевра. И заодно посмотреть на Шому глазами Ламбьеля.

«La vie en rose»: Эдит Пиаф

Ставший знаменитым хит Эдит Пиаф — это полное растворение в чувстве любви, уход в лирические чувства и переживания главной героини. Уход в мир, в котором все видится через «розовые очки». Банально? Не совсем, если знать о судьбе самой исполнительницы и вспомнить, в какое время и при каких обстоятельствах создавался этот шедевр. Достаточно назвать место и год и многое станет понятным: Париж, 1945. Окончание второй мировой войны, конец немецкой оккупации Парижа и тайной борьбы за его освобождение, время очередного взлета антисемитских настроений. И с окончанием всего этого — время судебных разбирательств. Все эти события напрямую коснулись и жизни самой Эдит Пиаф. Но одновременно с этим — это и время новой свободы, нового желания жить и любить. И время очередного романа Эдит с только начинающим в то время шансонье Ив Монтаном. Поэтому если вы думаете, что «розовый цвет» этой песни — это только «сопливая лирика», подумайте еще раз. Если бы это было так, она никогда бы не стала гимном целого поколения замученных войной и неурядицами людей и никогда бы не стала символом всего творчества Эдит Пиаф.

В использованной Стефаном и Шомой версии есть несколько любопытных изменений. Во-первых, сочетание голоса нового исполнителя (Андреа Бочелли) с исторической записью самой Эдит Пиаф, голос которой звучит примерно с начала второй половины — сначала отдельно, потом в контрапункте с Андреа. Отсюда другое отличие. Песня выстраивается теперь как диалог, с соответствующими изменениями в тексте: Бочелли поет о портрете «de la femme» (женщины), а не «de l’homme» (мужчины), и все гендерно маркированные местоимения («он», «его», итд.) соответствующим образом изменены (на «она», «ее», итд.). Когда же вступает Пиаф, внимание вновь переносится на «него».

Новый вариант песни, таким образом — это полноправный диалог двух влюбленных. Они оба видят жизнь в «розовом цвете», они оба безнадежно погружены в созерцание своих чувств. Это важно для программы, в которой много кружения, много танца с воображаемой партнершей. Взгляните хотя бы на это:

Окончание фразы «Il me dit des mots d’amours» — здесь от имени основной героини в исполнении Пиаф, поэтому «ОН мне говорит слова любви» — подчеркивается кружащимися танцевальными движениями, где не хватает только одного… партнерши.

«Слова любви» — это то, чего определенно не хватало Шоме после ухода от тренеров и во время тренировок в одиночестве. Сам он признался: для него важнее всего именно эмоциональная поддержка тренера; важно знать, что кто-то за бортиком действительно вкладывает в его прокаты всю душу, действительно переживает всем сердцем. И говорит такие важные слова любви и поддержки.

«La vie en rose»: Стефан Ламбьель

Эта программа полностью пронизана неповторимым стилем Стефана Ламбьеля. В каждой фразе, каждом мелодическом повороте и нюансе текста, читается хореографический язык этого фигуриста, язык его собственного катания, его выразительность. Характерная как для Стефана, так и для Шомы, медитативная погруженность в материал.

Ее глаза заставляют меня потупить свой взор

Некоторые фигуристы, катающие программы Стефана, сильно проигрывают от такого невольного «соседства». Но определенно не Шома Уно, проникновенное катание которого только обогащается тонкостью постановочного языка хореографа.

Главная особенность этого языка — характерное для Стефана четкость воспроизведения фразовой структуры оригинала в танце. Предельно точное следование всего тела фигуриста за началом и окончанием фразы, за дыханием музыкальной мысли — и дыханием исполнителя песни. Давайте посмотрим несколько примеров. Вот начала нескольких фраз, взятые почти наугад. Только лишь первые элементы длинной мысли:

Обратите внимание, как передается одно и то же начало в танце: всякий раз это легкое кружение, заканчивающееся паузой и почти незаметным акцентом рук и кистей. Каждый такой крошечный кусочек танца — точный слепок самой мелодической фразы, маленького кирпичика музыкальной мысли, в каждом из которых есть непрерывное кружение мелодии и пауза заключительного оборота.

Хореографические акценты особенно хорошо видны в окончаниях фраз. Выше уже приводилась фраза «Il me dit des mots d’amours», заканчивавшаяся танцем с невидимой партнершей. А вот та же фраза в исполнении Бочелли, уже от имени мужского персонажа: «Она мне говорит слова любви»:

Хореографическая мысль вновь воспроизводит через графику движения мысль музыкальную, особенно в конце, где фигурист останавливается и делает несколько робких шагов назад на зубцах — временно отступая перед началом новой мелодической волны.

Наиболее яркими и драматичными моментами подобного структурного соответствия становятся два тройных акселя. Оба поставлены на окончание и одновременно вершину одной и той же фразы (только в разных тональностях) и оба призваны подчеркнуть не только мелодическую, но и смысловую вершину этой фразы: «Она сказала мне это, поклялась мне, на всю жизнь».

И, конечно, практически ни одна постановка не обходится без фирменного «росчерка» самого Шомы: его кантилевера. В данном случае кантилевер подчеркивает драматический момент вступления голоса Эдит Пиаф и характерный для кульминаций «подъем»: перенос звучания на новую высоту, в новую тональность.

«La vie en rose»: Шома Уно

На этот сезон Шомы трудно смотреть через «розовые очки».

Но каково было видеть «мир в розовом» в конце второй мировой войны, на фоне тяжких потерь и чудовищных преступлений против человечества? Каково было сохранять чистоту чувства и музыкальный дар тогда, когда твое детство прошло рядом с миром парижских борделей, а долгое время единственным источником твоего заработка было разлечение публики в парижских кабаре? Но, может быть, в этом и пронзительность этой песни — в ее нежданной и непрошеной красоте?

Обстоятельства создания песни подтверждают, по крайней мере, одно: если удастся сохранить в себе огонь, творческое горение, жажду совершенства, то все преграды рано или поздно рухнут. И самые тяжелые и черные моменты жизни окрасятся розовым цветом надежды, розовым цветом любви.

Нужно только верить, нужно только любить.

А болельщики всегда придут на помощь — в моменты горя и радости. Потому что любить катание Шомы — это их судьба.

Шома и расчувствовавшийся автор поста

С днем рождения, любимый фигурист!

Шома и Ицуки приглашает всех к праздничному столу. Там не будет овощей.