Андрей Кириленко: «Не могу сказать, что за это время стал мормоном»

- Как и когда впервые услышали про НБА, и чем для вас лига была в то время?

– Когда узнал, я сейчас, наверное, уже и не вспомню. Когда я только начинал заниматься баскетболом, мне кажется, что все об этом знали. Конечно же, тогда Майкл Джордан был человеком номер один. Так же, как Мэджик Джонсон и Ларри Берд. Но Мэджик и Берд уже сходили в то время, а Джордан был на пике. В свои лучшие годы эпохи «золотого» «Чикаго». Особенно вспоминаются игры против «Юты»…

- Что-то удавалось посмотреть?

– Тогда было совсем немного трансляций. Но вы же, наверняка, помните программу Владимира Гомельского «Лучшие игры НБА», где удавалось посмотреть матчи «Орландо» (там тогда только появился Шакил), «Хьюстона» (где проводил последние годы Оладжувон), «Сан-Антонио» с Робинсоном – ну и на всех других звезд НБА, включая Карла и Джона. Поэтому довольно много получалось посмотреть. Раз в неделю смотрел хорошую игру. Было интересно…

- Та НБА сильно отличается от лиги, в которой вы играете сегодня?

– Нельзя сравнивать баскетбол прошлого и баскетбол настоящего. Будь-то чемпионат России или сборная СССР. Часто говорят, вот была сборная СССР, которая так играла, а посмотрите, что у вас сейчас. Это нельзя сравнивать, потому что игра сейчас абсолютно другая. Поставить сейчас друг против друга сборные любых годов, и современная будет наголову сильнее, потому что скорости совсем другие, баскетбол прогрессирует, и скорости, атлетизм совершенно иные. Мне кажется, что нужно не сравнивать, а стремиться совершенствовать то, что есть…

- Но есть же такая точка зрения, что НБА становится больше шоу…

– Если взять ту команду, которая стала чемпионом сейчас, и поставить ее играть с «Бостоном» двадцатилетней давности, думаю, что «Лейкерс» будут на голову сильнее. Важна скорость, движения совершенно другие, больше мощи, больше контактной игры. Все-таки раньше было так, что каждое касание – фол. Конечно, была и физическая игра, но сейчас все эволюционирует…

- Как же теория о том, что в современной НБА искусственно создают звезд, и недавние изменения в правилах способствуют этому…

– Ну что значит «искусственно»? Мне кажется, что звезд искусственным образом создать нельзя. Как и раньше, НБА держится на пяти-восьми звездах первой величины. И раньше, в 70-80-х годах, можно было по пальцам пересчитать игроков, которые были символами лиги: сначала Чемберлен, Джерри Уэст, потом пришло время Мэджика Джонсона, Майкла Джордана, Чарльза Баркли, сейчас ЛеБрон Джеймс, Кобе Брайант. Все остальные это не звезды, а просто игроки хорошего уровня. Каждое поколение, а это пять-семь лет, – это несколько звезд, которые превалируют над другими и создают имидж лиги.

- Когда вы в 97 году выиграли конкурс по броскам сверху, его приезжал судить Карим Абдул-Джаббар. Вы тогда знали, кто это, или это был просто долговязый лысый дядька?

– Ну конечно же, знал. Как я мог не знать легенду НБА, который до сих пор лидирует по количеству набранных очков? Единственное, что, когда ты маленький, ты как-то больше смотришь на баскетболистов, играющих на твоей позиции, потому Джордан казался мне лучше Джаббара. Хотя, конечно, Джаббар по всем своим достижениям еще посоперничает с Джорданом.

- В какой момент вам сказали, или вы сами поняли, что сможете попасть в НБА?

– Никоим образом я этого, конечно же, не предполагал. Даже когда состоялся драфт, и меня выбрала под 24-м номером «Юта», для меня это все равно не было сигналом, что вот я буду сразу же в «Юте» играть. Ну выбрали и выбрали, а когда я еще туда поеду…

- Чья была идея выставить кандидатуру на драфт? Ведь вы стали самым молодым европейцем, которого выбрал клуб НБА…

– За год или два до этого у меня появился агент – Марк Флетчер, с которым мы работаем до сих пор и находимся в прекрасных отношениях. И он мне говорит: «Слушай, вот ты сейчас молодой, надо отправить письмо на драфт, ведь, если даже тебя не выберут, это тоже будет неплохо – в любой момент ты сможешь приехать в НБА и подписать контракт с клубом. Выберут – тоже хорошо». Ну то есть такой беспроигрышный вариант. В то время я особенно не думал об этом, и тут меня выбирает «Юта». Мы тогда были на сборе с юношеской командой, а на следующий день выходит «Спорт-Экспресс» с новостью о том, что меня выбрали под 24-м номером. И сразу с утра меня все начали дразнить. Говорили: «Ну все, будешь вторым Почтальоном»… И действительно через год (я отыграл еще сезон до конца контракта с ЦСКА) подписал соглашение с «Джаз».

- Было важно, что это именно «Юта», или тогда было все равно?

– Конечно, все равно. На самом деле, до меня доходили всякие слухи, что меня должно было выбрать «Сан-Антонио», но «Юта» выбирала раньше и взяла меня. А так – если, вдруг… Так же в 2001 году мы должны были взять Тони Паркера, а выбрали Рауля Лопеса, а Тони оказался в «Сан-Антонио». И так же мы не взяли Карлоса Бузера на драфте-2002 под 14-м номером, а через два года подписали с ним долгосрочное соглашение. Вернули его, грубо говоря…

- В тренировочный лагерь «Юты» вы отправлялись с какими мыслями?

– Честно говоря, тогда немного волновался. Для меня это был совершенно незнакомый мир. Впервые оказался в Америке, совершенно не знал, что делать, как. Надо было адаптироваться. Первые две недели я жил в каком-то отеле, где потолок был ниже, чем здесь (разговор произошел в фойе УСК ЦСКА – прим. ред.), какая-то сухая еда – и я думал: «Мне же еще здесь «три плюс один». Контракт с «Ютой». Господи, ну почему!?». Очень тяжелое состояние. А потом уже через месяц адаптировался, появились места, куда можно было пойти. С семьей подобрали домик, где могли жить: дом, разделенный на две половинки, в каждой из которых живет по семье. Вроде неплохо устроились. Со временем все сгладилось. Оба моих сына там родились. Считаю, что это, действительно, мой второй дом.

- В тренировочном лагере была вроде такая история, что вам в первом же матче сильно разбили лицо?

– Ну это же ерунда…

- Но там же все время что-то случается…

– Ну да. На самом деле, из двух моих лиг одна закончилась разбитым глазом со швами, а вторая – подвернутым голеностопом, после которого я так там и не доиграл. И после этого перестал туда ездить.

- Были какие-то опасения из-за того, что вы едете в Солт-Лейк, столицу мормонов?

– Нет. Из-за этого вообще не волновался. Чего тут бояться? Наоборот считаю, что это огромный плюс: в городе минимальная криминальная обстановка, все для детей, культ семьи. Они создали религию, которая заботится о своих гражданах, не требуя многого взамен, а просто поощряя какие-то хорошие вещи и не поощряя вредные привычки. Мне это абсолютно подходило. Не скажу, что стал мормоном за это время, но ничего плохого в этом не вижу.

- Случайность или нет то, что в «Юте» оказываются очень приличные на фоне остальных игроков НБА баскетболисты?

– Мне кажется, что изначально менеджмент при выборе игроков отдает предпочтение тем, кто привержен спокойному образу жизни, порядочным людям. Порой в жертву игре выбирают работяг, которые будут трудиться, слушать, прогрессировать, с положительной стороны представлять клуб вне площадки. Ведь, действительно, игрок представляет свой клуб не только на площадке, но и вне ее – никому не хочется слышать, что вот какой-то игрок «Джаз» выпил, ударил машину. Никому не хочется быть на одной стороны с подобными вещами, поэтому предпочтение отдается положительным игрокам.

- Клуб вообще много значит для города?

– Это основной клуб города, никаких других профессиональных команд в Солт-Лейке нет, и поэтому, конечно же, каждый житель знает все про «Джаз» и знает всех игроков. Все болеют и переживают за команду, моментально узнают на улицах. Сделки, трансферы, приобретения – любая подобная информация становится достоянием общественности в первые пять минут.

- На фоне остальных положительных игроков Карл Мэлоун как-то выделялся?

– Почему? Нет, он был работяга. Конечно, в общении он был достаточно жесткий человек, но никогда не был замечен ни в чем отрицательном, ни на площадке, ни за ее пределами. Он был, конечно, немножко с таким достоинством, нес себя, создавал такой образ на площадке. Но вне ее абсолютно нормально со всеми общался.

- За пределами площадки он как-то помогал, ведь он же был капитаном?

– Они были капитанами вместе с Джоном, все-таки представить их друг без друга довольно сложно. Хотя Карл дважды выигрывал звание «самого ценного игрока», а Джон таким никогда не был, все же органично они смотрятся только вместе. Джон сделал 15 тысяч передач, из них, наверное, 10 тысяч – Карлу. Карл забил 30 тысяч очков, из них 25 – с передач Джона. Их сложно разделить.

А насчет помогать, в НБА это как-то не принято…

- В чем была особенность Стоктона, он же не выделялся физическими данными?

– Он был очень спокойный, очень тихий. Но на площадке преображался и был как такая злая собака. Хватался, боролся, не разговаривал и бился, бился, бился…

- Сейчас все говорят о проблеме в России с первыми номерами. Вот на опыте Стоктона что-то можно посоветовать? Или он просто был разыгрывающий от Бога?

– Ну конечно, он был разыгрывающий от Бога. Думаю, что работоспособность, видение площадки это то, чему можно поучиться… Хотя, конечно, не нужно забывать, что у него были прекрасные партнеры: Карл реализовывал очень многие ситуации.

- Джерри Слоун – культовая фигура для «Джаз». Как ему вообще удалось продержаться столько лет, пройдя путь от чисто пик-н-ролльной игры со Стоктоном и Мэлоуном до сегодняшней команды?

– Прежде всего, Карл и Джон – это была главная составляющая успеха. Два гениальных игрока: Джон уже вошел в Зал славы, Карл, думаю, что войдет. Потом Джерри – боец до мозга костей. Ему не важно, что творится на площадке, ломают люди ноги или еще что – он тренер старой закваски: победа, победа, победа любой ценой. И, конечно же, как тренеру ему надо отдать должное: он заставляет людей выкладываться по полной. Что тоже очень важно.

- Он производит впечатление очень жесткого человека и даже частенько пытается через прессу надавить на игроков соперника. Что было видно в двух последних сезонах в сериях против «Лейкерс»…

– Ну это все-таки игра. В Америке используется пресса, чтобы кого-нибудь устрашить, запугать, донести информацию до сведения…

- В раздевалке повышает голос?

– Конечно, это неотъемлемая часть работы тренера. Можно соглашаться – не соглашаться. Тренеры бывают разные. Есть очень жесткие тренеры, тренеры-тираны, есть дипломатичные, которые больше стараются найти контакт с игроками, чем заставлять их. Когда находишь контакт, больше места для импровизации. Игроки больше могут раскрыться. Но, с другой стороны, они могут и увлечься импровизацией и потерять нити игры. Джерри Слоун принадлежит к первым, а, скажем, Майк Д’Антони ко вторым. В России то же самое: Сергей Белов относится к тем тренерам, которые больше давят и требуют с игроков. А есть те, кто старается направлять в нужное русло, корректировать игроков. Как, скажем, Дэвид Блатт. Кто лучше, кто хуже, тут нельзя сказать. Нельзя угадать. Все работает. Разные тренеры выигрывают, просто игрокам бывает удобнее работать с теми или другими.

- Перед Слоуном вы тренировались в ЦСКА у Еремина. Насколько разительной была разница в подходах?

– Еремин как раз был где-то посередине. С одной стороны, он был дипломатом, который все же старался дать игрокам возможность для импровизации. Но при этом он был из того, более старшего поколения. Он требовал, требовал, а потом все же уступал. Все-таки, мне кажется, что умом он понимал, что надо стараться договориться, но принадлежал к тренерам прежнего поколения советских времен, которых учили всех держать в кулаке. Он старался так делать, но потом все же – а давайте, ладно не так, будем строить игру иначе. Иными словами имело место такое смешение стилей. Мне это очень нравилось. Он сначала давил, давил, а потом отпускал, предоставляя игрокам необходимую свободу.

- Самым тяжелым какой был сезон?

– Самым тяжелым, наверное, был первый сезон в ЦСКА. Мне было 15-16 лет, я был молодой мальчик, который приехал из санкт-петербургского «Спартака» в огромный город Москву без семьи. Снял квартиру на Песчаной улице. Ездил на тренировку, где было 12 человек из национальной сборной и два американца – в такой ситуации сложно было найти свое место. Тогда мне очень помогли и Еремин, и игроки – Валерий Дайнеко, Гундарс Ветра, который, например, очень часто меня брал на прогулки, мы гуляли, он мне что-то рассказывал. Благодаря им я быстро адаптировался…

- В Америке было что-то подобное?

– В Америке это не принято. Тем более что я приехал с семьей, и мы с семьей больше проводили время.

- В первом же сезоне вы выходили против Джордана. Это было похоже на фантастику?

– Ну конечно же. В первом сезоне мы встречались с «Вашингтоном», я играл совсем немного – вышел в конце, отбегал пять или шесть минут. Тогда Майкл забил нам вроде бы 44 очка, но в том матче я накрыл Джордана и, хотя мы уступили, был очень собой доволен – накрыл самого Джордана. Ну и после последнего матча, когда он играл против нас последний раз, помню, я набрал вроде бы 22 очка, он – 11, и я подумал, ну все, счастье, Джордан закончил, теперь можно играть. Он, действительно, был суперигрок. Это было видно даже тогда, когда он заканчивал карьеру. Все эти кошачьи движения – все это осталось. Чуть проигрываешь позицию, все – он ставит корпус, и все – много было на что посмотреть.

- Перед тем как вы заключили действующий контракт с «Ютой», не было желания перебраться куда-то еще?

– Абсолютно не было сомнений. Первые четыре года с «Ютой» у меня прошли прекрасно. В мой третий год я попал на Матч всех звезд, получил море положительных впечатлений. Все шло к тому, что произойдет смена поколений, так и вышло. Командная игра осталась на том же уровне. Два года назад попали в финал конференции, где проиграли «Сан-Антонио». А в финале «Сперз» легко разделались с «Кливлендом».

- Было в городе какое-то разочарование, когда клуб так ничего и не выиграл, а пришло время Стоктону закончить карьеру. Мэлоун же тогда перебрался в «Лейкерс»…

– Да нет. Все понимали, что не играть же им вечно. Им было тяжеловато. Солидный возраст. Они отыграли в команде по 20 лет. Конечно, пришло время заканчивать, потому что физически им было тяжело. Хотя и Карл, и Джон могли бы выступать еще пару лет, но они уже сами понимали, что пришло их время.

- В тот момент так получилось, что все надежды клуба связывались с вами. Плюс у вас был достаточно большой контракт. Это сильно давило?

– Конечно, давило. Трудно, когда все надежды возлагаются на тебя одного. Но я уже говорил сто раз, что баскетбол – командная игра, и невозможно в одиночку побеждать. Хороший пример «Лейкерс». Кобе Брайант – суперигрок, лицо лиги. Но еще год, два назад – пока ему не доставили недостающий кусочек – он ничего не мог сделать один. Бился, бился – не мог. Даже в плей-офф с трудом попадала команда. А вот добавили этот кусочек, бах – сразу же – чемпионы. Или взять «Кливленд». Суперигроки, а все равно чего-то не хватает. Какого-то маленького кусочка. Даже «Орландо» их обыгрывает. Хорошая добротная команда, но даже, казалось бы, не чемпионская. Поэтому лига, действительно, очень интересная. «Бостон» не играл, не играл, и тут вставили правильные кусочки. Всего два человека появилось-то, а стали чемпионами. «Финиксу» же, у которых был прекрасный состав, тем не менее, чего-то не хватило, хотя это была замечательная команда, которая хорошо бежала. Да, не хватало в защите, зато забивали по 140 очков. Но совсем немного не хватало, совсем чуть-чуть. Так же и «Юте» чего-то не хватает.

- Давило, скажем, то, что НБА больше ориентирована на статистику, и поэтому многие ваши достоинства остаются в тени?

– Да нет. Это на меня никогда не давило. В каком-то сезоне бывало, что мне говорили: «Вот, ты чего-то не забиваешь». Да какая разница. Главное, что мы побеждали. Я считаю, что я такой баскетболист, который выполняет большой объем черновой работы. Но «черной» не в том смысле, что схватил кого-то. А в том, что помог, подстраховал, вернулся. В Америке есть такая графа, как «касания мяча в обороне» – я в течение семи лет был лидером в этой номинации. Еще при Джоне и Карле. Это была моя игра, черновая работа, совершение всяческих мелких полезных действий, которые помогали вернуть мяч команде, чтобы у нас было больше атак. Я никогда не был супероружием в нападении, хотя могу забить с любой дистанции, создать момент. Но для этого мне все-таки нужен мяч. Сейчас, когда приходится больше действовать без мяча, последние два-три года, с этим трудно. Но и к этому привыкаешь. Сейчас я все переосмыслил, поменял акценты, и все идет по-другому. Выходишь со скамейки, сразу же усиливаешь игру. Прошлый чемпионат Европы был неплохим подтверждением: после вроде бы неудачного сезона в НБА был очень удачный Евробаскет. Почему? В игровом плане ничего же не меняется. Тут играл плохо и в одночасье заиграл хорошо. Так же не бывает. Ты все равно выступаешь на одном уровне. Все зависит от той схемы, по которой действует команда.

- Но тогда после чемпионата Европы возникло недопонимание со Слоуном…

– Ну да. Было недопонимание. Я не мог понять. Как так, там я играю в один баскетбол, а здесь сразу же – в другой. Моментально возник конфликт. Ты сам просто не понимаешь, почему так происходит. Мы все с Джерри обговорили и вроде бы пришли к решению, что он будет мне помогать. И действительно, сезон прошел гораздо лучше, на более высокой ноте. Он посоветовал мне обратить внимание на смену позиции и функций – больше стараться действовать в подыгрыше, нежели самому больше все решать. Пришел новый разыгрывающий, который прекрасно заменил Джона Стоктона. Четвертый номер – Бузер. Опять же наше нападение пришло к тому, что так любит играть Джерри, а третьи номера из этой схемы немного выпадают. Но я старался больше сконцентрироваться на своей черновой работе – помогать защите, помогать, чтобы двойки получались как можно чаще и успешнее. Закончил тот сезон вторым в команде по передачам. Вроде третий номер, а передачи раздаю как разыгрывающий.

- Чего же не хватает сегодняшней «Юте»? Ведь команда провалила концовку сезона.

– Да всего хватает. Мне кажется, нам бы еще немного собранности. Плюс у нас очень много травм. В какие-то важные моменты постоянно что-то случается. Окур не смог играть в плей-офф, под конец сезона я получил повреждение – оперировали голеностоп. Бузер практически полсезона пропустил. Уильямс выбыл в начале года. Так получилось, что всей командой мы из 82 провели только 17 игр. Это наше главное несчастье.

- Что сейчас происходит с «Ютой»? Клуб за многие годы превысил потолок зарплат…

– По уму, думаю, что руководство должно будет что-то менять в этой ситуации. Хотя, с другой стороны, если клуб готов платить налог на роскошь, почему бы не сохранить всех и не попытаться сыграть тем составом, который есть. Конечно, будет тяжеловато. Не знаю, как поступят в команде. Ведь у нас есть и Бузер, и Пол Миллсэп, которые выступают на одной позиции. Кому из них будут доверять больше: Бузер уже состоявшийся игрок, Пол – молодой, подходящий, ему вроде бы надо давать играть. Не знаю, как сейчас будут выходить из ситуации. Но это не моя проблема. Моя задача сейчас хорошо подготовиться к сезону и сыграть в полную силу.

- Действительно удалось набрать вес?

– Да прибавил 10 килограммов, хотя мне кажется, что не видно. Очень много работал в тренажерном зале, потому что, если хочешь набрать вес, тренироваться и бегать нельзя. Только «качалка»: качаешься и кушаешь, кушаешь и качаешься. Минимум бега. Бегать я начинаю только сейчас – после каждой тренировки сбрасываю два килограмма. И набираю их обратно.