Для меня лучшим игроком среди моих современников, лучшим из тех, с кем я когда-либо играл, был Брайан Робсон. Когда он был капитаном сборной Англии, мне всегда было так приятно осознавать, что он там. Он умел делать все: работал по всему полю и был вдохновителем. Я так восхищался им. Я считаю, что он был величайшим в мире на своей позиции.

Я всегда был большим поклонником Криса Уоддла и Питера Бердсли, и не только потому, что они друзья и бывшие партнеры по команде, но и потому, что они оба обладали невероятным природным талантом. Бердсли был так умен. Он мог вскрыть самую сложную оборону. Уоддл был прекрасным человеком, которого только можно было иметь в своей команде. Если тебе или команде нужен был перерыв, а также возможность досадить сопернику, все, что тебе нужно было сделать, это отдать мяч Крису. Он удерживал его в течение пяти минут, доводя другую команду до бешенства.

Гари Линекер был лучшим нападающим, с которым я когда-либо играл. Ты всегда знал, что в каждой игре он, скорее всего, забьет. Не менее хорош был и Алан Ширер. Как и Линекер, было здорово иметь его перед собой, зная, что он всегда может забить за нас гол. Это придавало нам такую уверенность, когда любой из них выходил в атаке. Наверное, с Аланом я больше смеялся. В раздевалке он кричал «ДАВАЙТЕ, РЕБЯТА», а я в ответ «ДАВАЙ, АНГЛИЯ». Это была своего рода глупая рутина, которая всегда нас смешила.

Величайший футболист моего поколения, который до сих пор играет — Рой Кин. Ему еще не так много лет, и у него было много травм, но на данный момент он остается лучшим на своей позиции в мире. Я помню, как впервые столкнулся с ним, когда он играл в «Ноттингем Форест». О нем говорили многие футбольные деятели, и в тот день я устроил ему жаркое представление, доминируя в полузащите. Что он, конечно же, будет отрицать. Во время того матча, чтобы завести его, я сказал ему: «Я думал, ты должен стать следующим Полом Гаскойном».

Самым профессиональным, пожалуй, был Гари Маббут, идеальный профессионал, пример для всех нас. Кевин Кэмпбелл из «Эвертона» также был отличным профессионалом.

Я никогда не играл против Йохана Кройффа, но, пожалуй, наряду с Пеле он является тем футболистом, которым я восхищался издалека. Как я уже говорил, я играл против Марадоны, но тогда он не был на пике своей формы.

Из современных игроков я, конечно, восхищаюсь Бекхэмом. И не только потому, что он так много хорошего сказал обо мне в своей автобиографии. В той книге он также рассказывает историю о том, как я сидел с ним у бассейна во время подготовки к чемпионату мира 1998 года, до того, как меня, разумеется, выгнали. Он вспоминает, как я сказал ему: «А знаешь что, Дэвид? Я люблю тебя. Ты отличный молодой игрок и замечательный парень. Мне нравится играть с тобой в футбол». Это явно произвело на него большое впечатление и послужило толчком к развитию. На самом деле я этого не помню, но это похоже на то, что я бы сказал. Я всегда старался подбадривать молодых игроков, напоминая себе, как это было важно для меня, когда я только попал в сборную Англии.

Теперь мы все знаем о его штрафных ударах и пасах. Талант был виден с самого раннего возраста. Он не обыгрывает людей за счет дриблинга, и его скорость не поражает воображение, впрочем, как и моя. Однако его видение невероятно.

Я также восхищаюсь тем, как он справляется с прессой — несмотря на различные скандальные истории. Он получил свою долю шпилек и дурной славы, но он использовал СМИ в своих интересах, чего мне никогда не удавалось. Я всегда злился на них, грубил, рыгал или пердел, что казалось мне забавным, но они такого не замечали — особенно в Италии. Я возненавидел прессу, и, конечно, они были победителями. Они получили свое.

Бекс также отлично справлялся с коммерческими делами, радовал спонсоров и все такое. Я часто ссорился со своими, говорил не то, что нужно, или не делал того, что они хотели, как в тот раз, когда я испортил кампанию Brut. Они меня совершенно не интересовали. Бекс делал все это сам. Это одна из причин, почему он так богат. У меня были шансы, предложения, но я растратил большинство из них. Я зарабатывал деньги на сделках с Sun, Hello! и с прочими изданиями, но в то же время я подал в суд на несколько газет за то, что они писали обо мне неправду, что, конечно, не сделало меня среди них популярным. В жизни Бекса случалось немало неприятностей — особенно реакция на инцидент, за который он был удален в матче с Аргентиной на чемпионате мира 1998 года, — но эти неприятности сделали его сильнее. Он правильно с ними справился. Какими бы ни были его проблемы с Алексом Фергюсоном в «Ман Юнайтед», он никогда не критиковал и не злословил в сторону менеджера после его ухода.

Кажется, он так хорошо планирует свою жизнь, вплоть до того, что наденет, что будет делать через неделю или месяц. Я так вообще не смогу. Я не знал, что буду делать и о чем буду думать изо дня в день, от мгновения к мгновению. Я просто отменял все, если мне было не до этого. Мне кажется, Дэвиду нравится публичность, и он научился с ней справляться. Он был очень умен. Я не был последовательным. В некоторые дни мне нравилась реклама, а в некоторые — нет.

Сейчас появляется много новых отличных молодых игроков, хотя, возможно, их не так много, как должно быть или как было раньше, особенно в Шотландии. Я виню в этом приток иностранных игроков. Их просто слишком много. Сегодня клубы покупают опытных игроков из-за рубежа, которые могут сразу попасть в состав, а молодые ребята не получают шанса на достойную игру в первой команде. Им нужен опыт, чтобы попривыкнуть, развиваться, совершать ошибки, учиться, как это делал я, когда попал в состав «Ньюкасла». Мне дали время. Молодые люди могут получить один шанс в первой команде, в незначительной игре или когда много травм, но вскоре они понимают, что если они хотят регулярно играть в первой команде, им нужно уходить, переходить в другие команды, в более низкие лиги.

Неудивительно, что дети видят свою местную команду и думают: ну, не стоит даже пытаться попасть к ним, я никогда не попаду в первую команду. Посмотрите на «Рейнджерс» и «Селтик»: там много иностранцев. Когда я работал в «Рейнджерс», у нас их было немало, но не так много, как сейчас. А когда я начинал играть в «Ньюкасле», в восьмидесятых, у нас вообще не было иностранных игроков. Ни одного.

Из нового поколения Уэйн Руни пока что является выдающимся игроком. Люди описывают его как более молодую версию меня. Наверное, в каком-то смысле так оно и есть, хотя слава и успех пришли к нему в более юном возрасте, чем ко мне. Он стал известен уже в 17 лет, играя за «Эвертон» и сборную Англии. Я впервые сыграл за «Ньюкасл» в том же возрасте, но за сборную Англии сыграл лишь в 21 год и не был широко известен в стране.

Впервые я увидел Руни, когда ему было 14 лет, когда я работал в «Эвертоне», и этот парень вышел на замену в матче юношей до 17 лет. До выхода Уэйна на поле они проигрывали 0:1, но он забил два гола, и они выиграли 2:1. Я сказал Колину Харви, который руководил молодежной академией: «Вот это игрок». Так что я знал о его существовании задолго до того, как о нем узнала широкая футбольная общественность.

Ему придется быть осторожным. Есть снайперы, которые возвеличили его и будут стремиться сбить его с ног. Он должен остерегаться слишком часто появляться в обществе знаменитостей или позволять Hello! или OK! писать о себе статьи. Возможности будут очень заманчивыми и очень прибыльными, так что ему придется научиться выбирать. Есть хорошие и плохие знаменитости, как хорошие и плохие футболисты.

Вряд ли мне стоит давать ему советы, и, видит Бог, в моей жизни было достаточно советов, но я никогда их не принимал. Я всегда ненавидел, когда мне читают проповеди, поэтому никогда сам не стал бы проповедовать кому-то другому. Главное, что нужно помнить в футболе, — это то, что талантов всегда много, они появляются в каждом поколении, по всему миру. Есть множество игроков, способных добиться успеха, далеко пойти, но в конечном итоге важнее всего то, что происходит в твоей голове.

Я не знаю, сколько денег я заработал за свою карьеру. Двадцать миллионов, может быть? Я никогда не следил за этим, даже когда деньги лились рекой. Все, что я знаю, — это то, что сейчас у меня нет двадцати миллионов.

Сегодня у меня даже нет машины. Когда-то у меня было девять «Харли Дэвидсонов», но осталось только два, и я не знаю, где они. Кажется, у Шел. Остальные семь я отдал.

Последние пять лет я был бездомным. Я имею в виду, что у меня нет дома. Я жил либо в отелях, либо на съемных квартирах. Конечно, в свое время у меня было немало хороших домов, и за эти годы я купил достаточно для своих родителей, сестер и брата, но в итоге остался без одного для себя.

Я слышал, что у Робби Фаулера много недвижимости. Конечно, среди них может быть много мест в Ливерпуле, которые он купил по дешевке, чтобы сдавать в аренду, но, очевидно, он вложил деньги с умом и толком. Как и многие другие топ-футболисты. Это разумный поступок. Жаль, что я этого не сделал.

Мне посчастливилось попасть в Премьер-лигу в то время, когда зарплаты были высокими, если не такими огромными, какими они стали впоследствии. Я всегда считал себя богатым, с того самого момента, как в 1988 году уехал из «Ньюкасла» в Шпоры. Я играл в Премьер-лиге до 2002 года, когда покинул «Эвертон», так что я добился очень хороших результатов, и мне повезло. Не повезло тем, кто играл за 10 или 20 лет до меня. По сравнению с нами они зарабатывали очень мало. Они не стали миллионерами, которые могли позволить себе уйти на пенсию по окончании карьеры и больше никогда не работать. Но это то, что сегодня должен уметь делать каждый состоявшийся игрок Премьер-лиги.

Куда же делись все мои деньги? За эти годы многое досталось Шерил. Основная сумма развода составила около £700 тыс., плюс £120 тыс. в год на содержание. Я выплачивал огромную сумму денег, когда мы поженились, и до этого, в общей сложности около 13 лет. Еще я подарил ей дом в Лох-Ломонде. Так что, предположим, на Шерил ушло около £2 млн. Я не ною и не обвиняю ее. Я просто пытаюсь понять, куда делись деньги.

Еще £2 млн., вероятно, ушло на мою собственную семью — на дома, машины, подарки и угощения в течение многих лет, и еще £2 млн. — на подарки для других людей. Не только Джимми, но и друзьям, людям, которых я случайно встречал, людям, просящим деньги, нуждающимся, людям, которые помогали мне. Я всегда занимался благотворительностью, когда у меня были деньги и даже когда их не было. Ежегодно я отдавал на благотворительные цели от £50 тыс. до £100 тыс. Сейчас у меня уже не так много, как раньше, но я все равно отдал бы свои последние 5 пенсов, если бы думал, что кому-то они нужнее, чем мне.

Я начал получать письма с мольбами, целые мешки каждый год, после чемпионата мира 1990 года, и до сих пор их получаю. Я читаю их все, а потом рву те, которые оказываются ерундой. Но я стараюсь помочь, если могу, если мне кажется, что кто-то искренен.

Когда я был в «Рейнджерс», однажды я получил письмо от мальчика из Ньюкасла, больного лейкемией. Он сказал, что я его герой и что его предсмертное желание — поехать в Диснейленд. Я не знал, правдива его история или нет. Парни в раздевалке сказали, что это, очевидно, полная афера, и они на такое не клюнули бы. Поэтому после тренировки я сразу же сел в машину и поехал в Ньюкасл. Я нашел дом мальчика по адресу, указанному в письме, и постучал в дверь. Когда его мать взглянула на письмо, я спросил ее, не ее ли сын написал его. Она сказала, что так и есть. Я спросил, могу ли я его увидеть. Оказалось, что все это правда. Поэтому я дал ему денег, достаточно для поездки в Диснейленд, две или три тысячи фунтов, а затем снова сел в машину и поехал домой в Глазго. Должно быть, это была поездка длиной в 320 километров.

В «Эвертоне» я поступил примерно так же, когда одна пожилая женщина написала мне из Норвича, что у нее есть только две сосиски для рождественского ужина, чтобы поесть самой и накормить собак. Меня очень тронуло ее письмо, но я хотел проверить, правда ли это. Так оно и было. Я дал ей денег на индейку со всеми прибамбасами.

Когда мне было плохо, я часто думал: какой эгоистичный ублюдок. О чем я ною? Мне чертовски повезло. И тогда я стараюсь помочь кому-нибудь или отправляюсь в местную больницу.

Однажды я шел по улице в Нью-Йорке и увидел бродягу, который скрючился в картонной коробке и просил милостыню. Я сел рядом с ним и дал ему банку пива и $25. Он начал плакать. Он сказал, что никто никогда не делал этого раньше. Я спросил его, как он оказался в роли попрошайки, и он рассказал мне длинную историю о том, как влез в долги, стал бездомным и голодал. Затем я отвез его в отель на завтрак с шампанским и дал ему $100.

Другой бродяга рассказал мне душещипательную историю о какой-то ужасной операции на его желудке. Он снял рубашку, чтобы показать мне шрамы. Он сказал, что его жена умерла от рака, а сам он буквально развалился на части. Я тоже дал ему денег.

Пресса сообщила об обоих этих инцидентах. Они случились в тот момент, когда я впал в запой и они преследовали меня как крысиная стая. После того как я уехал, они провели перекрестный допрос обоих бродяг и выяснили, что первый говорил правду, а второй все выдумал — рана на животе была нанесена им самим, а жена не умерла, а ушла от него к другому мужчине. Однако он сказал, что благодарен мне и что если он когда-нибудь выиграет в лотерею, то вернет мне деньги. Мне это понравилось.

Я потратил на себя, наверное, около пары миллионов. Я имею в виду не просто на жизнь, а на те глупые вещи, на которые мне не нужно было тратить деньги: безумный роскошный отдых, выпивка, нелепые счета в отелях. За эти годы я, наверное, пожертвовал целое состояние на Диснейленд, несколько раз брал с собой всю семью и детей, угощая их всех. А также баловал себя. Я люблю Диснейленд, поскольку я сам большой ребенок.

Не знаю, сколько зарабатывали Мел и Лен, но, оглядываясь назад, я жалею, что не расстался с ними раньше. Я ценю то, что они много лет приносили мне доход, организовывая все мои деловые, финансовые и юридические вопросы, что снимало с меня нагрузку. Но если они брали с меня £200 в час за консультацию, плюс расходы, то для меня это было дорогостоящей услугой. Если бы Мел и Лен приезжали на выходные ко мне в Рим, например, чтобы обсудить деловые вопросы, счет мог бы легко дойти до £5 тыс., учитывая стоимость билетов на самолет и гостиницу.

Их выписки приходили каждый месяц, но часто я не вникал в них или даже не читал их как следует в течение полугода, так что я сам виноват.

Кроме того, я, должно быть, растратил или раздарил около £8 млн. Все это было бы у меня сейчас, если бы я был благоразумен или если бы все было иначе. Если бы я вложил эту сумму, например, в недвижимость, то сегодня, судя по росту цен на жилье, она могла бы составить около £30 млн.

У меня нет сил пытаться понять, куда все это делось или даже откуда взялось. Моя лучшая зарплата была в «Лацио», когда я получал более £24 тыс. в неделю, а затем £17 тыс. под конец в «Рейнджерс». В Боро тоже была неплохая, около £16 тыс. И это была только моя основная еженедельная зарплата, не забывайте. На самом деле мне платили гораздо больше, потому что всегда были дополнительные бонусы, бонусы за игру, бонусы, когда я играл за сборную Англии. Я получал £10 тыс. каждый раз, когда надевал футболку сборной Англии. А потом начались и коммерческие дела. Лучшее предложение, которое я получил, — £1,2 млн. за четыре года от adidas, но было и много других.

Однажды я вложил деньги в небольшую компанию в Ньюкасле, занимавшуюся производством одежды. Я познакомился с двумя парнями, которые управляли ею, и они показались мне вполне нормальными, поэтому я вложил £120 тыс. в их фирму. У них было два магазина и несколько других заведений, типа кафе. Через год или около того стало ясно, что они не приносят никакой прибыли, или, по крайней мере, если и приносят, то я ее не вижу. Меня не пытались обокрасть — просто бизнес не приносил тех денег, на которые они рассчитывали. В конце концов они предложили мне один из магазинов, кафе и несколько машин, чтобы я хотя бы вернул свои инвестиции. Но я подумал, что к черту все, это моя ошибка. Мне не следовало ввязываться в то, о чем я ничего не знаю. Поэтому я просто отдал магазин, кафе и машины друзьям. Я больше не мог с ними возиться.

Оглядываясь назад, я понимаю, что вел себя глупо и должен был поступить иначе. Но в то же время о деньгах я не жалею. Полагаю, это не совсем логично. Я просто знаю, что, если повернуть время вспять, то, вероятно, я поступил бы точно так же.

Об одном я, пожалуй, жалею: мне никогда не удавалось найти правильный баланс в работе с прессой. СМИ впервые заинтересовались мной, потому что многие считали меня гением на поле, но я не хотел, чтобы они постоянно следовали за мной вне поля, сообщая обо всем, что я делаю. Можно сказать, что я привлекал к себе внимание, совершая глупые поступки на публике. Но я бы делал эти вещи независимо от того, был бы я богат и знаменит или нет. Таков уж я. Я всегда вел себя спонтанно, выкидывал глупые трюки и устраивал розыгрыши. Но я не думаю, что о них нужно было сообщать и использовать против меня.

С самого начала, когда за мной охотились пресса и телевидение, Мел Стайн всегда говорил, что я должен предъявить им обвинения. Он брал плату с каждого, иногда огромную; если они не платили, я с ними не разговаривал. Он сказал, что я должен максимально использовать свое положение, зарабатывать деньги, пока есть возможность, потому что пенсия у меня будет долгой. И почему, рассуждал он, они должны получать все бесплатно? Они были коммерсантами и пытались продавать газеты.

Все это казалось вполне справедливым, но чего я не понимал в самом начале, так это того, что газеты, у которых нет эксклюзива, будут пытаться заполучить тебя каким-то другим способом, чтобы обойти своих конкурентов. И сейчас я понимаю, что у меня почти никогда не брали интервью о футболе и не писали обо мне в так называемых серьезных газетах, больших газетах, как я их называю. Я не хранил свои вырезки — мне негде их хранить — но моя мама хранила их, кучами, заполняя стопки ящиков, и все они покрытые пылью лежали во флигеле в Данстоне. Но в основном это бульварные истории скандального типа.

Когда я был востребован, когда мне предлагали £100 тыс. за рассказ, это всегда было связано с какой-то личной драмой: уход в запой, ссора с Шел. Именно это они и хотели. Я соглашался не только из-за денег, но и потому, что видел в этом шанс выложить все начистоту. Когда в газете появлялась какая-нибудь неприятная статья, ко мне постоянно подходили люди и говорили: «О, я читал о том, что ты делаешь то-то и то-то — разве ты не ужасен?» Поэтому я подумал, что если расскажу одному из конкурирующих таблоидов правду, изложу свою точку зрения, по крайней мере, некоторые люди прочтут точную версию. В конце концов, именно таблоиды читали все мои друзья, а не серьезные издания. Так почему же я хочу, чтобы меня печатали в них? Но если бы я начинал сегодня заново, возможно, я бы больше работал с серьезными газетами и меньше заботился о том, чтобы мне за это платили.

Помню, в Шпорах я видел, как Гари Линекер бесплатно давал интервью детским комиксам и фэнзинам, хотя мог бы заработать целое состояние за тот же материал и то же количество своего времени в другом месте. Это был разумный поступок. Он хотел расширить свою аудиторию, увидеть всевозможные вещи, ведь уже тогда он подумывал о карьере в СМИ.

Однажды я дал бесплатное интервью Брайану Винеру из Independent, когда был в «Эвертоне», и оно было, для разнообразия, в основном о моем футболе, а не о личной жизни. Мне следовало бы делать это чаще. Пикантные истории, истории с выпивкой и загулами в конце концов стали единственной частью моей жизни, о которой читали люди, и это привело к тому, что они захотели большего, или нашли больше, или придумали больше того же самого, если не могли получить это от меня. Они не давали никакого представления о том, каким я был на самом деле, о моей преданности и страсти к игре в футбол.

«Гаскойн больше всего страдал от того, что был Газзой — персонажем шоу-бизнеса, созданным для того, чтобы его имя оставалось на слуху у публики. Оборот профессиональная игры исчисляется миллиардами фунтов стерлингов и она продолжает производить крайне неадекватных людей. Некоторые из этих высокооплачиваемых социальных неудачников не смогли бы правильно сесть на унитаз, если бы их агенты не показали им как это сделать. История Гаскойна еще не закончена. И не обманывайтесь. У нее не будет счастливого конца».

Майкл Хендерсон, Spectator, 25 января 2003 года

«Вот к чему я буду стремиться. Чтобы показать вам, как сделать все возможное для вашего клиента и при этом заработать достаточно денег для себя. Жадность — это нехорошо, но делать деньги для себя — тоже неплохо».

Мел Стайн, «Как преуспеть в качестве спортивного агента», 2002 год

29.

НАЗАД К СВОИМ КОРНЯМ

Сейчас декабрь 2003 года, и я сижу в своем отеле в Шропшире, «Патшул Парк», территории которого 113 га, и там есть поле для гольфа и огромное озеро для рыбалки. Я немного поиграл в гольф, но не рыбачил. Там есть форель и щука, но мне не нравится, когда их смешивают в одном озере. Поместье, ландшафтные сады и оригинальный усадебный дом датируются 1768 годом, так говорится в информации у моей кровати. Изначально он был заложен Кэпэблити Брауном, написано на табличке. Не знаю, кем он был. Возможно, какой-то родственник Уэса Брауна.

Последние два месяца я играю за резервную команду «Вулверхэмптон Уондерерс». Это место удобно, чтобы добираться до их тренировочной базы, куда я ездил каждое утро, беря такси туда и обратно. Мне не платили, я просто с ними тренировался. Это мой старый приятель по сборной Англии и Боро Пол Инс предложил. Я сказал ему, что хочу привести себя в форму, заняться профессиональной подготовкой, а он ответил: «Почему бы тебе не приехать сюда?»

Дэвид Джонс, менеджер Волков, был очень добр и позволил мне к ним присоединиться. Он сказал мне, что когда я приехал, то слишком торопился. «Ты хочешь быть в форме еще вчера», — сказал он.

В своей первой игре, дома против «Сандерленда», я отыграл все 90 минут, что меня порадовало, хотя мы и проиграли со счетом 1:3. Это было на поле «Телфорд Юнайтед». На площадке собралось около 2000 человек, вместо обычных 200 с копейками. Должно быть, я привел несколько заинтересованных зрителей.

В следующей игре, против «Вест Брома», я не смог сесть в командный автобус, потому что все фанаты хотели получить автографы, сотни фанатов. Я ненавижу отказывать людям, но я знал, что ребята из автобуса будут злиться, ожидая меня, а я просто не мог туда пробиться. В итоге я позаимствовал оранжевую куртку стюарда и сумел проскочить между журналистами и болельщиками. Стюарду пришлось бежать за мной, чтобы вернуть свою куртку.

На следующий день в местной вечерней газете Express and Star было написано, что надевание куртки стюарда было «классической выходкой Газзы». Далее они заявили, что мое тело «перестанет подчиняться мозгу как раз к тому времени, когда английский футбол снова сможет насладиться одним из самых прославленных и инстинктивных талантов». Ублюдки.

Я сыграл в четырех матчах (три мы проиграли и один свели вничью), забив один гол. Затем я получил растяжение паха и был вынужден уйти с поля в последней игре. Волки находятся на дне Лиги резервистов, где они и были, когда я пришел.

Наверное, в глубине души я отчасти надеялся, что смогу заключить с ними контракт. Не большой, конечно; просто маленький, скромный, чтобы хватило до конца этого сезона. Мне трудно расстаться с давней фантазией о завершении британской карьеры в Премьер-лиге. У меня были предложения от нескольких клубов третьего дивизиона, таких как «Бостон» и «Карлайл Юнайтед», которые предлагали неплохие деньги — около £5 тыс. в неделю и долю от продаж. Уэс Сондерс, мой агент, считал, что я должен был принять одно из них, заработать денег и играть на соревнованиях, а не продолжать играть за гроши за чью-то резервную команду. Но в то время мне не нравился английский Третий дивизион. Разумеется, все может измениться.

Должен признаться, что тренировки выбили меня из колеи. Я достаточно подтянут, худощав даже, но все мое тело постоянно болит. Гораздо сложнее оправиться от всех ударов, когда тебе уже 36. Я не помню, чтобы я чувствовал себя так раньше, испытывая муки во время тренировок. Даже три года назад я не помнил, чтобы у меня были боли или усталость, когда я тренировался в полную силу.

Когда ты молод, ты можешь играть два, а порой и три нормальных матча в неделю, но не в моем возрасте. Одного более чем достаточно. В былые времена я мог тренироваться часами, не напрягаясь. Как вы знаете, я часто бывал полупьяным. Возможно, алкоголь заглушал или замаскировал боль и муки, чтобы я их не чувствовал. Теперь, когда я не пью, я чувствую каждый малейший укол. Возможно, мне стоит снова начать пить. Шучу.

Вообще-то я никогда не любил выпивать. Этого люди никогда не понимали. Я и сам этого не понимаю, если уж на то пошло. Мне даже не очень нравился вкус. Такие напитки, как Бэйлиз, мне нравились, но только потому, что они были сладенькими. Когда я тусил с Крисом Эвансом и Дэнни Бейкером, я очень часто выливал свой напиток в цветочный горшок, потому что мне он не нравился. Спросите их. Они вам скажут.

Я пил только для того, чтобы отупеть свой мозг. В то время это было очень весело — пить, чтобы чувствовать себя дурачком, и мне нравилось валять дурака со своими приятелями. Но моей главной целью всегда было забвение.

Дэнни всегда говорит, что я не безумный пьяница, а просто безумный рисковый человек. И я шел на безумный риск, например, прыгал перед автобусами, не задумываясь. Я делал это и на поле, поэтому у меня было так много травм. И я делал это мальчишкой, раскачиваясь между деревьями, чтобы проверить, смогу ли я, а потом падал и ломал руку. В то время я не чувствовал себя смелым или рискующим. Я просто не думал заранее о том, какими могут быть последствия моих действий. Конечно, выпивка делает тебя смелее, так что, полагаю, в пьяном виде я еще больше рисковал. Сегодня мне нравится думать, что я более осторожен, более осмотрителен.

Выпивка также приводит к обезвоживанию. С возрастом ты чаще получаешь травмы, а обезвоживание затрудняет восстановление организма после травм. Мне достаточно часто говорили об этом. На тренировках в стане Волков я постоянно думал, какого хрена я делаю? Действительно ли это того стоит? К чему все эти долбаные тренировки? Тогда я сказал себе, что не могу сдаться, не сейчас. Я все еще был победителем. Я все еще могу это сделать. Я все еще могу помочь команде.

Но сейчас, сидя здесь, в своем отеле, я вынужден признаться себе, что ничего не выйдет. Волки не собираются заключать со мной контракт, каким бы маленьким он ни был. Это душераздирающе, но я могу признать, что так оно и есть. Я чувствую себя опустошенным.

Надеюсь, я не впаду в глубокую депрессию. Последние два месяца я только и делал, что тренировался. Я только этим и занимался. Я тренировался все утро, возвращался в отель и отдыхал. Потом я раскладывал пасьянс на мобильном телефоне или играл в шахматы, играя против самого себя. Обычно у меня включен телевизор.

Мне по-прежнему нравится жить в отелях. Меня не угнетает мысль о том, что у меня нет собственного дома, куда я мог бы пойти. Даже когда я был женат или у меня был свой дом, я переезжал в гостиницу на неделю или около того, чтобы побыть одному, просто чтобы побыть в тишине и покое, уехать от всех. Я не ем в столовой. Я просто остаюсь в номере и заказываю еду из службы обслуживания номеров. Меня это не беспокоит. Другие гости просят автографы, и я организовал систему с девушками на ресепшене. Люди оставляют там свои книги для автографов, и я подписываю их, когда прохожу мимо.

Я часто звоню людям, подолгу разговариваю по телефону. Или люди звонят мне, старые друзья, такие как Арчи Нокс из «Рейнджерс» и «Эвертона». Мы смеемся. Или я звоню Джимми и прошу его сделать для меня какую-нибудь мелочь. Он приехал из Гейтсхеда и отвез меня в Телфорд на мою первую игру за Волков. Когда мы проиграли, я, конечно, кричал и ругался на него, а он кричал и ругался в ответ, говоря, что это была моя ошибка. Джимми присутствовал на каждой первой игре в моей карьере — от «Ньюкасла» до «Лацио», от «Рейнджерс» до Китая — на каждой.

Я не чувствую себя одиноким, совсем нет. Мне просто хорошо и спокойно. Когда ты один, ты ни с кем не ссоришься. Я люблю отели так же, как и больницы. В конце концов, я годы своей жизни провел в отелях и больницах. Это ощущение заботы и комфорта.

Особенно мне нравится в больницах, когда тебе дают морфий. Мне бы не помешало побольше его, просто чтобы отвлечься и перестать думать. Полагаю, это часть моего стремления к побегу, моей любви к отелям и больницам; желание отгородиться от реального мира, от счетов, публики, средств массовой информации. В больнице или отеле ты не знаешь о семейных заботах и бытовых неурядицах.

Я не скучаю по выпивке, но не знаю, как долго это продлится. У меня полно таблеток от паники и антидепрессантов, которые я принимаю вместо того, чтобы напиваться. Они должны меня успокаивать. Перед первой игрой за Волков я оставил их в номере отеля и впал в панику. Джимми был со мной, и это помогло.

Не думаю, что ребята из Волков знают, что я принимаю эти таблетки. Но они наверняка заметили, каким тихим и серьезным я стал, совсем не похожим на того шумного и глуповатого Газзу, которого, как им казалось, они знали. Я наслаждался их обществом, старался помочь молодым ребятам, где мог, разговаривал со всеми, но я могу быть очень сдержанным с незнакомыми людьми. Скорее настороженным, чем робким. С годами я научился настороженно относиться к новым людям, к тому, что они могут пытаться от меня получить. Но в раздевалках я не чужой. Я знаю, как там все работает.

Я бы хотел провести какой-нибудь выставочный матч, прощание для себя, возможно, на «Сент-Джеймс Парк» в Ньюкасле. На протяжении многих лет я выступал на прощальных матчах для других людей, такими как Алекс Фергюсон, Пол Мерсон, Мэтт Ле Тиссье, Питер Бердсли, Алан Макларен, Дэвид Басст. Когда ты играешь в таких матчах, ты делаешь это безвозмездно. Я надеюсь, что люди сделают то же самое и на моем матче. Конечно, я отдам приличную долю от него на благотворительность. Меня приглашали выступить с речью после ужина, и мне это очень нравится. Мне нужен доход, в конце концов.

Так что, я остался ни с чем? Не совсем. К счастью, мне удалось сделать одну очень разумную вещь. Когда я перешел в «Лацио», я положил все свои £2 млн. в банк на Нормандских островах. Я использовал их частями, но в основном они остались нетронутыми, за исключением того, что были переведены в доллары США. Такой вот совет мне дали. Доллары упали в цене, но я надеюсь, что их будет достаточно, чтобы продолжать жить. Возможно, я не смогу прожить на них или на проценты, не в наши дни, но, по крайней мере, у меня есть, что отложить. Я планирую вложить их в то, что принесет мне доход, а также, возможно, найду работу, если она мне понадобится.

На свою заначку на Нормандских островах я мог бы купить поместье в Нортумберленде с форелевой фермой и попытаться получать с нее доход. Или небольшое количество пабов, которыми мог бы управлять Джимми. Мы могли бы назвать их «У Газзы» или «Пять желудков». И мы еще не отклонили эту идею.

Или я могу все бросить и переехать в Австралию или США. Я мог бы открыть собственную тренерскую школу, как это сделал Бобби Чарльтон.

Я не вижу себя в карьере футбольного комментатора или эксперта. Во время чемпионата мира 2002 года я несколько недель снимался для ITV, но мне было не по себе. Сидя в студии, я нервничал, и это было видно. Я был рядом с людьми, которые очень хороши в работе и очень опытны, как Алли Маккойст, что только подчеркивало, что это не для меня. Я знаю, некоторые думали, что в студии я был пьян, но это было не так. В отеле — возможно, но не в студии. В студии я не пил. Но я принимал много снотворного, чтобы выспаться, а из-за необходимости рано вставать по утрам я все еще был немного не в себе. Мне стало легче, когда меня отправили на улицу пообщаться с фанатами. Нахождение среди обычных людей, когда я был сам по себе, устраивало меня больше.

Много говорилось о счетах за проживание в отелях, которые я оплатил, работая на ITV. Да, пожалуй, мой счет в баре был довольно большим — около £9 тыс. за три недели. Но дело было не только во мне, как все себе представляли. Алли и Энди Таунсенд возвращались в отель вместе со мной, так что нас было несколько человек...

У меня также есть немного драгоценностей, которые Джимми надежно запрятал в банк. Когда у меня были деньги, я купил себе несколько красивых вещей. У меня есть часы Айртон Сенна, выпущенные ограниченным тиражом, и несколько других лимитированных часов с гонщиками. У меня есть медаль от Папы Римского и, конечно, футбольные реликвии — футболки и кепки сборной Англии и другие футбольные штуки. Многие из них я раздал, чтобы собрать деньги на благотворительность или просто дарил друзьям. Наверное, около трети. Оставшиеся вещи хранятся для меня. Если и когда я снова куплю дом для себя, я, возможно, выставлю их там, чтобы они напоминали мне обо всех хороших временах.

Теперь мне лучше начать собирать вещи и готовиться покинуть этот отель. Мне нужно съездить в Лондон, встретиться с психотерапевтом, сходить на собрание анонимных алкоголиков, а потом вернуться на северо-восток. Посмотрим, как пойдет.

В данный момент я планирую поехать и несколько месяцев пожить у Джимми. Мне нужно уладить юридические вопросы с Шел, и я должен быть рядом со своим адвокатом из Ньюкасла. Я мог бы обратиться к своей семье, но не хочу им мешать. У Джимми только маленькая квартира, но у него есть свободная кровать, которой я могу воспользоваться. Это будет похоже на возвращение в прошлое, туда, где все началось. Может быть, я стану знаменитым благодаря тому, что дружу с известным Джимми Пять Желудков. Это было бы смешно.

Джимми стал знаменитостью в своем роде. Недавно BBC в Ньюкасле посвятила ему целый документальный фильм, таблоиды предлагали ему сотни тысяч за его историю, а теперь он подумывает о том, чтобы написать настоящую книгу о своей жизни. Это не шутка — несколько издательств заинтересованы. Полагаю, книга будет с рейтингом 18+.

Документальный фильм BBC о нем был превосходным. Когда я спросил его, почему он согласился на него, он ответил, что потому что надеялся, что это приведет к чему-то еще. «Например?» — спросил я. Он сказал, что ему очень нравится быть ведущим детских телепередач. Ну, это было бы проще и теплее, чем быть кровельщиком, чем он и занимался в последнее время.

Джимми объездил со мной весь мир, побывал в Италии, Америке, везде. Однажды мы ездили в Нью-Йорк. Был его день рождения, и я взял его с собой на Конкорд, всего на одну ночь.

Мы остановились на ночь в отеле «Пенисула», и, как обычно, я не мог уснуть. Я просто лежал и ждал, когда наступит утро и я смогу встать. Около пяти часов я услышал шум снаружи, все эти удары. Это были мусорщики, идущие по тротуару. Я решил встать, одеться и пойти помочь им. Они позволили мне присоединиться к ним, выгружая мусор в грузовик, и я получал такое удовольствие, что забыл о времени. Когда Джимми встал, он не мог понять, куда я подевался. Вернувшись, я обнаружил, что мы опоздали на рейс Конкорда, и нам пришлось остаться еще на один день.

В те дни я не часто отваживался уходить далеко без Джимми: он единственный человек за пределами моей семьи, которому я могу по-настоящему доверять. Он всегда был рядом со мной, и я знаю, что так будет всегда. Он никогда не подводил меня, не раскрывал секретов и не рассказывал обо мне ничего ужасного. Это мое дело.

Мы постоянно ссоримся, как старая супружеская пара, но мне с ним спокойно и комфортно. Он знает все мои мысли, все мои секреты. Не думаю, что Шел нравилось, что я хожу с ним потусить или остаюсь с ним. Некоторые считают, что он оказывает на меня дурное влияние. Но это не так. Он бросил бы все свои дела, если бы я попал в беду и нуждался в нем.

Он считает себя моим братом и прошел со мной через все. У него есть давняя партнерша Джоанна, с которой у него двое детей, Лиам и Шарни. Но они разошлись. Теперь у него новая девушка. Что ж, он очень привлекательный.

За эти годы я подарил ему много машин, наверное, около пяти, и другие подарки, я оплачиваю его проживание в отелях, когда он путешествует со мной, что вполне справедливо, но он никогда не получал зарплату. Однажды, чтобы подзадорить его, я сказал в радиоинтервью, что он работает у меня полный рабочий день и я плачу ему £100 в неделю. Когда это попало в газеты, у Джимми отобрали его пособие по безработице. Он был в ярости. Он работает в строительной сфере, укладывает полы, чинит крыши, но, конечно, часто остается без работы, так что вполне справедливо, что он может претендовать на пособие.

Теперь я с нетерпением жду возможности пожить у него. С Джимми я могу просто быть собой.

«Те, кто неравнодушен к нему, ждут почти неизбежных новостей об очередном несчастье, постигшем мальчика, у ног которого когда-то лежал весь мир».

Стивен Ховард, Sun, 4 апреля 2003 года

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только.