10 мин.

Илья Брызгалов: «Молитесь за ненавидящих и проклинающих вас»

* * *

– Вы назначили интервью на утро. Легко просыпаетесь?

– Когда как. Все зависит от магнитных бурь на солнце. Но обычно довольно быстро включаюсь в день.

– Лениться себе не позволяете?

– Это не про меня. Если я запланировал, что бегу кросс или иду в тренажерный, то отменить это может только какой-то форс-мажор. А из-за того, что очень хочу спать или трудно просыпаюсь, никогда ничего не отменяю. Стараюсь себя гонять.

– Считается, что чем больше зарабатываешь, тем труднее мотивировать себя.

– Вопросы про большие заработки – это, наверное, не ко мне. К Овечкину. Я много не зарабатываю.

– Вы говорили про обстоятельства, из-за которых можно пропустить тренировку. Но никто не знает, почему вы пропустили чемпионат мира в Квебеке.

– Были причины. Я забыл это уже. Зачем возвращаться к тому, что прошло? Представляете, я бы приехал, а мы б не выиграли чемпионат мира. А с Женей в воротах взяли золото.

– Вас ненавидели после отказа.

– Право людей. Что я могу сделать, если люди вокруг что-то говорят. Я же не завяжу им языки. «Молитесь за ненавидящих вас и проклинающих вас».

– У вас развита реакция не только вратарская. Говорить так связно и интересно вас не на семинарах в НХЛ научили?

– В том году я был, да. Рассказывали, как вести себя перед камерами. Главное, чтобы не было вот этого: «А-а-а-а... М-м-м-м... Э-э-э-э...» Это портит показ. Лучше вместо «эканья» сказать: «Дайте мне подумать». Или: «Интересный вопрос». Я вообще говорю с прессой только на те темы, которые мне интересны. И если меня спросят: «Как вы относитесь к тому, что в вашей команде играет гей?» – то я скажу: «Ребят, меня это не касается, он меня не трогает и пусть себе играет».

– Почему вы не говорили ни с кем перед чемпионатом мира?

– А это постоянные вопросы ни о чем и ни к чему. «А что будет завтра? А кто выйдет играть?» Ну кому они нужны? Кто выйдет – тот сыграет. А начнешь на все это отвечать – на тебя вывалят телегу вопросов: «А что скажете о канадцах? Ждете с ними встречи через месяц в финале?»

* * *

– Что вас с Тольятти связывает?

– У меня там живут мама, папа, сестра, дедушка. Я вырос в этом городе.

– Эдуард Горбачев рассказывал, как в 90-х в этом городе на улице из гранатомета стреляли.

– Когда делили завод, было такое – и часто. Существовали криминальные группы. Но меня это не занимало совсем. Я играл в хоккей, а кого задержали, повязали или взорвали – узнавал из газет. Но недавно был в Тольятти, общался с ребятами из команды 1980 года рождения. Узнал, что несколько наших товарищей уверенно зашагали дорогой, которая ведет в никуда. Наркотики и прочая дрянь.

– Чувствуете, что Тольятти – депрессивный город?

– В Тольятти пугает неизвестность. Люди весь август не работали. Сейчас рабочим завода пришлось подписать соглашение, что им будут оплачивать 20 часов в месяц. У семей нет денег, но надо за все платить: собрать детей в школу, квитанцию за квартиру оплатить, кредиты эти. Веселого там мало.

– Похож Тольятти в этом плане на Детройт?

– Ох, Детройт – особенный город. Он как после бомбежки. Серый, унылый, старый, покосившийся город. Одно из худших мест, на которое можно наткнуться в Америке. Столько домов с заколоченными окнами я нигде больше не видел.

* * *

– Кто-то из родных работает на заводе?

– Папа – электриком.

– Вы всегда были уверены, что пробьетесь в хоккее?

– Не хотел бы говорить. Не хочу показаться самоуверенным.

– Нам как раз рассказывали, что вы в молодости говорили: «Я, ребята, тут ненадолго. Скоро уеду в Америку и буду звездой». Было такое?

– Не исключаю. Похоже на меня тогдашнего. Сейчас я сдержаннее и скромнее. Тогда были люди, которые не верили, что я чего-то смогу там добиться, были те, кто мешал этому. Но, по-моему, последнее дело говорить кому-то: «А помнишь, ты считал, что я не смогу? Что скажешь теперь?»

– А сами вы всегда в себя верили?

– Да. Мое убеждение: если человек работает честно и серьезно, у него все получится.

– Вы довольно долго играли в фарм-клубе. За это время среднего российского хоккеиста раза четыре должна посетить мысль рвануть домой.

– У меня бывало. Ты играешь, тебе говорят: «Завтра мы тебя поднимем. Завтра, завтра, завтра». А этого завтра не наступает. И кажется, что ты все делаешь впустую, все усилия – зря. Но родные люди останавливали холодным умом. Говорили: «Ну бросишь ты это – что ты кому докажешь?» Вообще я убежден, что нельзя бросать играть ни в какой ситуации. Как бы ни играла команда, какой бы ни был тренер – не бросай. Нормального игрока всегда видно. Того, кто халтурит, – тоже.

– Какой самый мудрый совет слышали в жизни?

– Одного старого еврея спросили: «Куда нужно вкладывать деньги?» Старый еврей сказал: «Деньги надо вкладывать в детей».

* * *

– С вами можно поговорить до матча?

– Конечно. Только не о хоккее. Мне неинтересно разговаривать о хоккее. Не хочется быть автоматом. Не надо меня спрашивать и про турнирную таблицу – ее я очень редко смотрю.

– Если дать вам большую американскую газету, в которой обо всем, что открываете в первую очередь?

– Политику – все, что связано с Россией и Америкой. Европа интереса не вызывает.

– Ваша библиотека – это сколько полок?

– Мне много что интересно. Читаю вообще разное. «Апология Сократа», «Государство» Платона, сейчас закончил читать «Анну Каренину», взялся за «Войну и мир».

– Андрей Назаров ее девять раз читал – по данным за 2004-й год. Сейчас, может, больше.

– У меня тоже легко пошло.

* * *

– Что не нравится в Америке?

– Я привык. Мне и там нравится, и здесь.

– И гамбургеры любите?

– О, они бывают просто потрясающие. Все думают, что из-за них толстеют. Но толстеют из-за жиров и масла. Поэтому ты идешь в магазин, берешь 100-процентную говядину – получается очень вкусно и не жирно. Я гамбургеры себе делаю сам. Люблю пожарить мясо, ребрышки.

– Привыкли пить кофе из бумажного стаканчика?

– Это у нас в раздевалке. Сделал себе кофе. Поулыбался всем, спросил, как дела, рассказал про свои, – и за работу.

– Ритуальность этих улыбок не чувствуете?

– Раньше – да. Фальшивыми казались. Но сейчас по-другому считаю. Пусть человек в ответ на вопрос «как дела» фальшиво улыбается, чем начинает всерьез рассказывать, как у него дела. Там никто не хочет видеть и знать, какие у тебя проблемы. Ты пришел на работу – будь счастлив, не грузи никого. Солнце встало, все живы – радуйся.

– Сергей Зубов недавно поделился: «Там все в быту очень удобно. Один звонок – проблема решена».

– Это правда.

– Три года назад вас спросили о сумме вашего нового контракта с «Анахаймом». Вы сказали: «Про деньги нельзя говорить в России».

– А зачем спрашивать? Есть финансовая тайна.

– В КХЛ – да. Но за океаном-то зарплаты открыты. Там зарплата – показатель уровня хоккеиста.

– Все так, только показатель уровня – на момент подписания контракта. Пример: парень подписывает трехлетнее соглашение на 800 тысяч в год. Во второй сезон он уже играет на 5 миллионов, но продолжает получать 800 тысяч.

* * *

– Вы во вратари как попали?

– Я просто плохо катался. Пришел в секцию – и вообще не умел стоять на коньках. А ребята моего года уже рассекали вовсю. Я не мог соревноваться с ними, не мог отбирать шайбу. Поэтому я встал в ворота и стал ловить.

– Принято думать, что вратари – ребята не то чтобы с приветом, но на своей волне.

– Это здесь принято. А в Северной Америке вратарь – это человек, который выигрывает матчи. Там нет такого отношения, как у нас раньше в большинстве команд и ДЮСШ: «А, вратарь, все с ним понятно». В Америке ты чувствуешь уважение. Потому что без хорошего вратаря хоть кого в команду возьми – ничего не выиграешь.

– Эмери давно знаете?

– У этого парня очень тяжелая судьба. У него не было родителей, он рос в приемной семье. Это могло наложить отпечаток на его жизнь. Настоящий одиночка.

– Правильно думать, что теннисный мяч и стенка – это самый простой вратарский тренажер?

– Никогда этим не пользовался. А что так натренируешь?

– Один из вратарей набивал на стенку дощечки – чтобы отскок был неожиданным.

– Ну, может быть, это помогает. Но я тренируюсь на льду. Бросают шайбу – лови. Это твоя тренировка. А реакция, рефлексы – они либо есть, либо нет.

* * *

– Вы ведь с Юрием Буцаевым хорошо знакомы.

– Да, мы с ним вместе играли в «Цинциннати» и жили в одном апартаменте. Знакомы очень хорошо.

– Слышали, где Юрий находился до недавнего времени?

– Слышал. Юра не мог этого сделать – насколько я знаю его. Я в этом абсолютно уверен.

– Чувствуете, что у известных людей риск попасть в переплет выше?

– В смысле?

– Безотносительно ситуации с Буцаевым – такой пример. Если любой из нас напьется и ляжет под забором где-нибудь неподалеку от редакции газеты или телеканала – этого никто не заметит. Но если то же самое сделает спортсмен – видео тут же будет в интернете.

– А зачем об этом писать? Просто жареного хочется? Чего вы добьетесь тем, что сообщите это? Прославитесь?

– Вот зачем в хоккей на профессиональном уровне играют – прославиться хотят? Да нет, это работа такая. Кто на что учился.

– Нет, ну смотрите. Вот вы пишете про человека, который, может быть, любимый игрок какого-нибудь ребенка. Что он пьяный где-то появился, упал под забор. Тем самым вы провоцируете разочарование в человеке. Зачем? Вот в Америке много пишется о благотворительной деятельности. Люди стараются искать хорошее. Может быть, я избирательно сужу. Но я так это вижу. Есть хороший человек – пиши о нем.

* * *

– Мы тут спрашивали Александра Овечкина, он не смог ответить. Может, вы попробуете. У вас есть ощущение, что вы играете в более благополучной лиге, чем КХЛ?

– Если вы о сравнении, то, по-моему, его рано еще делать. Может, я чего-то не знаю, но в течение прошлого сезона я звонил своему товарищу, который играет здесь, спрашивал – изменилось ли что-то? Он сказал: поменялись только буквы. Или вот пожалуйста – интервью Эмери. Некоторые команды не отвечают уровню лиги, некоторые гостиницы – тоже.

– Вас не звали вернуться?

– Никто пока не звонил. Если поступят серьезные предложения, я буду готов их рассмотреть после окончания моего контракта с «Финиксом». Сейчас мне предложат пусть и сумасшедшие деньги – я не брошу «Финикс» и не нарушу контракт.

– Трудно играть в слабой команде?

– У нас не слабая, у нас перспективная команда.

– Было бы большой шуткой спросить вас о планах на сезон. Что вы не загадываете – это понятно. Но строительство планов называется еще и основательностью.

– Не знаю, я этим не увлекаюсь. Когда планируешь, жизнь быстро опускает на землю. Вы меня сейчас, предположим, спросите: хочу ли я вернуться. Я вам скажу – да. А не вернусь. И какой тогда смысл в моем ответе? Лучше не сказать ничего – в этом тоже будет ответ.