«Да, мне не хочется отдавать этих игроков, но зато у нас будет Мессье!». Двадцать первая глава автобиографии Эспозито
Солярий на тренировочном катке, «торговец Фил» и попытка заполучить будущую легенду.
Когда я вступил в должность генерального менеджера «Рейнджерс», в клубе было много людей, включая некоторых игроков, заставлявших меня чувствовать себя неловко и неуютно. Род Жильбер, Стив Викерс и Уолт Ткачак всю жизнь провели в «Рейнджерс». И тут вдруг внезапно я стал их начальником – и это, по всей видимости, им не понравилось. Я знаю совершенно точно, что Род убил бы за эту должность.
Несмотря на то что они уже не играли, Жильбер, Ткачак и Викерс постоянно крутились вокруг арены. Жильбер работал на «Рейнджерс». Он до сих пор там работает. Они не особо меня поддерживали, когда я еще играл, так с чего бы они вдруг начали меня поддерживать в качестве генерального менеджера?
Первым, кого я нанял, был Эдди Джиакомин, долгие годы защищавший ворота «Рейнджерс». Мне нравился Эдди, и мне хотелось, чтобы он стал нашим тренером вратарей. К тому же, я подумал: «Почему бы одним из помощников главного тренера не стать бывшему игроку «Рейнджерс»?». Помимо этого у меня был план, пусть даже он в итоге так и не осуществился, пригласить в команду своего бывшего партнера по тройке в «Бостоне» Уэйна Кэшмэна на пост главного тренера. Мне казалось, что приглашение Эдди на пост помощника главного тренера смягчит боль касательно того, что главным будет Уэйн.
В первый день я был готов работать, засучив рукава. Многие не понимали, что за три года, проведенных на телевидении, я отсмотрел все матчи «Рейнджерс» за этот период. Я работал экспертом, так что наверняка видел больше, чем генеральный менеджер, главный тренер и игроки. Мне казалось, что я чертовски хорошо разбираюсь в таланте, жесткости и трудолюбии. Поэтому, заступив на должность, я сразу решил избавиться от четверых-пятерых игроков, включая Уилли Хьюбера – был такой здоровый парень, еле по льду ползавший. У меня год ушел на то, чтобы от него избавиться, так как все в лиге тоже прекрасно понимали, что он из себя представляет.
Как-то раз в Филадельфии я был на скамейке во время матча, и увидел, что Уилли собирается уйти со льда.
– Куда это ты собрался? – спросил я.– На смену. Я устал.– Вот еще. Ну-ка давай назад.
Я оставил его еще смены на четыре – минут так на семь – пока он уже просто не начал падать от усталости. Но чем дольше он оставался на льду, тем лучше у него получалось.
– Уилли, все твои проблемы исключительно в твоей башке, – сказал я ему.
Еще я хотел избавиться от Рейо Руотсалайнена – на мой взгляд, он не был командным игроком. Он где-то прослышал, что я хочу его обменять, покинул расположение «Рейнджерс» и уехал домой в Финляндию. Потом он хотел играть в Швейцарии, но я довольно жестко против этого выступил. «У тебя контракт. Я не дам тебе там играть», – сказал я. Он потом вернулся в НХЛ и играл за «Эдмонтон» (Эспозито упускает из внимания тот факт, что Руотсалайнен провел 35 матчей в чемпионате Швейцарии за «Берн» в сезоне 1986/87, прежде чем вернуться в НХЛ – прим. пер. Эспозито упускает также, что контракт Руотсалайнена по окончанию сезона 1985/86 истек, и он уехал в Швейцарию именно из-за того, что не получил нового предложения, будучи ограничено свободным агентом – прим. ред.). Был у нас еще один игрок, который ушел из команды и хотел играть в Европе. Его звали Марк Павелич. С ним я тоже бился не на шутку, и в итоге ему там тоже запретили играть.
Когда я работал на телевидении, заметил, что один из игроков нюхнул кокаин перед тем как сесть в самолет. Будь я игроком, я бы этому говнюку в морду дал. Но поскольку я был всего лишь комментатором, оставил это без внимания. Зато когда стал генеральным менеджером, я его мигом обменял.
Я понимал, что нам нужно усилить нападение, а также взять второго вратаря в пару к Джону Ванбисбруку. Я не был доволен Гленом Хэнлоном, поэтому первым делом подписал вратаря Дага Сотэрта, который был свободным агентом. Соупи (имеется в виду Сотэрт – прим. пер.) проиграл конкуренцию Патрику Руа в «Монреале». Подписав его, я обменял Хэнлона в «Детройт» на центрального нападающего Келли Кисио и крайнего нападающего Лэйна Лэмбэрта. Мне нравилось трудолюбие и жесткость Кисио. Он потом стал капитаном нашей команды. Лэйн Лэмбэрт практически за нас не играл, и в итоге я обменял его в «Квебек».
Следующим моим шагом был обмен 25-летнего Майка Эллисона, у которого были проблемы с коленом, в «Торонто» на Уолта Поддабни. Врач «Рейнджерс» сказал, что у Майка совсем плохи дела. «Колено может вылететь у него через год, или через месяц, а может и через неделю. В общем, рано или поздно Майку придется завершить карьеру из-за него», – объяснил он мне. Поддабни же прекрасно катался, и был абсолютно здоров. В «Торонто» он играл на левом краю, и его выпускали максимум минут на пять за матч. Но мне казалось, что у него есть потенциал стать хорошим центром, потому что он отменно бросал. Господи, как же он бросал! Я поставил его в центр, и Уолт стал забивать у нас по 35-40 шайб за сезон.
Давайте я вам объясню, как я подходил к обменам. Я все анализировал по аналогии с бейсболом. Если у меня была возможность обменять хиттера с показателем .250 на хиттера с показателем .255 или .260 – я так и делал. Я также принимал во внимание, есть у игрока характер, или нет; положительно ли его присутствие скажется на атмосфере в раздевалке. Больше всего мне хотелось найти игрока, который был бы похож на Гэри Картера из «Нью-Йорк Метс». Я тогда вообще ничего не знал про Гэри, но мне казалось, что он был «нашим всем» для «Метс», и мне очень хотелось найти такого же игрока для «Рейнджерс».
К сожалению, руководство «Рейнджерс» не позволило мне осуществить эту задачу. В сентябре 1986 года я выменял у «Эдмонтона» Марка Мессье. У Питера Поклингтона (владелец «Эдмонтона на тот момент – прим. пер.) тогда были серьезные финансовые проблемы. Его мясоконсервный бизнес вылетел в трубу, равно как и его нефтяные инвестиции. Все прекрасно знали, что он хотел слить своих самых высокооплачиваемых игроков, включая Марка Мессье и Уэйна Гретцки, потому что они были ему больше не по карману.
Я позвонил генеральному менеджеру «Ойлерс» Глену Сатеру, и мы договорились об обмене. Я отдавал ему Кисио, Ванбисбрука, Томаса Сандстрема, драфт-пик во втором раунде и пять миллионов наличными за Мессье. Глен и я уже были готовы совершить этот обмен, но из-за денег пришлось подключать к вопросу владельцев клубов. Поклингтон согласился.
А вот президент и генеральный директор «Мэдисон Сквер Гарден» Дик Ивэнс и президент «Рейнджерс» Джек Диллер сказали мне: «Нет, мы не готовы отдавать пять миллионов за Мессье. У нас нет проблем с посещаемостью».
– С этим парнем мы можем выиграть Кубок Стэнли, – объяснил я.– Ты хочешь отдать за него трех хороших игроков.– Да. Кисио забрасывает по двадцать шайб, с Ванбисбруком нам Кубок не взять, а что касается Сандстрема, то, да, мне не хочется его отдавать, но, б**дь, зато у нас будет Мессье!
Марк Мессье был просто потрясающим хоккеистом.
Они все равно ответили отказом. «Придумай какой-нибудь вариант обмена без денег», – сказали мне. Но «Эдмонтон» не устраивали варианты без денежной компенсации, так что сделка сорвалась.
Пришлось вернуться к маленьким обменам и строить команду потихоньку. В середине 1986 года я обменял Боба Брука в «Миннесоту» на Тони МакКегни, Керта Джайлса и драфтпик во втором раунде 1988 года. Прежде всего я обменял Брука потому, что тренер «Рейнджерс» Тедди Сатор давал ему слишком много игрового времени, и я больше не мог на это смотреть. Брук играл больше, чем лидеры команды! Он был неплохим хоккеистом, но он был из колледжа. Сомневаюсь, что он вообще пробился бы в состав, если б не Херб Брукс, который всю свою репутацию построил на том, что тренировал студентов на олимпиаде. Он и привел Брука в команду, когда был главным тренером. В довесок к МакКегни, жесткому и динамичному игроку, умеющему забивать, я получил хорошего защитника невысокого роста Керта Джайлса и драфт-пик во втором раунде. Тедди Сатор был не в восторге от этого обмена, но я плевать на это хотел. Мне вообще не нравилась его тренерская философия. Эта команда ничего бы с ним не добилась.
У него была своя система, и ему под нее требовались определенные игроки. Сейчас у многих тренеров такой подход. Они не дают игрокам быть самими собой, не дают им делать то, что у них получается лучше всего. Нет, конечно же есть такие, как Уэйн Гретцки, Марио Лемье или Марк Мессье, которым разрешают играть в свой хоккей внутри системы. А все остальные либо играют по той схеме, которую им дают, либо вообще не играют. И я с таким подходом не согласен.
К тому же мне не нравились помощники Тедди. «Нашел бы себе других помощников, а то эти тебе только мешают», – говорил ему я.
Вспоминая те времена, я хочу сказать, что Тедди был неплохим тренером, но его в команду привел Крэйг Пэтрик, а мне хотелось, чтобы на этом посту был мой человек.
После того как «Рейнджерс» проиграли несколько матчей подряд, я прилетел в Ванкувер и уволил его. Никого из тренеров у меня на примете не было, так что я решил сам тренировать команду – до тех пор, пока не найму нового наставника. Раньше я никогда в жизни не был главным тренером. Я подошел к Тедди и его помощникам, и сказал:
– Я хочу кое-что изменить. Я сам буду тренером. Хочу какое-то время потренировать.– Ну что ж, как скажешь, – просто ответил Тедди. И вопрос был закрыт.
Свой первый матч в качестве главного тренера я провел против «Ванкувера». После первого периода мы проигрывали 0:3. Я зашел в раздевалку. По-моему, парни ждали, что я начну швыряться чем попало и рвать им жопы на части.
– Фух, ребят, у меня чуть нервы не сдали. Слава богу, что период закончился. Не знаю, как вам, а мне кажется, что нас, бл**ь, как детей укатывают.
Я посмотрел в глаза каждому игроку. Помню, как на меня глядел Тони МакКегни. Он буквально впился в меня глазами.
– Слушайте, может быть, просто выйдем на лед и насладимся хоккеем? Давайте просто в наш хоккей сыграем, – предложил я.
Мы вышли обратно, Тони забросил четыре шайбы, и мы выиграли 6:4 («Рейнджерс» выиграл 8:5. Но МакКегни действительно забросил четыре шайбы – прим. ред.). Еще помню, я велел Яну Эриксону опекать парня, который у «Ванкувера» забросил две шайбы (Петри Скрико – прим. ред.):
– Эриксон, мне пое**ть как, но чтобы ты все время был рядом с ним. Пойдет в сортир – за ним покатишь. Поедет на лавку – за ним поедешь. Хоть весь матч без шайбы катайся, мне плевать, понял? Главное, чтобы он больше до конца матча шайбы не касался. Сделай так, чтобы он не забил.
Ян блестяще справился с задачей (Скрико все же забросил еще дважды в той игре – прим. ред.), и мы победили. После игры ко мне подошел Тони МакКегни и сказал:
– Ничего себе! В жизни бы не поверил, что мы вытащим этот матч.– И тем не менее мы это сделали. Вы – хорошая команда. Хоккеем надо наслаждаться, а вы там только мучились. Все до единого, – ответил я.
На следующий день на тренировке мы валяли дурака. Я распорядился взять клюшки за крюки и играть двусторонку черенками:
– Нафиг упражнения! Давайте лучше поиграем в хоккей! Наслаждайтесь игрой!
Затем я завез на наш тренировочный каток в Рае солярий. Ребята спрашивали: зачем? И я ответил: «Не знаю, как вы, а вот я, когда играл, бывало, посмотрю на себя в зеркало в январе или феврале, увижу, какой я бледный, и все настроение разом пропадало. А с загаром я чувствовал себя прекрасно. Поэтому вот вам солярий и джакузи».
Посмотришь на себя в зеркало в серые январские дни, когда полсезона позади и ты устал, но нельзя же сорваться и на пять дней на Багамы уехать... Так что игроки могли получить свою дозу солнца – вместо тропического – в солярии. Это поднимало им настроение. Игроки думали, что я спятил, но им это нравилось. МакКегни, один из немногих черных игроков в лиге, написал на солярии «Гостиная МакКега».
В то же время я вел переговоры с несколькими кандидатами на пост главного тренера. Одним из них был Томми Уэбстер, несколько лет тренировавший «Виндзор» в юниорской лиге класса А, а затем трудившийся помощником главного тренера в «Хартфорде». Я знал Томми по «Бостону», где мы пару лет играли вместе. Томми меня впечатлил. Он глубоко изучил хоккей, и мне нравилась его философия. Во время нашей беседы я сказал ему: «Я хочу, чтобы матчи нашей команды было интересно смотреть. Пусть они катят вперед и забивают. Я не имею ничего против обороны, но мне бы хотелось, чтобы мы с тренером были на одной волне».
Каждый тренер, с которым я вел переговоры, говорил одно и то же: «Само собой». А потом они делали что хотели. Но вот с Томми была другая история. Мы с ним и впрямь нашли общий язык. Я спросил его:
– Уэбби, а почему ты хочешь быть тренером в НХЛ? Просто потому что здесь ты заработаешь больше денег, чем в юниорской лиге класса А?– Отчасти. Но я посвятил жизнь тренерскому делу. Поэтому я хочу работать в НХЛ. Хотя, сказать по правде, меня немного пугает перспектива стать тренером «Рейнджерс», – ответил он.– Чем же «Рейнджерс» тебя так пугают?– Это большой город. Здесь огромное внимание со стороны прессы.
Как выяснилось позже, Томми действительно было чрезвычайно сложно тренировать «Рейнджерс».
– Я требую верности. Не будешь верен мне – я этого терпеть не стану. Выгоню к чертовой матери. Даже опомниться не успеешь, как с голой жопой на мороз вылетишь, – огласил я главное условие.
Томми сказал, что он все понял. Он оказался самым преданным тренером из всех, с кем я работал. Еще одним преданным мне тренером был Уэйн Кэшмэн. Что бы я ни попросил, Уэйн всегда был на это согласен. Уэбби был из той же когорты. В конце ноября 1986 года я нанял Тома Уэбстера на пост главного тренера «Рейнджерс».
Игроки очень его любили. Он говорил тихо и спокойно, но, если требовалось, мог и высказаться жестко. Философия Томми заключалась в том, чтобы сразу переходить из обороны в атаку, играть первым номером и хорошо действовать в большинстве. Он хотел, чтобы у нас была лучшая реализация большинства в лиге, и мне это очень нравилось. Пусть даже наша реализация так никогда и не стала такой, как ему хотелось.
Если я задавал Томми какой-то вопрос при встрече, то у него всегда был для меня ответ. Он был не из тех тренеров-политиков, которые постоянно пытаются прикрыть свою жопу. Он всегда прямо говорил, что думает по тому или иному вопросу. И что бы я ни делал, Томми всегда меня полностью поддерживал. Он не ставил под сомнения мои действия в прессе. Может быть, мы где-то и расходились во взглядах, но мы всегда делали это за закрытыми дверями, так что никаких проблем не возникало. В отличие от некоторых других тренеров, с которыми я работал позднее, он не бил меня в спину.
Мы с Томми сошлись во мнении, что самой большой проблемой «Рейнджерс» по-прежнему оставалась вратарская линия. У нас все еще был Джон Ванбисбрук, а 18 декабря 1986 года я приобрел у «Филадельфии» Бобби Фрейса за Челля Самуэльссона, у которого отлично сложилась карьера во «Флаерс». Фрейс же прекрасно заиграл у нас. Он образцово вел себя в раздевалке. Он был классным парнем, который нравился абсолютно всем.
Еще у нас был один великолепный молодой вратарь, которого задрафтовал еще Крэйг Пэтрик – Майк Рихтер. Я всегда говорил, что если «Рейнджерс» и суждено выиграть Кубок Стэнли, то только с Майком Рихтером на воротах. И я оказался прав.
Когда Томми пришел в команду, все было хорошо примерно месяц. У нас была блестящая победа над «Вашингтоном» на выезде. А перед игрой Уэбби себя плохо чувствовал.
– Ты команду-то сможешь на матч вывести? – спросил его я.– Да, со мной все в порядке.
В середине второго периода я увидел из пресс-ложи, что Тома не было на скамейке. Ко мне подошел сотрудник нашей пресс-службы и сказал: «Томми очень плохо. Он не вернется».
Я спустился в раздевалку и увидел, что Томми было реально плохо. Он блевал и срал. Даже голову поднять не мог.
Его помощник Уэйн Кэшмэн взял команду под свой контроль во втором периоде. Я встал рядом с Уэйном на скамейке в третьей двадцатиминутке. Времени оставалось уже мало, и мы проигрывали в одну шайбу. Томас Сандстрем приехал со смены, и я выпустил на лед Пьера Ларуша. У Пьера были просто потрясающие руки! Он вышел на правый край. Томас посмотрел на меня. Я сам на тренеров тысячу раз так смотрел. Этим взглядом он говорил: «Выпусти меня обратно. Я забью».
– Томас! – крикнул я.– Он только со смены, – сказал кто-то.– Да мне насрать. Томас, выходи! Кати на дальнюю штангу. Скажи Пьеру, чтобы подъехал сюда на секундочку.
Пьер подъехал, и я сказал ему:
– Пит, выиграй вбрасывание и отдай шайбу Томасу.
Я обожал Пьера Ларуша.
– Без проблем, босс, – ответил он.
Пьер сделал все так, как я ему и сказал, а Сандстрем забил. После победы в том матче меня спросили:
– Почему вы снова выпустили Сандстрема на лед?– Не знаю. Он посмотрел на меня. И я увидел тот же самый взгляд, которым я постоянно смотрел на Гэрри Синдена, – ответил я.
Для нас это была большая победа. Но Уэбби было все совсем плохо. У него была проблема с ухом, из-за которой он не мог летать. А чтобы поправить здоровье, ему была необходима операция (Эспозито немного путает хронологию и детали. Уэбстер успел провести в качестве главного тренера лишь пять матчей, после чего и обнаружилось заболевание, и он лег на операцию. В начале января он вернулся на тренерский пост – но только в домашних играх, т.к. не мог летать самолетом. В гостях же командой руководили Эспозито, Кэшмэн и Джиакомин. К концу января Уэбстер попробовал снова летать, но после рецидива врачи запретили ему авиаперелеты уже минимум на три месяца, и тогда Эспозито взял на себя обязанности главного тренера до конца сезона. А описываемый матч в Вашингтоне проходил уже в феврале. И, раз уж на то пошло, эпизод с Сандстремом произошел не в третьем периоде, когда «Рейнджерс» проигрывал в одну шайбу, а в овертайме при ничейном счете – прим. ред.).
Нам нужно было улучшить нашу игру на вбрасываниях, и поэтому 1 января 1987 года я выменял у «Вашингтона» Бобби Карпентера. Я отдал за него Майка Ридли, хорошего игрока, но с заканчивающимся контрактом – летом он становился свободным агентом. А также Келли Миллера, у которого были проблемы с катанием, и Бобби Кроуфорда – он мне вообще не был нужен. Мне не хотелось отдавать Ридли с Миллером, потому что Келли прекрасно убивал меньшинство, но за пару лет до этого Карпентер забросил 50 шайб за «Вашингтон», и здорово действовал на вбрасываниях, так что я пошел на эту сделку.
У Ридли потом блестяще сложилась карьера в «Вашингтоне». Мне это знакомо. Со мной случилось то же самое, когда я перешел из «Чикаго» в «Бостон». Говорят, что самой главной ошибкой Томми Айвэна было обменять Ходжи, Стэнфилда и меня в «Бостон». У «Бостона» тогда были проблемы, команда восемь лет подряд в плей-офф не выходила. А потом пришли мы и вдруг – бинго! – мы заиграли. Тут не угадаешь.
В этом вся соль обменов. Мне насрать, кто там что говорит, но в действительности с обменами никогда не угадаешь. Потому что в разных командах есть разные игроки. В одной команде человек может заиграть, а в другой может и не заиграть. Я сделал много обменов. Меня даже называли «Торговец Фил». Но если вы посмотрите историю, то Нил Смит сделал больше обменов, чем я. Глен Сатер сделал еще больше обменов. Я просто всегда знал, с кем пора прощаться.
Уэбби вернулся после операции, и я стал смотреть хоккей из пресс-ложи. Однако при перелете в Ванкувер у него случился рецидив. В конце января я понял, что он не сможет продолжить работу. Мы поговорили с его врачом, и он объяснил, что это вызвано стрессом. Внешне Томми выглядел абсолютно спокойным, но это было напускное. Работа тренером «Рейнджерс» съедала его изнутри.
В Нью-Йорке все находятся под постоянным давлением. Так что если вы собираетесь там играть или тренировать, то требуйте за это хорошие деньги, потому что, как только вас взяли на работу в Нью-Йорке, вас будут пытаться закопать заживо. И неважно, тренируете вы бейсбольную, футбольную, баскетбольную или хоккейную команду. Вы только подумайте – единственные спортивные сооружения, которые еще не носят названий больших корпораций, находятся на Манхеттене. Там по-прежнему стоит «Мэдисон Сквер Гарден». По-прежнему стоит «Янки Стедиум» и «Шэй Стедиум». «Мэдисон Сквер Гарден» не менял своей дислокации с 1968 года. И вся эта мистика вокруг Нью-Йорка и «Гардена» только добавляет давления.
Это происходит с каждым тренером, каждым генеральным менеджером и вообще всеми, кто работает там в спортивной индустрии. А прессе только и дай повод, чтобы наброситься на вас. В газетах и по радио вас раздирают на куски, и остановить этот поток критики просто невозможно.
Мне было обидно, когда люди в Нью-Йорке говорили про меня плохие вещи. Помню, я спрашивал своего брата по телефону: «За что они так со мной? Тони, что я ни сделаю – они всегда мной недовольны. Диллер меня ругает. Болельщики меня ругают. Тренер с ума сходит. Игроки меня не любят. Агенты меня тоже не любят». Господи, я искал хоть кого-нибудь – просто кого-нибудь – кому бы я нравился.
И в то же время ты всем пытаешься угодить. Когда болельщики тебе аплодируют, ты чувствуешь себя прекрасно. Но потом они начинают свистеть. А так, как свистят в Гардене, больше нигде не свистят. Аж хочется куда-нибудь под камень забиться.
У меня это вызывало ответную реакцию. Я вставал в позу и упирался лапами, как кот. Я стал упрямым до такой степени, что самому уже не нравилось. Это было тяжело. Именно под таким давлением находился Том Уэбстер. Ему стало настолько плохо, что он больше не мог тренировать. Он сказал мне:
– Фил, я больше не могу. Это нечестно с моей стороны – по отношению и к клубу, и к игрокам.– Ладно, Том. Вот, как мы поступим. Мы освободим тебя от работы, ты подлечишься и вернешься на следующий год.
Так я показал свою преданность Тому Уэбстеру. Себя же я назначил главным тренером до конца сезона 1986/87.
Я тренировал «Рейнджерс» до конца сезона, но делал это так, как бы этого хотел Томми Уэбстер. Понятное дело, на скамейке всем заправлял я, но все равно действовал по его форчекинговой системе, по его бэкчекинговой системе, использовал его розыгрыши большинства и его схемы игры в меньшинстве. Если кто-то из игроков уставал, я делал перестановки – и такие, какие бы сделал сам Томми.
Я поставил Уолта Поддабни в центр. Томми и скауты его не особо жаловали. Уолт ужасно играл на вбрасываниях, но здорово катался. Он не любил толкаться на пятаке, не любил бороться, но бросок у него был что надо. Поэтому я поставил его в центр, и он забросил 40 шайб в том сезоне. Некоторые другие мои перестановки не принесли плодов, но только не эта.
К февралю 1987 года команда была на ходу. Мы шли на втором месте. С помощью Эдди Джиакомина я ставил на ворота то Ванбисбрука, то Фрейса, и они играли блестяще. Еще мне здорово помогал Уэйн Кэшмэн. Тренировки проводили Уэйн и Эдди. Мне нужно было сидеть в офисе.
Я зарабатывал столько же, сколько и в бытность игроком. Каждый день ездил с работы в Бедфорд, что было крайне накладно, но иногда ночевал и в городе, выходил в люди и прекрасно проводил время. Тогда моя жизнь была – лучше не придумаешь.
«ГРОМ И МОЛНИЯ: Хоккейные мемуары без п***ы». Предисловие
«Меня на больничной кровати покатили по улице в бар Бобби Орра». Вступление
«Отец зашвырнул вилку прямо в лоб Тони, и она воткнулась». Глава 1
«Когда мне было лет 12, приехавшая в сельский клуб девочка попросила заняться с ней сексом». Глава 2
«Нашей школе не нужно всякое хоккейное отребье». Глава 3
«Фил, у меня проблемы: я поцеловался взасос – и теперь девушка беременна». Глава 4
«Я крикнул Горди Хоу: «А ведь был моим кумиром, сука ты е***ая». Глава 5
«Мы потрясающая команда, династия могла бы получиться, но вы двое все похерите!». Глава 6
«Как бы ты себя почувствовал, если б 15 тысяч человек назвали тебя ху***сом?». Глава 7
«Подбежала девушка, подняла платье, сняла трусы и бросила в нас». Глава 9
«Играть в хоккей – это лучше даже самого наилучшего секса». Глава 10
«Я был по уши влюблен в Донну и толком не помню тот финал Кубка Стэнли». Глава 11
«Игроки СССР ели и скупали джинсы. Третьяк больше всех скупил». Глава 12
«Любой из нас мог затащить русскую девушку в постель за плитку шоколада». Глава 13
«Дети просили: «Папочка, не уходи, пожалуйста, папа!». Было очень тяжело». Глава 14
«Я не понимаю, как русский вратарь Третьяк попал в Зал хоккейной славы». Глава 20
