Герои для монументов. Илья Казаков – о памятниках
Я бы хотел увидеть бронзового Маслаченко с микрофоном. Газзаева и его парней с кубком УЕФА в руках. Кержакова. Веретенникова. Акинфеева. Игнашевича. Аршавина. Семака. Хиддинка. Романцева. Семина. И не потом, а сейчас. Потом памятники нужны, чтобы не забывать. А сейчас - чтобы помнить. Ставят же прижизненные монументы Батистуте, Марадоне, Рональдо и Роналду. У нас своих героев не меньше.
Однажды я имел честь разговаривать с Александром Рукавишниковым.
Я сидел в мастерской великого скульптора и не знал, куда смотреть – то ли на него, то ли по сторонам. Передо мной был великий человек, а вокруг стояли работы великого человека. Глаза разбегались.
Я снимал сюжет о памятнике Льву Яшину. Точнее, о памятниках. Один стоял в Лужниках. И это был абсолютно гениальный по своей кажущейся простоте и убедительности памятник. Бронзовый Лев Иванович шел по траве, держа мяч в руках, и от его фигуры веяло былинной богатырской статью.
Еще один Яшин взлетал над перекладиной ворот у родного стадиона «Динамо». Там он был уже в кепке, и поза вратаря явно несла в себе какую-то метафоричность. Сразу хотелось подумать, что Лев Иванович воспарил над своим временем или взлетел выше кем-то установленной для него планки.
Игорь Акинфеев: «Яшин – великий, Акинфеев – еще никто. Вот и вся разница между нами»
Был и третий памятник, установленный на Ваганьковском кладбище, но делал его другой скульптор, и мы с Рукавишниковым деликатно обошли эту тему в разговоре.
Помнится, я спросил:
- А трудно делать памятники спортсменам?
Наивные вопросы порой самые правильные.
Рукавишников провел могучей ладошкой по коротко стриженным волосам, сказал неспешно:
- Трудно. В довоенной Германии и в СССР существовал культ физкультурника. В каждом парке обязательно стояла девушка с веслом. Или мускулистый гимнаст в майке. Когда начинаешь эскиз рисовать, не так просто этот образ от себя прогнать. Закрываешь глаза, а там сразу – он. Или она.
Обратный отсчет. Каким был футбол до Второй мировой войны
Я послушно закрыл глаза. И действительно увидел его - в тренировочных штанах и майке, с непременным чубчиком и улыбкой. И ее - в косынке, короткой юбке и с веслом в руке. Потом они взялись за руки, сделали выпад и обернулись Рабочим и Колхозницей.
Пришлось трясти головой, чтобы изгнать из себя это видение. Кажется, я даже сделал глазами круг по мастерской, чтобы убедиться в том, что здесь скульптур вроде мухинской нет и быть не должно.
На прошлой неделе я читал о страстях, бурлящих вокруг памятника Черенкову, и вспоминал тот разговор с Рукавишниковым. Точнее, с Рукавишниковым-старшим. Поскольку памятник Черенкову делал Рукавишников-младший, сын.
Коллега Рабинер написал, что родным Черенкова памятник не понравился и что вариант памятника с ним не согласовывали.
И сразу подумал о фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой».
Там об отсутствии согласования и речи не было. Но эмоция от увиденного была никак не меньшей. Многие люди, справедливо считающие, что у них есть право высказать свое мнение, приняли картину в штыки. Оксана Ярмольник, например. Или Марина Влади.
Женщины по природе своей в принципе эмоциональнее мужчин. Оценивают мир более резко. Мое - не мое. Так или не так.
С Влади и Ярмольник, как понимаю, сценарий фильма тоже не согласовывали. Как с Настей Черенковой - эскиз памятника.
Может быть, именно поэтому – чтобы у автора не было желания идти на компромисс с изначальным творческим замыслом.
***
Лет за пять до премьеры Никита Владимирович Высоцкий крутил в руках чашку с чаем и говорил мне теплым летним московским днем:
- Я когда стал изучать документы о последнем годе жизни Высоцкого, понял, что мне это напоминает. Последний год Пушкина… Высоцкий очень сильно поменял окружение. Был очень уставшим. И с ним в Ташкенте случилась клиническая смерть, когда он выжил, несмотря на то что сердце не билось больше допустимого времени.
Я смотрел на него и думал о том июле одна тысяча девятьсот восьмидесятого. О той толпе народа на Верхней Радищевской.
- Для меня было очень важно вернуть Высоцкого в информационное пространство. Чтобы сегодня он не воспринимался как один из…
С Черенковым, мне кажется, у «Спартака» была та же задача. Чтобы он не воспринимался как один из… Я не знаю, почему Рукавишников-младший выбрал для памятника именно такой образ. Но благодаря этому про Черенкова снова говорят. Спорят, отвечает ли скульптура нашим представлениям о масштабе этой личности. То есть мы отдаем должное этому масштабу. Так, как полагается.
Идея памятников у стадиона лично мне кажется единственно верной. Не знаю, можно ли, но, будь моя воля, я бы перенес тот памятник Яшину из Лужников в Петровский парк. Потому что правильно, когда идущий на футбол человек сразу же встречается с чем-то великим.
Октябрь семнадцатого. Каким будет стадион «Динамо», на котором может пройти открытие ЧМ-2018
Мне кажется, если на новом стадионе «Зенита» будет памятник Садырину, это будет верно. Садырин, который встречает болельщиков, идущих на футбол. Я бы посмотрел с удовольствием и на его памятник на базе в Удельной. Прямо в воде пруда, из которого он спас тонущего мальчика.
Нещадно критикуемый всеми Леонид Федун в отношении к памятникам безальтернативно лучший президент клуба. Гладиатор. Братья Старостины неподалеку от поля. Теперь Черенков. Все они часть сегодняшнего «Спартака». В их присутствии на каждом домашнем матче есть что-то несравнимо большее, чем отражение великого футболиста или тренера в названии стадиона или мемориальной доске.
Колизей для «Спартака». Чем «Открытие Арена» отличается от величайшего стадиона Древнего Рима
Текст: Илья Казаков
Фото: Сергей Дроняев
***
Однажды я имел честь разговаривать с Александром Рукавишниковым.
Я сидел в мастерской великого скульптора и не знал, куда смотреть – то ли на него, то ли по сторонам. Передо мной был великий человек, а вокруг стояли работы великого человека. Глаза разбегались.
Я снимал сюжет о памятнике Льву Яшину. Точнее, о памятниках. Один стоял в Лужниках. И это был абсолютно гениальный по своей кажущейся простоте и убедительности памятник. Бронзовый Лев Иванович шел по траве, держа мяч в руках, и от его фигуры веяло былинной богатырской статью.
Еще один Яшин взлетал над перекладиной ворот у родного стадиона «Динамо». Там он был уже в кепке, и поза вратаря явно несла в себе какую-то метафоричность. Сразу хотелось подумать, что Лев Иванович воспарил над своим временем или взлетел выше кем-то установленной для него планки.
Игорь Акинфеев: «Яшин – великий, Акинфеев – еще никто. Вот и вся разница между нами»
Был и третий памятник, установленный на Ваганьковском кладбище, но делал его другой скульптор, и мы с Рукавишниковым деликатно обошли эту тему в разговоре.
Помнится, я спросил:
- А трудно делать памятники спортсменам?
Наивные вопросы порой самые правильные.
Рукавишников провел могучей ладошкой по коротко стриженным волосам, сказал неспешно:
- Трудно. В довоенной Германии и в СССР существовал культ физкультурника. В каждом парке обязательно стояла девушка с веслом. Или мускулистый гимнаст в майке. Когда начинаешь эскиз рисовать, не так просто этот образ от себя прогнать. Закрываешь глаза, а там сразу – он. Или она.
Обратный отсчет. Каким был футбол до Второй мировой войны
Я послушно закрыл глаза. И действительно увидел его - в тренировочных штанах и майке, с непременным чубчиком и улыбкой. И ее - в косынке, короткой юбке и с веслом в руке. Потом они взялись за руки, сделали выпад и обернулись Рабочим и Колхозницей.
Пришлось трясти головой, чтобы изгнать из себя это видение. Кажется, я даже сделал глазами круг по мастерской, чтобы убедиться в том, что здесь скульптур вроде мухинской нет и быть не должно.
***
На прошлой неделе я читал о страстях, бурлящих вокруг памятника Черенкову, и вспоминал тот разговор с Рукавишниковым. Точнее, с Рукавишниковым-старшим. Поскольку памятник Черенкову делал Рукавишников-младший, сын.
Коллега Рабинер написал, что родным Черенкова памятник не понравился и что вариант памятника с ним не согласовывали.
И сразу подумал о фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой».
Там об отсутствии согласования и речи не было. Но эмоция от увиденного была никак не меньшей. Многие люди, справедливо считающие, что у них есть право высказать свое мнение, приняли картину в штыки. Оксана Ярмольник, например. Или Марина Влади.
Женщины по природе своей в принципе эмоциональнее мужчин. Оценивают мир более резко. Мое - не мое. Так или не так.
С Влади и Ярмольник, как понимаю, сценарий фильма тоже не согласовывали. Как с Настей Черенковой - эскиз памятника.
Может быть, именно поэтому – чтобы у автора не было желания идти на компромисс с изначальным творческим замыслом.
***
Лет за пять до премьеры Никита Владимирович Высоцкий крутил в руках чашку с чаем и говорил мне теплым летним московским днем:
- Я когда стал изучать документы о последнем годе жизни Высоцкого, понял, что мне это напоминает. Последний год Пушкина… Высоцкий очень сильно поменял окружение. Был очень уставшим. И с ним в Ташкенте случилась клиническая смерть, когда он выжил, несмотря на то что сердце не билось больше допустимого времени.
Я смотрел на него и думал о том июле одна тысяча девятьсот восьмидесятого. О той толпе народа на Верхней Радищевской.
- Для меня было очень важно вернуть Высоцкого в информационное пространство. Чтобы сегодня он не воспринимался как один из…
С Черенковым, мне кажется, у «Спартака» была та же задача. Чтобы он не воспринимался как один из… Я не знаю, почему Рукавишников-младший выбрал для памятника именно такой образ. Но благодаря этому про Черенкова снова говорят. Спорят, отвечает ли скульптура нашим представлениям о масштабе этой личности. То есть мы отдаем должное этому масштабу. Так, как полагается.
***
Идея памятников у стадиона лично мне кажется единственно верной. Не знаю, можно ли, но, будь моя воля, я бы перенес тот памятник Яшину из Лужников в Петровский парк. Потому что правильно, когда идущий на футбол человек сразу же встречается с чем-то великим.
Октябрь семнадцатого. Каким будет стадион «Динамо», на котором может пройти открытие ЧМ-2018
Мне кажется, если на новом стадионе «Зенита» будет памятник Садырину, это будет верно. Садырин, который встречает болельщиков, идущих на футбол. Я бы посмотрел с удовольствием и на его памятник на базе в Удельной. Прямо в воде пруда, из которого он спас тонущего мальчика.
Нещадно критикуемый всеми Леонид Федун в отношении к памятникам безальтернативно лучший президент клуба. Гладиатор. Братья Старостины неподалеку от поля. Теперь Черенков. Все они часть сегодняшнего «Спартака». В их присутствии на каждом домашнем матче есть что-то несравнимо большее, чем отражение великого футболиста или тренера в названии стадиона или мемориальной доске.
Колизей для «Спартака». Чем «Открытие Арена» отличается от величайшего стадиона Древнего Рима
Текст: Илья Казаков Фото: Сергей Дроняев
Мун и Казаков бездарные близнецы братья