24 мин.

Владимир Стогниенко: «Был бы я художником или писателем, уехал бы из Москвы. Ее изгадили так, что невозможно»

2 k

По просьбе газеты «Ведомости. Пятница» Виталий Суворов пообщался с главным русским комментатором предстоящего чемпионата мира. Полная версия интервью – только на Sports.ru.

– Вы около месяца провели в Бразилии. Какие у вас впечатления?

– У меня – мрачные. Во-первых, в Рио я довольно сильно заболел – неделю мне было очень плохо, но приходилось работать. Причем диагноз мне так и не поставили. Был вариант с лихорадкой денге, но все местные ребята говорили, что при лихорадке на протяжении недели была бы очень высокая температура, а у меня продержалась два дня. Скорее всего, просто простудился, все это наложилось на акклиматизацию, а в конце еще и солнечный удар получил, когда мы на жаре снимали. За десять дней я семь килограммов сбросил. Ну и бразильская платная медицина – это, конечно… Когда они видят, что к ним приезжает белый гринго, они прямо ликуют и начинают деньги выколачивать. И это было в лучшей клинике Рио. Так что озаботьтесь такой страховкой, чтобы был безналичный расчет.

А сама Бразилия – это такая  живописная, грязноватая и дорогая страна. В Рио цены вполне московские, и наверняка будут еще выше. Зато кофеек замечательный в любой забегаловке.

– Сколько городов вы посетили?

– Пять: Рио, Сан-Паулу, Белу-Оризонти, Куяба и Куритиба. То есть три города, в которых будет играть сборная России, город, в котором будет матч открытия, плюс Белу-Оризонти, который сейчас считается практически футбольной столицей Бразилии. Потому что «Крузейро» – действующий чемпион страны, а «Атлетико Минейро» выиграл в прошлом году Кубок Либертадорес. Вообще, Бразилия очень большая и разная страна.  Довольно сложно сказать, как выглядит типичный бразилец. У них есть совсем-совсем черные люди – например, в Сальвадоре на севере. В Рио все смешано. В Куритибе живет очень много белых, потомков европейцев. А в Куябе у некоторых чувствуется индейская кровь.

– Какой из пяти стадионов показался вам самым крутым?

 – Все-таки к «Маракане» особое отношение, хотя сейчас она выглядит буднично. Там же стоячих мест больше нет, вместимость – около 78 тысяч. Считается, что «Маракана» – это памятник и его нельзя рушить, только реконструировать. И в Белу-Оризонти та же история. То есть каркас остается, а начинку они меняют. А каркас – серый, бетонный – со стороны не очень смотрится. 

В Сан-Паулу мы на стадион не попали, потому что там погиб рабочий, и вход закрыли. В Куритибе стройка шла полным ходом, а вот в Куябе – очень хороший стадион, похожий на нашу «Арену Химки». Хотя клуб там в третьем, что ли, дивизионе играет. Сказали, что после ЧМ планируют сдавать команде по американскому футболу, они чемпионы Бразилии.

– В фавелы вы заглядывали?

– Мы были в одной из самых безопасных фавел, из которой давно выбили наркомафию. Но я бы все равно не рекомендовал в них заходить, от греха подальше.

– В фавелах безопаснее, чем в районе Соуэто в ЮАР, где вы были четыре года назад?

– Мне кажется, да. В ЮАР еще важно, какого ты цвета. А в Бразилии – все равно, потому что там живут люди всех оттенков кожи. Плюс в ЮАР у них тогда была национальная идея: «Мы должны провести чемпионат мира». Самый последний бомж в Соуэто это знал. А здесь ситуация немного другая – чемпионатом не все довольны.

– На протесты вы натыкались?

– Нет. Но вообще вся эта ситуация с протестами –  она довольно странная. Ну какие протесты сейчас? Понятно, что южноамериканцы большие специалисты по забастовкам, наверняка кто-то сейчас сумеет добиться от правительства необходимого. Хотя там, конечно, чудовищный разрыв между бедными и богатыми. В Аргентине, например, тоже существуют опасные районы, но у них есть средний класс, вокруг которого вращается большинство населения. А в Бразилии – виллы, ламборджини и прочее, и в том же городе – дикая нищета. И это я еще фавелы Сан-Паулу не видел – бог миловал. 

– Считается, что все бразильцы сходят с ума по футболу. Пример, когда вы поняли, что это действительно так? 

– Был финал чемпионата Штата, матч «Крузейро» – «Атлетико Минейро». Я поднялся наверх – вне чаши стадиона было кафе для журналистов. Я стоял, пил кофе и вдруг понял, что бетонный стадион у меня под ногами вибрирует. Они очень крутые ребята в плане боления.  В каждом городе – свое класико. Еще запомнилось забавное противостояние Сан-Паулу и Рио, «Фламенго» и «Коринтианса», которые постоянно выясняют, у кого больше болельщиков. Я вот одному парню в Сан-Паулу сказал, что заболел, а он: «А что ты в тот день делал?» «Да мы «Фламенго» снимали», – говорю. «А-а, ну неудивительно». И самое странное для меня: они сейчас все вспоминают чемпионат мира 1950 года, когда бразильцы на «Маракане» проиграли Уругваю. Видимо, это такой рубец на памяти нации. Причем живых-то свидетелей уже немного осталось, а они до сих пор обсуждают. Было бы занятно, если бы они вышли в финал с Уругваем.

– В Бразилии вы снимали интервью в том числе с Роналдиньо, верно?

– Нет, Роналдиньо запросил чудовищные деньги за интервью – десятки тысяч долларов. Мы растерялись и вежливо отказались. Зато мы поговорили с Жо, который, в отличие от Роналдиньо, поедет на чемпионат мира. А в аэропорту неожиданно встретили Адриано, который выглядел очень хорошо – совсем не толстяк. Правда, через три дня после нашей встречи с ним расторгли контракт.

Наверное, у Бразилии сейчас один из самых незвездных составов в истории. По сути, главная звезда – Неймар. Может, это и хорошо, не знаю. Да и явных фаворитов нет. Германия едет с одним нападающим – Клозе. Других вариантов у них просто нет. Испанцы уже надоели. У Аргентины в защите традиционные проблемы. Сложнее с голландцами, я вообще некоторых игроков почти не знаю. А к англичанам хоть и нормально отношусь, но совершенно не верю, что они выиграют. Довольно ровный состав у итальянцев. Учитывая, что у них очень хороший тренер, я не удивлюсь, если они опять где-то на уровне полуфинала окажутся. 

Капелло понимает, что, будучи великим тренером, на уровне сборных он себя не реализовал. У него совершенно точно есть амбиции, в отличие от того же Адвоката, которого кроме денег, по-моему, ничего особо не интересовало. У Капелло ведь было две главных задачи: выйти на чемпионат и обновить сборную. Задачи показывать феерическую игру не было. Он сделал и то, и другое, и продолжает подтаскивать новых людей. Если мы выйдем в четвертьфинал, его именем можно улицу называть. Выйдем из группы – нормально.

– У вас было три больших интервью с Капелло. Он произвел впечатление жесткого мужика?

– Он жесткий, но умеет быть обаятельным – и пошутит, и посмеется, если что. Мне вот однажды довелось недолго быть руководителем. Буквально через месяц я открыл для себя неприятную истину: если с некоторыми нашими людьми ты общаешься по-хорошему, они моментально садятся тебе на шею. А если ты начинаешь вести себя, прошу прощения, как говнюк, они ворчат, обижаются, но в коллективе все худо-бедно работают.

– То есть, Капелло – говнюк?

– Ну нет, для этого он слишком масштабная личность. Просто авторитет у него такого размера, что эго любой звезды он прибивает. И это очень хорошо.

– Финальное про чемпионат мира: если я поеду в Бразилию с целью найти себе фигуристую девушку, меня ждет разочарование?

– Фигуристую найдете, но симпатичных в Бразилии мало. Серьезно, это миф. Вот то, что у нас и на Украине огромное количество красивых девушек – это правда. Хотя в смысле попы бразильянки, конечно, очень одаренные. Но я считаю, что самые красивые девушки – славянки.

***

– Известно, что вы сторонник идеологии Support Your Local Team.

– Для меня условный болельщик «Спартака» из какого-нибудь Железнопроводнинска из второй лиги – значительно более настоящий болельщик, чем парень, который живет в том же Железнопроводнинске и поддерживает «Манчестер Юнайтед». Хотя иногда бывает и так, что местной команды просто нет и болеть не за кого.

– Вы же сами за «Милан» болеете.

– Я за московскую команду болею, и не только я – четыре поколения моей семьи. «Милан» мне симпатичен, я могу сесть и потроллить кого-нибудь на эту тему. Я еще и «Боку» люблю. Но чтобы понять, что такое боление, надо съездить в Англию. Это часть самоидентификации. То есть, то, что привязывает тебя к конкретному месту, дому, вот этому прудику вонючему, около которого твой дом стоял. Поэтому я очень уважаю людей, которые ходят на вторую лигу. И именно поэтому очень рад за болельщиков «Торпедо» – они реально прошли через ад. Иногда пишут – да у них болельщиков нет. Удивительно, что вообще хоть кто-то остался. Их оторвали от корней, забрали стадион, туда пихнули, сюда пихнули, на две части разорвали, на три части разорвали, потом вторая лига, первая – это дикая история! И они вернулись! Очень рад за них.

– Вы когда-нибудь дрались за свой клуб? 

– Ну бывали какие-то сложности, но в ранней юности. Я же ультрас не был. Недопонимания в метро случались, шарф все-таки носил. А один раз нас милиция забрала. Мой друг детства Сеня, с которым мы делаем «Планету футбола», болеет за «Торпедо». И вот мы ходили на матч, но за разные клубы болели.  И забрали нас за то, что я нарушил общественный порядок в парке. Как и все вокруг, но взяли только меня, 15-летнего балбеса. Сеня включился, отдал стражам правопорядка новые перчатки – и нас отпустили. 

– Вы около семи лет занимались самбо. Приходилось использовать эти умения в жизни?

– Один раз, помню, много лет назад в юности мне повезло просто вырваться – нескольким парням я не понравился в стиле «закурить есть?», первый удар я получил по затылку, и оставалось два варианта: либо упасть, либо вывернуться, оттолкнуть человека и вырваться из переулка на улицу. У меня тогда получилось сделать второе. 

– Последний раз, когда вам пришлось кого-то ударить?

– Года три назад. Я возвращался от брата, с дачи, в 11 утра первого января, причем ехал комментировать матч английской премьер-лиги. И увидел человека, который очень неправильно себя вел по отношению к другому человеку. Ну а я рядом сидел и не усидел. Брат потом спрашивал: «Ты уверен, что там никто телефон не достал и не снял видео под названием «Российский комментатор буянит в электричках?» Прямо драки там, конечно, не было, но был определенный… конфликт. А на матч я в итоге успел.

– На машине по Москве вы не передвигаетесь?

 – А у меня нет машины. Я ненавижу автомобили и автомобилистов и считаю, что если все эти мерзкие машины из Москвы выбросить, она станет лучше и краше. Просто в советское время автомобиль был статусом. И сейчас каждый считает, что можно жить в сарае и гулять в загаженном дворе, но обязательно нужно купить гроб на колесах побольше. Зачем нужна в Москве огромная машина? Парковаться неудобно, бензина жрет кучу.

Да и вообще расценивать автомобиль как транспорт в Москве – странно. У меня папа ездит в пятницу вечером на машине на дачу по четыре часа, а я доезжаю на электричке за полтора. Понятно, что если ты живешь где-то в области, или постоянно перемещаешься, машина, наверное, нужна. У моей жены вот есть. Изредка она меня возит – ну, если, например, осенью нужно вещи на дачу отправить. Но в целом практической пользы от автомобиля я не вижу, хотя права есть. Думал, что в ЮАР понадобятся, занимался с инструктором, с третьего раза получил. Водить мне не понравилось, но за руль, если что, сесть смогу, даже за механику. Точнее, только за механику – на автомате-то я никогда не ездил.

– В метро вы спокойно спускаетесь?

– Конечно. Иногда, бывает, узнают. Я где-то такую вещь читал, что даже если Алла Пугачева выйдет в булочную без своего привычного наряда, ее могут не узнать. У нас просто такая страна, где каждый немного в себе, каждый немного интроверт, и лицо-то особо не рассматривают в метро. Ты сидишь, и у тебя свои заботы. Суровые мы люди. Улыбаемся друг другу нечасто. Хотя я не считаю, что это всегда плохо. Если у нас человек тебе улыбается, ты точно знаешь, что он к тебе расположен. А в Европе улыбка совершенно ничего не значит – тебе могут улыбнуться, а потом кошелек из кармана вынуть. Разные менталитеты – разные модели поведения.

– Что обычно говорят вам поклонники? 

– Иногда просят сфотографироваться, автографы уже почти не берут, с тех пор как появились соцсети. Мне, как правило, бывает неловко, но отказывать кому-то – жлобство. Тем более я хорошо помню, что когда я был маленьким, в нашем доме купил квартиру Павел Буре. Ему тогда было лет 25, он получил первую серьезную травму колена, а еще два года назад с «Ванкувером» рвал и метал в финале Кубка Стэнли. И мы с другом просто а-а-а, два дня его караулили! И он оказался очень вежливым парнем, дал нам автографы, супер! У меня его плакат потом лет десять в комнате висел, пока мы ремонт не сделали. 

А вообще я и сейчас могу автограф у кого-нибудь попросить. В Аргентине мы вот встретились с Каморанези, он мне и майку подписал, и сфоткался со мной.

– Самое забавное, что говорил вам поклонник?

– Очень смешно иногда пишут: «Здравствуйте, Владимир! Хочу вам признаться: я ваш кумир!» Я всегда отвечаю: «Здравствуйте, Звонимир Бобан, я очень рад, что Вы наконец выучили русский язык!»

– Несмотря на популярность, у вас по-прежнему имидж парня из соседнего двора. Вы его сознательно придерживаетесь?

– Я очень хорошо воспитан. Нет, серьезно! У меня идеальные родители, невероятные. Думаю, что таких воспитанных людей, как я, у нас в стране очень мало. Говорю так нагло, потому что не уверен, что по сегодняшней жизни это хорошо. И вообще – моей заслуги тут нет, это заслуга моих родителей. Я даже на «ты» очень тяжело перехожу, в интернете на «вы» общаюсь. Послать или оскорбить человека для меня – проблема. Если я буду идти с семьей и кто-то про них что-нибудь скажет – я просто оторву голову. Но нахамить кому-то в интернете, сидя на диване – это проблема. 

– Был момент, когда вам снесло крышу из-за известности?

– Да ну какая известность? Известность у Брэда Питта, я-то тут при чем.

– Окей, но когда вы станете еще популярнее, и вас позовут в шоу «Танцы со звездами»…

– А меня уже звали, два года назад. Но я не умею танцевать, а чтобы не опозориться, нужно было репетировать с утра до ночи. Мы прикинули, и я решил, что просто не успею – мы тогда как раз готовили «Планету футбола». А так, может, и согласился бы.

– Правда, что когда вам было 19 лет, у вас в комнате висел плакат Гвинет Пэлтроу?

– А вы откуда знаете? Висел, мне подарили наши девочки на двадцатилетие. Я от нее тогда фанател и собирал все фильмы с ее участием. Причем это был не плакат, а именно портрет – они собрали обложки с ней, пошли на Арбат и попросили написать портрет. Внизу было написано: «From Gwyneth, with great love». До сих пор где-то лежит! 

Мы с братом году так в 1996-м обклеили всю квартиру всякими спортивными плакатами, даже обоев не было видно. Мама сперва пришла в ужас, а потом привыкла. Брат женился, переехал, и я еще лет семь продолжал стены заклеивать. Но неспортивных плакатов у меня почти не было – разве что, помимо Гвинет, висела еще здоровая афиша фильма «Амели» из Парижа.  

***

– Сколько лет вы занимаетесь «Планетой футбола»?

– Три года. Я не уверен, что будет продолжение. Есть много причин, но главное – мне самому немного надоело. Схема-то достаточно однообразная: приезжаешь в город, едешь в музей, потом в клуб, на тренировку, на интервью, на стадион, и уезжаешь. Я мечтал сделать программу о путешествиях, и я ее сделал –  сняли больше тридцати выпусков, ни за один мне не стыдно, а пять-шесть фильмов вышли очень хорошими. Вот в Донецке нам, например, разрешили в шахту спуститься – 1300 метров! Причем это именно туннель лавы, ты ползешь на карачках и упираешься башкой в уголь. Просто нереально. Так что было здорово. Но сейчас, во-первых, надо отработать чемпионат мира, а, во-вторых, у меня есть мысли продолжить образование параллельно с карьерой. 

– С «Планетой футбола» вы объездили немало стран. Ваши любимые планетные точки? 

– Мне не очень нравится Англия – просто на уровне ощущений. Как и Испания, например.

А вот в Португалии, Италии, Германии – клево. Мои родители ведь в Германии познакомились – они работали в школе в Группе советских войск в Германии, мама была учительницей русского языка, а папа преподавал физкультуру. Мы с «Планетой» ездили в местечко под названием Вюнсдорф, там был штаб ГСВГ. Сейчас целый городок заморожен, стоит пустой. И я видел эту заброшенную школу с выбитыми стеклами, зашел в заброшенный спортзал, где моя мама впервые увидела моего папу. Это невероятные ощущения. Думаешь: «Господи, если бы не этот ободранный зал, меня бы не было». 

Причем вышло смешно: там везде колючая проволока, но сторожа не было, и мы сами залезли в Дом Офицеров и стали везде ходить. И вот пока мы там гуляли, сторож пришел, закрыл дверь, и ушел домой. И было просто как в фильме ужасов – заброшенные темные комнаты, где-то вода течет, как будто зомби сейчас полезут. А Сеня еще говорит: «Представляете, вылезем сейчас наружу – а там 1971 год. Тут-то нас сразу и повяжут». «Ничего, дедушка нас отпустит», – говорю. Дед у меня был генералом. «Ага, – отвечает Сеня. – Если ты ему докажешь, что ты его внук, который родится через десять лет». В конце концов, вылезли через какое-то подвальное окно вместе с камерой.

Вообще, если называть вещи своими именами, я, конечно, не простой советский ребенок, а генеральский внучок. У деда была служебная дача во Внуково и две служебных машины – новая «Волга» и старая. Черные. Но когда я пошел в школу, дед уже вышел на пенсию, так что, увы, большую часть советского шика я не застал. А назвали меня, кстати, как раз в честь деда – он дожил до 88 лет, умер недавно.

– У вас многие в семье воевали?

– Оба деда. Прадед на фронте без вести пропал. К войне и к победе у меня очень трепетное отношение.

– Как родители изначально относились к вашей телекарьере?

– Да я практически позор семьи. У меня же брат в банке работает, и в свое время семья очень напрягалась, чтобы я поступил в Финансовую Академию – репетиторы, преподаватели. И вот на четвертом курсе прихожу домой и говорю: «Я на НТВ-Плюс работаю». Им было очень тяжело. Но родители у меня хорошие, так что приняли. Папа до сих пор любит порассуждать, что я напрасно ушел из профессии. Но для банковского работника у меня нет особых способностей – там требуется математический склад ума и аккуратность. Я в этом смысле немножко разгильдяй. Хотя в денежном плане, например, мои однокурсники состоялись лучше, чем я. 

– Вас это напрягает?

– Почему меня это должно напрягать? Я за них радуюсь, а уж они за меня как – каждый раз после финалов смски шлют. У меня есть очень близкий друг, который работает и живет за границей. Помню, на моем первом чемпионате мира я комментировал в прямом эфире три матча, и первым был Ангола – Мексика поздно вечером. Нервничал жутко.  И только начинается игра, как мне приходит от него смска: «Ангола решает!» До сих пор помню – и напряжение сразу исчезло.

– Когда вы работаете в прямом эфире, на что это похоже?

– Если матч хороший, тебя распирает от эмоций. Мне кажется, по ощущениям это близко к рок-концерту. Энергетика, конечно, другая, потому что тебя никто не видит, но прет очень сильно. Иногда после матча даже руки трясутся – такой адреналин.  

– Есть ли вещь – именно вещь, а не человек – которую вы любите сильнее, чем футбол? 

– (Пауза) Нет. Я очень люблю кино, но футбол люблю больше. И я серьезно думаю, что футбол это лучше, чем секс. Если мы говорим не о физических ощущениях, а об эмоциональных, то сумасшедший футбол круче. Хотя секс, конечно, тоже бывает разный.

*** 

– Выше вы говорили, что известность – у Брэда Питта, а не у вас, но я не поверю, что вам не пишут девушки в соцсетях. 

– Некоторым юным мечтателям кажется, что работать комментатором – это ездить на финалы чемпионаты мира и отвечать девушкам в соцсетях. На самом деле и то, и другое бывает раз в 4 года. Пишут, конечно, но мало. Ну лайки там всякие и приятности о работе в основном.

– Сумасшедшая фанатка, как у Джо в «Друзьях», у вас есть? 

– Нет-нет. Если бы я пел про розы и слезы, наверное, была бы. Конечно, когда мне было 20 лет, я интересовался всем, что движется и носит юбку. Причем, 95 процентов тех, кто носил юбки, мной не интересовались. А сейчас мне 34, и иногда пишут девушки – но фишка в том, что мне уже не нужно. У меня браку 8 лет, а самая главная девушка в детский сад ходит. Вот если бы писали мне лет в 17-18, я бы провел очень яркую молодость.

Одна мне, помню, как-то написала – 1995 года рождения. Я обалдел! 1995 год! Да я в 1995-м уже на футбол ходил! Она ведь даже не видела, как Баджо пенальти в Лос-Анджелесе смазал!

– Недавно вы опубликовали в фэйсбуке чудесную фотографию с подписью: «Если еще один бесцеремонный знаток начнет мне в соцсетях советовать немедленно подстричься или просто рекомендовать, как именно я должен выглядеть – отвечать, пожалуй, буду вот этим милым фото». 

 

– Да, почему-то каждый в соцсетях считает, что должен мне объяснить, какую прическу носить. Вот это меня раздражает страшно, потому что мне мой папа, моя мама или жена могут об этом говорить. Но какой-нибудь буй с горы – да пошел он к черту.

– Почему вы решили отрастить волосы?

– Помните, в 1995 году вышел фильм «Десперадо» с Бандеросом? Он там был с длинными волосами, в казаках и в куртке со скорпионом – ну, это во-о-обще! И я вот тогда мечтал отрастить волосы и купить казаки. Казаки, в итоге, купил в Испании – крутейшая штука, потому что в них можно ходить в метро и не бояться, что тебе наступят на ногу. Причем, у меня не ботинки для слабаков, а серьезные такие сапоги, по колено.

А с волосами была смешная история. Когда я начинал ухаживать за женой, у меня волосы были длиннее, чем сейчас. А на первое свидание я пришел абсолютно лысым – мы тогда поспорили с другом на футбол, и я проиграл. В следующий раз побрился, когда Катя родилась.

– На что спорили? 

– Да на какой-то финал, по-моему. С коллегами. У нас знаешь, какая хорошая футбольная комната на 7ТВ была? Чермен Дзгоев, Сережа Кривохарченко, Митя Дуличенко, Кирилл Дементьев, Илья Казаков, Дима Федоров, Саша Гришин. 

А как-то раз в то время мы с другом в первый раз поехали бэкпэкерами в Испанию. И решили сходить на Классико – в том матче еще в Фигу свиной головой кинули. Перед поездкой я зашел в наш международный отдел на 7ТВ и попросил у девушки-координатора пару аккредитацией – и она выбила мне пару стоячих мест на «Камп Ноу». Потом я на этой девушке женился – потому что такие встречаются слишком редко, чтобы их упускать. 

А после Испании мы поехали в Бордо, и Илья Казаков дал мне телефон Смертина. Я позвонил, говорю: «Леш, а можно матч «Бордо» посетить? А он молодец, пригласил нас на футбол, в ресторан свозил – классный человек. 

– Вообще у вас есть друзья среди футболистов?

– Есть очень хорошие знакомые, но прямо друзей – нет. Просто для меня друзья – это люди, с которыми я очень давно знаком. Почти все мои друзья из Академии или из школы.

(У Владимира звонит телефон, так что мы отвлекаемся на пару минут).

– Сейчас перед чемпионатом мира все вспоминают про комментаторов, и у меня какая-то совершенно дикая неделя. В понедельник вот неожиданно приму участие в программе на «Первом» под названием «Они и мы» – про взаимоотношения в семье! Ведут Екатерина Стриженова и Александр Гордон. Продюсер мне 4 месяца звонил, приглашал. Ну я и согласился. «А почему меня-то?» – спросил. «Очень хотим вас позвать», – говорят. А у них тема: «Муж не пришел домой ночевать». Спрашивают: «Вам есть что рассказать по этому поводу?» Я говорю: «Есть. Я восемь лет женат и прихожу домой ночевать. А если не прихожу, то моя жена точно знает: либо я матч комментирую, либо что-то монтирую. Вот и все». 

– Предложений провести корпоратив сейчас тоже больше?

– Бывают. Но какие-то пьянки я не веду – мне дискомфортно, я не хочу, и считаю, что могу себе позволить делать то, что хочу. А вот телепроекты, презентации, какие-то футбольные турниры – с удовольствием. Просто я прошу довольно большую сумму, так что немногие соглашаются.

Самое шикарное, что я вел – это когда «Зенит» в 2011 году устраивал трансляцию жеребьевки Лиги чемпионов. Был фуршет, Billy’s Band, по-моему, выступали. Но это не было как-то пафосно, хотя все это происходило в лучшей гостинице на Невском – в «Астории». Мне билет оплатили, даже номер заказали – переночевал там. 

– Еще немного про путешествия: как человека, который уважает бэкпэкерство, вас раздражает, что большинство даже состоятельных русских людей все равно проводят отпуска в Турции и Египте? 

– Ну нет, каждому свое. Более того, считаю, что многим русским бэкпэкерам не помешало бы съездить в Сибирь или на Дальний Восток. Я четвертый год подряд поеду проводить отпуск на Севере, на берегу Оби, где до ближайшего населенного пункта – 20 километров. Да, на самолете туда лететь, возможно, даже дороже, чем в Испанию, но можно же и на поезде! Мы вот как-то отправились именно на поезде – пили водку двое суток. А там Салехард, садишься на пароход до села Горки, потом на лодку моторную. Все, что добыл – все твое. Грибы, ягоды. Алкоголя почти нет. Рыбалка замечательная. Мужики еще охотятся, я – нет.

– Самая экстремальная ситуация, в которую вы попадали в путешествии?

– Когда снимали в Стамбуле, попали в цыганский район Сулукуле. Не надо туда ходить. Мы приехали, и местные жители отреагировали очень плохо. А после этого поехали в консервативный мусульманский район Фатих – начали снимать, и в кадр попала мечеть. Тут же прибежала охрана, суровые дядьки с бородой, и мы поняли, что нам сейчас просто разобьют камеру. Я тогда очень напрягся, но обошлось. 

– В тайге выходит без экстрима?

– Ну как. Вот выходишь ты утром облегчиться – а в двадцати метрах от избушки медвежий след. Мне мужики сразу сказали: «Ты в ту сторону не ходи. Решишь по-маленькому сходить, увидишь медведицу, заодно и по-большому сходишь». Хотя в принципе, в начале осени, когда мы там бываем, медведи сытые, и людей не трогают. А вот лисица меня один раз напугала. Вышел, когда уже стемнело, света нет, и у меня фонарь специальный на лбу. И вдруг смотрю – идет что-то. И тут у нее свет от моего фонаря в глазах отражается, и я просто чуть не... испугался, в общем. Но в тайге очень здорово! Тихо, спокойно. Единственный саундтрек – радио «Ямал». Папа Сени рассказывал, что в советское время там вражеские голоса были слышны хорошо. И мужики там такие основательные, серьезные – малопьющие, потому что все пьющие спились давно, матом не ругаются, да и в принципе мало разговаривают. 

Вообще иногда я думаю, что городская интеллигенция не очень хорошо понимает и знает людей, населяющих Россию. Да и я тоже. Меня вот друзья сейчас на Камчатку зовут – я бы съездил, но туда действительно очень дорого. Еще бывают такие мысли: была бы у меня другая работа, был бы художником или писателем, уехал бы из Москвы. Куда потише. В Орел, например. Потому что Москву изгадили так, что невозможно. Ехал вчера мимо Петровского парка, а его застраивают со стороны Третьего кольца, какую-то фигню очередную возводят.

Было время, когда московские власти объявили, что уберут в нашем районе заводы. Ну да, убрали завод «Каучук». Строят там огромный жилой-деловой квартал. Но дальше был хлебный завод, где был магазин «Горячий хлеб», в котором отоваривался весь район. И его тоже снесли. Вот кому он, блин, мешал? А там был отличный свежайший хлеб. Тот хлеб, что есть сейчас, он же даже не режется – крошится весь. И на месте магазина тоже, разумеется, будет элитное жилье.

Плохо стало в родном городе. И с каждым годом все хуже. 

Sports.ru рекомендует к прочтению газеты «Ведомости» и «Ведомости.Пятница»

Георгий Черданцев: «Более расфуфыренной и бессмысленной лиги, чем английская, в Европе нет»

Василий Уткин: «За последние три года я трижды обращался к врачу из-за депрессии»

logoВладимир Стогниенко
logoЧМ-2014