Слова высоких достижений
Гэю Талезе почти 80 лет. Сорок пять лет тому назад он написал несколько текстов для журнала Esquire. Один из тех его материалов, посвященный Фрэнку Синатре, часто называют лучшей журнальной статьей за всю историю, другой, о давно закончившем карьеру бейсболисте - лучшим образцом спортивной журналистики за тот же самый период.
Талезе - один из отцов-основателей "новой журналистики", автор примерно десятка книг, живой классик, по-прежнему сохраняющий свое сдержанное, интеллигентное обаяние и остроту ума. Он писал о музыке и строительстве, об итальянской мафии и о Чарльзе Мэнсоне - все время находясь внутри своей темы, но не становясь при этом главным героем своих историй. Трудясь над книгой о сексуальной революции, Талезе настолько глубоко ушел в работу, что стал практикующим нудистом, принимал непосредственное участие в оргиях и целенаправленно изменял своей жене с соседкой - и предельная откровенность его труда в итоге достаточно тяжело сказалась на его жизни и карьере, вынудив стать до определенной степени затворником.
Но начинал свою карьеру Талезе именно как спортивный журналист, став обозревателем городской газеты еще в школе. Изначально Гэй (это сомнительно звучащее имя Талезе получил в честь своего дедушки Гаэтано) лишь хотел произвести впечатление на школьного тренера, чтобы тот чаще выпускал его на поле, но в итоге настолько глубоко увлекся процессом, что даже на школьных танцах сосредотачивался на том, чтобы записывать для своих статей подробности личной жизни квотербека и других важных игроков футбольной команды.
"Спорт привлекателен для пишущих людей, потому что они могут его увидеть. Военный или политический репортер получает информацию из вторых рук. В мире спорта все не так - ты находишься у ринга или на стадионе, а прямо после матча можешь войти в раздевалку и поговорить с человеком, которого видел в действии несколько минут назад. Нет тех, с кем нельзя было бы поговорить при тех или иных условиях, потому что спортсмены стремятся к интересу и одобрению со стороны своих зрителей. Я часто читаю газеты, начиная со спортивной страницы, потому что именно там больше всего правды".
Талезе вспоминает, что Ирвин Шоу, Норман Мэйлер, Эрнест Хемингуэй писали о спорте. С цитаты из "Старика и море" начинается его фундаментальный текст о Джо ДиМаджио (по ссылке полный текст на английском) - пожалуй, самом знаменитом спортсмене в американской истории. Этот текст не то чтобы совсем о бейсболе и не то чтобы вообще о чем-то конкретном - скорее это нон-фикшн новелла, реальность, принявшая форму литературного произведения в лучших традициях американской прозы.
"Спорт удивительно интересен тем, что люди все время проигрывают. Они проигрывают бои и матчи, затем теряют свою работу. Но мне всегда были особенно интересны те, кто проигрывают, но находят силы подняться и встать - наверное, именно поэтому моим любимым героем стал Флойд Паттерсон. Паттерсон был не просто чемпионом, он всегда мог предельно, ошеломляюще искренне рассказать о том, что испытывает во время триумфов и поражений. Да, на его долю пришлось больше всего падений в истории бокса - но и больше всего возвращений. И при этом он не боялся говорить о том, что внутри у большинства спортсменов - о страхе и неуверенности в себе".
"Мой самый печальный текст, наверное, тот, что я написал о поездке Мохаммеда Али в Гавану в 1998 году. Я писал о спортсмене, уже давно находящемся в тени своей славы. Его имя осталось прежним, но его тело, его движения - уже совсем не те. Как у него получается сохранять достоинство, если когда-то он мог читать вслух стихи между раундами, а сейчас не может произнести ни одной членораздельной фразы? Этот текст был похож на тот, о Синатре. Тогда я не мог поговорить с Фрэнком, потому что он не хотел говорить со мной, и я написал обо всем, что было вокруг него. Здесь я не мог поговорить с Али из-за его болезни, поэтому снова написал о том, что его окружало в этой поездке".
Свою книгу о писательском мастерстве, вышедшую в 2006 году, Талезе начинает с совершенно неожиданной фразы: "Я не интересуюсь соккером и никогда его не любил". Текст быстро утекает, казалось бы, к совершенно другим темам, но в кульминации книги полностью раскрывается история, начавшаяся в первой главе. Однажды Талезе случайно увидел по телевизору финальный матч женского чемпионата мира по футболу между сборными Китая и США. Игра дошла до серии пенальти, одна из китаянок - Лю Айлин - не смогла забить, и американки выиграли турнир.
Талезе не смог забыть этот момент. Тот момент поражения, унижения Лю затронул самые глубины его души. Он постоянно думал о судьбе футболистки, о том, как простая женщина из огромного Китая оказалась в центре внимания на 90-тысячном стадионе - такая одинокая перед лицом гигантского мира. "Да, она не ДиМаджио и не Мадонна. Но она такой человек, как все. Такая женщина, как все. Это великая история о скромных и не обязательно достигших успеха людях".
Энтузиазм Талезе привел к тому, что 68-летний журналист, несмотря на то, что ни одна газета или журнал не согласились оплатить его командировку и текст, отправился в Пекин по следам Айлин. Несколько месяцев Талезе, аристократического вида пожилой мужчина в кремовых костюмах и элегантной панаме, пытался хоть что-то раскопать в незнакомой стране - а когда нашел Айлин, ушедшую из футбола и ставшую школьной учительницей, ей нечего было ему сказать. Эта ситуация, когда стареющий мастер ("моя жизнь вступила в свою осень", поэтично высказывается сам Талезе) тщетно ищет вдали от всего знакомого главную историю в собственной жизни, сама по себе - сюжет для романа, мне кажется.
Талезе, как всегда, не сдался и продолжил исследовать окружение своей героини. Мать Айлин в итоге рассказала, как Лю звонила ей после финала, без конца повторяя, что это ее вина. Сестра-близнец Лю извинялась на улицах перед незнакомыми людьми. Бабушка Лю накрыла телевизор черной тканью в знак траура. Трагедия действительно произошла - и до конца своей книги Талезе пытается в ней разобраться, постигая чуждую ему действительность.
На стенах комнаты, где Талезе больше десяти лет пытался написать книгу, которая потребовала этой странной поездки для своего завершения, висит записка, одна из многих, которые Талезе писал сам для себя. "Многим журналистам следует делать то же, что и тебе - НЕ писать. В мире столько плохих текстов, зачем увеличивать их число?" В одном своем интервью Талезе суммирует своей мучительный опыт создания текстов: "Писать - это сложно, и каждый, кто хочет писать хорошо, не имеет права думать, что у него это может получаться с легкостью".
Холли Брубек из NY Times, обсуждая наследие Талезе, спрашивает в пространство, почему Гэй не пишет о современных звездах? Конечно, фанаты сейчас могут контактировать непосредственно со спортсменом (Брубек приводит в пример твиттер Леброна Джеймса: Rise and Shine world! Im headed to see everyones worst enemy, The Dentist. Noooooooooooooo. Lol).
"Но вряд ли эта интимность, доступность на расстоянии вытянутой руки хоть что-то прибавляет к нашему пониманию спортсменов, которыми мы восхищаемся. Спорт в своем высшем проявлении всегда был чудом, восторгом, воодушевляющим зрителей. Талезе превращал спортсменов в людей - и это совсем не то же самое, что демонстрировать их слабости. Смотрите, наши герои - настоящие, живые люди, говорил он, и за это мы любим их больше, а не меньше".
Ну это я так...
Всегда было интересно другое. Как вы находите и раскручиваете темы (в виде статьи) для своего блога? Это адаптация иностранного текста (текстов)? Например, конкретно этот.. Вы настолько хорошо знали героя (его работу) статьи, чтобы сказать, к примеру, что он «отец-основатель новой журналистики»? Или это просто общий факт, который вы просто озвучили?
Я читаю очень много всего по теме, прежде чем написать - интервью, очерки, биографические сведения, если они есть. Не только про самого героя, но и про места, где он работал, про людей, которые были с ним связаны - просто чтобы в своей голове воссоздать достаточно понятную картину. Ни на один конкретный иностранный текст в итоге это не похоже.
Ну а я интересные мне самому истории рассказываю, в первую очередь. О людях и явлениях. Я понимаю суть претензии, но лучше так, чем никак, мне показалось.
«Огни в театральном зале начали гаснуть, и драгоценности зрителей заблестели, как городские огни, если смотреть с самолета; зазвучала музыка, занавес поднялся, и ряд за рядом галстуки-бабочки, как трепещущие черные мотыльки, уселись на свои места. Начиналась премьера «Мистера президента», и хотя первые рецензии оказались ужасными и для показа на Бродвее никаких улучшений сделано не было, когда занавес опустился в последний раз, публика, тряся мехами и радостно-премьерными лицами, рванула за кулисы, чтобы поприветствовать режиссера, Джошуа Логана, словами: «Да-арагой! Это великолепно!», «Джошуа, наши поздравления!», «Прекрасно, Джошуа, прекрасно!».
Он понимал, что на уме у них совсем другое, да и они знали, что на самом деле думают иначе, но на премьерах за кулисами не принято откровенничать; критики и так разбабахали шоу, а один, Джон Макклейн, из «Джэрнал америкен», даже спросил: «Что стало с твоей рукой мастера, мистер Логан?»
Книгу с его лучшими спортивными материалами, которая выходит послезавтра, я бы вообще купил при случае, наверное. А вот переводить его вряд ли кто-то будет, мне кажется.