Черная радуга

Пожалуй, нужно быть честным перед самим собой и читателями. Этот текст написан не потому, что Джастин Фашану был хорошим футболистом. Он им был, и далее тому будет приведено несколько подтверждений, но футболистов, превосходящих Джастина, в восьмидесятые-девяностые в Британии наберется, пожалуй, порядка сотни – да хотя бы его брат Джон, локальная легенда «Уимблдона».

Можно вспоминать, что Джастин стал первым темнокожим футболистом, за которого в Англии заплатили миллион фунтов, – но дело не в происхождении Фашану, хотя и оно сыграло в его судьбе свою роль. На самом деле, основная причина появления на свет этой статьи – два факта биографии Фашану: в 1990 году он стал первым (и по сей день последним) профессиональным футболистом, заявившим о том, что он гей, а в 1998 году Джастин покончил жизнь самоубийством. История Джастина Фашану – это история чувства вины, отрицания и саморазрушения, история хаоса и противоречий, во многом уникальная, но в каких-то своих аспектах старая, как мир – и именно это имеет значение.

Джастин и его младший брат Джон лишились семьи после развода родителей-эмигрантов, попали сначала в приют, а затем в приемную семью, когда старшему из них было только шесть. Возможно, полутора лет разницы в возрасте оказалось достаточно, чтобы психологическая травма старшего брата проявилась в будущем сильнее, чем у младшего. Оба с детства занимались спортом, причем Джастин добивался в боксе не меньших успехов, чем в футболе, и серьезно задумывался о том, чтобы стать профессиональным боксером.

Впрочем, его талант быстро оценили в «Норвиче». За месяц до своего 18-летия Джастин дебютировал в высшем английском дивизионе, а в следующем сезоне-1979/80 получил приз от BBC за вот этот лучший гол года, забитый «Ливерпулю», ставшему чемпионом:

Через год молодого форварда, успевшего забить 35 голов в 90 матчах (но не попавшего даже в молодежную сборную), за весьма солидную по тем временам сумму в миллион фунтов приобрел «Ноттингем Форест», команда, которая совсем незадолго до этого выиграла два Кубка Чемпионов подряд. Казалось бы, перед Джастином открывались феерические перспективы, однако именно в Ноттингеме он столкнулся с проблемой, которую так и не сумел преодолеть.

Клуб возглавлял Брайан Клаф, человек незаурядный, как и любой гений. Клаф действительно был гением, без доли иронии – его достижения с провинциальными «Дерби» и «Ноттингемом», по существу, не имеют аналогов в европейском футболе. Но помнят и любят его не столько за это, сколько за эксцентричность, постоянно выходящую за рамки общепринятых приличий. Клаф никогда не стеснялся в выражениях и в своих взглядах придерживался, так сказать, радикального консерватизма. Когда доброжелатели рассказали ему о том, как Джастин проводит свое время, Клаф поговорил с ним следующим образом:

«Я тебе сейчас задам несколько вопросов. Куда ты пойдешь, если тебе нужен хлеб? Правильно, в булочную. А куда ты пойдешь, если тебе нужна баранья нога? Естественно, к мяснику. Так какого хрена ты постоянно ходишь в эти бары для голубых?..»

Брайан Клаф никогда не стеснялся в выражениях и в своих взглядах придерживался радикального консерватизма

Фашану пытался оправдываться, но Клаф для себя уже все решил. Вскоре он убрал Джастина из состава и запретил ему появляться на тренировках, а при первой возможности отослал его в аренду в «Саутгемптон», чтобы потом незамедлительно продать в соседний «Ноттс Каунти».

Один из лучших друзей Джастина, политический деятель Питер Тэтчелл, вспоминает, что хотя Фашану и старался выглядеть бодро, он был крайне подавлен из-за отношения к нему Клафа. Еще в «Норвиче» Джастин привык к расистским выкрикам и метаниям бананами, но тогда неприязнь исходила извне. В конце концов, ему был всего 21 год, и футбол для него значил очень многое.

В попытках обрести хоть какое-то душевное равновесие Джастин обратился к христианству, вступив в обновленческую церковь. На некоторое время это дало ему спокойствие – но вскоре Джастин столкнулся с неразрешимым внутренним конфликтом: церковь считала его поведение тяжким грехом. Постоянный стресс, связанный с табуированием темы ориентации в футболе, усугубился моральными терзаниями; некстати подоспела и травма колена, перешедшая в хроническую – Тэтчелл полагает, что стресс расшатал иммунную систему, снизив сопротивляемость инфекции. Образ жизни Джастина стал совершенно беспорядочным, его карьера понеслась под откос.

К 1990 году Фашану-старший, по сути, распрощался с футболом высших достижений: две его попытки закрепиться в «Манчестер Сити» и «Вест Хэме» оказались провальными. К моменту, когда он сделал свое знаменитое заявление в прессе, Джастин числился играющим тренером полупрофессионального «Саутхолла». Сам Фашану рассказывал, что на подобный поступок его подтолкнула история семнадцатилетнего подростка-гея, который совершил самоубийство после того, как родители выгнали его из дома. Другие говорят, что The Sun попросту заплатила нуждающемуся в деньгах форварду весьма приличную сумму. Скорее всего, правдой было и то, и другое – несмотря на тонкую душевную организацию, через несколько лет Фашану пытался заработать полмиллиона на историях о своих взаимоотношениях с английскими политиками, оказавшихся фальшивками.

Многие известные спортсмены заявили о своем неприятии партнера по команде другой ориентации

Реакция последовала незамедлительно – и весьма жесткая. Многие известные спортсмены заявили о своем неприятии партнера по команде другой ориентации; с весьма резкой критикой выступили темнокожие активисты (до сих пор Фашану остается чуть ли не самым известным британским геем-черным). Сочетая и то, и другое, через неделю после заявления Джастина в прессе выступил Джон Фашану, публично отрекшийся от своего брата. Даже некоторые деятели гей-движения были недовольны скандальным образом игрока, который создали журналисты The Sun на страницах своего таблоида (в частности, футболист рассказывал о своих отношениях с женатым членом парламента от консервативной партии).

Так или иначе, эта публикация повлияла на жизнь Джастина скорее положительно – сам он позднее говорил, что никогда не жалел о своем поступке; видимо, гнет необходимости вести двойную жизнь был слишком велик. Его карьера ненадолго пошла в гору, несмотря на не имеющий аналогов прием фанатов соперников. Фашану отыграл полноценный сезон в «Торки», забил 5 голов в 16 играх за «Эйрдри» из высшего шотландского дивизиона и даже провел 11 матчей за «Хартс». В последнем клубе с ним разорвали контракт как раз из-за той истории с подложными откровениями; в результате Джастин уехал в Америку, где уже успел поиграть в свое время, и где отношение к нему было существенно более доброжелательным. Съездив напоследок в Австралию и Новую Зеландию, в 1997 году 36-летний Джастин завершил свою карьеру, начав тренировать футбольный клуб в Мэриленде.

25 марта 1998 года семнадцатилетний подросток заявил в полицию, что Фашану пытался его изнасиловать; после допроса Джастин немедленно вернулся в Англию. Американская полиция вскоре сняла обвинение и прекратила следствие, однако Джастин уже все для себя решил. Он посетил монастырь в Лестершире и приехал домой, в Лондон.

Утром 3 мая 1998 года Фашану обнаружили повесившимся в собственном гараже

Утром 3 мая того же года его обнаружили повесившимся в собственном гараже. Предсмертная записка объясняла мотивы: «Я понимаю, что меня все равно будут считать виновным. Я не хочу больше быть позором своих друзей и семьи. Надеюсь, Иисус примет меня, и я наконец обрету душевный покой». Ему было 37 лет.

Агент Джастина Холл, заявлявший, что других футболистов-геев нет и не будет, его друг Тэтчелл, утверждавший, что они с Фашану знали минимум дюжину известных футболистов нетрадиционной ориентации, – все они не могли поверить, что Джастин мог пойти на такой поступок. Сарказм футбольного сообщества сменился потрясением. Брайан Клаф признал в итоге, что был неправ по отношению к Джастину и, по сути, загубил его карьеру – а Клаф, надо полагать, не стал бы говорить ничего подобного, если бы действительно не чувствовал себя виноватым.

Вскоре, впрочем, о Фашану почти перестали вспоминать. Футбол – весьма консервативная сфера английского (да и не только) общества, чуть ли не последний оплот традиций – как достойных, так и сомнительных. Известный интеллектуал Грэм Ле Со постоянно подвергался оскорблениям со стороны соперников (даже дрался по этому поводу с Фаулером), считавших его геем, несмотря на красавицу-жену и дочь. Ле Со записывали в «голубые» даже просто за то, что он читал на базе The Guardian – существование в такой среде человека вроде Джастина Фашану было попросту невозможным, как, собственно, и вышло. Старый добрый английский футбол допускал захваты за гениталии в стиле Винни Джонса, совместные омовения в ванной всей командой и суровые мужские поцелуи; никакого второго смысла здесь не подразумевалось и подразумеваться не могло чуть ли не по определению. Фашану пошел наперекор этим тенденциям во многом из-за собственных тяжелых личностных проблем; сам он даже заявлял, что ему предлагали за молчание больше денег, чем за само интервью. По большому счету, у него ничего и не получилось: со своими проблемами Джастин справиться так и не сумел, а всем остальным подал пример скорее негативный – однако подумать, согласитесь, есть над чем.

Радиокомментатор BBC Колин Слейтер, работавший в Ноттингеме, как-то сказал: «Трагедия в том, что Джастина Фашану запомнят из-за двух вещей: из-за того, что он был геем, и из-за того, что он повесился. А вовсе не из-за его несомненного футбольного таланта». Слейтер, как видите, оказался во многом прав – хотя трагедия здесь, пожалуй, явно в чем-то другом.