Евгений Кафельников: «Я был пропутинским до мозга костей. Но в 2014-м радикально поменял мнение»

Евгений Кафельников – один из самых шумных обитателей русского твиттера последних недель.

Для начала он засветился в диком скандале имени волейболиста Спиридонова – Кафельников рецензировал его так: «Леха, браво!!! «Наша Russia», Comedy Club и «Вечерний Ургант» отдыхают».

Спустя несколько дней Кафельников высказался по поводу решения организаторов «Ролан Гаррос», которые не выдали wild card Марии Шараповой: «Французы признали, что Шарапова и мельдоний – это допинг. Так сказал президент Французской федерации тенниса». Для меня это значит только одно! «Ролан Гаррос» показал, что турнир – это больше, чем один игрок! Наверное, это правильно».

В комментарии к Кафельникову пришла экс-пятая ракетка мира Анна Чакветадзе («Если вице-президента Российской федерации не трогают такие проблемы, то это дно») и телеведущая Софья Тартакова (ее Кафельников забанил).

Кроме того, Кафельников регулярно пишет про политику – причем совершенно не в том духе, как это принято у бывших спортсменов: он выступает в оппозиции к власти, ходит на митинги и переписывается с Алексеем Навальным.

Большие интервью Кафельников при этом почти не дает. Однако две недели назад с ним встретился Юрий Дудь и расспросил более или менее обо всем.

– В какое издание пойдет интервью?

– Sports.ru. Который вы, как я понимаю, обожаете и заблокировали в твиттере.

– Ха-ха! Я заблокировал с одной целью. Периодически я заходил туда, потому что мне было интересно мнение троллей. Но в один момент меня возмутили комментарии некоторых элементов – и я заблокировал.

– Так свобода слова!

– Свобода слова – да. Я не против любой критики. Но когда перебарщивают, когда несут ересь, воспринимаешь остро.

***

– Я правильно понимаю: это ваша лучшая весна за последние годы?

– За последние 16 лет – естественно! Что может быть лучше того, что любимая команда после такого перерыва снова становится чемпионом? Если команда играет хорошо, но результата не добивается – я ни в коем случае не расстраиваюсь. Но когда вижу, что она не играет на том уровне, на котором должна, настроение падает моментально. Как в конце прошлого сезона, например: результата добивались, а игры не было. Сейчас другое: есть игра, есть стержень.

– Август прошлого года, вы вылетаете из Лиги Европы от команды с Кипра. Помните тот вечер?

– Смотрел матч дома. Пропустить гол на 89-й минуте… В тот момент я был большим сторонником Димы Аленичева и его тренерского штаба. Все говорят: ты с ними дружишь, переписываешься. С Димой я ни разу даже не созванивался. С Егором Титовым последний раз переписывались больше года назад. Я им не закадычный друг, но, поскольку ребята спартаковского духа, мне очень хотелось, чтобы они продолжали работать в команде. Я думал: если дать им поработать дольше – результаты придут. Увы, терпение руководства и болельщиков закончилось.

– В тот вечер вы написали: «Спартак» обречен на позор с таким владельцем».

– Да, я был уверен, что Леонид Арнольдович не делает все возможное, не контролирует процесс, не имеет желания поднять команду на тот уровень, которого она заслуживает. После этого в один прекрасный день я получил интересный звонок от одного очень состоятельного человека. Через своего секретаря он попросил о встрече. О чем она будет – я не знал.

Встретились. «Давай я тебя с Леней познакомлю. Поговорите, пообщаетесь».

В итоге так случилось, что была какая-то вечеринка, где оказались и Леонид Арнольдыч, и я. Мы пообщались 20 минут, он сказал: понимаю, что ты спартаковский болельщик со стажем; я хочу выигрывать, я все для этого делаю. Мы поговорили, я понял, что он живет «Спартаком». Негативные нюансы ушли в сторону. «Приходи ко мне в ложу, добро пожаловать». «Спасибо, но у моего друга, который нас познакомил, есть своя ложа – я лучше оттуда».

– Друга зовут Петр Авен?

– Нет. Но он не меньшего уровня.

– То есть вы на метро приезжаете в президентскую ложу?

– Не президентскую. Но ложу. Метро? Мне очень комфортно. Я живу на Пречистенке, метро «Парк культуры». Две станции до «Баррикадной», дальше – по прямой. Вся дорога занимает у меня 20-25 минут.

– Сколько раз вы фотографируетесь за эти 25 минут?

– Ни разу. Народ не замечает. Разве что перед последним матчем двое парней подошли и сказали: «Евгений, спасибо, что ты с народом!» Ну а как по-другому?

– Все помнят свой первый матч любимой команды. Вы?

– Один из европейских Кубков, 80-е. Валерий Гладилин принял на грудь и дал прям под перекладину. До этого все мое окружение болело за «Спартак», я ему тоже симпатизировал, но после этого – прямо офанател.

А мой первый живой матч – только в 2000 году. Матч Лиги чемпионов в «Лужниках» против «Арсенала».

– На него вы прилетели на личном самолете.

– Да. Я был на турнире в Стокгольме, в понедельник провел матч первого круга, а мой соперник по следующему – получил травму. Я без игры вышел сразу в четвертьфинал, который был назначен на пятницу. В день матча «Спартака» я прыгнул в самолет, а на следующий день утром полетел обратно.

– Как вы сыграли тот турнир?

– Проиграл в финале Томасу Юханссону – своему главному неудобному сопернику. Его стиль игры очень меня раздражал. У меня несколько таких соперников было. Например, Доминик Хрбаты – он просто насиловал меня на корте. Если анализировать, они задавливали меня темпом. Они играли намного быстрее, я не успевал подходить к мячу. Все время был под давлением, не успевал выйти из подачи – мяч летел обратно.

– Личный самолет везде за вами гонял?

– Нет. В Германии был авиапарк, где он стоял. В этой стране я провел 5 лет своей сознательной спортивной карьеры. Оттуда было очень удобно путешествовать – самый центр Европы. В какой-то момент я познакомился с людьми, которые занимаются этим бизнесом, и это оказалось очень удобно. Я жил в Карлсруэ, самолет стоял в Баден-Бадене, это 50 км. Вместо того, чтобы приезжать за 2,5 часа и проходить паспортный контроль и таможню, я приезжал за 10 минут до вылета, бросал вещи в самолет и летел. Поэтому самолет был не роскошью, а средством, которое экономило время.

– Сколько стоил вам каждый полет?

– Коммерческая тайна. Но обслуживание борта – с летным составом, парковкой и всем остальным – обходилось мне в 400 000 евро в год.

– А его полная стоимость?

– У меня на тот момент была хорошая модель – Cessna Citation X (Model 750). Базовая цена была порядка 17 млн евро. И я единственный, кто на этом смог заработать: купил его за 17 млн, а продал – за 17,5 млн.

– Вы брали эти 17 млн в долг или у вас они были прямо в наличии?

– Не-не. Мне посчастливилось никогда не связываться с банковскими кредитами.

– Свой самолет в 24 года – это вообще как? Когда вы заключили сделку, у вас было ощущение, что вы отрываетесь от земли?

– Я делал это абсолютно не из этих соображений. Мне просто нужен был комфорт. И свое время я оценивал очень дорого – каждая минута была мне дорога. В 1998 году у меня родилась дочь – очень хотелось проводить с ней время. Чтобы доехать с одного турнира на другой, я тратил целый день. Хотя если не дай Бог я где-то проиграл – в Праге, Роттердаме, Марселе – мог позвонить и сказать: «Прилетите за мной?» Приезжал в гостиницу, собирал вещи – и через пару часов уже был дома. Только такие соображения.

***

– Вы закончили карьеру в 29 лет. Сколько раз после этого вас звали в политику?

– Один раз – в 2003 году. В Думу, депутатом.

– От «Единой России»?

– Да. Думал, взвешивал. Сначала было ощущение какое-то позитивное. Потом понял, что это не мое призвание – сидеть и нажимать на те кнопки, которые будут отражать не столько мое решение. Другими словами, я не готов был делать то, что мне бы говорили.  

– А по-другому в Думе нельзя?

– Уверен, что нет. Если ты не независимый депутат – нельзя. Если ты в составе фракции, ты не можешь идти против машины. Даже если понимаешь, что это решение может быть неверным. Переубедить меня не пытались. Все понятно же: я не контролируемый человек.

– Как относитесь к тем спортсменам, которые в Думу пошли?

– Это их личное решение. Я не вправе их осуждать.

– 26 марта 2017 года вы ходили прогуляться по Тверской. Зачем?

– Интересно было. Не на митинг – а именно посмотреть, что там происходит. Я был под впечатлением, мне искренне понравилось. Понравилась сплоченность людей. Они пришли не просто позевать, а с определенной целью.

– Какой?

– Выразить свою позицию. Плохая или хорошая позиция – не мне судить.

– Вы написали: «Навальный запустил необратимый процесс». Что за процесс?

– В прошлом году я был на «Эхе Москвы», мы разговаривали с господином Венедиктовым. Заговорили про Навального, он сказал: «Жень, ты не представляешь, он реально может вывести людей на улицы». «Алексей, перестаньте – такого не может быть». Но после 26 марта я понял, что может. Я – не могу. Ты – не можешь. «Единая Россия» – уже не уверен, что может.

– Вам нравится, как развивается Россия?

– Нет. Не нравится, что против нас объединился весь мир. Я понимаю, что проблема в нас. Что не они все такие плохие и ополчились на нас. Нам по большому счету все хотят помогать. Россия – очень богатая страна с природными ресурсами, я уверен, что в нас нуждаются. Но учитывая, как мы себя ведем – я имею в виду и ситуацию с допингом, например, – должно пройти много времени, чтобы мы обрели ту уверенность, которая была у нас раньше.

– Проблема точно в нас? Может, они увидели: сильная страна, сильный президент, Россия поднимается с колен – давайте будем их душить.

– Хех, давай не будем говорить тезисами «России 1» и многих наших телеведущих. Я допускаю, что фраза «мы встали с колен» дает сплочение определенной части народа. Но по большей части – безграмотного народа.

– Как вы относитесь к Владимиру Соловьеву?

– Никак. Он делает свою работу. Каждый должен делать то, что умеет делать лучше всего. Он умеет это лучше всего. Другое дело, смотрю я его или нет. Не смотрю.

– Пару недель назад вы писали: «Жириновский сейчас так у Соловьева отжигает». Значит, смотрите.

–  Просто по воскресеньям идет «Что? Где? Когда?» – моя любимая передача. Щелкая между «Матч ТВ» и «Первым каналом», попадаешь на «Россию 1». И видишь, как там отжигает Владимир Вольфович.

– Еще одна ваша фраза: «Благодаря ток-шоу «Первого» и «России» уровень моего благосостоянии снизился в три раза».

– Естественно. То, что происходило последние три года, это жесть полная. Я не скрою: мне посчастливилось заработать очень большую по нашим меркам сумму денег, которую я инвестировал в объекты недвижимости. И вот из-за того, что происходит, многие твои арендаторы уходят. Потому что экономическая ситуация в стране становится хуже. Я и сейчас хорошо себя чувствую, я не плачу. Но по цифрам, которые мне ежемесячно приходят, я вижу, что эти заработки в три раза снизились.

– Вы инвестировали в офисы или жилье?

– В офисы. Компании закрывают представительства и уходят. Приходится из заначки докладывать, чтобы дальше держалось на плаву. Это купленные здания, но за свет, тепло и все остальное надо платить, даже когда они пустуют.

– Почему вы называете Путина Императором?

– На самом деле у меня к Владимиру Владимировичу до недавнего времени было очень хорошее отношение. Он, может быть, сам по себе хороший человек. Но короля делает свита. И от того, что вокруг происходит, мне дискомфортно. Раньше я этого не понимал, в твиттере можно проследить, что я был пропутинский до мозга костей. Друзья говорили: время покажет. Но постепенно я стал адекватно смотреть на то, что происходит вокруг, и радикально поменял свое мнение.

– Когда тумблер переключился?

– Осенью 2014 года. Когда курс рубля начало штормить, когда доходило до 100 рублей за доллар. Понимаешь, что из людей делают идиотов. Мне не хочется быть одним из идиотов.

– Если бы выборы президента были в этом году, вы голосовали бы за Навального?

– Не знаю. Я до сих пор не понял, что собой представляет Алексей Навальный как политик. Надеюсь, что к концу года – определюсь.

– Когда вы надевали его майку…

– Я не надевал. Это был фотошоп. Я говорю: «Пока погода хорошая – делай майку, я надену. Слово я держу».

Написал о пари со стариком @KYevgeni от которого жду размер майки :) https://t.co/senUVeMYk2

— Alexey Navalny (@navalny) September 21, 2016

– Майку вы должны надеть, потому что проиграли ему спор. Вы говорили, что «Яблоко» на выборах в Думу-2016 наберет 5 процентов, он – что не наберет. Как вы вообще могли в это поверить?

– Желаемое хотел выдать за действительное. Есть несколько людей, которым я симпатизирую. Например, Рыжков – очень адекватный политик. Или Лев Шлосберг – я с ним не знаком, но, судя по тому, что пишет, он адекватный. Думал, что их сторонников достаточно. Но нет – оказалось, электорат Алексея больше.

– С каких пор вы любите «Что? Где? Когда?»

– С самого детства. Еще когда в качестве приза за правильный ответ вручали книги. Когда все те, у кого сейчас жетоны магистров, были совсем молодыми. В последнее время пристально наблюдаю за командой Балаша Касумова. В прошлом году мы были там с Леной Дементьевой – Балаш подошел, сказал пару приятных слов про мое теннисное прошлое, стали общаться.

– На сколько вопросов вы отвечаете, когда смотрите игру?

– Стараюсь воспринимать все. Из трех игр, может, на один отвечу. Но вопросы сложные – не для моего ума.

***

– Вы работаете вице-президентом Федерации тенниса России. Что есть ваша работа?

– Как таковую всю работу выполняет Шамиль Анвярыч (Тарпищев – Sports.ru). Я не знаю, откуда у него столько энергии всем этим заниматься. Быть президентом Федерации – это очень тяжелый труд; я адекватно говорю: я бы сейчас не справился. Режим: утром встреча тут, через три часа – там; такой график меня бы поставил в тупик. Но Шамиль Анвярыч это дело любит, живет этим, у нас нет человека, который справлялся бы с этим лучше.

– Я слышал, что вы важный человек для того, чтобы вести переговоры со спонсорами.

– Это да.

– Как это происходит?

– Отдел маркетинга начинает переговоры с потенциальными спонсорами. Когда детали оговорены и надо переходить на следующий этап общения с первыми лицами компании, привлекают меня.

– И вы играете с боссами потенциальных спонсоров в теннис?

– Да. Я в этом смысле безотказный. Надо – беру форму и еду.

– Это помогает привлечь инвестиции?

– Да. В свое время нам – Лене Дементьевой, Марату Сафину, мне – удалось заработать то имя, которое определенное поколение людей ценит. Для них поиграть со мной на корте 20 минут как для меня – ну, грубо говоря – в свое время побыть на одном корте с Майклом Джорданом. Если это работает – а это работает – я безотказный.

– Как Тарпищев относится к вашему поведению в твиттере?

– Тут у нас с ним есть разногласия. В этом плане Федерация тенниса у нас очень либеральная: если мне память не изменяет, у нас 5 вице-президентов, каждый независим, и каждый имеет свою позицию. Мы сильно дискутируем, можем ругаться, но к общему знаменателю приходим всегда – и это нас отличает от многих других федераций. Многие шутят: «Спонсоры и так шарахаются; если ты сейчас еще в майке Навального выйдешь на корт – то совсем…» «Не на корт – на гольф-поле». «Все равно!» «Вот и посмотрим. Что будет – то будет».

– Почему вам не страшно?

– Так я ни от кого не завишу. Ни от бюджета, ни от зарплаты. В этом мое преимущество.

– Офисы у вас могут отжать?

– Теоретически.

– Если это – не дай Бог случится – вам будет на что жить?

– Конечно. Я ни в коем случае не пропаду. У меня до сих пор есть предложение из Китая – работать там 4 месяца в году и получать 500 тысяч долларов. Работать в Федерации, консультировать.

***

– Почему работая вице-президентом Федерации, вы так агрессивно ведете себя к Марии Шараповой? Просто напомню: она действующая российская спортсменка.

– Я к ней не агрессивен. Я к ней нейтрален.

– Когда она попалась на мельдонии, вы вели себя именно агрессивно.

– Потому что я понимал, для чего он использовался. Для того чтобы иметь преимущество над своими соперниками. Когда говорят, что это безобидный препарат, я в это не верю. Она его специально для каких-то целей использовала. Допустим, у тебя проблемы с сердцем. Тогда ты объяви об этом заранее: у меня – проблемы. Тогда отпали бы все вопросы. Но если ты не сделала это раньше, а продолжала пользоваться этим препаратом, я отказываюсь верить в то, что он безвредный.

– Начальство обсуждало это с вами? В тот момент, когда ее стоило прикрыть, вы открыто гнали на нее волну.

– Так мы будем прикрывать все наши проблемы, при этом не развиваясь.

– Как, по-вашему, Россия должна была себя вести в свете той допинговой лажи, в которую она вляпалась?

– Должна была сотрудничать. Извиниться. Сказать: «Это наш косяк. Простите нас, мы больше не будем». Это, может, субъективное мнение, но я думаю так.

– Не было ли бы это пораженчеством?

– И что бы мы проиграли? Мы бы только приобрели.

– Так все употребляют!

– Кто? Отказываюсь в это верить. Я не употреблял, мне это было не нужно, я спокойно играл на том, что дала мне природа.

– После этих фраз ваши оппоненты обычно постят в ленту фотографию Серены Уильямс и спрашивают: она тоже не употребляет?

– Я не знаю. Но я отказываюсь верить в то, что профессиональные спортсмены, которые любят свое дело и отдают этому всю жизнь, пользуются нечестными приемами. Отказываюсь.

– Еще про матч Шараповой у вас в твиттере: «***, ну можно так орать на корте?? Это же невыносимо слушать, честно».

– Это троллинг. Хотя звук немного режет.

– Когда вы в последний раз пересекались с Шараповой?

– В позапрошлом году на финале Кубке Федерации – когда в Праге проиграли чешкам. Но мы не разговаривали.

– Вообще?

– Вообще. А смысл. Для чего?

– Вы легенда. Она легенда. Не поверю, что двум легендам не о чем поговорить.

– Когда ее попросили подписать банальный документ для моего отца, она отказалась. Для меня это было знаком.

– Что за документ?

– Не буду говорить. Но он в свое время помогал ей в Сочи, для него это было важно, для меня нет. Я попросил сделать это через Лену Веснину, Лена пришла и сказала: она отказалась. Хорошо, спасибо.

– А вам не кажется, что Мария Шарапова – эта та девушка, из которой в правильной России должны были делать национального героя? Если бы телевидение делалось не Соловьевым и не Киселевым, то оно рассказывало бы каждый день: ты можешь родиться в Нягани, где лето ровно четыре дня в году, но каторжным трудом заработать на виллу на любом побережье планеты. Вам не кажется, что, несмотря на все сложности характера, она королева? И могла быть героиней всей страны?

– А ей это надо?

– Мне это надо. И наверняка вам надо. Чтобы молодые люди хотели идти не в чиновники, а в спортсмены.

– Все это можно было бы сделать, но она, насколько я знаю, ассоциирует себя не с Россией. Она ассоциирует себя с Америкой. Так и есть – она американка.

– Она живет там. Когда вы жили в Германии, вы же не были немцем.

– У меня не было паспорта немецкого.

***

– Сайт ATP говорит, что за карьеру вы заработали 23 млн 800 тысяч долларов. Сколько из них вы заплатили налогов?

– Если в среднем – 30 процентов. Налоги я платил там, где побеждал. В среднем это было именно 30.

– Вы помните ощущения от первого миллиона долларов?

– 94-й год. Август-сентябрь. По отчету, который предоставляет ATP, ты видишь: career prize money – $1 000 000. Это была одна из целей. Как только достигал, ставил планку выше. Следующей целью было – $10 млн.

– Как вы вспоминаете 90-е?

– Как годы всей своей карьеры. Начиная с 92-го, когда мы с моим тренером поехали на мой первый турнир, жили в гостинице, где не было отопления, и спали под тремя одеялами.

– Когда вы приезжали в Россию, что вы там видели?

– Все видел. «Метелица» была самым популярным местом. Ребята атлетического телосложения в спортивных костюмах. Надо сказать, что ко мне они относились очень толерантно – возможно, за то, что я всего добивался своими усилиями.

– Помните первый мобильный?

– Panasonic, 1994 год. В финале турнира в Германии проиграл Андрею Медведеву, Panasonic был генеральным спонсором – подарили мне обалденный велосипед и мобильный телефон. Звонил по Европе, в Россию. С немецкой сим-картой приезжал в Россию, за каждый звонок платил 4 условные единицы – меня грабили, конечно, ежемесячный счет был 3-4 тысяч долларов. Тогда все на ремнях носили пейджеры,  у меня его не было, зато был мобильный телефон.

– Бориса Ельцина, фотография которого висит в этом кабинете, принято воспринимать как человека…

–… который погубил страну. Только идиоты могут так говорить, винить его во всех бедах. Человек сам отдал власть – это же говорит о том, какой структуры он был. Я до мозга костей убежден: при Борисе Николаевиче была демократия. Хоть какая-то, но была.

– Демократия с невероятным уровнем бандитизма.

– Передел сферы влияния. Как могло быть иначе? Образовалась новая страна, низкие цены на нефть. Несмотря на это, нам помогали.

– Самая памятная встреча с Ельциным?

– После того как он вышел на пенсию, я регулярно ездил к нему домой. Посиделки. Поездки на футбол. Ну и Кубок Дэвиса-2002 в Париже, конечно.

– Кубок Дэвиса-2002 – абсолютно легендарные теннисные выходные. Как вы их вспоминаете, учитывая, что для вас они сложились не очень?

– А я до этого свою работу идеально выполнил. Я играл с 93 года все матчи за сборную – в итоге фортуна вознаградила меня этим титулом. Пусть и в 2002 году, когда с молодыми соревноваться мне уже было тяжело и моя карьера шла на спад. В самом 2002 году, за исключением матча с французами, я тоже немалую лепту внес. В первом круге обыграли швейцарцев, потом шведов в «Лужниках» и аргентинцев – тоже в «Лужниках».

– Вы удивились, когда на третий день поставили не вас, а Михаила Южного?

– Это произошло благодаря моему хорошему другу, который был в команде. После парной встречи – проигранной – он позвал меня к себе. «В любом случае решение принимать тебе: как ты скажешь – так и будет. Но послушай мое мнение: тебе играть не стоит, ты не в форме. Проиграешь ты – на тебя выльют весь понос: завалил все! Выпустят Мишу Южного – он молодой парень, даже если проиграет – его не будут критиковать. Ты столько сделал для страны, зачем тебе портить свое имя?» «Хорошо, я тебя послушаю».

– Как зовут этого друга?

– Не скажу. Но это теннисист. Бывший.

– Андрей Ольховский?

– Нет. Андрюхи в то время в команде не было. Теннисист более старшего поколения.

– Говорят, накануне воскресного матча вы кутили в казино.

– Казино в Париже нет, есть ночной бар. Да, я кутил. Но я уже знал, что играть не буду. Мне реально было тяжело после парной встречи. Мы с Маратом проиграли Санторо и Эскюде тот матч, который должны были выиграть. В душе я надеялся, что мы вдвоем вытащим финал. Марат был в идеальной форме, на голову сильнее всех своих соперников. Я знал: в воскресенье он обыграет Грожана, и матч – с учетом нашей победы в паре – закончится. И вот когда мы пару проиграли, мне было очень тяжело, я сильно переживал.

Я очень хотел играть. Но потом взвесил: против меня играл Матье, ему было 19 лет, он был в отличной форме. Пять сетов против него я бы не выдержал. Шамилю Анвярычу сообщили. Я сам не говорил – ему сообщил мой друг.

И вот вечером мы пошли в ночной клуб. Никого из команды не было, но мне надо было отвлечься.

– Южный играет против Матье, по сетам – 0:2. О чем вы думали, сидя на трибуне?

– Думал, что последний титул, который я хотел выиграть в профессиональной карьере, уплывает. Была безысходность. Но Матье дрогнул. Не поверил, что может сейчас выиграть. А выиграть в «Берси» Кубок Дэвиса ему было очень важно. Ну и Мишу отпустило: какого черта, ну проиграю и проиграю, давай играть в свое удовольствие.

– Первое, что вы сделали после финального розыгрыша?

– Пошел обниматься к Марату. Хотя последнее очко принес Миша, на 95 процентов эту победу сделали мы с Маратом. Были ситуации, когда в 2000 году мы могли вылететь из Мировой лиги: играли против Словакии, против Кучеры и Хрбаты; я выиграл последнее очко, проигрывая 0:2 по сетам. Мы друг друга дополняли: мне было плохо – Марат меня выручал, Марату было плохо – я его выручал; а вместе мы выручали команду. «Мы заслужили!» – сказал я ему. А потом пошел поздравлять Мишу.

– Одно из главных впечатлений моего детства – матч Чеснокова и Штиха в полуфинале Кубка Дэвиса в 1995 году.

– Я смотрел его на скамейке. Немцы тем матчем потеряли порядка 30 млн долларов. Финальный матч они играли бы против США у себя в Германии – можете представить, какие это рекламные и телеконтракты? Борис до сих пор не может мне это простить. Потому что в те времена Беккер/Штих против Агасси/Сампрас – это как Месси против Роналду сейчас.

– Самый невероятный матч, который вы видели своими глазами?

– 1996 год, Ганновер, итоговый чемпионат мира. Восемь лучших теннисистов планеты, финал, Беккер – Сампрас. По сегодняшний день я считаю это самым гениальным теннисным матчем. Пять сетов, 7:6 в пятой партии выигрывает Сампрас. Сам уровень тенниса был просто заоблачным.

 ***

– Если богатый человек хочет сыграть партию с известным шахматистом, это легко сделать за определенный гонорар. В теннисе есть корпоративы?

– Есть. До сих пор получаю предложения на разные мероприятия. Руки никому не выламываю, просто знаю цифру, которая будет комфортна для меня и для потенциального инвестора.

– 10 тысяч долларов?

– Немного больше. За несколько часов игры.

– Вы выкладывали фото из частного самолета. Куда вы летели с Маратом Сафиным?

– Теннисное мероприятие в Сен-Тропе. Самолет – компании, которая все это организовывает. Двухдневный фановый турнир, где мы с Маратом играли против Санторо и Льодра. С нашей стороны было условие, чтобы быстро туда доставили. «Без проблем – чартер организуем».

– «Вот доиграемся мы с виртуальным миром. Скоро наших жен покемоны трахать будут вместо нас». Что еще вас пугает в современном мире?

– Это троллинг был тоже… С социальными сетями уже перебор. Из-за этого я остановился только на твиттере и инстаграме. До этого я был плотно в фейсбуке, но потом удалился. Там было много друзей с Украины, в 2014 году у меня была противоположная им точка зрения, я не хотел портить отношения с друзьями – и удалился.

– Противоположная – вы были против Майдана?

– Да, я был убежден: власть насильственным путем свергать нельзя. Но потом понимаешь: почему люди повели себя так? И ты начинаешь их не осуждать, а понимать. Может, они были правы? Может, всему есть предел? Надеюсь, у нас такого не будет.

– В прошлом году ваша дочь написала пламенный пост про то, что не любит Россию. Как вы к этому отнеслись?

– Могу ее понять: ее затроллил непонятно кто. А девчонки в таком возрасте склонны к тому, чтобы эмоции свои выплескивать. Поговорили – извинилась – ничего страшного.

– Она работает моделью и как-то сказала: «Когда исполнилось 18, мне сказали, чтобы я зарабатывала сама». Это правда или она преувеличивает?

– Преувеличивает – выдает желаемое за действительное. Сейчас она была в Лондоне два месяца, я по ней скучал, она по мне скучала. На отношениях это не сказалось: она меня безумно любит, я ее безумно люблю. Я приветствую, что она занята чем-то.

– Большие ли деньги она уже зарабатывает?

– «Папа, не вмешивайся. Я сама. Я же не прошу у тебя денег». У нее есть банковские карточки, которые на мне, но расходы существенно снизились. По отчетам я вижу: ребенок зарабатывает.

– Месяц назад все читатели журнала Tatler узнали, что ее парень – рэпер Pharaoh. Как вы на это отреагировали?

– Она меня предупредила. Я сказал, что не хочу влезать.

– Вы когда-нибудь слышали треки Pharaoh?

– Нет. Но познакомились – виртуально. У меня была с ним беседа жесткая – на тему наркотиков. Музыка, наркотики, все связано, поэтому я сказал: «Даже не думай с моей дочерью этим заниматься».

«Нашим людям привычно за занавесом. Видят новое – пугаются и отрицают». Уйти из футбола и стать главным молодым рэпером

***

– Сейчас у вас есть подруга?

– Вопрос ниже пояса – я могу не отвечать.

– Вам – 43. О чем вы мечтаете?

– Завести семью. И чтобы еще появились дети. Уверен, что рано или поздно это случится – причем наверняка в ближайшее время. Я устал быть в позиции «один дома, и мне никто не нужен». Надо менять.

Фото: РИА Новости/Антон Денисов; twitter.com/KYevgeni (2,3,5); en.wikipedia.org/WPPilot; Gettyimages.ru/Kevork Djansezian, Clive Brunskill/Allsport; REUTERS/John Schults, Jacky Naegelen; РИА Новости/Екатерина Чеснокова