Конор Ниланд. «Ракетка. В туре с «золотым поколением» тенниса — и остальными 99%». Пролог; 1. Посев
От переводчика
Как вы уже, наверное, заметили, через каждые три книги о футболе я перевожу книгу о каком-то другом виде спорта, так сказать, отвлечение. И так совпало (как всегда), что сегодня это будет книга о теннисе — да, спустя всего неделю после одного из крупнейшего теннисных турниров и мечте самого автора!
Вообще, в детстве, я смотрел любой спорт, даже женский баскетбол (как бы это ни не толеранто звучало спустя эти десятилетия), и теннис для меня это, прежде всего, противостояние Агасси и Сампраса и Женя Кафельников (ну и чуть-чуть, Курникова).
И да, я могу чуть плавать в терминологии, но я очень старался, чтобы книга была удобна для прочтения. Если вдруг найдете какое-то несоответствие, милости прошу в комментарии.
В первой и последней главе каждой книги я обычно говорю о той посильной помощи, которую вы можете оказать переводчику – подписывайтесь на мой бусти, там есть как удобные варианты подписки, так и единоразовые донаты – таким образом вы поддержите меня в моих начинаниях по переводам спортивной литературы, а также будете получать по одной (двух или более, в зависимости от уровня подписки) электронной версии книг, которые будет удобно читать на любом электронном устройстве – и вам не особо затратно, и мне – очень приятно! Поддержать можно и донатом в самом низу этой главы. Спасибо за то, что читаете!
А теперь краткое описание книги и вперед:
Конор Ниланд знает, каково это, когда Роджер Федерер заходит в раздевалку («Чао, бонжур, привет!»), и у него был исключительно ужасный опыт встречи с Новаком Джоковичем на самом большом теннисном стадионе в мире, когда он страдал от пищевого отравления. Но он так и не достиг самого верха.
«Ракетка» — это история 99% профессиональных теннисистов: игроков, которые путешествуют по миру в надежде подняться в рейтинге и попасть на турниры Большого шлема. Это переносит нас в мир, где несколько десятков супербогатых игроков, путешествующих в сопровождении тренеров и физиотерапевтов, делят сцену с одинокими гастролирующими профессионалами, чьи доходы едва покрывают их расходы.
«Ракетка» — это остроумные и откровенные мемуары аутсайдера, рисующие яркую картину социальной динамики в туре, экономики игры и теней, отбрасываемых азартными играми и допингом, а также уникальный взгляд изнутри на увлекательный скрытый мир.
Об авторе
Конор Ниланд вырос в Лимерике и большую часть своей юности и всю свою взрослую карьеру был лучшим теннисистом Ирландии. В юности он обыграл Роджера Федерера, и у него до сих пор хранятся тренерские заметки об этом матче. Пик его карьеры пришелся на 2011 год, когда он вышел в основную сетку Уимблдона и Открытый чемпионат США. Он живет в Дублине с женой и двумя детьми.
Конор Ниланд
Пролог
Теннисная академия Ника Боллеттьери, Брадентон, Флорида, июль 1998 г.
Я ищу тень в задней части тренировочного корта, моя белая футболка насквозь пропитана потом. Я нахожусь рядом с Центральным кортом, главной сценой академии, которая закрыта черным брезентом от жары. Я слышу голоса. Я не вижу, кто говорит на другом конце, но знаю, что говорят обо мне.
— С кем ты хочешь завтра потягаться? — спрашивает голос с сильным аргентинским акцентом. — С блондином или шатеном?
— Хммм, с шатенчиком. — Женский голос, знакомый.
— Конечно, хорошо, — говорит мужчина, принимая инструкцию.
Двое проходят мимо ограждения и ненадолго попадают в поле моего зрения через входные ворота: загорелый тридцатилетний тренер и Серена Уильямс с бело-голубой косичкой в волосах, по которой мир знает ее и ее сестру Винус. Серене шестнадцать лет, как и мне. Она из Комптона, Лос-Анджелес. Я из Лимерика, на западе Ирландии. Серена стала профессионалом в четырнадцать лет и уже занимает 25-е место в мире. Мы с ней одного возраста, но она уже профессионал со стажем, а я всего лишь ребенок, подслушивающий из-за забора.
«Блондинчик» — мой друг и соперник Стивен Ньюджент, он же Ньюдж. Он только недавно стал блондином: сейчас конец 1990-х, поэтому этим летом он носит осветленные волосы с матовыми кончиками. Мы с ним с тринадцати лет обмениваемся ирландским юниорским рейтингом номер 1. Мы вдвоем здесь, в элитной теннисной академии Ника Боллеттьери, благодаря щедрости анонимного ирландско-американского мецената.
Хотя мы достаточно талантливы, чтобы заслужить подобное покровительство и проникнуть во внутреннее святилище фабрики грез Боллеттьери, мы еще не настолько хороши, чтобы кто-то знал наши имена. Мы — блондинчик и шатенчик.
Но какое это имеет значение?
Важно то, что в стране, где каждый стремится попасть в орбиту сестер Уильямс, я — избранный. По крайней мере, до завтра.
1. Посев
За каждым успешным теннисистом стоит родитель, который не позволил ему бросить игру.
Мне было десять лет, когда я впервые сказал своим родителям, что хочу все бросить. Они не уступили тогда и никогда не уступали. Теннис был нашим семейным бизнесом, и ставки были понятны мне еще в детстве. После того как моя старшая сестра Джина, пример для подражания, проиграла в финале национального чемпионата Ирландии, она пришла домой и разрыдалась на кровати, крича: «Бога нет!» Мои родители кивнули в знак согласия. Мне и в голову не приходило, что кто-то слишком остро реагирует.
В теннисе игроки и родители идут в комплекте. Пяти- или шестилетний ребенок не просит родителей записать его на уроки тенниса: это решается за него. Для того чтобы игрок смог выйти на самый высокий уровень, все должно быть согласовано, и все начинается дома. Спортивные гены и знание тенниса в семье помогают, но единое внимание всех участников процесса необходимо. Энди Маррей — внук профессионального футболиста; его путь к вершине лежал через высокомотивированную, знающую толк в теннисе мать, которая в начале его соревновательного пути была тренером сборной Шотландии. Джуди Маррей знала о важности раннего старта и даже обладала гениальным умением делать игры, связанные с теннисом, веселыми для детей. Один из дядей Рафаэля Надаля играл в футбол за «Барселону» и сборную Испании, а другой был тренером по теннису и к семи годам занимался со своим племянником не менее девяноста минут в день.
Моя собственная мать проехала почти 400 000 километров на старом серебристом БМВ E30 с автоматической коробкой передач, возила меня и моих братьев и сестер на турниры по Ирландии. Мы устроили своеобразные поминки по этой машине, когда она наелась теннисных разговоров и окончательно выдохлась, а ее потрепанные сиденья насквозь протерлись. Семья стояла в почетном карауле на подъездной дорожке и смотрела на нее в последний раз перед тем, как машину увезли на металлолом.
Во время школьных занятий вечера пятницы проводились в маленьких английских аэропортах, откуда мама или папа уезжали на самом дешевом и маленьком хэтчбеке с ручной коробкой, который они могли взять напрокат, чтобы отвезти меня в ветреную ночь на двухдневные соревнования по матчевой игре под названием Adidas Challenge в Ковентри, Уигане, Болтоне и других городах. Когда на паспортном контроле спрашивали, деловая это поездка или развлекательная, папа подмигивал мне и говорил: «Мы здесь по делу».
Я любил теннис. Я не мог им насытиться с пяти до одиннадцати лет и даже не слишком возражал против путешествий. Но мне, как и любому другому перспективному человеку, пришлось расти с квазипрофессиональной карьерой, которая навсегда вошла в мои вечера, выходные и дружеские отношения. Походы в зоопарк, на пляж и детские площадки не способствовали развитию моей игры, поэтому они не развлекали.
Я вырос в двух шагах от Эоина Реддана, который впоследствии играл в регби за сборную Ирландии. Он начал играть только в двенадцать лет, а я к этому времени уже несколько лет одерживал победы в Ирландии и Великобритании. К тринадцати годам он тренировался два раза в неделю и иногда проводил матчи в выходные. По сравнению со мной он казался свободным, как птица. Эоину пришлось сражаться и победить во многих битвах, чтобы добиться того, чего он добился; просто ему не пришлось сражаться в двенадцать лет. Однажды я пожаловался ему, что не хочу ехать на турнир в Англию в тот уик-энд, так как это означало бы пропустить день рождения моего друга. Он резонно спросил, зачем я еду. «Мои родители хотят, чтобы я поехал», — честно ответил я. Он сказал, что это бессмысленно, и вскоре я понял, почему. Я вспоминаю случай, когда в возрасте около десяти лет мы играли в футбол на заднем дворе его дома, когда его отец, покойный Дон — настоящий регбист, игравший за «Мюнстер», — вышел из дома и бросил в нашу игру регбийный мяч. Эоин отбросил его в сторону. «Папа, ты всегда пытаешься превратить все в регби. Уходи!»
Дон проскользнул обратно в дом, а мы вернулись к футболу. Если бы я в гневе запустил теннисным мячом в сад, родители просто бросили бы в меня другим мячом.
Мои родители родились у одного и того же акушера в Каслбаре, Графство Майо, на западе Ирландии, но они не встречались, пока не поступили в колледж. Мама играла в теннис на соревнованиях среди юниоров в Ирландии, а отец играл в гэльский футбол, представляя Майо в полуфинале общеирландского турнира. Позже папа рассказывал мне, что родители никогда не навязывали ему спорт; более того, они редко ходили смотреть, как он играет. Родители отца жили прямо напротив теннисного клуба «Голуэй Лоун», но никто из членов семьи никогда не заходил в клуб, пока они не пришли посмотреть, как я играю там на турнире между провинциями много лет спустя.
Один из моих партнеров по парной игре в университете позже дал краткое описание моих родителей после их недельного визита в университетский городок: «Твои родители не шутили». Я узнал, что в теннисе у каждого есть свои личные качества на корте и за его пределами, но с моими родителями дело обстояло иначе. В девять часов вечера в будний день отец все еще был в своем рабочем костюме и галстуке, сидел в кресле и читал газету. Он вслух удивлялся, почему люди предпочитают одеваться менее формально по воскресеньям. Он был добрым и веселым, всегда чисто выбритым, не ослаблял галстук по вечерам и не позволял своим детям ослаблять приверженность к теннису.
Мама кормила Джину мячами, даже когда была на девятом месяце беременности. Говорят, что первый удар через сетку я сделал в возрасте восемнадцати месяцев на травяных кортах причудливого местного клуба «Талли Хо!» в Бирмингеме. Джина, которая старше меня на девять лет, и мой брат Росс, который старше меня на семь лет, были одними из лучших юниоров в Великобритании до того, как мы переехали обратно в Ирландию. В 1984 году Джина проиграла в финале Британских национальных соревнований среди юношей до 12 лет, а Росс обыграл Тима Хенмана в финале Британского чемпионата по шоттеннису. Шоттеннис — это разновидность мини-тенниса, в который играют губчатым мячом и пластиковой битой на мини-корте. Будучи одним из 290 000 ирландских иммигрантов, приехавших в Англию в 1980-х годах, папа получал особое удовольствие от того, что его старший сын был лучшим в стране в каком-то деле. Он отвез Росса домой в Бирмингем с мероприятия, скандируя «Numero Uno! Numero Uno!» [Номер один (исп.)] на него в течение двух часов — эта фраза так и осталась в семейном обиходе.
Вскоре после этого отец получил работу консультанта-офтальмолога в региональной больнице Лимерика. Живя до этого в Кройдоне и Бирмингеме, мы тем самым завершали несколько мрачноватую троицу, когда в 1984 году переехали обратно в Лимерик. Участок для нашего дома был большим и квадратным, а сзади было достаточно места, чтобы построить теннисный корт. Огромные, непролазные вечнозеленые деревья окаймляли сад, служа ветрозащитой для площадки с искусственной травой и высоким профессиональным ограждением.
Папа также построил и покрасил тренировочную стену в одном из углов корта, и я часами бил мячом по ее светло-зеленой поверхности. Я был Борисом Беккером, а стена — Стефаном Эдбергом. Я всегда выигрывал первое очко победным ударом, с которым стена не могла справиться: 15-0. Тогда я намеренно наносил следующий удар ниже линии стены и, таким образом, попадал в сетку, чтобы дать стене шанс: 15-15. И понеслось. Я всегда преодолевал трудности, чтобы обыграть стену.
Я годами просто собирал ракетки по дому, хотя на самом деле у меня никогда не было своей. Моей любимой была Dunlop Max 200g с розовой рукояткой Day-Glo: должно быть, она принадлежала моей сестре. Верхняя часть рамы была треснута, случайно или, возможно, в гневе, поэтому ее и оставили дома и она стала моей. Я играл ей до тех пор, пока она не разломилась на две части в моих руках во время последовательных ударов форхендом. Своей ракетки у меня не было до семи лет: утром в день моего дня рождения на кухонном столе лежали две юниорские версии светящегося оранжевого Donnay Андре Агасси.
Отец никогда не играл в теннис, но, благодаря своей карьере в гэльском футболе, он понимал, что такое спорт высокого уровня, и за несколько лет, что он помогал Джине и Россу, а в гостиной у него лежала хорошо проштудированная книга «Обучение детей теннису по методу Вика Брейдена», он кое-чему научился. Каждый день они с мамой кидали в меня рваными, заляпанными грязью теннисными мячами из желтого жестяного ведра на нашем домашнем корте. Он сказал, что неудачные отскоки старых мячей помогают мне быть начеку. Мы тренировались просто: кросс и удар по линии, форхенды и бэкхенды, снова и снова. Удары с лета были редкостью, а дроп-шоты запрещались, считаясь слишком рискованными. Эта хореография была поставлена на тот же набор фраз: «Ниланд младший. Ноги танцуют. Отводи ракетку раньше. Верхняя часть отскока. Лучший».
Когда мне было одиннадцать, наша группа, состоящая из выигравших соревнования в рамках Adidas Challenge UK, попала на встречу со Стефаном Эдбергом, действующим чемпионом Уимблдона. Я отправился с папой на мероприятие в Королевский клуб в Лондоне. Мне удалось сделать несколько ударов с Эдбергом, который у сетки удивительным образом отбивая удары с лета обратно, не промахиваясь, как у тренировочной стене дома. Я отметил, что его совет — это то, что папа всегда повторял мне дома: «Отводи ракетку немного раньше».
Все время, пока я учился в начальной школе, мама занималась со мной дома по часу после уроков каждый день, а также подвозила меня на пару занятий в неделю в наш местный теннисный клуб «Лимерик Лоун». Папа занимался со мной по часу или около того по выходным. Это всегда было один на один, мячи из ведра. Каждый удар имел цель, каждая ошибка анализировалась.
Футбол был моим вторым видом спорта, и я выступал за команду «Пайк Роверс» из Саутхилла, одного из самых неблагополучных районов Лимерика. Я не совсем понимаю, как местные жители прикалывались над бабочкой, которую папа надевал, когда возил меня на матчи в своем золотом кабриолете «Мерседес»; в конце концов я убедил его отказаться от галстука-бабочки. Первая поездка через парк О'Мэлли в Саутхилле за товарищами по команде на командном автобусе была настоящим бедламом: дети на пегих пони во весь опор мчались через проезжую часть. Мой футбольный тренер посмотрел на мое ошеломленное лицо, когда я приехал, и сказал: «Думаю, там, откуда ты родом, у лошадей есть седла, Кон».
Я любил играть в футбол, а с успехами Ирландии на чемпионатах мира 1990 и 1994 годов он стал привлекать меня. Папа всегда приходил на мои матчи и поддерживал меня, но я думаю, что он рассматривал футбол как скрытую тренировку: теннис был главным в нашем доме. Хотя я был признан Футболистом года в Лимерике в возрасте до 12 лет, я ни разу не пинал футбольный мяч с папой в саду. Великий русский игрок Марат Сафин сказал в своей речи при вступлении в Зал теннисной славы: «Я всегда хотел быть футболистом. Это была моя цель. Но мы же знаем, что мать знает, как лучше для сына, не так ли? Они сказали: «Нет, с этим [футболом] покончено»». Я также занимался легкой атлетикой и был членом клубной эстафетной команды 4×100 м, которая поехала на национальный чемпионат. Возможно, моя короткая спортивная карьера была также подготовкой к теннису, поскольку я чувствовал, что это помогает мне в скорости и движении.
Только один из трех моих братьев и сестер, мой старший брат Рэй, по-настоящему отказался от тенниса, когда был подростком, сильно поддавшись очарованию и духу товарищества в лимерикском регби в средней школе. Маме и папе пришлось его уговаривать, но он продолжал играть в регби за «Мюнстер» и на взрослом уровне в общеирландской лиге и наслаждался большим количеством больших вечеров, чем в принципе мог бы предложить теннис.
Джина остается величайшей теннисисткой Ирландии в современную эпоху, завоевав для Ирландии больше очков в международном Кубке Федерации (ныне Кубок Билли Джин Кинг), чем кто-либо другой. После окончания средней школы она стала профессионалом и быстро достигла 470-го места в мире. В восемнадцать лет она стала объектом телевизионного документального сериала: продюсер и оператор RTÉ отправились вместе с ней в Алжир на соревнования ITF с мировым рейтингом. Посреди ночи их разбудил персонал, сообщив, что произошла утечка, и по всему отелю текут сырые сточные воды. То, что изначально планировалось как документальный фильм о яркой молодой теннисистке, стало похоже на сцену побега из фильма «Побег из Шоушенка».
В отборочном турнире к Олимпийским играм 1992 года в Барселоне Джина и Шивон Николсон проиграли в последнем раунде парных соревнований, но последующий отказ от участия обеспечил им место на Играх. Президент Олимпийского совета Ирландии Пэт Хики отказался их посылать, заявив, что девушки не являются законными претендентами на медали и что Ирландия не будет посылать «туристов». Без сомнения, команда Словении, прошедшая вместо них, не могла поверить в свою удачу. В тот олимпийский год Ирландия отправила в Барселону сорок девять мужчин и только девять женщин.
Когда мы общались в теннисных кругах, меня всегда называли «младшим братом Джины Ниланд». Когда в 1989 году мы ездили смотреть, как Джина играет в основном розыгрыше юношеского Уимблдона, я проводил дни в зоне мини-тенниса, где мне давали свободно играть в теннис, есть пончики и пить колу. Вместе с папой с высоких трибун я наблюдал за игрой Эдберга и Тима Майотта в четвертом круге мужского одиночного разряда. Я был так мал, что едва мог видеть, но я влюбился в звуки этого места. Уимблдон поддерживает теннис: он придает ему цвет, текстуру и глубину, которые поглощают весь спорт. Если теннис — это мир, то Уимблдон — солнце, вокруг которого он вращается. В том году я покинул Уимблдон с твердым намерением однажды сыграть там.
Когда мне было десять лет, я играл с неопытным ирландским игроком на открытом турнире среди юниоров в «Лимерик Лоун» и уже во время разминки понял, что он мне не соперник. Вместо этого я решил сыграть против самого себя, поставив перед собой цель не просто выиграть 6:0, 6:0, а выиграть все до единого очка, чтобы получить так называемый «золотой матч». Я сделал это: я выиграл все сорок восемь очков и ушел с корта, ожидая приветственных возгласов от своих друзей. «Боже, Кон, это было паршиво», — отчаялись они.
Мне стала нравиться атмосфера, царящая в доме в утро финала. Мои чувства всегда были обострены. С того момента, как я просыпался, каждый звук казался чуть более резким: ложка, бьющаяся о миску с кашей, хлеб, выскакивающий из тостера. Все были одеты более нарядно и говорили более тихим и мягким тоном. Мои братья и сестры с серьезными лицами пожелали мне удачи. Во рту у меня был странный, слегка металлический привкус нервов, который я так хорошо узнал.
Мои отношения с родителями всегда в значительной степени определялись теннисом. Если были периоды, когда моя мотивация была низкой, а результаты неудовлетворительными, наши отношения менялись. Однажды папа сказал мне, что я «никогда не стану хорошим», после неудачной тренировки на заднем дворе. Он говорил, когда у меня пропадала мотивация: «Если ты поработаешь в нужное время, тебе больше никогда не придется работать». Я так и не понял, имел ли он в виду, что после успешной теннисной карьеры можно уйти на пенсию в тридцать лет и «больше никогда не работать», или же он имел в виду, что теннисисты создаются в возрасте от десяти до восемнадцати лет. Возможно, он был прав по обоим пунктам, но у десятилетних детей нет такой перспективы. «Если ты пойдешь и действительно посвятишь теннису три года, — говорил он мне, — у тебя будут большие шансы добиться успеха». В десять лет три года кажутся вечностью.
Когда мне было двенадцать, мы с папой затеяли абсурдный спор. Смог бы я обыграть Бориса Беккера? Он сказал, что я мог бы, хотя Беккеру было двадцать восемь и он был игроком №1 в мире, а мне — повторюсь — двенадцать. Папа воспринял мой ответ как указание на то, что я ставлю перед собой ненужные ограничения. «Никогда, никогда не говори себе, что проиграешь, пока не сыграл, — сказал он, — независимо от ситуации». Даже если эта ситуация была гипотетической и фантастической.
Мама резонно сказала бы, что хочет, чтобы я стал лучшим теннисистом. Но она могла быть свирепой, когда ее провоцировали. Однажды она появилась в «Лимерик Лоун», когда я занимался с Аойф О'Нил, которая впоследствии представляла Ирландию на Кубке Федерации. Я устал и почти демонстративно не интересовался игрой на корте. Мама не могла терпеть это дольше пары минут. Она вышла на площадку, утащила меня с собой, посадила в машину и изводила меня все пятнадцать минут езды до дома. Это было унизительно, но, оглядываясь назад, я понимаю, что у нее было два варианта: сделать то, что она сделала, или проигнорировать это. Если бы она проигнорировала это, я был бы худшим игроком. Мамины слова задели меня: не только потому, что мне было неприятно чувствовать, что я подвел своих родителей, но и потому, что в глубине души я знал, что она права. Если я собирался стать профессиональным теннисистом, мне нужно было профессиональное отношение. Это было еще одно напоминание о том, что мой юность не будет нормальной. Мои школьные друзья могли позволить себе время от времени заниматься спортом, но не я.
Поездка на машине с турнира — самая неспокойная арена для юниорского тенниса. Окна закрыты, двери заперты, спрятаться негде, а в воздухе висит свежий результат. После того как я проиграл один из крупных пасхальных турниров в Ирландии в возрасте до 12 лет, папа по дороге домой крикнул мне: «Язык тела, Конор! Ты никогда не слышал об этом?» Мне было одиннадцать, так что я искренне считаю, что не слышал. Однако мои родители были образцами сдержанности и отстраненности по сравнению с некоторыми другими родителями теннисистов.
В юности Бернард Томич поражал своими результатами и зрелостью как на корте, так и за его пределами, но впоследствии разлюбил теннис и стал известен как «Томич-танкист», а его отец — как непутевый водитель. Партнер Томича по парному разряду утверждает, что однажды Джон Томич ударил своего сына, после чего тот расплакался. Отец швейцарской теннисистки Тимея Бачински выглядел карикатурой на родителя-людоеда. Бачински говорит, что решение отца уйти с работы и стать ее штатным тренером стало худшим моментом в ее жизни: он давал ей пощечины, дергал за волосы и заставлял чувствовать себя так, будто она «заперта в клетке». В пятнадцать лет она заявила матери, что та должна развестись с ним, иначе она никогда больше не увидит свою дочь.
Даже на юношеском уровне в Ирландии, где ставки были относительно невысокими, я видел, как после проигрыша подростков родители оставляли их, чтобы те долго шли домой; я наблюдал, как отец раскачивался вперед-назад при каждом ударе на низкой стенке корта, завороженный каждым ударом, и в итоге упал спиной вперед в третьем сете; я видел, как мама плевалась ядом в двенадцатилетнего ребенка за то, что он делал растяжку в полноги, крича: «Встань на землю и делай ее правильно!»
В то время как родители теннисистов могут стать настоящим кошмаром, дети не всегда бывают ангелами. Я был склонен к вспышкам гнева на юниорских кортах. Однажды меня не допустили к участию в ирландском чемпионате среди юниоров в помещении за ругань. Мое преступление заключалось в том, что я дважды сказал «бляха-муха». Сначала я получил предупреждение, а когда я повторил это позже, судья дисквалифицировал меня. Я встретил это решение еще одной искренней «бляхой-мухой».
В другой раз я играл на турнире выходного дня в Ноттингеме, когда моя мама пыталась дать мне совет по поводу моей подачи с балкона за кортом. В ответ я посмотрел на нее и поднял средний палец. Она застыла в шоке. Я тоже, если честно. «Никогда больше так со мной не поступай», — сказала она после матча, добавив, что отец моего соперника сказал ей, что он чуть ли не сам хотел спрыгнуть вниз и увести меня с корта.
Но это тоже одна из причуд профессионального тенниса: видеть, как элитные игроки — взрослые! — кричат на своих родителей, сидящих у корта во время матчей. Это единственный раз, когда они знают, что родители не будут кричать в ответ.
Впервые я увидел лучших юниоров Европы, когда мне было двенадцать лет. Зимний кубок во Франции — ежегодное соревнование европейских национальных команд до 14 лет, проводимое в феврале. Место проведения было самым обычным: холодный крытый центр — просто жестяной сарай, покрывающий крытые корты, такие есть во всей Франции — в маленьком городке Сен-Бриё. Я был одним из четырех игроков, отправленных представлять Ирландию. В первом раунде мы играли со Швейцарией. Я быстро проиграл Дзюну Като, который был на год старше меня и, несомненно, был на уровень выше меня.
Везде были очень хорошие игроки; особенно выделялся Оливье Рохус из Бельгии, также бывший на год моложе. Он был маленьким, но обладал невероятно хорошей синхронизацией, а его удары были проработаны и мощны до профессионализма. У него уже было приличное прозвище — «Фокус-покус Рохус». В то время Рохус боролся за первое место в мире среди юниоров с британцем Саймоном Диксоном, чьи ноги были размером со все тело Рохуса.
Я уже видел Диксона раньше. К моему несчастью, он был первым юниором, с которым я столкнулся за пределами Ирландии, и на тот момент он был лучшим в мире. Это было несколькими годами ранее на турнире Adidas Challenge в Манчестере. Мы с мамой приехали накануне вечером, чтобы разведать место проведения моего первого юниорского турнира в Великобритании. Диксон, освещенный прожекторами на дальнем корте, наносил яростные удары и отрабатывал завершающие удары вместе со своим отцом на другом конце корта. Я был зациклен и глубоко подавлен, тем более когда услышал, как мама инстинктивно произнесла: «О нет». Диксон выиграл турнир, не проиграв ни одного гейма. Я услышал, как его отец вскользь сказал другому родителю в ресторане клуба, что он «играл как мусор».
Я был лучшим игроком своего возраста в Ирландии, но встреча с этими лучшими европейскими игроками стала для меня наглядным уроком того, что ирландский национальный чемпион мало что значит на международном уровне. Это был не последний такой урок. Выиграв в двенадцать лет национальный чемпионат Ирландии среди юношей до 14 лет в помещении, я был отобран для поездки на турнир Young Stars, расположенный на границе Бельгии и Люксембурга, вместе с Каролиной Молони, первым номером ирландской команды девушек до 14 лет. На время поездки мы попали под руководство тренера Роджера Герагти, с которым я раньше никогда не встречался. Я выиграл в первом круге на крытом грунтовом корте в Люксембурге, но затем был разгромлен во втором круге. На официальном турнирном ужине лучшие юниоры из всех стран Европы ели вместе за длинными столами, украшенными крошечными национальными флагами, воткнутыми в цветочные горшки. Они выглядели так, словно им было комфортно в обществе друг друга. Все казалось мне странным, вплоть до соусов на шведском столе. В итоге, после уговоров Роджера, я съел обычную пасту с небольшим количеством оливкового масла. Во время трапезы несколько игроков вокруг меня начали хихикать в мою сторону. Сбитый с толку, я спросил, над чем они смеются. Французский паренек подавил смех, заглатывая кусочек багета. «Excusez-moi [Извини (фр.)], — хихикнул он, — но твои уши... они такие красные».
Позднее Каролина рассказала мне, что некоторые британские игроки смеялись, когда я выбивался из сил в своем матче второго круга. Это немного задело. Когда я играл в «Лимерик Лоун», люди останавливались и смотрели на меня. Здесь, среди лучших в Европе и на год моложе, надо мной смеялись. Саймон Диксон не выиграл турнир, но он получил награду Fair Play Award за спортивное поведение. Он рассмеялся, представив, как его отец увидит этот трофей, приехав домой.
Через несколько недель после «Юных звезд» нас с Каролиной отправили на ежегодный турнир под Лурдом под названием Les Petits As («Маленькие асы»), и снова в паре с тренером, которого мы раньше не встречали, на этот раз Питером Фарреллом. Les Petits As — это фактический чемпионат мира среди юниоров двенадцати-четырнадцати лет, победителями которого в прошлом становились Рафаэль Надаль, Мартина Хингис и Коко Гауф. Зрители исчисляются тысячами, а менеджеры и компании, производящие одежду, съезжаются на соревнования, радуясь потенциальным звездам, как и признанной элите на старших турнирах Большого шлема.
Анна Курникова была главной звездой в ту неделю, когда я там был. Она была одного возраста со мной, но уже украшала обложку журнала Serve & Volley, который раз в месяц опускался в наш почтовый ящик. Она была последним вундеркиндом из теннисной академии Ника Боллеттьери во Флориде. Она ходила по Les Petits As с тренером, инструктором по физической подготовке и агентом, все они шли за ее фирменным хвостиком. Даже за тренировками Курниковой наблюдали сотни восторженных фанатов, которые уже бегали за ее автографом. Огромная площадка была заполнена спонсорскими киосками: это было похоже на выставку тенниса, где продавались таланты. Я бродил по залу с сумкой для ракетки и полотенцем на шее, волосы были тщательно намочены, чтобы выглядеть после тренировки как подобает, и смотрел на зрителей в надежде, что они попросят автограф. Я подписал несколько на неделе: думаю, они посчитали себя обязанными спросить. Курникова, тем временем, была поглощена каждым появлением на публике. Все, чего мне не хватало, — это спонсорской одежды, глубокого зимнего загара, длинных волос и знака будущего величия.
В двенадцать лет я был поздно развитым мальчиком, еще маленьким и незрелым. Опыт поездки на эти соревнования был для меня совершенно новым, и, играя в отвлеченный теннис, я легко уступил в первом матче высокому парню из Венесуэлы. Когда я позвонил домой, чтобы сообщить семье результат, я сказал, что только что проиграл парню «с настоящими усами». Мой брат Росс спросил меня, не прибавили ли усы мощности его форхенду. Росс был прав: я проиграл сам себе. Я наносил дикие удары, перебарщивая, недоумевая от масштаба события и соперника. Я чувствовал необходимость попробовать дерзкие и амбициозные удары, чтобы дать себе шанс обыграть соперника, который был намного сильнее меня. Эта проблема будет повторяться в моей профессиональной карьере.
В течение недели я жил в паре с южноафриканским игроком Ником Макдональдом. Если Young Stars были лучшими в Европе, то Les Petits As открыли доступ к жеребьевке для лучших во всем мире. Мы с Ником отлично поладили, и после моего раннего проигрыша у меня было много времени, чтобы познакомиться с другими игроками и завести новых друзей. Чтобы дать представление о моей умственной зрелости в то время, я причудливо привязал к себе турнирный воздушный шарик и носил его на веревочке по всему залу. Один из южноафриканских тренеров спросил меня: «Что написано на воздушном шаре, приятель... «Конор наш президент»?» Я понял эту шутку лет через десять.
Испанец Хуан Карлос Ферреро, будущий чемпион Открытого чемпионата Франции и первый номер мирового рейтинга, обыграл в финале чилийца Фернандо Гонсалеса, будущего финалиста Открытого чемпионата Австралии и пятого номера мирового рейтинга. Наверняка французские дети получили свои автографы. В последний день поездки мы отправились в Лурд. Возможно, ирландские тренеры решили, что нам нужно божественное вмешательство.
Теннисная федерация Ирландии отреагировала на этот турнир тем, что несколько лет отказывалась посылать своих лучших игроков на Les Petits As, утверждая, что ирландские игроки едут туда непродуктивно и терпят полное поражение. Проблема была не в том, что они нас посылали, а в том, что они послали нас лишь один раз: через год я бы добился большего. Мы не справлялись, потому что еще не привыкли играть на столь больших сценах.
Другим крупным событием в Европе для детей до 14 лет является турнир Teen Tennis в Лондоне. Я выступал там через год после Les Petit As и, будучи уже более физически развитым, и на тоненького проиграл свой первый матч. Жюстин Энен присоединилась к Оливье Рохусу в бельгийской выездной команде и выглядела так, словно могла выиграть турнир среди мальчиков: она уже исполняла все возможные удары. Загоревшись желанием увидеть, как Диксон и Рохус встретятся в эпическом, трехсетовом, двухчасовом финале, который должен был транслироваться по телевидению, я просидел там всю неделю. Диксон победил. Вернувшись домой, я за обеденным столом строптиво заметил, что «Рохус и Диксон не занимаются в заднем саду со своими мамами».
Суровый урок, полученный на Les Petit As и Teen Tennis, заключался в том, что режим моих родителей был идеален для восьмилетнего ребенка, но недостаточно хорош для тринадцатилетнего подростка, пытающегося конкурировать с лучшими в мире. Я занимался теннисом один час в день, в то время как те, кто вошел в сотню лучших, играли по четыре. Когда Надалю было тринадцать лет, он регулярно тренировался с Карлосом Мойей, бывшим первым номером мирового рейтинга.
Техническое обучение, которое я получал дома, тоже не было идеальным. На своей подаче я отбрасывал мяч слишком далеко от тела, что стоило мне силы, направления и бесчисленных дешевых проигранных очков в качестве профессионала. Я выработал эту технику, наблюдая за Гораном Иванишевичем по телевизору, и осознал ошибку только в конце своей карьеры. Все, что мы делали, было основано на папиных принципах. Благодаря его заклинанию «отводи ракетку пораньше» у меня появились очень стабильные удары с отскока. Но пока я учился стабильному и консервативному теннису в раннем подростковом возрасте, лучшие юниоры по всей Европе совершенствовали свое оружие. Роджер Федерер уже учился в Швейцарской теннисной академии, оттачивая свирепый прямой форхенд, который Дэвид Фостер Уоллес назвал «жидким хлыстом».
Если бы я получал такие точные, элитные тренировки, какие получал Федерер в том же возрасте, недостатки моей подачи, вероятно, были бы устранены. Я не понимал этого, пока не стало слишком поздно, но в период с двенадцати до шестнадцати лет я отстал от будущих пятидесяти лучших в мире.
Когда мне было восемь лет, я мечтал выиграть Уимблдон. К двенадцати годам, когда я вернулся из Европы и проигрывал в первом круге юниорских соревнований парням, игравшим как профессионалы, это казалось надуманным. К тому времени я мечтал хотя бы однажды сыграть на Уимблдоне.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только!
