25 мин.

Себастиан Дайслер - "Талант века". Десять лет спустя. Часть вторая

Второе интервью.

"Надо быть тверже, чем я»

 

Себастиан Дайслер был талантом века немецкого футбола, но уже в 27-летнем возрасте он закончил свою карьеру из-за тяжелой депрессии. Наконец он говорит о том, как футбол сделал его больным и почему он до сих пор не общается с коллегами из «Баварии».

Он пришел как будто из ниоткуда, человек, исчезнувший с радаров общественности практически на три года. И вот внезапно Себастиан Дайслер стоит в фойе отеля, вернувшись в мир, который однажды был его: здесь, в 5-ти звездочном отеле Colombi во Фрайбурге, время от времени останавливалась национальная команда по футболу - та самая команда, которую Дайслер должен был вести за собой в 2002, 2006 и 2010 годах. Но путь Дайслера оказался карьерой в коньюктиве: прооперированный 7 раз на колене и бедре, находившийся на медицинском обследовании из-за депрессий, в 2007 году он закончил с футболом. Он больше не мог. Он ушел на дно.

И вот Себастиан Дайслер вернулся. Ему 29 лет, руки в карманах его джинс, темный пуловер, темный пиджак, коротко пострижен, на подбородке небольшая бородка. Его лицо пополнело, живот начинает принимать очертания брюшка. Гости отеля исподтишка изучающим взором смотрят на него, но Дайслер не обращает на это никакого внимания. Он ищет стол, где-нибудь в стороне. На протяжении долгих лет он не давал интервью, человек, которого эксперты называли в одном ряду с Нетцером, Бэкхэмом и Зиданом, талантом столетия. Никто другой не терпел неудачу настолько таинственно и не оставлял за собой столько вопросов. Никто другой не давал столько поводов для разговора и не молчал настолько же последовательно. Один журналист написал вместе с Дайслером его биографию. (Michael Rosentritt: Sebastian Deisler. Zurück ins Leben , Edel-Verlag) "Я хотел, наконец, понять самого себя" -, говорит Себастиан.

Солнечный осенний день в конце сентября, полпервого дня. Перед отелем плещется по курортному весело фонтан. Себастиан Дайслер наконец находит стол, за которым он может рассказать свою историю. Это история героя, который никак не годился на эту роль.

Die Zeit: Господин Дайслер, Вас не было видно и слышно несколько лет. Откуда ведет Ваш путь сейчас?

S.D.: Из Лёрраха (Lörrach), моего родного города. Два месяца назад я вернулся сюда из Берлина, чтобы начать все заново. Все, чего мне не хватало с самого начала, были корни, родина. Для других я был звездой - сам себя я чувствовал лампочкой, одиноко висящей на потолке. Голым. Зримым для каждого. Подо мной - пустота.

Zeit: И сейчас Вы хотите вернуть себе утраченную юность?

S.D.: Мне ничего не удастся возвратить назад. Но в Лёррахе я чувствую себя уютно. Город небольшой. Моя мать живет здесь, мой отец. Я снова со своими родителями, пусть они уже и живут раздельно. У меня есть квартира, из окон которой я могу смотреть на мою родную гору, Тюллингскую гору (Tüllinger Berg). Картина из моего детства.

Zeit: Это дает Вам поддержку?

S.D.: Да, в конце концов, это моя родина. В последнее время я был занят тем, чтобы расстаться с футболом. Я ведь знаю, что никогда и ничего не буду делать настолько же хорошо. Это было непросто, и это не является тайной - моя депрессия. Но все слезы уже выплаканы.

Zeit: Почему именно сейчас эта книга, когда Вы страшитесь общества?

S.D.: Не страшусь - держусь подальше! И книга - это, на самом деле, книга для меня самого. Странно, не правда ли? Обычно книги пишутся для читателей. Эта - в первую очередь для меня. Вы можете спокойно назвать это частью терапии. Работа над ней стоила мне сил: моя история ведь не из самых легких и приятных. Прошлое было кашей в моей голове. Все это должно было найти выход. Стать упорядоченным. Без этой книги я бы не смог продолжать все по-прежнему. И если кто-нибудь что-то почерпнет для себя из всего этого - тем лучше.

Zeit: Какая глава для Вас самая важная?

S.D.: Годы в Берлине, в Герте. Люди должны понять, какое безумие вокруг меня они устроили. Конечно, день за днем они посвящали свои мысли мне, но меня никто и никогда не спрашивал, как я отношусь ко всему этому.

Zeit: Тогда эта книга направлена не только на Вас?

S.D.: Обо мне было столько написано, я просто был обязан тоже что-нибудь сказать. Но книга - это не то, с чем я возвращаюсь в общественную жизнь. Это мой заключительный доклад.

Zeit: Что же должны узнать читатели?

S.D.: Возможно, я сентиментален, но никак не чрезмерно восприимчив, и тем более не слаб. Я - слаб? Мне было 19-20 лет, когда вся Германия думала, что я могу спасти её футбол. В одиночку. Сегодня есть 5, 6 игроков, на которых основаны надежды и направлено внимание масс-медиа. Тогда? Был еще Михаэль Баллак, но он был на четыре года старше и играл в идиллическом Кайзерслаутерне. Мне никто не давал передышки. Люди должны это все узнать, от начала до конца.

Эти предложения звучат так, как если бы Дайслер проговорил их в своей голове десятки раз. Он хочет выплеснуть их все. Сразу. Историю следует рассказать еще раз с самого начала: Себастиан Дайслер родился 5 января 1980 года в Лёррахе, отец – электрик, мать – домохозяйка. Когда сыну исполняется 2 года, ему дарят первый футбольный мяч. В 5 лет отец отдает его в местную футбольную школу. Во всех юношеских командах Себастиан – самый низкорослый и худой, но и самый лучший. В одном из сезонов в D-Jugend (4-ая по старшинству возрастная группа в немецкой системе воспитания, 11-13 лет - прим. мой) он забивает 215 голов, быстро становясь местной знаменитостью. На выездные игры отец не везет его на машине, а вместо этого они вдвоем на велосипедах мотают километры через Шварцвальд, чтобы к стартовому свистку мышцы сына были разогреты. В 15 лет Дайслер вызывается в юношескую национальную команду и переходит в спортивный интернат мёнхенгладбахской Боруссии. Но очень скоро кроме футбола его занимают и другие вещи: Дайслера мучает непреодолимая ностальгия, а дома в Лёррахе брак его родителей находится в кризисе. Со своей первой профессиональной зарплаты он покупает им собственную квартиру - это попытка спасти их отношения.

В 1997 на U-17 чемпионате мира в Египте он занимает второе место на выборе лучшего игрока турнира – позади бразильца Роналдиньо. Год спустя в составе Боруссии он проводит свой первый матч в Бундеслиге. А 6 марта 1999 года наступает день, который изменит всю его жизнь: в игре против Мюнхена-1860 глубоко на своей половине поля мяч попадает к нему в ноги. Дайслер начинает более чем 60-ти метровое соло и вонзает мяч в сетку. Для подростка это его первый гол в Бундеслиге, для фанатов и поклонников - своего рода освобождение, которым можно днями восхищаться по телевизору. Такого гола в Германии не видели очень давно. Süddeutsche Zeitung пишет: "Мяч попал в то же самое место, что и при голе Нетцера в финале кубка против Кёльна в 1973 году, сделавшем счет 2:1".

В марте 1999 игроки национальной сборной зовутся не Нетцер или Зеелер, а Йеремис и Янкер. Франц Бэккенбауэр называет их "деревянно-ногими" (Rumpelfüßler). Национальная команда играет безуспешно, на Дайслера проецируются разочарованные надежды. 26 клубов изо всей Европы предлагают ему контракты, среди прочих Барселона, Реал и Милан. В одном из своих первых интервью Дайслер говорит: "Иногда это нагоняет на тебя страх".

Когда летом Боруссия опускается дивизионом ниже, Дайслер переходит в берлинскую Герту. Желтая пресса приветствует его как "Басти Фантасти", на первую домашнюю игру сезона на Олимпийский стадион приходит 66.000 человек. В первых играх он забивает великолепные голы. Nike, экипировочный спонсор Герты, планирует широкую рекламную кампанию с Дайслером. Директор по маркетингу ведет речь о "восходящей яркой звезде" (»upcoming shining star«). Он ищет углы и грани в личности Дайслера: в планирующейся аггрессивной рекламной кампании парень ни в коем случае не должен казаться "streamline boy".

Дайслеру тогда было 19 лет.

Zeit: Господин Дайслер, сейчас, когда известен конец Вашего пути: Не были ли Вы рады в самом начале, когда Вас накрыло волной всеобщей любви?

S.D.: Конечно, я был рад. Это ублажало мое эго. Мне было приятно, когда люди на стадионе радовались. Мне льстило, что по городу ходило столько детей в трико с моим именем на спине. Даже взрослые! И я хотел соответствовать ожиданиям. В том числе и своим собственным. Во время игр я по-прежнему, как в детстве, чувствовал радость от игры в футбол. Радость от удавшейся передачи. Прочувствования ритма игры. Оформления её как художник. Были моменты, когда игра в футбол ощущалась для меня как танец.

Zeit: Был ли тогда у идола Дайслера собственный идол?

S.D.: Зинедин Зидан. Он как раз стал Чемпионом Мира с Францией. Я им восхищался, потому что в футболе он связывал физическую силу и искусство. Мне это так же удавалось, в начале. Зидан был художником, он никогда не делал из себя шута. Зидан мог танцевать и одновременно быть сильным. Быть таким было моей мечтой.

Zeit: Танцевать и одновременно быть сильным – почему это не получилось у Вас?

S.D.: Меня раздражала вся эта шумиха, я не мог с этим совладать. Когда я видел, что творится в Берлине из-за меня, я сделал попытку стать своим в этом балагане и жить так как большинство профессиональных футболистов. Как и они, я покупал себе шикарные часы, дорогие очки, модную одежду. Мы разъезжали по развлекательным заведениям, естесственно, заводили знакомства с женщинами, это не сложно, когда являешься известным игроком. Я делал это вместе со всеми, смеялся со всеми и замечал при этом, что мне не было весело. Каждый хотел что-то узнать обо мне, любой бред, где я покупаю джинсы, каким парфюмом от меня в данный момент пахнет, с какими чуствами я вспоминаю о падении Берлинской стены. Когда стена пала, мне было 9 лет...

Zeit: Что же ужасного в том, что кто-то спрашивает о Вашем парфюме?

S.D.: Я хотел играть в футбол, говорить о футболе. Но внезапно все стало как будто освещено прожекторами, столько побочных эффектов было у футбола. Моя жизнь не принадлежала мне. Иногда я лежал в кровати и молился: "Боже, я не вынесу всего этого". Порой я проклинал свой талант. Я был слишком хорош, чтобы не обратить на себя внимание. Это ли не сумасшедшая мысль?

Zeit: Печальная.

S.D.: Это немного выглядело, как будто бы я попал в вечное путешествие со своим классом в школе. Там тоже всегда есть громкие, те, кто решают - и те, кто куда охотнее лежали бы в постели в 9 часов вечера, но тоже принимают участие в мерянии силами, только чтобы не быть осмеяными. Так я чувствовал себя. Я тоже хотел быть крутым, быть грубым. В книге так и написано: вечерами я сидел в своей квартире, за стенами которой меня знал каждый, в плане футбола я был на самом верху, перед дверью стояла крутая машина, но ничто из этого меня не радовало. Я спрашивал самого себя: это и есть та самая цель? Я был смертельно несчастен. Я жил против своей природы.

Zeit: И какова же Ваша природа?

S.D.: В то время, когда остальные играли в карты в командном автобусе, я смотрел в окно. Однажды я полетел в Грецию с национальной U-15 — первое дальнее путешествие, которое футбол сделал для меня возможным. Как же я радовался: Греция! Перед поездкой я насмотрелся фотографий, стал частью этой сказки. Когда мы уже были там, из автобуса я неотрывно смотрел на лимонные деревья. Лимонные деревья под окрытым воздухом, не в оранжерее!

Zeit: А остальные играли в покер?

S.D.: Да. Но я не хочу упрекать их в том, что они не видят лимонные деревья. В этом бизнесе нужно быть твердым, жестким, хватким. Я слишком долго верил в то, что смогу компенсировать недостающую твердость лучшей игрой.

Zeit: Когда экипировочный спонсор Герты Nike попросил Вас играть в обуви белого цвета, Вы отказались.

S.D.: У меня тогда было чувство, что я уже достаточно тяну эту лямку. Я - не шоумен. И уже тогда мне не нравилось, как Nike понимает футбол. Для меня футбол - это не мрачная битва, не война. Футбол должен приносить радость, разве не так?

Zeit: Речь шла всего лишь о паре обуви.

S.D.: Но я уже начал выстраивать аггрессивные отношения по отношению к себе и своему окружению. Неужели Вы этого не понимаете? Из любой мелочи что-то придумывалось. Например, с женщинами. Мне скоро стало ясно, что я хочу познакомиться со своей женой не на банкете, где все знают, кто я такой. Я искал чего-то другого. Тогда начали первые журналисты: Басти, почему у тебя нет подружки? Басти, что с тобой такое? Какое-то время меня считали геем. Достаточно чуть пристальнее посмотреть на некоторых из этих журналистов, чтобы сказать себе: Это же безумие, что им позволено писать про меня все, что угодно! Плавающие по поверхности! Некоторые из них не имеют никакого понятия, ни совести, но власть, рисовать миллионам людей мой образ. И если ты им не подыгрываешь, не удовлетворяешь их запросы, тогда ты становишься тем, кого считают ненормальным. Сегодня я спрашиваю себя, возможно ли, что система, которую я покинул, является более больной, чем был я тогда.

Zeit: Думали ли Вы уже тогда, чтобы повернуть вспять?

S.D.: И пойти куда? Назад в Мёнхенгладбах? В Лёррах? В разваливающийся родительский дом? Я пытался решить мои проблемы на футбольном поле. Мне бы этого хватило: хорошая игра и довольные зрители. Идти своим путем, незаметно - таково было мое желание. Но сложно быть профессиональным футболистом без профессионального футбола.

Zeit: Что тогда?

S.D.: Я надеялся, что мне хотя бы немного помогут. Но, я должен сказать честно, Герта как клуб была в таком же неготовом состоянии как и я в качестве игрока. Они были рады просто поставить меня на витрину. Так это функционирует. Стараясь сделать других счастливами, я сам стал несчастным. Я чувствовал себя грустным клоуном.

 

Здоровый человек, слышащий, с какими чувствами Дайслер вспоминает сегодня свою карьеру, может столкнуться со сложностью все это понять. Разве это все говорит не одаренный молодой человек, который за короткий срок заработал много денег? Очень тяжело передать здоровому мироощущение больного депрессией. Насколько неуверенно он себя чувствует даже в случае успеха, насколько сильно он ставит сам себя под давление необходимости добиться чего-либо, насколько много врагов он внезапно видит вокруг себя. Во всем этом трагично то, что даже самые близкий круг друзей не выдерживает постоянное представление больным жизни в черном цвете, его метания внутри себя. Так разрывется социальная сеть, весьма важная для помощи.

Согласно оценкам, каждый восьмой человек в Германии минимум один раз в жизни переживает депрессию. Медики едины в том, что болезнь зарождается благодаря комплексным взаимным воздействиям тела, души и окружающего мира, через предрасположенность и внешние влияния, часто через переживания в раннем детстве, так же во время фаз перенапреженности, когда пациент длительное время ощущает себя беспомощным. Общественное давление может стать возбудителем. Чувство потери контроля над собственным Я – это не химера. Гормональный состав, обмен веществ в мозге и сердечная функция на самом деле изменяются. Это изменение нельзя вылечить простым "Соберись!". Заметно часто заболевают чувствительные, высокоодаренные люди, часто знаменитости как поп-музыкант Робби Уильямс или писатель Дэвид Фостер Уоллэс.

Осенью 1999 года – за 4 года до диагноза – в течении нескольких недель Себастиан Дайслер получает надрыв мышцы, растяжение приводящей мышцы, повреждение мениска. В один день ему вырывают все четыре зуба мудрости, дабы исключить, что корень проблем находится там. В феврале 2000 года он впервые выступает за национальную сборную. Скоро он становится её плеймейкером; Михаэль Баллак иногда вступает в игру только тогда, когда Дайслера меняют. Дайслер находит себе подругу, бразильянку по имени Ойнис, она работает в книжной лавке. Летом 2001 он решает играть за Герту еще один год и по окончании контракта перейти в «Баварию». » Бавария» – не только команда его мечты, в ней он надеется не выделяться среди всех звезд. Тренером там работает Оттмар Хитцфельдт, из Лёрраха, школьный приятель его отца. Дайслер посвящает Дитера Хёнесса, менеджера Герты, в свои планы. Так же он хочет сообщить о своем решении поклонникам команды. Хёнесс просит его повременить с этим до зимы, чтобы предотвратить неспокойствие в клубе.

13 октября 2001 года новость о переходе становится достоянием общественности будоражащим внимание способом - благодаря несоблюдению секретности в одном банке. Bild публикует на первой полосе копию чека с именем Дайслера, под ним сумма — 20.000.000. 20 миллионов марок получил Дайслер за согласие перейти в «Баварию». Bild задается вопросом: Милионный Дайслер (Millionen-Deisler) - будут ли у него сегодня тяжелые ноги? Клуб делает вид, что он удивлен, на итернет-форумах кипит ненависть, Дитер Хёнесс молчит. В тот же день Дайслер выходит на матч против Гамбурга. На 67-ой минуте он сталкивается с одним из соперников и получает следующее тяжелое повреждение – разрыв в правом колене. Он выпадает из игры на 5 месяцев. В то время как Дайслер проходит операцию в США, берлинская общественность выносит ему свой приговор.

Истории уже восемь лет, но сейчас, в этом отеле вво Фрайбурге, Дайслер по-прежнему сотрясается. Настолько сильно, настолько громко, что гости оборачиваются на него.

S.D.: Знаете, каково это?

Zeit: Сначала Вас подавляло всеобщее расположение, а потом Вы были убиты отвращением. Но разве не схожим образом складывается у других звезд?

S.D.: Вы не знаете, каково это. Быть сперва любимым и стать за одну ночь ненавидимым. Я даже не мог защитить себя как следует. У меня была травма, меня не было в Берлине, я не мог дать ответ. А клуб требовал извинений от меня. За то, что заранее не проинформировал болельщиков! Что я врал! У меня пропал дар речи. Дитеру Хёнессу следовало всего лишь сказать: "Дорогие болельщики, это было мое желание, чтобы вы ничего не узнали". Вместо этого он стоял и смотрел, как меня выпинывают из Берлина. Я получал письма с угрозами. "Мы тебя достанем!", "Мы тебя убьем!". Это то, что испортило футбол для меня. Сломало мне хребет.

Zeit: Сегодня, оглядываясь назад...

S.D.: ...я понимаю, что мне следовало закончить карьеру тогда же. Я больше ничего не хотел. Я больше ничего не мог. Я жил за задернутыми шторами. Моя сестра бросила свою работу ассистента врача и переехала жить ко мне в Берлин, чтобы у меня было с кем поговорить.

Zeit: В Баварии за 5 сезонов Вы провели только 62 игры в Бундеслиге.

S.D.: Первые 8 месяцев в Мюнхене я вообще не играл. Мое проклятое колено. Даже моя высокая зарплата имела обратную сторону. Я не мог оправдать её своими действиями на поле. В раздевалке многие так думали.

Zeit: Вы это знаете или только предполагаете?

S.D.: Я не мог решиться поговорить с ними об этом. Не так-то просто оставаться человеком в раздевалке Баварии. Этого можно достичь, только говоря себе: Я самый великий. Ты добавляешь себе уверенности и подавляешь свои чувства. Но внутри меня царили смешанные чувства, которые становились все темнее и тяжелее. С одной стороны были мои талант и честолюбие. С другой - чувство, что я больше ни на что не способен.

Zeit: В ноябре 2003 Вы публично признались в депрессии.

S.D.: Уже нельзя было по-другому. В клинике я никого не хотел видеть, даже своих родителей. Я был болен. Я не мог заснуть, потому что боялся проснуться. Иногда же я боялся: Если я засну, я никогда больше не проснусь.

Zeit: Тогдашний министр-президент Баварии Эдмунд Штойбер, а так же член совета правления «Баварии», назвал Вас "одной из самых убыточных сделок" клуба.

S.D.: Я узнал об этом только когда покинул клинику. Врачи настоятельно рекомендовали мне не смотреть телевизор. Они сказали, что я должен держать на дистанции все, что меня нагружает.

Zeit: Что вы узнали о себе в клинике?

S.D.: Что я был самым обычным случаем. Любой другой тоже не выдержал бы пресса ожиданий. Возможно, я слишком нормальный. Возможно, в этом заключается моя проблема.

Zeit: Все это длилось еще 3 года, прежде чем Вы окончательно сдались.

S.D.: Я очень долго надеялся, что моя радость от игры будет настолько большой, что позволит отодвинуть все остальное на задний план. Не получилось. Я не смог стать частью целого, был так далек от команды.

Zeit: Феликс Магат, ставший Вашим новым тренером, после Ваших хороших игр говорил об игре на эйфории, после плохих - о проблемах в голове. Это были подходящие диагнозы?

S.D.: У меня было впечатление, что философия Магата тогда основывалась на страхе, на власти. Он не доверял игрокам. Он разжигал страх, чтобы они грызли газон. Но я и так это делал. Мне – и другим тоже – было необходимо одобрение. Для тренера, который думает вперед на год-два, то, что делал Магат, является абсолютно правильным. Игрок же, планирующий остаться здесь на 5-10 лет, может от этого страдать.

После своего возвращения из клиники Дайслер не может толком освободиться из водоворота старых страхов и новых повреждений. Приступообразно возвращается депрессия. Феликс Магат выпускает его на поле слишком поздно или меняет слишком рано. Мастерство Дайслера сверкает только, когда тренер ставит его в стартовый состав без предупреждения, буквально бросает его в игру, так, что у Дайслера нет времени, чтобы затеряться в подавленности. Время от времени ему удаются великолепные игры. Зрители радуются каждой проведенной им на поле минуте. Юрген Клинсманн, новый тренер сборной, обещает ему участие в ЧМ 2006. И тут он вновь повреждает свое колено.

Игра проносится мимо человека, который однажды должен был помочь спасти немецкий футбол. Новых звезд зовут Польди и Швайни, капитана сборной – Михаэль Баллак.

Множество раз Дайслер доверяется менеджеру Баварии Ули Хёнессу. Они разговаривают ночи напролет. В начале 2007 года, в тренировочном лагере в Дубаи, после одного из таких разговоров он засыпает в номере Хёнесса. 16 января 2007 года, 11 дней после своего 27-го дня рождения, он объявляет об окончательном завершении карьеры и исчезает с клубной базы, даже не попрощавшись со своими одноклубниками.

Zeit: Ходят разговоры, что после Вашего ухода Вы даже не ответили на электронные письма Ваших коллег.

S.D.: Знаете, некоторые за моей спиной называли меня "Дайслерихой" (»die Deislerin«). Они не могли меня терпеть. В свою очередь, я тоже уже не мог видеть некоторые лица. До сегодняшнего дня я никому не написал ответное письмо.

Zeit: Не сожалеете?

S.D.: Это наводит на меня определенную грусть. Было несколько игроков, которые мне нравились, прежде всего, южноамериканцы, а так же Филипп Лам и Йенс Йеремис. Я просто хотел уйти. Я не мог больше.

Прошли часы, Себастиан Дайслер несколько раз встает, как если бы он хотел уйти, затем снова садится. Его мимика и жесты экономны: иногда он приподнимает большой палец руки, иногда он в извиняющемся жесте приподнимает вверх плечи, как если бы ему неудалась передача. Как могло получиться, что Баллак стал мировой звездой, а Дайслер – пенсионером футбола в неполные 30 лет? Что Магат ездит по стране в качестве тренера-чемпиона, в то время как Дайслер снова сидит у себя дома?

По сути, речь идет о том, насколько история Дайслера является судьбой чувствительного человека и насколько притчей о всепожирающей алчности спортивного бизнеса. Наибольшее неистовство общественного интереса, казалось, обрушилось именно на самого ранимого человека. В конце его карьеры за ним значатся 135 игр в Бундеслиге, 36 игр за национальную сборную, 0 Чемпионатов Мира.

Наступил полдень. Дайслер садится в серебристый БМВ и выезжает из города в направлении Шварцвальда. За сиденьем водителя лежит баскетбольный мяч, радио настроено на волны СВР3 (SWR3 - Юго-Западное Радио 3, одна из немецких радиостанций – прим. мой). Дайслер едет аккуратно, пропуская каждую машину, вклинивающуюся в поток. Наконец, он у цели. Лесная тропа ведет через долину, рядом бежит ручей под могучими елями.

Zeit: Несмотря на все, господин Дайслер, что Вы любили в футболе?

S.D.: Взаимодействие с нападающими. Постоянные ротации, благодаря которым каждую секунду возникают новые констелляции. У меня бежали мурашки по коже, когда 60.000 на стадионе скандировали мое имя.

Zeit: Есть ли у Вас самый любимый матч?

S.D.: Победа против Штутгарта, еще в Герте. Я не забил гол, мне этого не было нужно для счастья. Замечательно было то, что игра шла как по нотам, сама по себе. Я был с ней одним целым. Она сама приходила ко мне.

Zeit: Была ли у Вас в карьере дуэль, которую Вы бы назвали особенно интенсивной?

S.D.: Тоже против Штутгарта, и снова за Герту. У меня на пятках висел Звонимир Сольдо, сейчас он тренер в Кёльне. Безумно опытный и рассудительный. И против него я со своим юношеским задором, как молодой бык. Ни один из нас не мог одолеть другого. Но это противостояние доставило удовольствие. Я думаю, ему тоже.

Zeit: На видеоплатформе YouTube полно Ваших замечательных голов. Есть среди них тот, которым Вы особенно гордитесь?

S.D.: Надо подумать. Против Леверкузена, в Берлине. Справа, на полном ходу, с очень острого угла, над вратарем. Мяч ударяется о дальнюю штангу и залетает в ворота. Чудесно.

Zeit: После окончания карьеры Вы когда-нибудь играли в футбол?

S.D.: Однажды. В Непале. Где меня никто не знал.

Zeit: Но у Вас есть футбольный мяч?

S.D.: Да.

Zeit: И бутсы?

S.D.: Нет.

Zeit: Вы уже были снова на стадионе?

S.D.: Нет.

Zeit: Из озабоченности пред людьми, которые могут Вас узнать, или перед игрой, которая по-прежнему могла бы Вас манить?

S.D.: Потому что мне еще не настолько хорошо. И потому что футбол, которого мне не хватает, совсем другой, нежели тот, который я покинул.

Zeit: Можете ли Вы переносить футбол по телевизору?

S.D.: Я все еще смотрю с грустью. Но я снова могу смотреть, да

Zeit: Был ли у Вас план на день после окончания карьеры?

S.D.: У меня ничего не было. Я даже не знал, есть ли у меня будущее. Я ведь тогда потерял и свою семью, Ойнис и нашего сына. Ничего не получалось. В Мюнхене в последние месяцы моей карьеры я приносил эту тяжесть к себе домой. Это подавляло наши отношения. Мой сын и его мать не должны были страдать вместе со мной. Ойнис – замечательная женщина. Она мне помогала верить в жизнь. Но я не хотел дополнительно осложнять её жизнь своими проблемами. Я сидел в Берлине в моей старой квартире. Когда я был голоден, я заказывал еду на дом. Поначалу каждый день насчитывал 30 часов – а за окном был всего лишь полдень. В один день я просто улетел в Таиланд.

Zeit: Одинокий отель, походные ботинки, рюкзак?

S.D.: Тогда мне еще не было настолько хорошо, что я бы осмелился пойти в джунгли. Я был в хорошем отеле на побережье. Смотрел на заход солнца и ничего не чувствовал. Позже, в Непале, мне стало лучше. С тех пор я потихоньку становлюсь на ноги, моя внутренняя уверенность возвращается. Я бы хотел снова заняться своей жизнью и чем-то себя занять. Стать нормальным человеком.

Zeit: И как это сделать: стать нормальным человеком?

S.D.: Так, что я скоро перерегистрирую свой автомобиль – у него до сих пор берлинские номера. Я пойду в дорожную полицию, возьму номер ожидания, сяду и буду ждать, пока не придет моя очередь. Мне от этого как-то становится лучше. Я буду ждать номера с буквами LÖ как в Лёррах.

Zeit: У Вас есть будильник?

S.D.: Да.

Zeit: Во сколько он звонит?

S.D.: В 9 часов.

Zeit: Вы занимаетесь спортом?

S.D.: Изредка. Иногда я бегаю. Но Вы же сами видите - мой живот.

Zeit: Когда в последний раз Вы искали себя через Google?

S.D.: 2 дня назад. Я хотел посмотреть, можно ли уже что-то найти о моей книге.

Zeit: Вы смотрите телевизор?

S.D.: Время от времени.

Zeit: Такие шоу как Germany’s Next Topmodel (отвратительная передача с Хайди Клум - прим. мой) и Deutschland sucht den Superstar (Германия ищет суперзвезду – еще более отвратительная передача с Дитером Боленом - прим. мой)?

S.D.: Это вопрос с подвохом? Потому что я должен был стать Следующей футбольной звездой Германии (Germany’s Next Fussballstar)? Я не выношу эти передачи. Где дети делают себя зависимыми от суждений других людей. Получают унижения.

Zeit: Читаете ли Вы газеты?

S.D.: Возможно я подпишусь на Oberbadische Volksblatt (локальная газета — прим. мой). Если на соседней улице должна состояться посадка деревьев, я хочу знать об этом. Когда я был профессиональным игроком, я потерял свою родину. Нет, я сам вычеркнул её из своей жизни. Я думал, что я никогда сюда не вернусь. Теперь я сижу на моем балконе. Становлюсь все спокойнее. Но я еще не продвинулся так далеко, как мне хотелось бы. Думаю, передо мной еще четверть пути.

Zeit: Как бы Вы себя назвали? Инвалидом профессионального спорта?

S.D.: Я чувствовал себя таким. Было время, я себя чувствовал как 60-ти летний. Сейчас я где-то на 40-ка годах. Я вживаюсь в каждый день. Навещаю отца, мать, смотрю, что происходит вокруг. Я не хочу больше жаловаться. Я просто не хочу больше кому бы то ни было принадлежать. Я рад, что время в футболе принесло мне финансовую независимость и возможность подумать в тишине о том, чем бы я хотел заняться. Оно того стоило из-за этого. Все остальное я рассматриваю как компенсацию.

Zeit: Недавно можно было прочитать, что тут, во Фрайбурге, Вы открыли магазин продуктов из Гималай.

S.D.: Это наверняка разболтал агент по недвижимости. Там всего лишь небольшая часть принадлежит мне. И я не буду стоять за прилавком. Я дал поручительство одному другу за его магазин, в случае, если дела не пойдут. Я нахожусь на заднем плане.

Zeit: Есть ли у Вас какие-нибудь идеи на будущее?

S.D.: Возможно, я открою футбольную школу, тут неподалеку. Место для детей и подростков, которым нравится этот спорт. Все будет работать на моих условиях, без муштры и притязаний на воспитание маленьких героев. Я хочу, наконец, рассказать красивую историю о футболе. Я мог бы рассказать молодым игрокам о своей собственной истории. Истории щуплого мальчишки, который хотел доказать миру, что он дойдет до самой вершины. Я был самым маленьким и хотел показать всем большим.

Zeit: Что бы сказал сегодняшний Себастиан Дайслер себе 15-ти летнему?

S.D.: Чтобы он подольше остался дома. Чтобы он попробовал стать профессиональным футболистом, но позже, имея фундамент. Мне стоило бы довольствоваться меньшим.

Zeit: Были ли Вы недостаточно сильным, чтобы признаться самому себе в собственных слабостях?

S.D.: Я не был слабым. Я был слишком чувствителен для большого спорта. Нужно быть тверже, чем я, можете спокойно так и написать. Это правда. И тем не менее, я всегда шел дальше. У меня было 7 операций! И 7 раз я снова поднимался на ноги! 7 раз!

Над холмами Шварцвальда заходит осеннее солнце, Себастиан Дайслер сидит в »Märchencafe« в Симонсвальде и ест кусок творожного торта. Он говорит, что должен идти. У него нет никаких планов, но ему не охота больше разговаривать.

Что же мы узнали сегодня? Что профессиональный футбол жесток, очень жесток. Что для этого шоу нужны герои. Что шоу важнее, чем сама игра.

Он рассказал вещи, о которых знает каждый, но никто не задумывается о последствиях. Он может предложить миру не новые знания, но множество поводов задуматься. Что останется от него, когда он сейчас уйдет, чтобы своей книгой окончательно изъять себя из игры? От Себастиана Дайслера, 29-ти лет от роду, холостого, футболиста без формы, мужа без жены, таланта века в неправильном столетии, плеймейкера вне поля, медиафигуры, боящейся медиа.

Дайслер долго готовился к этому разговору с ZEIT. На 2 дня он нанял себе консультанта. Он выступит еще один раз на телевидении. Он хочет закрепить свое будущее посредством разговора о своем прошлом, в последний раз. Он хочет объяснить себя обществу и в то же время боится его. В душе он уже пережил всю свою жизнь заново, в этот раз ошибок не должно было быть.

Zeit: Господин Дайслер, что Вы делаете дома с футбольным мячом, если Вы не играете?

S.D.: Он лежит в моей квартире на полу. Мяч является частью моей жизни. Но сейчас он для меня бесполезен. Сначала я хочу окончательно выздороветь. Без всякого давления со стороны. В том числе и стороны мяча. Мне бы хотелось, чтобы люди приняли и уважали это решение. Разве это много?

http://www.zeit.de/2009/41/DOS-Deisler?page=all

P.S. Если хоть кто-то дочитает это до конца или прочитает вообще хоть сколько-нибудь, чувствуйте себя в праве указывать на грамматические, синтаксические, стилистические и какие угодно ошибки.