«Несколько раз останавливали братки, но, к счастью, не быковали». Погружаемся в лихие 90-е с первым капитаном сборной России по баскетболу

Пожалуй, в нашем баскетболе нет игрока, который больше бы олицетворял 90-е, чем Андрей Мальцев. Он вырос в «Спартаке» Владимира Кондрашина, стал чемпионом СНГ, ездил на BMW по «бандитскому» Петербургу, а еще положил первый трехочковый в СССР и установил рекорд российского баскетбола, реализовав 14 дальних попыток в одном матче.

За каждым пунктом биографии, как всегда бывает у Мальцева, незабываемая история.

Золотое детство, интернат, дубль «Спартака»

Уроженец Ленинграда Мальцев рос в самой обычной семье, учился в обычной школе, занимался всеми видами спорта и не планировал связывать жизнь с баскетболом.

Помог случай.

Когда Андрея в 5-м классе не взяли в футбол, он решил пробиться в баскетбольную секцию. Его заметил первый тренер Юрий Колесов.

«Юрий Александрович меня тренировал три или четыре года, – вспоминает Мальцев. – Мы играли во второй лиге Ленинграда, в том же турнире, но в другой команде играл Гена Щетинин, позднее мы уже пересеклись с ним в «Спартаке». Тогда мы не стали чемпионами Ленинграда по своему возрасту. Однажды было какое-то городское первенство, где мы играли со «Спартаком», и меня показали Кондрашину. Он заинтересовался, причем абсолютно всем: какой у меня рост, размер ноги, высокие ли родители».

В 10-м классе Мальцева перевели в интернат к Анатолию Штейнбоку, где были созданы все условия.

«В 11-м классе я уже играл за дубль «Спартака», в школу мы практически не ходили,– говорит Мальцев. – Эту программу я прошел еще в обычной школе, так что мне было легко учиться. Я приехал только за день до экзаменов, потом их сдал и поступил в институт. Никто не давал гарантий, что после окончания школы я заиграю. Было собрание, на котором Штейнбок вежливо сказал, что играть у нас будет один человек – Валера Королев, талантливый игрок ростом 212 см, которого в сборную приглашал Гомельский. Нам сказали: поступайте в вузы, мы вам поможем, причем в вузы с военной кафедрой, чтобы не идти в армию. В то время как раз были военные действия в Афганистане, а я второй ребенок в семье, то есть вполне мог туда загреметь. Никаких блатов у меня не было.

В итоге я поступил в Военно-механический институт. Прошло два года учебы, после которых Кондрашин сказал: «Если хочешь играть у меня, переводись в Корабелку (Морской технический университет)». Сомнений у меня не было, пошел забирать документы. Но отпускать меня не хотели, поэтому Владимиру Петровичу пришлось ехать к ректору вуза и объяснять, что Мальцев нужен баскетболу. Кстати, мне многие говорили, что баскетбол –  не мое и надо завязывать, а Кондрашин что-то во мне увидел. Что именно – одному ему известно».

Перестройка, открытые границы

Перестройку Мальцев и другие молодые ленинградцы встретили не то чтобы равнодушно, но достаточно прохладно. На это просто-напросто не было времени: каждый день был занят баскетболом.

«Когда началась перестройка, мы были полностью поглощены баскетболом, за который нам по тем временам платили хорошие деньги, – говорит Мальцев. – Наверное, все эти изменения и несли позитив, но мы ими не увлеклись и ни на какие митинги не ходили. Многие люди, ранее славившие компартию, стали ее хаять, и это было не очень понятно. Да и дела свои были: много играл, тренировался, а тут еще и женился.

Большой плюс перестройки был в том, что открылись границы. Мы стали участвовать в международных турнирах, увидели мир и заинтересовались тем, как живут люди. Пришло понимание, что все живут по-разному. На тот момент за границей было хорошо, а у нас разом стало плохо, и дальше становилось только хуже, особенно с продуктами. А потом начались проблемы и в спорте, перестали платить зарплату. Очень кстати возникали коммерческие выезды на разные турниры, которые хоть как-то спасали.

Мы ездили на такие выезды не просто так: понимали же, что играем за деньги. Условно говоря, за первое место давали 70 копеек при общем призовом фонде в рубль, и тут нас уже было не остановить. Мы были голодными, поэтому всегда побеждали.

За чемпионство СНГ в 1992-м нам подарили по сумке из кожзаменителя и по галстуку со спартаковской символикой. Навсегда запомнился вечер встречи с болельщиками, которую вел Кирилл Набутов. Там мы посмеялись от души. Но все-таки пришлось уехать играть за рубеж. К примеру, во второй турецкой лиге я за месяц получил больше, чем в «Спартаке» за весь год».

Нестабильное финансирование в нашем баскетболе вынуждало искать новые варианты трудоустройства, и после четырех сезонов в «Спартаке» Мальцев на год подписался в Турцию, затем играл в Швеции, саратовском «Автодоре» и Китае. При этом всегда возвращался в Ленинград, теперь уже Петербург.

Ленинград. Август 1991-го

Советские времена Мальцев вспоминает с теплотой.

«Моя страна дала мне все. У меня было бесплатное образование, бесплатная спортшкола. Поскольку я жил в Ленинграде, там очень внимательно следили за качеством продуктов, все-таки Ленинград и Москва выделялись от остальной России. Позднее я узнал, что некоторые ребята приезжали к нам в город и сразу бежали покупать конфеты – они просто их не видели, и для меня это, честно говоря, было удивлением. Интернета не было, единственным источником информации была программа «Время», и я очень спокойной жил в стране, где мог заниматься любимым делом.

В 80-е были бойкоты Олимпиад, но в те времена все были довольно мало политизированы. Думаю, опыт предыдущих поколений не давал моему поколению думать о чем-либо еще. Как все, я ходил на выборы, ставил галочку, мне дарили гвоздички, а потом я шел в буфет, где можно было вкусно поесть: там были и сгущенка, и шпроты, и настоящий кофе, а не кофейный напиток. Так как я воспитывался дома, проблем с питанием у меня не было: меня кормили, а я все ел. Искусство мамы и бабушки заключалось в том, чтобы меня накормить.

Я спокойно рос, у меня не было никаких мыслей о том, что может развалиться Союз, или начнутся какие-то войны, не говоря уже о путче и стрельбе по Белому дому. В Ленинграде вообще как-то все прошло спокойно. Наверное, хватило 1917 года. По крайней мере, 1991 год мы прожили в обычном режиме. В Ленинграде никаких войск, танков и стрельбы не было.

В дни московского путча мы играли турнир Белова. Включив с утра 19 августа телевизор, я не понял, что произошло, потому что там показывали «Лебединое озеро». Ну, думаю, что-то перепутали. Я быстро собрался, пошел на тренировку. Пока ехал в метро, посмотрел газету, вокруг кто-то что-то говорил. Прихожу в зал, там игроки «Динамо» Шакулин, Базаревич, Сизов что-то активно обсуждают. Что случилось? Говорят: «У нас приказ тренироваться». Мы удивились: «Что за приказ?» Оказалось, в Москве ситуация была уже на контроле.

В итоге мы продолжили турнир и благополучно его выиграли. А как только выиграли, закончился и путч. Какой там еще ГКЧП – мы готовились к играм».

Переполненный «Юбилейный», убийство Талькова

Домашние матчи «Спартак» проводил в культовом месте – СК «Юбилейном». На играх часто были аншлаги, билеты спрашивали за несколько километров до зала, потому что на Кондрашина народ шел. При этом арену часто приходилось делить с хоккейным СКА, который тоже играл свои матчи в «Юбилейном». Иногда игры переносились в другие залы, как в 1987 году, когда из-за большого количества заявок арена не справлялась с нагрузкой.

6 октября 1991 года в «Юбилейном» прозвучал, пожалуй, самый известный выстрел в новейшей российской истории – убили популярного певца Игоря Талькова.

«В «Юбилейном» мы тренировались только перед играми, – вспоминает Мальцев. – Если не ошибаюсь, в 1991 году домашние матчи мы проводили уже в Можайке, потому что даже при наличии спонсоров денег на аренду «Юбилейного» не хватало. Арену отдавали под концерты и другие коммерческие мероприятия. Нас там все знали, и бабушки-вахтерши всегда пропускали на концерты, либо оставляли нам билеты в кассе. По-моему, в тот день [6 октября] мы как раз были на выезде, но никто ничего не знал, потому что, повторюсь, никакого интернета не было. Дня через два только все началось, вся страна узнала, что случилась трагедия – убили Талькова.

Тальков мне очень нравился, я ходил на его концерты. За год до убийства он уже выступал в «Юбилейном», так нас проводили к хоккейным бортикам и мы, безбилетники, садились на хоккейные лавочки».

Ленинградская школа, золотое поколение «Спартака»

В те времена многие питерские команды могли похвастаться своими воспитанниками. Ленинградцы составляли абсолютное большинство в футбольном «Зените», хоккейном СКА, волейбольном «Автомобилисте» и баскетбольном «Спартаке».

«Была такая хохма, связанная с Кондрашиным, – вспоминает Мальцев. – Почему Петрович любил ленинградцев? Потому что квартиру не надо давать. С любым приезжим надо было идти в спорткомитет или горисполком и просить квартиру. Не в общаге ведь жить. Кто-то специально приезжал в Ленинград, чтобы получить квартиру. Давали не всегда, да и Кондрашин не любил просить. Он вообще считал, что мы не должны были иметь все удобства. Из-за этого многие уезжали в расцвете сил, а ленинградцы по большей части оставались. Хотя позднее, когда с деньгами совсем стало туго, начали уезжать и они».

В 90-х за «Спартак» выступали лучшие российские игроки: Кисурин, Мальцев, братья Пашутины, Щетинин, Карасев, Горин, Фетисов, Панов, Михайлов. Золотое поколение. У многих сложилась хорошая карьера, многие поиграли за границей и нашли себя после того, как закончили с баскетболом.

«Сила команды, которую собрал Петрович, состояла в сплаве опытных игроков и талантливой молодежи, – говорит Мальцев. – Состав у Кондрашина всегда был разноплановый: кто-то лучше бросал, кто-то защищался, кто-то шел в проходы, при этом четко были распределены роли – кто таскает рояль, а кто на нем играет. У него играли только те, кто его понимал и принимал, других не удерживали».

Дружба и соперничество с Кисуриным

У Мальцева много разных историй, рассказать которые не хватит и недели. Одна из них связана с Евгением Кисуриным, его другом и соседом по комнате на сборах.

«1992 год, идет чемпионат СНГ, играем тур в Ворошиловграде (ныне – Луганск), – рассказывает Мальцев. – На игре были люди, которые вели статистику. И вот мы с Женей Кисуриным, моим хорошим другом, идем ровно по набранным очкам. В какой-то момент я вышел вперед, и вдруг сопернику дают технический фол. В команде штатным «пенальтистом» был я, так как у меня бросок получше, поэтому «технарь» должен быть моим. Неожиданно Кисурин берет мяч и идет на штрафную линию. У Кондрашина удивленные глаза. А Женя забивает оба штрафных и смотрит на нас, мол, чего это вы сомневались во мне. А дальше случилась совсем курьезная ситуация. Я отрываюсь от своего защитника, выпрыгиваю и начинаю бросать. Вдруг на меня летит Кисурин, ростом 2,08 см, и хочет накрыть, то есть Женя хотел накрыть своего же игрока. Делать нечего – я запускаю мяч повыше и забиваю от щита…

Видели бы вы лицо Кондрашина в этот момент! Думаю, даже он со своим опытом не видел ничего подобного. Хотя нам с Кисуриным Владимир Петрович некоторые шалости позволял, других бы, наверное, поубивал. После этого Кондрашин пару месяцев подкалывал Кисурина, мол, чего ты не можешь в защите сыграть как следует, хотя Женя считался человеком-замком».

Выезды, опоздания, потерянный паспорт

Из Питера на гостевые матчи «Спартак» в основном ездил на поездах.

«Всю Прибалтику мы проезжали на поезде, – вспоминает Мальцев. – В Москву, Минск, Киев тоже. На самолетах летали в Ташкент, Тбилиси, Самару, Алма-Ату, Донецк и Владивосток. В поездках любили играли в преферанс».

Несмотря на железную дисциплину в «Спартаке», в пути случались форс-мажоры. Даже у самого Кондрашина.

«Владимир Петрович уезжал с молодежью 1969 года рождения на турнир в Бельгию, – рассказывает Мальцев. – Он очень контролировал 65-66 и 69-70 годы рождения, то есть меня, Кисурина, Пашутиных, Карасева, Михайлова. Узнав, что Кондрашин уезжает, мы немного расслабились и собирались четыре дня отдыхать. На следующий день вдруг встречаем Владимира Петровича, причем страшнее лица я не помню. Как так? Он ведь должен был улететь. Оказалось, что, пройдя паспортный контроль, Кондрашин в автобусе оставил паспорт. Прилетел в Бельгию, смотрит – паспорта нет. Его сажают на обратный рейс и возвращают в Союз. Паспорт, конечно же, нашли и вернули, но сообщить сразу тогда не было возможности».

Бандитский Петербург, первая иномарка

В 90-е Питер стал одной из криминальных столиц новой России. В городе каждый год убивали тысячи людей, появились такие понятия, как «крыша», «счетчик», «стрелка». Однако игроки питерского «Спартака» не ощущали на себе перемен. Очень редко спортсменов крышевали или, наоборот, ставили на счетчик.

«Мы не были близки к криминальным кругам, – вспоминает Мальцев. – Да, были ребята, которые уходили из спорта, и даже мои хорошие знакомые. У этих «бывших» судьбы складывались по-разному. Они были более предприимчивыми и готовыми к переменам. Честно говоря, я этим не особо интересовался. Нас никто не трогал, но другой вопрос в том, что мы не так шикарно и жили. Не помню, чтобы в Ленинграде мне кто-то сказал, что какого-то спортсмена поставили на счетчик или убили, как это показано в фильме «Брат-2». Конечно, мы многое видели со стороны, потому что ходили в те же рестораны и даже, наверное, где-то пересекались с представителями криминала, но было четкое понимание: с того не надо брать, кто делом нормальным занимается. Короче говоря, если ты занимался только спортом и никуда не влезал, никто тебя не обижал».

В 1995 году Мальцев купил у знакомого бизнесмена подержанную БМВ-530.

«На эту машину у меня были все документы, – говорит Мальцев. – Несколько раз останавливали братки, заглядывали в окна, но потом извинялись. Если ты не был причастен к криминальным структурам, никто, к счастью, не быковал. Удивлялись только милиционеры, но когда ты показывал реальные документы на машину, сразу отпускали».

Владимир Петрович Кондрашин

Кондрашин не только разглядел в Мальцеве талант и дал путевку в большой баскетбол, но и стал по-настоящему близким человеком, членом семьи.

«Кондрашин сходу мог определить, кто заиграет в баскетбол, а у кого карьера не сложится, – вспоминает Мальцев. – На 99 процентов так и получалось. Как он это делал, я не знаю. Наверное, никто не может об этом рассказать, даже его сын Юра, который лучше всех знал его баскетбол.

Был момент, что примерно на протяжении года, согласно какому-то положению, на «банке» должны были сидеть два игрока из дубля. То есть десять из основы и два молодых. Периодически кого-то сажали: или Валеру Королева, или меня, или Гену Щетинина. На скамейке молодые обычно сидели последними, а меня Петрович сажал между собой и своим помощником, поэтому все, что они обсуждали, проходило через меня, записывалось на подкорочку, я все видел и слышал. Конечно, меня все подкалывали, но никто не обижался. Мне повезло: я мог слышать то, что не слышал никто, и учился. Петрович считал, что я какой-то везучий.

Был 1989-й. Я так же сидел на скамейке, и тут Петрович говорит: «Чего сидишь, иди играй». Я вышел и сыграл. А буквально через пару дней он меня уже спросил, как мне больше нравится, выходить в стартовой пятерке или со скамейки. С тех пор я всегда играл в «старте». У нас с Кондрашиным был ритуал: я под него складывал свой спортивный костюмчик, он это знал и относился спокойно. Никаких отбиваний ладушек тогда не было.

Мы «читали» друг друга по глазам. У нас было немного комбинаций, и почти все объявлял я. Как раз потому, что мог посмотреть на Петровича и понять, чего он хочет: например, сыграть против того или иного защитника, и мы сразу перестраивались на площадке. С Кондрашиным у нас была астральная связь. Как это объяснить? Не знаю, но такого взаимопонимания ни с кем в карьере больше не было».

Чемпионская пятерка, 40 очков португальцам

У кондрашинского «Спартака» был игровой почерк, который создавала стартовая пятерка. Причем игроков в эту пятерку легендарный тренер подбирал абсолютно разных.

«При Кондрашине у нас была большая вариативность, – говорит Мальцев. – Особенно в 1992 году, когда мы выиграли чемпионат СНГ. Наша стартовая пятерка: Карасев и Горин – абсолютно разноплановые игроки. Вася быстрый, с фирменным броском, Вова больше от защиты. Я с «трешкой», Киса «внутри», который завяжет кого хочешь. Гена Щетинин со своим проходом, который мы называли циркуль: он делал 2,5 метра задний пивот и остановить его было практически невозможно. На замену выходили Панов, Фетисов, Михайлов, Долопчи, Потапов, реже Пашутин. Нас было очень сложно сдержать – я 2,07 см, Кисурин – 2,08, Щетинин – 2,04.

Скаутинга никакого не было. Бывало, приедешь на какой-нибудь кубок, пока тебя держит центровой соперника, им уже три «трешки» прилетело. Помню, играли с португальцами, так я им забил 40, пока они вспоминали, где и кого надо держать. В результате мы в России выиграли очков 30 (на самом деле 40 – прим.), потом они во всем разобрались, и в Португалии мы тогда проиграли с небольшой разницей.

Когда я возвращался в «Спартак», Петрович сказал: «Ну наконец-то свои есть». Тем игрокам, кто не проходил школу Кондрашина, я старался помогать. Кондрашин всегда был строгим, но в перестроечные годы стал помягче, да и возраст сказывался. Ну и, конечно, нас всегда защищала Евгения Вячеславовна (жена Кондрашина), хотя мы для Кондрашина были как внуки, потому что детьми он считал олимпиадников 1972 года, особенно Сашу Белова. Если Петрович злился, Евгения Вячеславовна говорила: «Ну чего ты, Володя, мальчиков не трогай». Она была для нас как мама».

Звонки Кондрашина, реанимация в «Свердловке»

Говорить о Кондрашине Мальцев может бесконечно. Это понятно: тренер сделал из него действительно большого баскетболиста. И эта благодарность – на всю жизнь.

«Невозможно всего рассказать о Кондрашине, – говорит Мальцев. – Он был настолько противоречивым человеком, и найдется много людей, которые скажут о нем что-то нелицеприятное. В основном, это те, кто у него так и не заиграл. Многие считали его грубым. Да, он много ругался, но то, что он из меня сделал баскетболиста и всему научил, перевешивает все. Он понимал меня, а я понимал его».

Иногда случались курьезные случаи.

«Звонок. Снимаю трубку, а там голос: «68:73». Я понимаю, что это Кондрашин. Я говорю: «Кто?» Он: «Чего ты спрашиваешь, кто, конечно же, ВЭФ». Я судорожно вспоминаю, что играл ВЭФ, и нам надо было, чтобы латыши выиграли. То есть он сообщил мне радостную новость. На следующий день встречаю Кисурина. Говорю: «Слушай, мне же вчера Петрович звонил, буквально два слова сказал». Он отвечает: «Мне тоже звонил, но я ответил, что не туда попали». То есть Киса просто положил трубку».

В 1999 году Кондрашин попал в больницу, уже будучи тяжело болен. Накануне вечером он позвонил Мальцеву, с которым проговорил до часа ночи.

«С Петровичем было легко разговаривать, когда он хотел разговаривать. Если он не хотел, то просто говорил: «Ну, все» и клал трубку. Ты даже не успевал сказать «до свидания». Это была его система, и я к ней абсолютно спокойно относился. И вот тогда перед больницей он без всякого «ну, все» проговорил со мной 1,5 часа.

Еще был случай, когда я вернулся из Китая. Кондрашин лежал в главной больнице Ленинграда «Свердловке» в реанимации. Узнаю об этом и быстрее к нему, чтобы выяснить, что за болезнь и, возможно, заказать в Китае таблетки. В реанимацию меня не пускают. Петрович услышал мой голос и сказал врачам: «Пустите, это лучше, чем все ваши таблетки». Хотя Кондрашин никого не пускал, не хотел, чтобы видели его в таком состоянии. Но для меня сделал исключение. Это был май 1999 года, Владимир Петрович прожил после этого еще полгода и умер в декабре».

Смерть Кондрашина, новые времена «Спартака»

Смерть Кондрашина повлияла и на «Спартак», и на его бывших игроков. Наступили новые времена.

«Мы почувствовали, что за нами больше никто не стоит, – говорит Мальцев. – Однако жизнь продолжалась. Я еще какое-то время поиграл в баскетбол, потом стал тренером. С Евгенией Вячеславовной мы продолжали отношения, пока летом 2020-го ее не стало: пошли осложнения из-за коронавируса. На могилу Петровича я езжу каждый год. На Северном кладбище вообще такая аллея, где лежит много баскетболистов: и Саша Белов, и Юра Павлов, и Евгений Кожевников, и мама Белова, и многие друзья».

Чемпионат СНГ, новый чемпионат России

В 1991-м с распадом СССР и уходом бывших союзных республик прямо по ходу сезона был изменен чемпионат Союза: наскоро образовали чемпионат СНГ, в котором продолжал играть питерский «Спартак».

«Политикой мы не занимались, но понимали, что что-то рушится, – вспоминает Мальцев. – Первыми ушли прибалты и грузины. Остались украинцы, белорусы, Алма-Ата, ЦСКА и «Динамо». По-моему, мы как раз выиграли у «Узстроймеханизации» из Ташкента и досрочно стали чемпионами СНГ. Никаких торжеств по случаю победы не было.

После чемпионства мы поехали на турнир в Эмираты, чтобы заработать денежку. Пока нас не было, в России собрались четыре команды – Самара, ЦСКА, «Динамо» и Саратов – и разыграли между собой первое чемпионство России. Кондрашин предложил сыграть с чемпионом, понимая, что мы могли, условно говоря, прийти с пляжа и «привезти» сопернику 30 очков. Мы были на пике и могли обыграть кого угодно. Но нас не позвали на этот розыгрыш, так как понимали нашу силу. Когда Кондрашин обратился с предложением определить чемпиона, ему сказали: «Извините, результат уже зафиксирован, и победитель – ЦСКА – будет выступать в Кубке чемпионов». Мы сами хотели сыграть в Кубке чемпионов, но нам эту возможность сразу обрубили. Получилось, что мы сразу стали никем».

Вынужденное поражение, коммерческие турниры

Распад СССР сильно сказался на профессиональном спорте: денег практически не стало, и каждый выживал, как мог. Досталось и «Спартаку», которому однажды даже пришлось пожертвовать европейским кубком, чтобы на клуб не наложили большой штраф.

«Помню как посередине сезона спонсоры прекратили финансирование, – отмечает Мальцев. – Вышли на игру с «Шарлеруа» и вдруг видим, что Петрович сидит на скамейке и не ведет игру. Никто не понимает, что происходит. Дома при полном «Юбилейном» мы проиграли девять очков, а после игры Кондрашин объяснил: «На группу денег нет, спонсоры не дают». Если бы мы вышли в группу, предстояло бы пять поездок, плюс финалы, а это все деньги. Если бы пришлось отказываться, наложили бы штраф, что еще хуже. Пришлось уступить дома, а на выезде обыграли «Шарлеруа» с меньшей разницей.

У нас образовалось время, и мы стали ездить на коммерческие турниры. В Каунасе за победу дали вознаграждение, целую коробку из-под мороженого бумажками по 25 рублей, и на обратной дороге мы делили деньги. Потому что это шло уже не в клуб, а лично нам. Мы, игроки, сели и стали считать, кто как сыграл на турнире. Петрович этого процесса никогда не касался. Так было и на других турнирах – и в Эмиратах, и в Сингапуре».

«Санкт-Петербургские львы», Лучано Капиккиони, жизнь в Италии

В 2000 году в европейском баскетболе произошел раскол, в результате которого богатые клубы создали новую лигу УЛЕБ, альтернативную ФИБА. РФБ поддержала ФИБА и запретила командам, заявившимся в УЛЕБ, играть в чемпионате России. Но новой лиге для полноценной регулярки из четырех групп по шесть команд не хватало одного клуба. Так специально под этот турнир возникли «Санкт-Петербургские львы» или «Санкт-Петербург Лайонс».

«У Лучано Капиккиони было свое агентство, – вспоминает Мальцев. – В то время он был одним из лидеров в европейском агентском бизнесе. Ему предложили сделать команду, и он из своих клиентов такую команду собрал. Капиккиони работал с Кисуриным и Базаревичем, и он хотел привлечь больше русских ребят. Примерно в то же время я созвонился с Кисуриным и рассказал, что у меня есть вариант с Польшей, а он говорит: «Давай лучше к нам». В итоге у нас собрались три американца, босниец, несколько молодых югославов. Тренер тоже был югослав (Миодраг Вескович), до этого он тренировал женщин. В чемпионат России нам заявиться, понятно, не дали. Оставалась только Евролига, а это всего десять матчей».

Группа, в которую попали «Львы», оказалась группой смерти: «Тау Керамика», «Киндер Болонья», АЕК, «Цибона», «Шарлеруа». Три команды из шести в итоге дошли до четвертьфинала, титул достался «Болонье» во главе с Этторе Мессиной.

«История получилась смешной: мы начали тренироваться только в конце сентября и жили в Италии, потому что так было дешевле, – говорит Мальцев. – Первый раз в Петербург мы приехали за неделю до первой игры, чтобы нам сделали хоть какую-то презентацию. Когда узнали, сколько стоит аренда «Юбилейного», проживание, аренда машин и так далее, руководство посчитало и решило жить в Варезе – получалось в разы дешевле. Семьи были с нами. Да и из Варезе удобнее добираться до Болоньи – пара часов на автобусе, и ты на месте. Перелеты из Италии в Грецию и Испанию тоже были проще.

У нас была одна игра в неделю с перерывом после первого круга еще на неделю на матчи сборных. Для меня это был идеальный график. Мне было 34 года, я больше времени проводил на природе, дышал воздухом, зарядился здоровьем и потом еще отыграл два года. В январе мы закончили, в следующий этап не вышли, и все стали искать работу. Базаревич сразу же остался в Италии. Кисурин поехал в Польшу, я – в Чехию, где успел стать бронзовым призером местного чемпионата. А команда «львов» в итоге закрылась.

По правилам ФИБА, за историю с Лигой УЛЕБ нас должны были дисквалифицировать, но я, Кисурин и Базаревич затаились, да и авторитет у нас был. Официально нас не отстранили, и на следующий год все спокойно играли там, где хотели. Пугали, конечно, но никаких санкций не было. Принимая предложение «Львов», я думал: мне 34, я лучше поиграю в Евролиге, и пускай потом дисквалифицируют. Буду детям рассказывать, что завершил карьеру из-за дисквалификации. Но сейчас это уже история, в которой зафиксировано: в самом первом сезоне Евролиги у меня 42% трехочковых, и есть две победы».

Рождение сына, главный матч в карьере

25 апреля 2002 года питерский «Спартак» играл в Туле с местным «Арсеналом». В обычном, казалось бы, матче чемпионата России было установлено сразу несколько рекордов, один из которых держится по сей день – 14 трехочковых за игру. Его автором стал Андрей Мальцев.

«Никогда я не мог набрать 50 очков, – вспоминает Мальцев. – От 49 до нуля было всю жизнь, 49 было три раза, но 50 не получалось. В то утро у меня родился сын, рост которого составил 54 сантиметра. И я решил, что хочу набрать ровно 54 очка. Было бы 55 сантиметров, пришлось бы забивать 55. В то время рекорд Захара Пашутина составлял 55 очков. Мы с супругой очень ждали этого мальчика, он шел долго и тяжело, но все в итоге срослось. На кону в том матче с «Арсеналом» стоял выход в плей-офф: кто в матче побеждал, тот проходил дальше. Помню, в первой половине я уже забил восемь трешек из десяти, тогда играли еще две половины по 20 минут».

Через два дня в «Спорт-экспрессе» вышла маленькая заметка, в которой было написано, что Мальцев забил 13 трехочковых, а не 14. Но статистика не врет.

Мальцева поздравили одноклубники, он накрыл «поляну» и получил неделю отдыха от тренера Евгения Коваленко. Тем более в плей-офф «Спартак» уже вышел.

Тренировки дальних бросков, первый трехочковый в Союзе

Кондрашин уделял большое внимание всем игровым компонентам, в том числе дальним броскам. И Мальцев был одним из лучших снайперов в его команде.

«Когда ввели линию, я сделал шаг вперед, – отвечает Мальцев. – Я был бесконтактным игроком и до этого старался всегда отойти дальше: сначала на четыре метра, затем на пять, на шесть, а потом и на семь. Так же было в 1975 году, когда ленинградский «Спартак» благодаря Сергею Петровичу Кузнецову, забившему метров с восьми, обыграл ЦСКА и взял золото СССР.

На тренировках Владимир Петрович заставлял нас бить из центрального круга, что по нынешним временам абсолютно нормально: Стеф Карри забивает оттуда в каждом матче. В то время это был нонсенс. Помню, было пару матчей, когда я играл за «Автодор» против «Динамо», и я несколько раз бросил с волейбольной линии. Тогда это было очень далеко, а трехочковая линия располагалась гораздо ближе волейбольной. Тренер «Динамо» кричит Фетисову: «Чего ты не защищаешься?» А он говорит: «Куда защищаться? Там до линии еще полтора метра».

Самое интересное, что нас порадовало, случилось в Тбилиси. Тогда как раз ввели трехочковую линию. Мы приехали тренироваться в Грузию и все время удивлялись, почему грузины так далеко бьют, хотя по тем временам каждые десять сантиметров были на счету. Оказывается, они в тренировочном зале сделали себе вторую линию, которая располагалась дальше, и с нее бросали. Кондрашин это учел и потом уже на наших тренировках пунктирной линией сантиметров на 40 отодвинул дугу».

После Олимпиады в Лос-Анджелесе в 1984 году ФИБА ввела трехочковую линию, и Мальцев стал автором первого трехочкового в Советском Союзе.

«Первый официальный трехочковый в СССР в 1984 году забил опять же я. Это был матч дубля. В 10 утра мы играли с Владивостоком. Первые шесть минут вообще никто не бросал, после чего Петрович мне сказал: «Что ты делаешь? Давай бросай!» Я бросил и попал, и это было целое событие! После этого стали бросать все, в том числе центровые, а сейчас бьют все дальше и дальше от линии – настолько изменился баскетбол».

Завершение карьеры, 15 лет в ЦСКА, Евролига

Последние два года своей карьеры Мальцев провел в родном «Спартаке». В 37 лет понял, что пора заканчивать.

«После Чехии я отыграл два года за «Спартак» и закончил карьеру, – вспоминает Мальцев – В 2003 году в последний раз съездил на чемпионат мира среди ветеранов и решил, что хватит. Я позвонил в «Спартак» и спросил, нужны ли игроки, мне сказали, что не нужны. Ехать куда-то уже было тяжело».

В 2004-м Мальцев стал главным тренером «Спартака», но скоро ушел – руководство не устроили результаты. Затем был победный чемпионат Европы U20, на котором он работал в тренерском штабе Евгения Пашутина в молодежной сборной России. А потом позвонили из ЦСКА – после ухода Сергея Базаревича должность главного тренера армейской молодежки стала вакантной. Мальцев ехал в Москву на год, а задержался на 15 лет.

«Если игроком я четко стал в Ленинграде под Кондрашиным, то тренером – в ЦСКА. У нас была отличная бригада в молодежном проекте, которая научила меня очень многому. Если мы побеждали, то славой я делился со всеми, если проигрывали – брал огонь на себя».

Был опыт работы с большими европейскими специалистами – Мессиной, Пашутиным, Вуйошевичем, Казлаускасом и Итудисом. С каждым тренером Мальцев ездил на предсезонные сборы, где всякий раз было по 6-8 игроков из молодежного состава. Поэтому все ключевые моменты, которые закладывались на весь сезон, проходил вместе с основой. А в «Химках» уже стал главным тренером команды Евролиги, хотя приходил как тренер фарм-команды, которая играет в чемпионате Суперлиги 1.

«На рабочем столе по-прежнему лежит блокнот, в который я записывал хорошие мысли и идеи Римаса Куртинайтиса. От каждого тренера можно что-то взять, другой вопрос, что не все хотят делиться. В «Химках» мне в этом плане повезло – приходишь в тренерскую, а тут литовская, сербская, словенская школы, ты можешь обсудить любой вопрос и услышать разные мнения».

Принципы работы, тренерская философия

Главным в тренерской работе Мальцев считает честные отношения с игроками.

«Главное отличие игроков 18 минус от 35 плюс в том, что первых ты должен учить, а вторых особо и поправлять не надо, – рассуждает Мальцев. – Потому что, если у тебя есть навык, заработанный за 15 лет, ты можешь что-то поправить в тактике, но не в технике. Либо напомнить им о том, что они когда-то знали, но забыли или не часто использовали. Также ни в коем случае нельзя обманывать игроков, потому что маленькое недоверие может вырасти в большое недопонимание. Ни один из моих игроков не скажет, что я его обманул хотя бы в чем-то. Если я был не прав, то мог спокойно извиниться.

Второй ключевой момент в том, что молодые быстрее восстанавливаются. Сейчас в «Химках» я не могут так же закрутить гайки, как с молодежкой, которые через 24 часа стоят как новые оловянные солдатики. А ветеранам нужно чуть больше времени и восстановительных процедур. То есть важна дозированность в работе».

С некоторыми игроками в дубле ЦСКА у Мальцева было такое же взаимопонимание, как у него в свое время с Кондрашиным.

«Я представляю, как это построить, – говорит Мальцев. – Но это все чисто на доверии. Тем, кто мне верил – Стребков, Гаврилов, Ганькевич, Астапкович – и провел со мной достаточно времени, не нужно было много объяснять. Достаточно одного взгляда, и это работало. Я с них жестко требовал и выжимал по 120 процентов, но они понимали, для чего это нужно. Если же с одной стороны нет доверия, ничего не получится. Нечто подобное у меня есть сейчас с Лешей Шведом: мне не надо через весь зал кричать, какую комбинацию играть: достаточно просто показать глазами, и он все понимает».

Основы тренерской философии Мальцев взял у Кондрашина, который всегда строил игру от защиты.

«Все мы – и я, и Карасев, и Пашутин – стараемся играть от защиты, как научил Кондрашин, – признается Мальцев. – Может быть, в плане зрелищности это и не так красиво, зато эффективно».

Отношения с воспитанниками, майка Шведа

С воспитанниками Мальцев поддерживает связь до сих пор.

«Моя главная задача – запретить их поздравлять меня с Новым годом, – шутит Мальцев. – Потому что они в два часа ночи звонят мне и кричат в трубку: «Тренер, с Новым годом!» Я, конечно, слежу за всеми и очень расстраиваюсь, когда они получают всякие травмы и повреждения. Общение поддерживается телефонными разговорами, смсками. В рестораны, честно, мы не ходим. С днем рождения поздравляют практически все. Важно, чтобы они говорили обо мне, что я их тренер, а не чтобы я считал их своими воспитанниками.

Помню, был случай, связанный с Лешей Шведом. Когда он играл в НБА, сын попросил достать его майку. Так это стало целой проблемой. Леша ходил в клубный офис, добивался специального разрешения НБА, чтобы сделали именно игровую майку, а не реплику. Тогда для этого требовалось приложить немало усилий, договориться, да и стоило это недешево. Леша передал майку через сестру. Сын потом радовался три года, и за все это время ни одна ниточка не отошла – такое было качество».

ЦСКА, за который невозможно было не болеть. Где они сейчас

Фотоувеличение. Станислав Еремин

«Только его так били по почкам и по яйцам». Владимир Ткаченко – Чапаев советского баскетбола, который обыгрывал Сабониса и пил водку из ведра

Фото: Из личного архива Андрея Мальцева; из личного архива Юрия Кондрашина; vk.com/ПБК ЦСКА; РИА Новости/Юрий Тутов, Борис Уткин; vk.com/БК «Спартак» Санкт-Петербург