11 мин.

1974: Корчной против Карпова. С чего все началось?

В начале 1970-х годов советские шахматисты, до того абсолютные гегемоны, пребывали в довольно странном состоянии. Стремительный взлет на вершину американца Фишера для них полностью смешал карты. Никто из них не хотел жертвовать своей репутацией даже ради завоевания титула чемпиона мира! Ведь как близко ты не подойдешь к вершине, все равно придется иметь дело с Бобби, а там компромиссов не жди – победа или смерть.

Скорее всего – смерть. Это в 1958-м или в начале 1960-х можно было прикалываться над еще нескладным Фишером, играть на его амбициях, посмеиваться над его одержимостью, играть против него целыми командами как сделали Петросян, Геллер и Керес на Кюрасао в 1962-м.

Но чем дальше, тем меньше уязвимых мест было у него. Он еще срывался, когда имея 8,5 очков из 10, выбыл с межзонального в Сусе в 1967-м. Однако после «Матча века» 1970 года, где он разорвал Петросяна, всего-то за год до этого потерявшего титул, а затем с отрывом в 3,5 очка выиграл межзональный в Пальма-де-Мальорке, шутки кончились.

Это прекрасно почувствовали в претендентских матчах Тайманов, Ларсен и Петросян, а в поединке за корону в 1972 году – Спасский. Настолько внушительного отрыва от элиты до Фишера не было ни у кого, включая и чемпионов мира. Даже Ботвинник, осуществив свое предназначение в 1948-м, был лишь первым среди равных, Смыслов никого не впечатлял, гегемония Таля длилась ровно год, а Петросян со Спасским, достигнув успеха, настолько снижали требования к себе, что ни о какой доминации не шло и речи. А Бобби соперников не просто обыгрывал, он их буквально уничтожал, подавлял их эго, навсегда поселяя в них страх снова встретиться с ним за доской. Окидывая взглядом поляну, пытаясь найти среди советских шахматистов того, кто мог бы реально противостоять американцу в матче-1975, Михаил Ботвинник невзначай бросил фразу про «поколение, обыгранное Фишером».

Задалось этим вопросом и советское шахматное начальство, получившее люлей «сверху» за то, что проморгало, оказалось бессильным и не устранило угрозу в лице Фишера.

А кто у него вообще был в 1973 году перед началом нового цикла первенства мира?

Борис Спасский – неуправляемый гений, который ослушался прямого приказа из Москвы, не сорвал матч 1972 года в Рейкьявике, прямым следствием которого стала потеря короны. Тигран Петросян – ослабший, но все еще не потерявший амбиций экс-чемпион, готовый на все, чтобы продлить свой век. Михаил Таль – еще один экс-чемпион мира, чувствовавший прилив сил, и готовый пойти на новый виток. Виктор Корчной – самолюбивый и никогда не шедший на компромиссы боец, уже трижды доходивший до самого верха претендентской пирамиды, но так и не вышедший на главный матч (в 1971 году в полуфинальном матче он, вероятно, мог бы одолеть Петросяна и выйти на Фишера, но не попытался сделать этого). Были трехкратный чемпион СССР, один из самых ярких игроков эпохи, отлично игравший с американцем, – Леонид Штейн; еще один чемпион СССР, медленно шедший к своему пику – Лев Полугаевский; «главный кошмар Фишера» – Ефим Геллер, имевший с Бобби личный счет 5-2. Был, наконец, еще не ушедший в тираж экс-чемпион Василий Смыслов.

Главной проблемой советских шахматистов был возраст. Самый молодой из них Спасский был на шесть лет старше Фишера. Еще старше были Таль, Штейн, Полугаевский, Корчной… В ту пору это не считалось проблемой, но когда тебе уже к 40, а то и за 40, непросто столь же сильно стремиться к победе как игрок, находящийся в расцвете творческих сил.

Фишер стал чемпионом мира в 29 лет. К моменту начала цикла ему стукнуло 30.

Среди советских шахматистов, имевших право на участие в цикле первенства мира, было лишь трое младше американца. Геннадию Кузьмину и Владимиру Тукмакову исполнилось по 27 лет, а чемпиону мира среди юношей 1969 года Анатолию Карпову – 22 года.

В ту пору Карпова еще не видели в качестве будущего соперника Фишера. И уж точно не в 1975 году, хотя он уже успел отметиться победой в Мемориале Алехина 1970 года (вместе с Штейном), Гастингсе-1971/72 и в Сан-Антонио 1972 года, который в качестве почетно гостя посетил чемпион мира. Собственно, перед межзональным турниром в Ленинграде-1973 он с рейтингом 2660 делил 2-3-е место в мире с Талем (первым был Фишер – 2780).

И внешне скромный Толя считал, что это «не его цикл». Мол, в мире есть более достойные кандидаты. Тот же Спасский, имевший персональное место в матчах претендентов, Таль и Петросян, наконец, Корчной, которого он, живя в Ленинграде, считал земляком и старшим товарищем. Карпов с ним тогда и вправду дружил, часто бывал у него дома, и даже играл с ним матч во время подготовки Виктора к предыдущему претендентскому циклу.

Именно Корчной, когда накануне межзонального одна из ленинградский газет попросила лучших шахматистов города составить свой прогноз на исход турнира и всего цикла-1974, был абсолютно точен, написав лишь две фамилии: «Корчной, Карпов». По его мнению, они должны были выйти в претенденты, а затем встретиться еще раз – уже в финальном матче, победителем которого он видел себя. Карпов в своем прогнозе написал что-то банальное, предположив, что в финале сойдутся два старых соперника Спасский и Петросян.

История пошла «по Корчному». Сперва эти двое поиграли в «догонялки» в межзональном, придя к финишу с одинаковым результатом – 13,5 из 17 (на очко впереди 3-го призера). Ну а затем стали быстро приближаться друг к другу, выигрывая матчи претендентов.

В 1/4 финала Корчной в тяжелом матче прошел бразильца Мекинга (7,5-5,5), а Карпов без видимых проблем Полугаевского (5,5-2,5). В 1/2 финале Корчной в скандальном поединке, который был прерван раньше времени, взял у Петросяна реванш за поражение 1971 года (3,5-1,5), а Карпов, начав с проигрыша, да еще белыми, неожиданно выбил своего кумира и последнего соперника Фишера Спасского (7-4). Двух «К» ждал финальный матч!

Интересно, что если перед началом цикла влияние Корчного с Карповым казалось совсем разным. Причем явный перевес был на стороне Виктора – четырехкратный чемпион СССР, гордость города на Неве и профсоюзов, он был вхож в высокие кабинеты, хоть не считался до конца благонадежным Советской власти. Но… по его ходу, а особенно когда начальству надо было выбирать, на кого из этих двоих делать ставку, они поменялись местами.

Карпов выглядел лояльным и абсолютно управляемым, «парнем из народа». Анатолий без вопросов понимал правила игры и быстро заводил нужные знакомства. Не прошло и года, как он стал брать верх во всех спорных вопросах, судьба которых зависела от начальства. Где и в какие сроки проводить матч, во сколько начинать игру, кто будет главным судьей – все случилось так как того хотел молодой претендент. В его пользу разрешился даже спор об общих тренерах, с которыми работали оба… В разные моменты по ходу матча Карпову помогали его тренеры Фурман и Разуваев, а также Геллер, Петросян, Таль, Ваганян, даже Ботвинник... Корчного постарались лишить любой поддержки даже от старшего поколения – Смыслову и Бронштейну просто запретили стать его секундантами в этом матче.

Что уж говорить о моральной поддержке родного города, которой Виктора лишали самым иезуитским образом, донельзя сокращая круг общения… Закончилось тем, что Корчной за некоторое время до матча обошел всех их общих с Карповым знакомых, – и предложил им сделать выбор: за кого они будут болеть и, соответственно, общаться во время матча. Вряд ли в тот момент он ожидал остаться «в меньшинстве» в том числе и в этом вопросе.

Их матч из 24 партий – полноценный поединок на первенство мира – продолжался больше двух месяцев, с середины сентября до конца ноября, и каждый день собирал полный зал в Колонном зале дома Союзов, где 10 лет спустя будут рубиться Карпов и Каспаров.

Организаторы не стеснялись показать, кого они считают фаворитом. Карпова каждый раз встречал гром аплодисментов, Корчного – только редкие хлопки, а то и недовольный гул. У Анатолия была привычка во время обдумывания хода соперником стоять у него за спиной или упираться в него взглядом. Виктор решил сыграть на опережение и во время одного из таких сеансов обратился заготовленным вопросом: «Вы хотите мне что-то сказать?» – тот моментально пошел жаловаться главному арбитру, и Корчной получил замечание: «Зачем вы разговариваете с Карповым во время игры?» А после 21-й партии взбешенный Корчной подал даже протест, который рассмотрели… сразу же как только матч завершился!

Карпов вообще чувствовал себя полным хозяином положения, поступая так, как он считает нужным. Многое из того, что было применено в Москве-1974 получило свое продолжение в их матчах на первенство мира Багио-1978 и Мерано-1981. Например, молодой претендент перестал подниматься со стула перед рукопожатием (на Филиппинах он вообще откажется пожимать руку перед началом игры). Регулярно опаздывал на доигрывание (и его ждали!), а сделав 41-й ход в 20-й партии, потребовал, чтобы соперник записывал свой ход.

Да и «парапсихологические» опыты команда Карпова начала именно тогда. Отлично зная о том, что у Корчного пунктик по этому вопросу (Виктор как-то даже играл партию с духом Мароци), исподтишка показывали ему доктора Зухаря, который «мешал ему думать». Он в качестве контрмеры тоже применил парапсихолога, профессора Загайнова, но того сразу же вычислили в компетентных органах, – и отослали от греха подальше от Москвы.

Шахматное содержание самого матча Корчной много лет спустя описал коротко: «Карпов меня переигрывал». Он поймал соперника на вариант во 2-й партии, и не только одержал эффектную победу белыми и захватил лидерство в матче, но еще выбил из рук не один год служивший тому верой и правдой дебют. Потом поймал еще раз, в 6-й, когда Корчному из чувства самосохранения пришлось отказаться от другого репертуарного дебюта.

Но нет худа без добра – начиная с 8-й партии и до конца матча Корчной играл проклятую французскую защиту и больше не проиграл ни разу! Оказалось, что Карпов, даже получая «свою» позицию, ничего может выдумать и сломить активную защиту соперника.

А белыми раз за разом начал его напрягать. В 13-й, самой напряженной и боевой во всем матче, Карпов азартно сыграв на выигрыш в цейтноте, должен был за поплатиться за это, но ответная ошибка не позволила Корчному сократить отставание. В 17-й Виктор получил большой перевес, но растерялся от обилия возможностей, совершил грубый зевок, и сразу проиграл. Лишь когда поражение в матче при счете 0-3 показалось ему уже неизбежным, расслабился, – и начал играть в свое удовольствие. А Анатолий, по его словам, задумался о победах Фишера в претендентских матчах, тоже расслабился, но совсем не так!

Итогом этого взаимного расслабления стали две победы Корчного в 19-й и 21-й партиях. В последней Виктор буквально разорвал позицию соперника, он выиграл в 19 ходов.

Корчной оказался в одном шаге от спасения поединка. А в регламенте значилось, что при ничьей в финальном матче претендентов его победитель будет определен… жребием. Как собирались его определять, сегодня вряд ли кто вспомнит. В ту пору не было тай-брейков, быстрых шахмат, блица с «Армагеддоном» – скорее всего как в 1968 году на чемпионате Европы после матча Италия – СССР кинули бы монетку, назвав соперника Фишера.

Карпов лишил публику такого редкого удовольствия. Он устоял в трех оставшихся партиях, сохранил свое преимущество – 12,5-11,5 и стал официальным претендентом на трон.

О том как шахматное начальство СССР, взяв в свидетели ФИДЕ, сражалось с Фишером на бюрократических полях и в итоге сделала Карпова чемпионом – отдельная история.

Фишер против СССР. Гений-одиночка против шахматной «красной машины»

Для нашей хватит и того, что Корчной и Карпов после матча-1974 навсегда стали врагами. Это и не удивительно: Анатолий стал героем нации, а Виктора, который так долго проявлял непонимание ждала показательная порка… Он не разделял всеобщего восторга по поводу успехов 22-летнего претендента на трон, сообщив в своем интервью после матча, что тот «не располагает богатым шахматным арсеналом и великими шахматными средствами», а также что он, Корчной, «не видит, что его, Карпова, ожидает блестящее будущее».

Прочитал такое в югославской прессе (разумеется, Корчной не стал согласовывать текст с начальством), 42-летний ленинградец получил бан от Спорткомитета СССР. Он на полгода лишили государственной стипендии, вообще возможности зарабатывать шахматами, и на год стал невыездным, вынужденный отказываться от всех турниров за рубежом.

Все это в 1976 году неизбежно привело к бегству из СССР и феерическому противостоянию Корчного и советской шахматной машины. По одну сторону баррикад, в Союзе, он получил кличку «Злодей», на Западе же его все неизменно называли «Виктор Грозный»!