37 мин.

Жал руку Манделе в ЮАР, тренировал Ривалдо в Анголе, летал на истребителе в Мозамбике. Интервью-приключение с Виктором Бондаренко

Вадим Кораблев поговорил с кумиром Африки.

Карьеру и жизнь Виктора Бондаренко пора экранизировать. Он был легендой ростовского СКА, провел за него почти 300 матчей, тренировал, но в 1985-м улетел работать в Африку – и остался там на всю жизнь (только в 2003-м вернулся на год в московское «Динамо»). Трижды выиграл чемпионат Мозамбика и отправлял его сборную на Кубок Африки, управлял лучшими клубами ЮАР, где взял еще три трофея, и тренировал Ривалдо в Анголе.

Бондаренко закончил работать в 2012-м (тогда ему было 63 года, сейчас – 74), но не вернулся в Россию, а остался в ЮАР, которую полюбил с первого взгляда. Мы поговорили с ним о чувствах к опасному континенту и сюжетах из жизни, будто скопированных из фильмов Стивена Спилберга. 

Что вас ждет:

•‎ Детали жизни Бондаренко: двухэтажный дом с бассейном и кинозалом, «Мерседес» и БМВ в гараже;

•‎ знакомство с Нельсоном Манделой, изменившее судьбу тренера;

•‎ смерть коллег от СПИДа, наркомания и безработица в ЮАР;

•‎ истребители, мины и малярия в Мозамбике;

•‎ большие деньги в Анголе и отравление ядом в Судане.

Приготовились? Вперед.

«Когда впервые попал сюда – просто ошалел. Вторая Германия». Почему Бондаренко влюбился в ЮАР и чем занимается сейчас

 

– Вы живете под Йоханнесбургом?

– Да, в Хартбиспурте. 40 километров от Йоханнесбурга, 20 – от Претории. Живописное место в горах, дамба, мало машин. Я живу здесь уже 20 лет. Когда работал в «Орландо Пайрэтс», была возможность купить недвижимость. Мне здесь очень нравится.

– У вас дом?

– Здесь квартир нет, только таунхаусы. Наш находится в комплексе из двухэтажных домов – три уже не разрешают. Есть охрана – здесь к этому относятся очень серьезно, потому что много грабителей. 

– Вы чувствуете себя в безопасности?

– Раньше была опасность: лазили, грабили. Но это 20 лет назад, когда я был здесь одним из первых. Однажды и меня обворовали – залезли через окно. Сейчас все на уровне, но все равно поступают предупреждения из центра охраны: «Вчера было нападение, будьте осторожны».

Потому что много безработных. Вот выезжаю я утром из дома за территорию комплекса, и на углах стоят молодые люди. Просят что-то подкрасить, подмести, в саду помочь. Молодые ребята. Многие сбежали в ЮАР из соседних стран, потому что здесь совершенно другая жизнь. Я был во многих местах на континенте, почти все уступают ЮАР. Особенно соседи: Зимбабве, Замбия, Малави, Ботсвана. Да и Мозамбик, еще одна моя родина, где я работал семь лет. В ЮАР много промышленности, много шахт, можно подзаработать. Но устраиваются далеко не все, и это приводит к грабежам, воровству, насилию.

– У вас большой участок?

– Восемь соток. Дом, бассейн, баня. Раз в неделю паримся с соседом, друзья приезжают. Приходит садовник, нужно все почистить, подрезать деревья, пальмы. Есть полянки с газоном. Здесь все очень внимательно следят за участками, уважают, когда красиво.

– Как выглядит ваш типичный день?

– Встаю в 8 утра, смотрю новости. Делаю легкую зарядку, завтракаю. Если нет никаких дел, смотрю хорошие фильмы – наверху у меня маленький кинозал. Потом с женой куда-нибудь съездим, у нас рядом торговый центр, можем поехать в Йоханнесбург или Преторию. В субботу-воскресенье выезжаем на дамбу, отдыхаем.

Короче, наслаждаюсь жизнью, понимаете? Хоть она и не очень насыщенна, в этом возрасте меня все полностью устраивает.

А еще здесь есть команда четвертой лиги. Просят меня: «Виктор, помогите!» Иногда помогу, потренирую. Вот один раз пришел – сразу четыре победы, ха-ха. Спрашивают: «Вы что, волшебник?» – «Да нет, это просто опыт». Спонсоров у них нет, поэтому даже на бензин мне денег не дают. Постоянно ездить с ними играть мне невыгодно – это аж по 40-50 километров в одну сторону. А цены на бензин здесь очень высокие – литр стоит доллар. И постоянно растут. А я ведь уже 10 лет не работаю.  

– Вас там более-менее все знают?

– Меня здесь знают буквально все. В магазинах, ресторанах, на улицах. Все-таки столько лет в одном месте, к тому же я тренировал три лучшие команды ЮАР, у которых очень много болельщиков. Здесь очень любят футбол. Вот недавно ездил в торговый центр в Йоханнесбурге – меня там три человека узнали, болельщики «Орландо Пайэрэтс». Прошло 25 лет, как я их не тренирую – и все равно. Говорят: «Бонд, Бонд, Бонд!», просят фотографии. А еще попался болельщик из Мозамбика, тоже узнал. 

Поэтому я здесь чувствую себя своим. Мне легко.

 

– Кто ваши соседи? В основном белые люди?

– В ближайшем доме – белая семья из Кейптауна. Но через несколько домов – уже черные. Раньше было много белых, а сейчас в основном черные. Больше черных становятся миллионерами. Эти дома ведь недешево стоят, их сложно купить.

– Видел ваши фотки в БМВ X5. Не привлекает лишнего внимания такая машина?

– У меня и «Мерседес» есть, купил лет шесть назад. Спортивное купе. Но у нас в комплексе все богатые люди, нет даже среднего класса. У всех очень хорошие машины, по две-три. Немецкие, японские. Без машины здесь просто нельзя, особенно если живешь за городом. Автобусы и трамваи в нашем месте не ездят.

– Скучаете по работе?

– Честно говоря, наелся, устал от работы. У меня колено болит, болит бедро. Это мешает, но операцию делать не хочу. Да и чувствую, что немного перебрал. Смотрю футбол, подсказываю детям, какого игрока я бы взял, иногда консультирую любительскую команду, но не более. Даже в сборную уже бы не пошел.

– Дети живут в ЮАР?

– И в ЮАР живут, и в Анголе, и в Москве. В зависимости от задач. 

У меня близнецы – по 52 года будет в этом году. Владик 8 лет работал в «Локомотиве», Леша постоянно работал в Африке, много мне помогал. Они здесь все объездили, прекрасно знают места. Особенно во французских колониях много талантов, там сидят все скауты мира. Кое-что у моих ребят получается, несмотря на большую конкуренцию. 

Африка стала важным футбольным рынком: покупаешь задешево, потом они прогрессируют в европейских клубах. «Ред Булл» здесь плотно засел, другие австрийские и французские команды. 

– Помните момент, когда влюбились в ЮАР?

– Я тренировал сборную Мозамбика и впервые за 12 лет вывел ее на Кубок Африки, это был 1996 год. Кубок проходил в ЮАР, и перед этим нас пригласили на товарищеский матч. Тогда я впервые здесь побывал, раньше это было невозможно: у Мозамбика и ЮАР были очень напряженные отношения. В Мозамбике шла гражданская война, в которой ЮАР поддерживала неправительственные силы. В 1986-м в горах ЮАР разбился самолет президента Мозамбика Самора Машела. Позже его вдова вышла замуж за Нельсона Манделу, и отношения наладились. Сейчас они просто замечательные – какие и должны быть у стран-соседей. 

Вот тогда я впервые попал в ЮАР – и просто ошалел! Это была вторая Германия: чисто, красивые дороги, такой размах, такой масштаб, такая необыкновенная плакатность! Перед игрой мы жили и тренировались три дня – на восхитительной траве. Я тогда подумал: «Здесь одно удовольствие технику ставить». В матче мы показали класс, и меня после игры позвали тренировать «Орландо Пайэрэтс». А в Мозамбике параллельно началась кутерьма: везти сборную на Кубок Африки позвали португальского тренера Руя Касадора, потому что португальская федерация футбола давала Мозамбику большие деньги. А им только деньги покажи – на все согласятся. И он повез ее в ЮАР, хотя это была моя команда, я ее строил два с половиной года. И этот португалец проиграл там все что только можно. 

Параллельно я еще тренировал мозамбикскую команду «Кошта Ду Сул» (с ней Бондаренко выиграл два чемпионства – Sports.ru), но я объяснил: «Поймите, такое случается раз в жизни». И они пошли мне навстречу – я уехал в ЮАР. Сначала было сложно: я знал португальский, учил в Высшей школе тренеров немецкий, но не говорил по-английски. Хорошо, мои сыновья уже его знали, и я взял Лешку переводить в «Орландо Пайэрэтс». В первый же год мы заняли в чемпионате второе место и выиграли три трофея: Суперкубок КАФ (аналог Суперкубка УЕФА, до назначения Бондаренко «Орландо Пайэрэтс» взял африканскую ЛЧ – Sports.ru), Кубок ЮАР и коммерческий турнир BP TOP 8, где было крупное денежное вознаграждение. В общем, все было очень здорово, в том числе финансово – за каждый трофей давали крупные премии.

Но незнание языка мешало мне развернуться до конца, мы повздорили с одним руководителем, и я все-таки вернулся в Мозамбик – в ту же команду, которая меня ждала. Там я начал заниматься с преподавателем английского, чтобы попасть в ЮАР уже более подготовленным – это была моя мечта. После ЮАР в Мозамбике все казалось маленьким – и инфраструктура, и финансы, и футбол.

У «Орландо Пайэрэтс» не пошло после нашего расставания, и болельщики потребовали: «Верните Виктора!» А в ЮАР фанаты очень жестко относятся к руководству и тренерам, если дела не ладятся. Однажды голландского тренера Клеменса Вестерхофа спасали с поля на вертолете – фанаты не позволяли ему уйти, требовали его головы. Мне тоже угрожали – во время первого товарищеского матча против «Кайзер Чифс». Они с «Пайэрэтс» принципиальные соперники, на трибунах собралось тысяч 40. Мы проигрывали 0:3, в перерыве я шел в раздевалку и встретил мужика с пистолетом. Он передернул затвор и что-то угрожающе сказал. Металлоискатели начали устанавливать только через 2-3 года. А до этого весело было – болельщики даже перестреливались после матчей.

В общем, меня снова позвали в ЮАР. Объяснил в Мозамбике, что уже головой и сердцем там, и вернулся в Йоханнесбург. Тогда же мы купили небольшую квартирку недалеко от центра города. И машину. И я еще несколько лет тренировал в ЮАР – в том числе такие мощные и богатые команды как «Морока Суоллоус» и «Мамелоди Сандаунс». Меня рассматривали кандидатом в сборную.

А знаете, кто мне помог остаться в ЮАР?

– Кто?

– Нельсон Мандела. В 1995-м, перед тем как я возглавил «Орландо Пайэрэтс», они впервые в истории выиграли местную Лигу чемпионов. И Нельсон Мандела приехал на большое празднование. Меня ему представили: «Это Виктор Бондаренко, новый тренер. Русский из Мозамбика». Мы пожали друг другу руки и буквально две минуты пообщались – больше не вышло, вокруг него был огромный ажиотаж.

И Мандела мне очень помог, когда после второго захода в «Орландо Пайэрэтс» я оказался без работы. Мандела – из провинции Таранскай, ее столица – Умтата (Нельсон Мандела родился в деревне Мфезо, в часе езды от Умтаты – Sports.ru). Там была команда высшей лиги «Буш Бакс», она шла на последнем месте после пяти-шести туров. И Мандела попросил руководство федерации найти ей нового тренера, посоветовал меня. Тогда о том, что я без работы, трубили все газеты. И вскоре люди из федерации приехали ко мне: «Возьмешь «Буш Бакс»?» Ситуация была очень сложная – отставание 6 очков от предпоследнего места. Да и был я один раз в Умтате – это такой поселок городского типа в степях. Но что делать? Денег нет, я в пограничном состоянии. Жена осталась, а я поехал.

Стадион неплохой, народу было полно – 20 тысяч. Мы начали побеждать. Но как я без жены? Сразу после матчей летал к ней. В субботу игра, воскресенье провожу с женой, рано утром в понедельник прилетаю на тренировку. Мы обыграли в Кубке «Пайэрэтс», сенсационно победили в чемпионате «Мамелоди Сандаунс» (топ-клуб ЮАР, который позже тренировал Бондаренко – Sports.ru), и я спас команду от вылета. Это считали чудом. Правящий конгресс выдал мне две грамоты, подписанные Манделой.

После этого меня пригласили в сильные команды. Так вот Мандела изменил мою жизнь.

– Пусть и две минуты, но вы с ним общались. Какое впечатление он произвел?

– Добрый, очень приятный человек. Я о нем много читал до этого, ездил в Кейптаун, был в его музее, смотрел камеру, где он сидел.

Я очень обрадовался, когда он женился на вдове Самора Машела и отношения Мозамбика и ЮАР двинулись вперед. Построили великолепную дорогу из Йоханнесбурга в [столицу Мозамбика] Мапуту, ездить по ней – одно наслаждение. Пошла дружественная политика, прекрасное было время. 

– С влюбленностью в ЮАР понятно. Но почему вы остались там жить? 

– Когда мы купили недвижимость, у нас появилась возможность на выходных или в отпусках ездить и смотреть страну – она сумасшедше красивая. В сторону границы с Мозамбиком – невероятный парк, животные. В сторону Кейптауна – виноградники, горы, океан. Чего только там нет. Она притягивала, притягивала, притягивала – и мы привыкли. К тому же мы ездили к детям в Мозамбик, они остались учиться в Мапуту, и на контрасте ЮАР казалась еще ярче. Хотя Мозамбик тоже красивая страна. Но ЮАР – это что-то необычное. Помню, как впервые приехал на Мыс Доброй Надежды: взял пиво, поставил на стол, чтобы купить что-то еще – а пиво уже стянули обезьяны. И сидят пьют – ну ваще завал! Потом привык к такому.

Единственное, тогда была очень высокая преступность. Надо было очень аккуратно ездить ночью, не останавливаться на красный. Бандитов, наркоманов и безработных полно. Но мы были очень аккуратны.

– То есть вы нашли какие-то новые краски, которых не было в СССР? Новую реальность?

– Безусловно. Я увидел новый мир. И это так засело у нас… Даже когда мы каждый раз приезжали в отпуск в Москву, уже через некоторое время тянуло назад.

– Чего вам не хватало в Москве?

– Может, широты какой-то, не знаю. В Москве отлично, друзья и все прочее, но… Здесь вольный ветер какой-то, свобода необыкновенная. Может, природа решала. Выйдешь, глянешь – красота. Другой образ жизни, другая архитектура, культура, природа. Вот есть отпуск – полетим на Маврикий, Сейшелы. Другой край света. И это входит в твою кровь.

– Как семья реагировала?

– Все были очень за. Дети приехали из Мозамбика, было очень трудно устроиться на работу, первое время работали официантами. Узнавали жизнь. В Мозамбике они не видели другие страны. Когда попали в ЮАР, им очень понравилось.

– У вас есть гражданство ЮАР?

– А я его очень давно получил – когда выиграл три трофея с «Пайэрэтс». Команда авторитетная, через год-два мне уже дали паспорт. Здесь трудно получить гражданство, но мне оформили, потому что я был специалистом, который нужен стране. Поэтому и семье дали.

– В конце 1990-х?

– Да, тогда еще можно было летать без визы в Англию. Привилегии. Сейчас таких нет. Да и денежных тоже. 

– Живете на накопления? 

– Да-да, только благодаря им.

Проблемы ЮАР: дорогая медицина (у Бондаренко нет страховки), наркомания, безработица и СПИД (от него умерли двое коллег)

– Йоханнесбург в 90-е и сейчас – две большие разницы?

– Я считаю, что да. Тогда я только восхищался, а сейчас все хуже и хуже становится. Во власти стало больше черных людей, которым все равно на то, что происходит.

– Думал, скажете, что стало лучше.

– Нет, тогда было больше порядка. Новые люди недорабатывают. Свет стали отключать, не хватает у них воды, перебои бывают. Нет чтобы идти вперед – такая красота, столько полезных ископаемых, а они… Коррупция. Конечно, и нового много построили, но я сужу по дорогам. Дороги были блестящие, а сейчас все хуже и хуже. Это первая характеристика, что не все в порядке. 

Так не только я считаю – и соседи мои, которые родились в ЮАР.

– Квартира в Йоханнесбурге осталась?

– Продал, когда купил дом. Долго сдавал, она приносила доход, можно было заплатить за дом, который требует большего финансового внимания. Но потом столько понастроили всяких халуп – миллионеры выкупали землю и застраивали домами под сдачу. Цена на аренду упала, люди брали жилье подешевле. И мне стало невыгодно держать квартиру, за нее ведь тоже надо платить.

– Как вы вспоминаете время в Йоханнесбурге? Вы жили в безопасном привилегированном районе?

– Да, возле Сантона – это центральный район в новом городе, суперсовременный. Есть еще старый [город], где обитают всякие бандюги. В основном там живут бедные черные, есть китайская колония. А возле нас были офисы богатых компаний, лучшие рестораны и отели. Было очень хорошо.

– Йоханнесбург – опасный город для белых?

– Очень опасный. Там были такие серьезные случаи, что даже не хочется вспоминать – и стреляли, и чего только не происходило. Один раз я заблудился, поехал к товарищу в гости и перепутал, где поворачивать. А тогда не было GPS, и я заехал черт знает куда. Вокруг были одни бандиты. Думал, уже все, закопался, сейчас ограбят и убьют. Но удалось случайно выехать. Бог помог мне.

Похожий случай был в Анголе. Там после гражданской войны было много бандитов – причем ходили с пистолетами. Ехали с женой с футбола, повернули не туда, увидели трех молодых ребят. Я спрашиваю: «Ребята, мы здесь выедем в Луанду?» А машина-то у меня хорошая, один подходит и угрожает: «Ты нас задел». Смотрю в зеркало – там уже второй и третий сзади. Специально начали провоцировать, чтобы создать разборку. Там ведь выбросят из машины, убьют – и никто не узнает. Хорошо, я был опытный, уже знал, к чему это все, и тут же нажал на газ – успели уехать. А начал бы разговаривать – все, конец.

– Почему опасность вас не смущала?

– Хм, смущала… Главное – работа, добиваться чего-то. А остальное – приложение. Нужно было просто быть внимательным, вносить коррективы. Сейчас Йоханнесбург остался в стороне, иногда мы заезжаем туда на выходных. Что-то купить или сходить на футбол.

– Вы старались не выбираться за пределы своего района?

– Да. Мы знали, когда идти, куда идти, что и как охраняется. Были свои места. Может, дороже, но недалеко от дома.

– Жители ЮАР – что это за люди?

– Да нормальные, хорошие люди. Разные: буры (бурами называют белых сельских жителей, потомков голландских переселенцев – Sports.ru), черные, белые приезжие. Колорит такой. Но почти все доброжелательные. Попадаются только некоторые, с которыми нужно очень аккуратно или вообще не общаться. Слишком загоняет их финансовое положение, и они идут на преступления. Но мы здесь уже 25 лет, поэтому знаем все маршруты, проверенные места, и это помогает избежать неприятностей.

– Больше половины местных живут за чертой бедности. В этом плане что-то улучшается?

– Честно говоря, нет. На углах все и больше и больше безработных ребят. Ну создайте им какие-то условия! Не знаю, почему такая большая страна, у которой столько перспектив, ничего не делает. Я не могу смотреть на эту молодежь, им работать надо, чего-то добиваться, а они стоят. Просто сердце сжимается.

– Наркотиков меньше не стало?

– Мне кажется, нет. Помню, с «Орландо Пайэрэтс» мы часто заезжали в старый город. Там такооой размах торговли – что они творят! Продают из-под полы почти на каждом углу. Мафия. Все знают, где и у кого что достать. У них есть крыши, платят кому надо. К сожалению, здесь главное – деньги. Видят деньги – готовы на многое, если не на все.

– Еще одна большая проблема – СПИД. Вокруг вашей жизни он был?

– 15-20 лет назад СПИД вообще был главной проблемой Африки, здесь все были запуганы. Сейчас это немного отошло на второй план. А после ковида вообще подзабылось – перестали поднимать статистику. Два моих тренера умерли от СПИДа. Один – в Мозамбике, бедный парень, учился в России, очень помогал мне с изучением португальского. Второй – в «Орландо Пайэрэтс», замбиец, три года с ним работали.

– Как дела с медициной? Вы лечитесь здесь или когда летаете в Россию?

– Медицина здесь в принципе хорошая, много специалистов из Англии, Франции. Но это платная медицина, она очень дорогая. А у меня нет страховки, потому что я уже старый, нет смысла мне ее давать. Поэтому если прихватит – платим наличными. Очень дорогие анализы, обследования. Посмотреть внутренние органы – около тысячи долларов. Потому что у всех страховки. 

Когда мы несколько месяцев живем в Москве, стараемся сделать все что необходимо. Но, естественно, прижимает и здесь. Да и в Москве мы не были уже почти четыре года – с начала ковида. Хорошо, здесь много знакомых, которые помогают найти хороших профессионалов. Но платить-то все равно приходится. 

– А что в ЮАР хорошо, какие главные плюсы?

– Великолепный климат, мы живем в среднегорье. Как в Кисловодске – 1300 метров над уровнем моря. Прекрасный горный воздух, вода. Природа дает радость. Вот выходишь из дома – и тебе радостно, что живешь в такой красоте. 

Здесь прекрасные морепродукты. Мяса – завались. Сумасшедший выбор. Отличное обслуживание в ресторанах.

Нам удобно жить. Дом, бассейн, баня, две машины. Хочешь отдохнуть – полетел в райские места. Я уже шесть раз был на Маврикии, из-за близости это не очень дорого. И очень познавательно – потому что новая красота обогащает жизнь.

Африка для меня – медленная эпидемия. Заразился на всю жизнь. Тянет и тянет, тянет и тянет. Я же в 1985 году уехал, представляете? А москвичи отказались – Шестернев, Ольшанский, Маношин. Они ведь тоже Высшую школу [тренеров] закончили и были военными. Но побоялись, потому что шли гражданские войны, в том числе в Мозамбике. По телевидению в СССР постоянно показывали, что там стреляют, взрывы на базарах. Но когда мне предложили [поработать в Мозамбике], я сразу согласился. Потому что видел, что наша футбольная система падает, никакой перспективы.

И угадал.

Бондаренко в Мозамбике: болел малярией, летал на матчи на истребителе, отель команды атаковали вооруженные мятежники

– Почему вас не испугали ужасы гражданских войн по советскому телевидению?

– Понимаете, я хотел тренировать. После Высшей школы тренеров работал в родном СКА, за который провел 265 игр, был капитаном. Это моя родная команда, мой родной город. На пике мы получали хорошие премиальные, за командой следили. А когда началась Перестройка, все испортилось. Я нормально жил в Ростове-на-Дону – не богато, но нормально. Но когда почувствовал, что финансово стало плохо и лучше не будет, что я не смогу реализовать свои идеи и энергетику, понял, что надо что-то менять. И согласился на предложение министерства обороны поехать в Мозамбик. Возглавил команду «Мачедже».

– Помните первый день в Мозамбике?

– Помню, как я чуть с ума не сошел, когда из-под кровати выскочил черный таракан размером с кулак. Я раньше бывал в Африке на товарищеских матчах, но таких тараканов не видел.

– Где вы жили?

– Это случилось в гостинице в центре Мапуту. Она вообще-то была классной. Потом дали виллу, где мы прожили три года. Мы с семьей занимали первый этаж, а второй – мозамбикские военнослужащие. Сначала дали маленькую русскую машину, а когда я показал, кто есть кто, поменяли на «Фольксваген». Все развивалось в лучшую сторону.

– Почему одну из первых тренировок вы хотели провести на пляже?

– Меня учили в «СКА-Ростове» проводить силовую работу на песке. Мы с ребятами поехали на пляж, выхожу из автобуса, но все почему-то сидят. Я зову – а они не идут. И тут переводчик объясняет: «Мистер, там может быть все заминировано». Я до этого сам не допер: как может быть заминирован пляж в центре столицы?

Я все равно пошел, начал там топтаться, чтобы показать уверенность. Все очень испугались, но в итоге пошли за мной. Мы потренировались, а потом я попросил посольство, чтобы они договорились с местными минерами – и те прочистили пляж. Мы все время там занимались.

А один раз мы с женой приехали в Бейру, второй по величине город Мозамбика, пошли к морю, а местные кричат: «Куда вы? Остановитесь!» – «А что такое?» – «Так там мины могут быть!» И это на самом деле так: тогда на минах многие подрывались, особенно в провинции. В Мапуту-то еще хорошо следили, были специальные патрули.

– Ваше первое впечатление от местных игроков?

– Ой, я чуть с ума не сошел. Подумал: что за таланты такие! Скорость, легкость, координация. Получал удовольствие – поэтому у меня и все получалось. В первый год мы заняли второе место, а на второй год я сделал команду чемпионом Мозамбика. Впервые! Хотя до меня работали и бразильцы, и португальцы, и немцы. В третий год мы вышли в четвертьфинал африканской Лиги чемпионов – выбыли только от египетского «Аль-Ахли», самой сильной команды Африки. Потом у меня закончился контракт, на мое место поставили Володю Астаповского (больше 200 матчей за ЦСКА, в 1970-е играл за сборную СССР – Sports.ru), но три месяца не было результата. После него команду взял португалец, выиграл чемпионат на костяке, который создавал я, но потом посыпался. И в 1991-м «Мачедже» вернул меня еще на три года. 

Я неплохо заработал в Мозамбике – благодаря премиальным. За каждую победу платили хорошие деньги. На первой тренировке сказал игрокам: «Вы хотите свои велосипеды поменять на машины? Тогда надо побеждать. Победы – это возможность жить лучше». Они же все на велосипедах ездили. А через три года у всех были хорошие машины. Для них футбол – это способ выбиться в люди.

– На чем вы передвигались в военное время?

– В первые два года, когда война еще была серьезной, летали на матчи на истребителях (гражданская война в Мозамбике шла с 1976 года до 1992-го – Sports.ru). Туда помещалось шесть человек и два пилота. Летали на четырех-шести самолетах. 

– Простите: на истребителях?

– Да, наши советские, думаю. Может, не истребители, но военные самолеты. Команда же военная, поэтому нам их давали. Мы летали на них на игры чемпионата – в те регионы, где было очень опасно. В безопасные регионы ездили на автобусах с сопровождением.

– Как ощущения от полета на истребителе?

– Да классные ощущения. Поднялись – и через 30 минут уже на месте. А однажды играли на Мадагаскаре и летели в экстремальных условиях. Долетели сначала до Бейру, заправились – и через океан. Ночь, гроза, сумасшедший ливень – мы сидим, схватились за все что можно. Но молодцы летчики, доставили в сохранности. Мозамбикцы, кстати. Учились у наших пилотов. 

– В 2020-м вы рассказали «Известиям», что в Мозамбике в ваш автобус стреляли.

– Немного не так: на Кубок нам попалась команда из провинции, мы туда доехали, а там повстанцы подняли бучу против правительственных войск. И хотели атаковать нашу гостиницу. Но охрана, которую дало нам руководство, отбила нападение. Хотя, конечно, было опасно.

– Вы еще сказали, что в этот момент стреляли сами. Серьезно?

– Нет, меня, видимо, неправильно поняли. Мне дали автомат на всякий случай, но я не стрелял. Мандраж не испытывал, потому что видел, что охрана была серьезная.

Таких опасных выездов было не так уж и много – да и то обычно в матчах на Кубок, когда жеребьевка забрасывала в опасные районы. Из-за того, что команда военная, у нас было преимущество защиты. Но и война постепенно утихала, с каждым годом становилось лучше.

– Вы видели смерть в Мозамбике? Как это вас изменило?

– Конечно, там были разные случаи. И советские военные погибали – там же была колония из 2000 солдат. Подрывались на минах. Что тут скажешь? Это все очень тяжело. Но надо было продолжать работать.

– В Мозамбике вы впервые заболели малярией. Каково это?

– Я за всю африканскую жизнь пять раз болел малярией – трижды в Мозамбике и дважды в Анголе. Очень страшная вещь. Мой друг из Ростова-на-Дону, помощник посла в Мозамбике, умер от малярии. Поехал на пляж за 100 километров от Мапуту, в место Шай-Шай. И там его там укусил комар – пять крестов, наивысшая опасность. Посол дал ему вертолет, его транспортировали в ЮАР, сделали две операции. Но не спасли.

Я дважды болел в очень сильной форме. Когда впервые приехал в Мозамбик, ребята из посольства посоветовали пить джин-тоник, чтобы не было малярии. И я пил. Поехали на сборы в Бейру, с нами был президент клуба и сотрудник министерства обороны. Поселились в гостинице, я глянул на лампочку – там стооолько комаров! И вот мы сидим в ресторане вечером, они пьют виски, а я – джин-тоник. Не помогло. Наутро – слег, меня переправляли обратно в Мапуту. Укусил комар. Даже не помню ничего. Голова не варит, температура, слабость, рвота. Делали уколы в вену – лежал неделю. Малярия страшнее СПИДа, потому что от нее нет приема. Да, когда уже заболел, есть таблетки. Но для профилактики ничего не сделать. Только когда уже один раз переболел, потом не так опасно. 

Хорошо, в ЮАР комары не такие сильные, им в среднегорье не хватает воздуха. Но на границе с Мозамбиком здесь тоже есть опасная зона.

– Мозамбик – еще и страна очень опасных змей. Встречались?

– Да, в Африке сборные называются в честь зверей. Наша сборная называлась Mambas – в честь мамбы, это самая опасная змея. Когда она кусает – ты готов. В городе мы, конечно, немного теряли бдительность, но на выездах были очень внимательны. Бывали опасные случаи на сборах: змеи заползали на поле, а трава была такой, что ничего не видно. Но обходилось.

– И все-таки: почему вас все это не напугало, почему вы не захотели вернуться? Страсть к приключениям, драйв, что-то еще?

– Понимаете, меня очень увлекала эта жизнь. Может, я чувствовал к себе сумасшедшее уважение, внимание. Радость от результатов. И эта природа… Другая жизнь, понимаете? Когда я приехал в Ростов после трех лет в Мозамбике, получил вроде бы серьезную должность – начальника команды. А еще медаль за боевые заслуги и звание капитана. Но все было как-то не так. В Мозамбике у меня были очень талантливые футболисты, а там – обычные средние ребята. С такими многого не добьешься. И я мечтал вернуться в Африку, просто мечтал.

– Чему вас научил Мозамбик?

– Когда там активно шла война, нужно было быть очень осмотрительным и предусмотрительным, все рассчитывать. Это мне помогло в дальнейшем.

– В Мозамбике вас очень полюбили. Как проявляли внимание?

– Вот я сейчас в своем кабинете смотрю на фотографии.

Мы с игроками стоим вместе с президентом Жоакимом Чиссано, который возглавил страну после Самора Машела. Он специально нас пригласил, чтобы поблагодарить за то, что в такое тяжелое время военная команда показала геройство, вдохновила бойцов. Ну, политика.

Эйсебио приезжал каждый отпуск из Португалии на родину – он же из Мапуту. Ему меня представили: «Вот Бондаренко из России, поднимает футбол здесь». Мы с ним познакомились и потом часто встречались. Я вам вышлю фотографию нашу. Прекрасный человек.

Были разные подарки, банкеты. Богатые люди просили встречу с командой, приглашали в прекрасные рестораны. Мы все были как большая семья.

– Жена и дети не пытались уговорить вас вернуться? Все-таки Мозамбик – крайне необычное место для жизни.

– Им очень нравилось. Очень. Наоборот: мы мечтали вернуться из СССР в Мозамбик.

Бондаренко в Анголе: посадил в запас Ривалдо, получал 15 тысяч долларов в месяц + 10 тысяч премиальных, чуть не отравили на выезде в Судан

– В ангольском «Кабушкорпе» вы тренировали 40-летнего Ривалдо. Еще чувствовалась его магия?

– Президент «Кабушкорпа» был близок к президенту Анголы, женат на его племяннице. И команда хорошо обеспечивалась. Я поднял ее из второй лиги в главную, где мы чуть не залезли в пятерку. Уехал в отпуск, и президент, ничего мне не говоря, пригласил Ривалдо. Сделал такой сюрприз. Приезжаю на сбор – опа, Ривалдо идет. Познакомились, начали работать.

Талант, конечно, огромный. Какой пас левой ногой, как он видит поле, какой ум! Единственное – он уже был медленный, широкошажный, при этом удивительно обращался с мячом. Я получил огромное удовольствие от работы с ним. Кстати, его жена немного говорила по-русски – он до этого два года играл в Узбекистане.

Мы хорошо общались, но потом Ривалдо на меня обиделся, потому что во втором круге я перестал ставить его в состав. Он же звезда, никогда не сидел в запасе. А мне нужна была скорость, движением он замедлял игру. Хотел с ним наладить контакт, говорю: «Ривалдо, давай ты будешь во втором тайме усиливать». Он не понял и написал в интернете, что я его не ставлю, раздули скандал.

А в 2019 году федерация Мозамбика пригласила меня руководить сборной местных звезд в матче против легенд «Барселоны». И за нее приехал играть Ривалдо. Встретились, поговорили – друзья! Смотрю сейчас на его фотографию, вспоминаю нашу жизнь.

– А тренировался он серьезно или на расслабоне?

– Очень серьезно. Он вообще парень серьезный: неэмоциональный, сдержанный. После матчей ездили в ресторан, на пляж с семьями, и он всегда был очень спокойный, добрый.

Клуб задолжал ему миллион долларов. Он подавал жалобу в ФИФА – вроде заплатили, не знаю.

– Вы говорили, что в Анголе были очень хорошие премиальные. Это сколько – 10-15 тысяч долларов?

– Игрокам давали по пять тысяч долларов, мне – десять. Мы там всех рвали и метали, ребята за такие деньги бились как звери. Но там и сложности были: президент, меня не спрашивая, привозил игроков. Он вообще стремился решать все вопросы, даже на скамейке со мной сидел во время матчей. Вроде не лез, но иногда представлял себя в роли тренера. Очень любил футбол. Я старался не обращать внимания – знаю выходки этих африканских миллионеров. Если хочешь работать, надо делать хорошо свое дело, а президент пусть занимается чем хочет. Состав он все равно не выбирал, только просил озвучить перед игрой.

– В Анголе у вас была самая большая зарплата?

– Да, таких зарплат больше не было нигде. Платили 15 тысяч долларов в месяц – причем давали деньги за полгода вперед, чтобы можно было безопасно работать. Тогда был крепкий курс доллара, у них хорошо шла торговля нефтью. На тот заработок я, можно сказать, живу сейчас (в Анголе Бондаренко работал четыре года – Sports.ru). А когда уезжал из клуба, президент должен был некоторым игрокам по 150 тысяч долларов.

В Египте еще платили 15 тысяч (в 2005-м Бондаренко тренировал «Исмаил» – Sports.ru), но там, к сожалению, умер президент команды, и пришла новая группа, которая меня выгнала. Заплатили только после вмешательства ФИФА.

– Вы рассказывали, как летали с другим ангольским клубом – «Примейру ди Агошту» – на матч в Судан и вас там пытались отравить. Почему считаете, что это было умышленно?

– Конечно, умышленно. ФИФА проводила расследование и выяснила, что они взяли на эту игру судью из Зимбабве, который уже отправлялся на пенсию. Дали ему 100 тысяч долларов, чтобы убить нас. Он поставил нам пенальти, а когда они не забили, попросил перебить. Дома мы их раздевали, как шариков, выиграли 3:1 и могли забить еще три гола. Но в Судане проиграли и выбыли.

В чем суть: на обед в гостинице они дали нам сок. А я не пью сок в чистом виде и запрещаю команде – только разбавленный водой. Но тренер вратарей и пара игроков не послушали – и свалились. Оказывается, суданцы подмешали нам яд. У меня отнялась левая рука.

Я тогда впервые был в Судане. Там есть только две вещи – религия и футбол. Они покупали бразильцев и платили им огромные деньги. Делали все для побед. Когда мы вылетели, я просто ужасно расстроился. Очень хотел выиграть африканскую Лигу чемпионов.

Гид по Африке от Бондаренко: куда лететь за сафари, музеями и пляжами

– Худшие страны Африки, в которых вы бывали.

– Лесото. Я играл там как-то со сборной Мозамбика, а потом туда приехал бывший вратарь «Локомотива» Александр Ракитский – то ли с клубом из Бурунди, то ли со сборной. К ним внезапно нагрянула полиция и построила всю команду. Затем пригласила проститутку, и она указала на Ракитского. Это была наглейшая провокация: якобы он провел с ней время и не заплатил. В итоге его арестовали и поместили за решетку, представляете? Жена сейчас подсказывает: не только его, еще и других ребят из команды.

Ну и Судан для меня худший после отравления.

– В какой стране вы были ближе всего к смерти?

– Был один сумасшедший момент. Мы с женой отдыхали на архипелаге Базаруто в Мозамбике, там в семи километрах есть обалденный остров Санта-Каролина. Мы на нем уже отдыхали и решили сплавать снова – на моторной лодке. В семь часов утра пришли к пристани, погода была не очень: одна волна, вторая, третья. Говорю об этом лодочнику, а он: «Да неее, садитесь, все нормально». Лишь бы деньги заработать. И мы вчетвером сели в лодку – с нами еще была одна итальянка.

У берега волна чувствовалась, но было терпимо, а когда вышли в океан – кошмар! Схватились за поручни, очень испугались. Думал: все, конец. Нас накрывало одной волной за другой, лодка проваливалась. Страшно. А если бы она не вылезла из волны? Ну вот куда он нас повез?

Это был какой-то ад. На всю жизнь запомнил. Но выбрались.

– Что делали, когда выбрались?

– Выдул полбутылки виски, чтобы снять напряжение.

– Где в Африке лучшее сафари?

– В ЮАР хорошее. Когда мы в первый раз поехали, очень повезло: увидели и слона, и леопарда, и пантеру, и буйволов на водопое. Не всегда с первого раза попадается такой набор.

Еще слышал, что хорошее сафари в Танзании и Зимбабве.

– Самая необычная встреча с животными?

– Вот как раз на Мысе Доброй Надежды было очень необычно, когда обезьяны захватили мое пиво. А потом я садился в машину – а рядом уже сидел бабуин. Я испугался страшно. Оказалось, там целые стаи. Их уже потом, кажется, начали истреблять, потому что они заходили в ближайшие города и наводили там хаос.

– Где лучшие пляжи?

– Сейшелы далековато, но там вообще супер. Красота воды, пальмы – первое место. Маврикий – второе место, там тоже шикарно. На Мадагаскаре чуть похуже, но тоже отлично – третье место.

– Куда поехать за музеями и архитектурой?

– В этом плане лучший ЮАР. Особенно в районе Кейптауна. Все другое уступает.

– Зачем путешествовать и смотреть мир?

– Это дает обалденную новизну. Я люблю видеть новое – ты восторгаешься, удивляешься. Иногда возмущаешься, но это все равно дает новую гамму чувств и эмоций.

– Скучаете по России?

– Скучаю. Вот уже надо поехать, хочется. Родители на кладбище – надо проведать. Соскучился по нашим обычаям, культуре, природе. Ставлю себе задачу на этот год побывать в Москве и Ростове-на-Дону. А потом опять назад.

– В 2013-м вы сказали «Спорт-Экспрессу», что хотите быть похороненным в России, а не в ЮАР. Ничего не изменилось?

– Не изменилось. Пусть похоронят в России. Но еще поживем.

– Вы счастливы?

– Да. У меня не жизнь, а песня. Спасибо Богу, что он дал мне такую интересную жизнь, просто чудо. Со всеми ее неудачами. А у меня были большие неудачи – например, я вложил деньги в строящуюся недвижимость в Сочи. Обещали, что заработаю, квартиру там дадут. И обманули.

– Сколько потеряли?

– Миллион долларов, который заработал в Африке. Хорошо, появилась работа в Анголе, а то я уже был на грани нищеты. Пришлось брать кредит, чтобы оплачивать дом. 

Повелся, потому что вложиться предложил родственник, он был одним из директоров компании. В итоге ничего там не построили, и деньги, которые я много лет откладывал, пропали. Это были все мои сбережения.

– Этот родственник не пытался вернуть хотя бы часть?

– Не пытался. Обещал вернуть половину, если не выгорит, но не вернул ничего. Худший период в моей жизни. Впервые почувствовал себя так гадко. Очень нечестно человек себя повел. 

Ну ничего, забываю – и оправляюсь. Сейчас все хорошо.

– О чем вы мечтаете?

– Мечтаю, чтобы у детей и внуков все было в порядке. Помогаю как могу. А в остальном… Считаю, что у меня жизнь сложилась. Я был и настойчивым, и смелым, и профессионалом. Умел работать и отдыхать. Все в меру. И друзья у меня хорошие.

Футбол дал мне прекрасную, удивительную жизнь. Спасибо ему за это.

Подписывайтесь на телеграм-канал Вадима Кораблева

«Наш капитан тренируется после работы на ферме». Интервью Дмитрия Черышева об Андорре и покое в горах

Бюсты Сталина в Индии, казни в Саудовской Аравии, рай в Кувейте. Удивительная карьера Андрея Чернышова после «Спартака»

Фото: Личный архив Виктора Бондаренко; East News/FRANCK FIFE / AFP, Sebastien SALOM-GOMIS / AFP, Luis ROBAYO / AFP; unsplash.com/Marlin Clark; globallookpress.com/Werner Dieterich/imageBROKER.com, Werner Lang/imageBROKER.com, Ulrich Doering/imageBROKER.com, Danita Delimont