3 мин.

Энди Маррей и Письмо Счастья

Энди Роддик и Новак Джокович, первые получатели Письма Щастья

... Энди Маррей медитировал в своей детской на дагерротип Тима Хэнмена с дарственной надписью "Пусть я не смог, но ты, брат, сможешь! Рули, Британия!"

Чем больше Маррей взглядывался в изображение Хэнмена, которому Уимблдон так и не покорился, тем больше на его лице отражалось удовлетворение. "Не победил он, и что? Ведь не колесовали, не распяли, не продали в клип... прости господи, Шакиры... Значит, при любом исходе, и мне бояться нечего".

Энди невольно скользнул взглядом по фотографиям матери, развешанным по стенам в хаотическом порядке. Фотографий было множество. Вот Джуди Маррей одна. Вот она среди друзей, сумасшедших мамашек со справками из маленького теннисного данблейнского клуба.

Вот она играет в гольф, вот - на арабском скакуне в Эмиратах. Снимки напоминали о путешествиях по всему миру следом за сыном в его эпике "Возвращение Подлинного Короля" (тм).

А также о маскарадах, балах, - всем том, что иногда с большим трудом, но отвлекало Джуди от безудержного кататонического боления за сына.

Альпинистка, охотница на африканских буйволов, шофер, коломбина на карнавале, королева в комедии, копия Марлен Дитрих в элегантном мужском фраке (активное участие в ролевых играх тоже иногда спасало Джуди от нервных перегрузок кровно заинтересованной болельщицы, особенно на ТБШ).

Наконец мать, баюкающая маленького Энди, юная красавица, застенчиво улыбающаяся из-под кокетливой шляпки... Стены хранили изображения мадам Маррей, увековеченной в самых красивейших позах.

- О Мама, - Энди взирал на до боли известное лицо и в нем происходила какая-то огромная внутренняя работа. Все в Энди Маррее обнаруживало беспокойного мыслителя, увы да... отягощенного Эдиповым комплексом!

... - Мама, я понимаю, там может быть холерная палочка, бацилла сибирской язвы, эмбриональный гепатит или просто оскорбления от рафаглоров, - Энди возобновил свой нескончаемый диалог с самой дорогой и важной женщиной в своей жизни, и вместо такси рассеянно заскочил в симпатичный лондонский трамвайчик.

Его интеллигентные пальцы нервно поглаживали тоненький конверт. Энди помнил, что мама говорила о злых людях, о враждебном мире вокруг, о том, что Зло может подкараулить где угодно, - даже выскочить из красивого на вид цветка и заглотить хорошенького мальчика целиком!...

Он все это помнил, и тем не менее, капли крови на тщательно прорисованном сердечке заставили ноздри Энди трепетать, а его клыки чуть обнажились.

- То ли воля, то ли неволя... Тяжела ты, донора доля.. Паренек напьется, дальше поплетется.. - какое-то беглое воспоминание устремилось из глубин сознания МЭнди на поверхность.

"Ты даже можешь переписать его десять тысяч раз и отправить самому себе" - хм.. - Энди призадумался. - А что? Почему нет. Это поможет сосредоточиться и отрешиться вокруг всего этого шума вокруг меня.

Увлекшись чтением послания настолько, что из его рта закапала слюна и прожгла в бумаге дырку, Скоттский Талант едва не пропустил звонок от матери.

- Хылло, мам! Где я? Хм... Я в трамвае, мам. Заметил ли я, что сегодня прохладно? Ммм.. нет, мам. Надел ли я под джинсы колготки? Да. Я никогда этого не забываю, мам.