Люди года. Марат Сафин

Марат,

я никогда не забуду черное поло, в котором ты поднял над головой чемпионский кубок US Open. И финал Кубка Дэвиса в «Берси», про который ты сказал, что это лучше, чем секс. И как ты возмущался ценой тарелки пасты на «Уимблдоне». И конечно, я всегда буду помнить, как уже в этом году в Париже, когда мы плакали в тридцать три ручья, твой вид будто говорил: «Ладно вам, ребята, давайте закругляйтесь».

Я помню, как о тебе впервые заговорили на «Ролан Гаррос»-1998, и помню большой материал в иллюстрированном спортивном журнале, из которого вырезала все фотографии. Как тебя в 200-минутном матче четвертого круга угомонил только хозяин кортов Пьолин. Как я узнала значение слова «базука», потому что оно стало твоим прозвищем. Неужели это было так давно? Просматривая историю сыгранных тобой матчей, трудно поверить, что ты застал еще Курье, Чанга, Риоса, Рафтера. Но еще труднее осознать, что твоя карьера теперь такая же история, как и их.

Кажется, уже тогда твоя вторая строчка огорчила нас куда больше, чем тебя самого

Пару лет спустя ты влюбил в себя весь мир. Ты ответил «Думаете, я знаю?» на вопрос «Как вам удалось так хорошо играть против Сампраса?» в финале US Open и скромно попросил поблагодарить друзей. Ты неловко позировал перед камерами, а через два месяца чуть не закончил сезон на вершине рейтинга. И кажется, уже тогда твоя вторая строчка огорчила нас куда больше, чем тебя самого. В следующем году тебя спросили, удручен ли ты своей текущей (третьей) позицией, на что ты сказал (мое любимое): «Когда я проверял в прошлый раз, третье место было не таким уж плохим результатом».

Говорят, настоящий признак элиты – легкая небрежность. Ведь только тот, кому нет нужды самоутверждаться, может неожиданно проиграть финал мэйджора темной лошадке, а на церемонии как ни в чем не бывало шутить насчет секс-бомб в своей ложе («Спасибо моей семье»). Или, как бы ни складывался год, из раза в раз в матчах за сборную демонстрировать феноменальную волю. Или посреди сезона, только наняв нового тренера, свинтить в Гималаи. Ты делал необъяснимые вещи, но от тебя и не требовалось объяснений. В 20 ты крошил ракетки, в 24 спускал шорты на «Ролан Гаррос», а в 29 играл с подбитым глазом. Мы наблюдали за тобой так пристально, что только с опозданием замечали, как ты мужал, мудрел, матерел. Но кое в чем ты остался прежним: ты не ищешь одобрения и не говоришь шаблонами. Оказывается, и в эпоху победившей конъюнктуры нет ничего дороже открытого сердца.

Когда был твой день и твоя игра, это было самое вдохновляющее зрелище на свете

В уходящем году мы восхищались спортивным великодушием Рафаэля Надаля, извинившегося перед Роджером Федерером за победу на Australian Open. Но еще за четыре года до этого там же ты оставил не у дел Ллейтона Хьюитта, лишив местную публику праздника, и сказал ему почти нежно: «Я смотрел твои матчи по телевизору, а ведь я никогда не смотрю теннис. А помнишь, как мы с тобой играли первые раунды в Брисбене и Штутгарте в 1999-м?» И все хьюиттовские болельщики уже были твоими.

Ты, должно быть, возненавидел вопросы о нереализованном потенциале и постоянные намеки на недоуспех. Они преследовали тебя все эти годы. И ни разу ты не отступился от своего: нельзя не ценить победы, но наслаждаться нужно игрой. Ты мог быть недоволен собой, расписанием, организацией, судьей, соперником, и тогда все летело в тартарары. Но когда был твой день и твоя игра, это было самое вдохновляющее зрелище на свете. И это я тоже ни за что не забуду.

Возможно, теперь ты станешь носить костюм и мелькать в новостях с репликами о развитии отечественного спорта и строительстве какой-нибудь академии. Думаю, для многих из нас это станет поводом чаще смотреть новости. И пока в твоем профайле на сайте АТР еще не написано «inactive», можно я помечтаю, что через несколько недель снова встану ни свет ни заря к твоему матчу на Melbourne Park?