Стефан Лив: «Я с деревьями не разговариваю»

– Моя приемная мама в Швеции советовала мне еще в детстве: «Всегда находи что-то позитивное. Не имеет значения, сколько жалости ты испытываешь к себе, как сильно нуждаешься в помощи. Как бы ситуация не складывалась – всегда есть что-то, что ты мог сделать лучше. Надо надеяться и пытаться».

– А с родной мамой вы общаетесь?

– Да, немного по e-mail. Это трудно, потому что я говорю только по-шведски и по-английски, а она, помимо польского языка, знает еще немецкий. Электронная почта, по крайней мере, переводит все, а вот вживую общаться практически невозможно.

– В Польше вы были когда-нибудь?

– Да, десять лет назад. Но тогда я ничего не знал о своей матери. Ездил просто посмотреть, где я вырос, со своими приемными родителями.

«Не считаю, что важно быть лучшим в 15 лет, нужно состояться после 20»

– Как же вы нашли свою биологическую мать?

– Я знал ее имя. Давая в США интервью для польской газеты, я просто сказал: «Если ты читаешь это сообщение, пожалуйста, свяжись со мной». И не думал об этом больше. Но два месяца спустя журналистка сообщила мне, что мама ей позвонила. Потом она звонила уже мне, но я не ответил. Тогда она оставила голосовое сообщение, где просто плакала. Я чувствовал себя необычно.

– Сколько вам было, когда умер отец?

– Десять лет. Когда в таком возрасте ты теряешь отца – это очень тяжело, особенно для мальчика. Ведь для него папа всегда герой, пример.

– Вы тогда уже понимали, что произошло?

– Мама сказала мне, что у него рак легких. Это один из самых быстрых видов, когда ухудшение здоровья происходит почти мгновенно. Буквально через два месяца отец ушел от нас. Не думаю, что тогда я понимал больше, чем то, что у него рак и что папа действительно болен. Это были очень тяжелые годы для меня. Но мне помогли друзья.

– А что в то время было с хоккеем?

– Да, занятия тоже помогли. Я находился в команде, среди друзей. Мой тренер был мне как отец. Но раскрылся я поздно, меня никогда не брали играть за сборную какого-то региона. Я даже близко не попадал в юниорскую сборную. Слышал много раз, что мой уровень не позволяет там выступать. Я не обращал внимания. Не считаю, что важно быть лучшим в 15 лет, нужно состояться после 20, когда начинаешь играть в настоящий хоккей.

«Это у нападающих странные привычки»

– Как прошло знакомство с Гашеком?

– Первый раз я увидел его в тренировочном лагере «Детройта», тогда я относился к Доминику как к кумиру. Стоял и наблюдал за ним, как маленький ребенок. Глупо было, конечно.

– Встречали игроков, кто так из детства и не вышел?

– В американской лиге у нас был один сумасшедший. Он молился на клюшку, должен был сидеть на одном и том же месте, выполнять все одинаково – на разминке и где угодно. И если у него это не получалось, он очень злился. Ну у таких людей ты тоже учишься – что не надо быть похожим на них.

«Чувствовал, что в Джимми Ховарда в «Детройте» верили больше»

– Вообще-то многие считают, что у вратарей, как правило, странные привычки.

– А вратари думают, что это у нападающих странные привычки! Да, мы немного другие. Но я с деревьями не разговариваю. Хотя знаю некоторых, кто это делал. Один уходил в душевую, выключал свет и сидел там. Потому что очень волновался. У меня, кстати, старший сын, ему четыре года, уже с ума сходит по хоккею, тоже будет вратарем.

– Не думали, что, если бы остались за океаном, могли получить шанс поиграть в НХЛ?

– Возможно. Но я чувствовал, что в Джимми Ховарда в «Детройте» верили больше. А я приобрел опыт, а потом получил хорошее предложение вернуться в Швецию. Непросто было в локаутный сезон-2004/05. Мы играли плохо, у меня были травмы. Я совсем не получал удовольствия от хоккея.

– Но самой большой неудачей стало бы, наверное, окажись вы в составе на Олимпиаде-2002?

– Да. Все шок испытали, когда шведы уступили белорусам. Тогда в нашей сборной собрался очень хороший коллектив, все ожидали, что она легко пройдет в полуфинал. Думаю, если бы эти команды играли между собой серию из 1000 матчей, то Швеция одержала бы победу в 999 из них. Это просто был тот тысячный раз, когда выиграла Белоруссия.

– А почему ни Россия, ни Швеция не смогли завоевать медали на Играх-2010?

– Мне кажется, у сборной России просто был неудачный день, поэтому канадцы победили в том матче в Ванкувере. А шведы совершили очень много ошибок со Словакией, которую должны были обыгрывать.

«В американской лиге у нас был один сумасшедший. Он молился на клюшку»

– В 2004-м у вас не начали вертеться мысли о других профессиях?

– Нет. Я слишком люблю свою работу. Пока еще не пришло время задумываться, чем заниматься по завершении карьеры. Но надеюсь, я буду тренировать вратарей или детей. А, возможно, стану писателем или журналистом. Кто знает, может, через десять лет я приеду сюда писать репортаж о матчах, а не играть. Тогда точно не буду спрашивать у хоккеистов: «Что вы чувствуете?» Этот вопрос же все задают и на него очень тяжело ответить.

– Вы выиграли чемпионат мира и Олимпиаду. Вас еще интересует национальная команда?

– Мне нравится выступать за Швецию, это большая честь. И еще бонус после клубного сезона.

– Несмотря на травму спины?

– И еще проблемы с пахом и коленями. Знаю, я становлюсь старше, и мое тело работает уже не так. Но сейчас я нормально себя чувствую, нет проблем. У нас хороший врач в Новосибирске.

«В Швеции сделал все, что хотел»

– Магнус Юхансон в декабре отметил, что российские нападающие стали действовать по-другому.

– В своей зоне два игрока всегда раскатывались очень широко. Они раньше так не делали, поэтому на Кубке Первого канала мы ощущали больше давления. В Финляндии у нас уже была новая тактика, но тогда русские оказались реально не готовы к ней. Так что, в следующий раз мы снова все поменяем.

– В чем отличия Мортса от Густафссона?

– Они оба проповедуют атакующий хоккей. Но, думаю, что сейчас он чуть более атакующий. Пер много размышляет и спокойно говорит нам, что нужно делать, не кричит. Он к каждому подходит индивидуально. Я работал с Мортсом 4-5 лет в шведской лиге, первое чемпионство выигрывал с ним. Считаю его лучшим тренером. Он умеет находить общий язык с молодежью. Большинство ребят у нас в команде 20-23 лет. Есть пять-шесть игроков, которым около тридцати, поэтому Магнус Юханссон кажется вообще очень старым.

«Если ты будешь злиться и бегать вокруг, то вряд ли легко поймаешь шайбу»

– И Петрашек.

– Он и Мелин – мои лучшие друзья. Смешно, мы все думаем, что Бьорн выглядит идентично одному из игроков женской сборной Эрике Холст, и называем его так иногда.

– Разочарование – что Мелин покинул «Нефтехимик»?

– Да, для Бьорна, конечно. Хотя он, в принципе, доволен, играя в Швейцарии. Мелин – хороший игрок. Но он не забивал столько, сколько требовалось. А если ты форвард и не набираешь необходимое количество очков, тебя обычно увольняют.

– Почему вы решились сменить шведский клуб, в котором провели 11 сезонов?

– Думаю, я сделал там все, что хотел, и вполне удовлетворен этим. Я выиграл золото три раза. Решил, что пришло время совершить что-то еще.

– Вы, кстати, и подраться там успели.

– Ох, да, в прошлом году. Иногда ты очень злишься и не можешь контролировать свои эмоции. Но вообще-то мы, вратари, обычно спокойно себя ведем. Если ты будешь злиться и бегать вокруг, пытаться кого-то ударить, то вряд ли легко поймаешь шайбу.

«В России более умный хоккей»

– Российский хоккей или шведский – что предпочитаете?

– Российский. В Швеции мы стараемся играть, в основном, на ошибках соперника, а в России более техничный и умный хоккей. Мне вообще нравится выступать в КХЛ. На большинстве матчей великолепная атмосфера. Иногда, правда, когда мы проигрываем, то не понимаем, что происходит. Но, я думаю, через 5-6 лет в лиге все будет гораздо лучше, ее руководство работает над организацией.

– Судя по фото в блоге, новосибирской базе тоже есть к чему стремиться?

– Да, она не такая новая, но это практически второй дом, где мы проводим много времени. Приходится полюбить это место, даже если сам того не хочешь.

«Я не против пожить так, это приключение»

– Вы пишете, что в Череповец переместились словно на машине времени.

– Да, забавно посмотреть такие места. Отель, в котором мы жили, сильно отличался от привычных. Заходишь в лифт, на кнопках цифры десяти этажей, а в отеле их всего пять. Где же еще пять? Но я не против пожить так, это приключение.

– Чем вас удивила парковка машин?

– Они везде. Ты можешь бросить автомобиль практически где угодно. Пять машин могут быть припаркованы прямо посреди улицы. Я не хотел бы в России водить машину. Потому что плохой водитель здесь вызывает слишком много агрессии.

Еще я заметил, что здесь все сделано рутинно, все должно происходить одинаково. Например, в сборной Швеции игрок не всегда будет сидеть на одном месте, в России же ты идешь и садишься там, где написана твоя фамилия. Для меня это было необычно поначалу.

– У бывшего вратаря ЦСКА Нолана Шефера был словарь в i-phone, он учил русский язык.

– У меня тоже есть переводчик, маленькая книга. Там целые предложения. В русском языке очень сложное произношение. Я выучил все буквы, но пока не могу прочитать их в словах.

– Кто помогает?

– Ключников – больше всех. Он переводит мне на английский и вне льда. Юра вообще – очень хороший голкипер и партнер по команде, суперчеловек!

«База – это второй дом. Приходится ее полюбить, даже если сам того не хочешь»

– Знаете, о чем победная для «Сибири» песня «Малинки» Жанны Фриске и группы «Дискотека Авария»?

– Понятия не имею. Она мне просто нравилась. Мы слушали эту песню в раздевалке после выигранных матчей. Но это было до начала сезона, сейчас мы включаем другую музыку.

– Чего еще не хватает «Сибири» перед плей-офф?

– Стабильности. Иногда выпадаем из игры, иногда показываем классный хоккей. А нужно держать уровень постоянно. Для меня это новая ситуация, большой вызов приехать в Новосибирск и помочь команде выйти в плей-офф. Я привык, что, если мой клуб не выигрывал, это считалось большим провалом. Сейчас все по-другому. Я думаю, «Сибирь» может быть в четверке сильнейших, если мы будем играть так хорошо, как умеем. В смысле: я рад, что мы попали в плей-офф, но если мы окажемся в топ-4 – это будет просто замечательно.