Я 50 лет работаю в «Торпедо»
Монолог про черно-белые счастье и боль.
Александр Капитонович Петров – тихая легенда «Торпедо».
Он не забил ни гола за клуб, не тренировал команду и не спасал ее от безденежья. Но вот уже 50 лет он всегда рядом, что бы с «Торпедо» ни случилось.

От чемпионства СССР и времен, когда торпедовских детей тренировал Эдуард Стрельцов, а команда побеждала «Реал» и «МЮ» – до ужаса 00-х. Когда великий клуб упал в любительский футбол, лишился базы, Петров стирал 25 комплектов формы дома в ванне, фильтровал 20 литров воды из-под крана, чтобы футболистам было что пить на тренировке.
В 2025-м исполнилось 50 лет, как Петров в команде. Капитоныч – как зовут его все торпедовские. А я бы сказал – настоящий человек.
Мы встретились с Петровым, чтобы узнать, как это: быть с командой полвека, за которые рушатся страны, меняются жизни, уходят и приходят великие.
«Кукла»

Все началось в Омутинском, поселке в 170 км от Тюмени.
Обычная сельская жизнь: деревенский дом, разделенный на две квартиры – с проходной комнатой. Кухня с русской печью, где мама готовила шаньги с картошкой. Мой любимый десерт детства. Двор – поросята, гуси, куры, грядки.
Мама вставала в четыре утра, доила корову. А вдоль улицы шел пастух – собирал стадо на пастбище. Как-то пару раз ходил с ним, помогал – и безмерно зауважал. В пять утра выходишь – в семь-восемь вечера возвращаешься: тьма километров, болит вообще все – руки, ноги, спина. Не понимал, как он это делает каждый день.
Корову нашу звали «Кукла». Сама вся черная, а на лбу – белое пятно. Потому и запомнил – черно-белая.
Большой футбол тогда – далекий и нереальный, иногда долетающий до нас через маленький телевизор в доме напротив. Сосед сделал из березы огромную антенну – метров 15. Иногда ходили к нему смотреть фильмы, футбол и хоккей. Больше всего поразил матч с канадцами-профессионалами – Суперсерия 1972 года. Потрясающее зрелище. С отцом очень переживали: наши проигрывали 0:2, а потом победили.
Никогда не забуду то чувство.
Первый кожаный мяч со шнуровкой увидел лет в 14 – на районных соревнованиях, а бутсы сами делали. Прибивали гвоздями шипы (такие кожаные кружочки) к подошве. Молотком загибали кончик гвоздя, сверху стельку – и на поле. На жестких покрытиях шипы сбивались, гвозди царапали кожу – к концу матча подошва в крови.

Тренера по футболу у нас не было – самоорганизовывались. Собирались на площадке после школы, даже ездили на соревнования в соседние поселки. Мастерили теннисные столы из досок. Поиграем, пропотеем – и на речку. Душа-то нет – хозяйственным мылом натерся, окунулся.
Поселок – 10 тысяч населения, но был небольшой автозавод. В 16 туда пошел слесарем, чтобы родителям помогать. Научили прикручивать головку двигателя. Месяца три так поработал. Потом стал председателем общества «Урожай» по спортивной деятельности. Проводили областные соревнования.
Таскали кровати в школу, чтобы разместить приезжих ребят.
Отцовские ботинки
Отец, Капитон, к футболу относился как к забаве – говорил: «Хочешь мяч погонять, сначала прополи 10 грядок». Зато с детства приучил к физкультуре и гирям. Так я попал в сборную района по гиревому спорту и штанге.

Отец – сильный человек. Прошел войну на Дальнем Востоке: забрали в 17 лет – служил в Маньчжурии. В охране поезда советского маршала Родиона Малиновского. К поезду цеплялась платформа, на ней пулеметчики. Среди них мой отец.
Фронтовики не любят вспоминать военные годы. Единственное, что отец говорил – как им в Корее странное мясо предложили. Уже хотели взять, голодали ведь. Но один сказал: «Давайте проверим. Вот собаки бегают – кинем кусок. Если не будут есть, значит, мясо собачье». Так и сделали. Собака отвернулась. Тех, кто все же решил попробовать, потом выворачивало.
В 24 отец вернулся на родину и стал в милиции работать. До сих пор помню отцовские служебные ботинки. Бегал в них, когда готовился к поступлению в институт физкультуры в Омске.
Отец не понимал: как в футболе можно найти серьезную работу? Убеждал пойти в высшую школу милиции. К счастью, я один балл не добрал на экзаменах. Как вспоминаю эти подъемы в 6 утра, пробежки вокруг озера, жизнь по уставу. Это вообще не мое. Когда я уже попал в «Торпедо», отец все понял. Что я нашел то, что искал. Что мне комфортно. И это мое место.
Матчи смотрел, даже мама – Аннушка моя любимая – иногда смотрела.

Отец до конца жизни служил в милиции – в 1993-м хоронили. Я уже в «Торпедо» работал, у нас в тот день финал Кубка с ЦСКА – наверное, единственная игра, которую пропустил. Возвращаюсь с кладбища, включаю телевизор, а там концовку матча показывают. Как наши бьют пенальти.
Победили. Странное ощущение – рад за команду, а плачешь.
Массажная школа
На втором курсе института была практика – туристический поход. Нужно пройти 50 км за два дня. А в это время как раз шел чемпионат мира 1970-го.
В пути вторые сутки – жара, болота, комары какие только в Сибири бывают. Проходим мимо села: вечер, окраина, и видим – в окошке синим горит. Вроде как телевизор. Постучали – нас человека четыре – попросились в дом. Как сейчас помню, хозяйка вынесла глиняную крынку молока. Литра два.
Самое вкусное, что пил в жизни.
Сидели на полу, смотрели футбол – Бразилия играла. Весь следующий день обсуждали – у нас тогда один кумир был. Пеле. Все знали, что его зовут Эдсон Арантис ду Насименту. Уникальная грация, длинные ноги, бутсы Puma. Кумир юности. Так впечатлились тем матчем, что с соседями по общежитию скинулись по рублю и взяли в прокате телевизор марки «Шилялис» – по 4-5 рублей в месяц выходило.
Хоть и на всем экономили, но это было шикарно.

Стипендия – 25 рублей, еще 20 давали родители. Вот на них надо было прожить месяц – примерно на рубль-полтора в день. Как выходило: утром ничего не ешь, потом обед за 80 копеек, а вечером перекус – берешь литровую банку, туда ложку индийского чая (пакетиков еще не было) и пару ложек сахара. И к этому добру покупаешь батон хлеба за 8 копеек.
Сложнее стало, когда стипендию убрали. Раньше как было: если тебя поймали на пропуске пары – минус 25 рублей. Как-то староста не смог прикрыть, осталось 20 рублей на месяц. Пошел ночью цемент разгружать, а утром на пары. За неделю рублей 30 заработал. Засыпал на парте.
Похудел на 10 кг – после маминых-то шаньг. Сдуру написал в письме родителям об этом – думал, обрадуются. Что спортивнее стал. Оказалось, они в шоке были – сын голодает. Мобильной связи тогда не было, просыпаюсь от стука в дверь – в полшестого утра. На пороге общажной комнаты мой папа, Капитон, с мешком картошки и брат, Олег Капитонович, с ведром деревенских яиц.
Спустя время наткнулся на объявление: идет набор в массажную школу. Была такая при институте. Надо мной приятели посмеивались: «Зачем тебе это надо?» А мне так нравилось. Плюс видел, что в футболе массажисты нужны. Вот и подумал: коль футболиста из меня не получится, может, есть шанс через массаж попасть?
1 октября 1975 года

Массажных школ по стране было три – в Москве, Омске и Таллине. Меня учил Александр Буровых – большой спец. Когда здоровался с учениками, сразу проверял: мокрая рука или сухая. Если мокрая, не брал на курс. Значит волнуешься, придется тальком или другими мазями натирать руки, чтобы хоть как-то работать.
После окончания учебы прислали письмо из минспорта СССР – требовались массажисты. Ездил с конькобежцами на сборы в «Медео» (крупнейший в мире высокогорный комплекс для зимних видов – Спортс”) в Алма-Ату, потом – в Днепропетровск. Там вечерами по возможности играли в футбол. Ну и директор лагеря увидел это, спросил: «Ты чего в коньках делаешь? Ты же футболист. Давай напишу рекомендательное письмо на имя врача сборной СССР: Савелия Евсеевича Мышалова».
Поехал в Москву – федерация футбола тогда на Арбате была. Мышалов открыл письмо и говорит: «Есть два варианта». Отправили сначала в ЦСКА, где тренировал Анатолий Тарасов, который хоккейный. Тогда футболисты несколько игр провалили, и его решили сделать главным в футболе.
Приезжаю, смотрю: ребята по пятеркам тренируются, [тренажерные] блины на спине. Тарасов вызвал в кабинет: «Готов тебя устроить, но обеспечить жильем не могу. Извини». Поехал в «Торпедо» – так и встретился с Валентином Козьмичем [Ивановым]. Говорит: «Три месяца испытательный срок. Все решает доктор – Анатолий Семенович Прояев. Иди к нему».
Жил на базе в Мячково, работал бесплатно. Понятно, что не все умел, но Семенович подсказывал. Через три месяца утвердили – это было 1 октября 1975 года.

Самое сложное в первое время – почувствовать, что меня приняла команда. «Торпедо» тех времен – особенное. В какой город ни приезжаем, гостиницу окружали: автографы, интервью. Плюс фигура Иванова – что тут вообще говорить? Чемпион Европы, Олимпийских игр. Регалий – море.
Я очень стеснялся. Через год, в 1976-м, стали чемпионами СССР – обыграли «Динамо» Тбилиси в «Лужниках», Женя Храбростин с нулевого угла забил. Большая радость, но ни на одной фотографии с командой меня не найдете. Стыдно было лезть куда-то. Чувствовал, что не заслужил стоять рядом с такими людьми.
Хотя ребята меня хорошо приняли – видели, что стараюсь. Может, где-то не получалось, но они понимали: я отдаю все, что могу.

Помогло еще, что команда чувствовала: я какой-никакой, но футболист. Был случай на сборе в Адлере: турнир между тренерскими штабами – играли «Жальгирис», донецкий «Шахтер», «Кубань» и еще кто-то. Мы всех в одну калитку выносили – там команда какая: Вадим Никонов, Валентин Иванов, Виктор Шустиков, Владимир Юрин. Все мощнейшие. Ну и я молодой – старался не испортить.
После турнира тренер «Кубани» подошел к Козьмичу, спросил, могут ли забрать меня к себе. Это Вторая лига СССР. Козьмич ответил: «Сашку не отдам». Ну мне так рассказали. На этом все и закончилось.
Не жалею, что не отпустили в «Кубань».
Козьмич

Козьмич – требовательный в работе и добрый в жизни. Никогда не забуду, как он приехал ко мне на свадьбу в 77-м – с женой. Два олимпийских чемпиона – он и Лидия Гавриловна. Я только в «Торпедо» пришел, пригласил, конечно, для приличия, но никогда не думал, что они правда приедут.
Иванов ко мне хорошо относился. Хотя и ругал иногда – особенно как пойдем в дыр-дыр играть пять на пять. Я упирался, тоже старался забить. Основа после тренировки смотрела это шоу, а кто в заявку не попадал – бегали с нами. Будто с трибунами играли – свист, шутки, каждый болел за свою команду. Козьмичу крепко за 40 было, но играл прекрасно.
Что лично для меня показательно: Козьмич был таким же требовательным к себе. Пусть дождь, снег, ветер, он всегда на бровке. Даже если ведем в товарняке на сборах с разгромным счетом, а врач ему говорит: «Козьмич, задувает». Козьмич только отмахнется.
Поэтому и побеждал «МЮ», «Реал», «Монако», «Севилью».
Ребятам он говорил: «Не можешь играть, бегай». Команда у него отдавала все. Сейчас Андрей Талалаев – его воспитанник – примерно так же работает в «Балтике». 90 минут носятся как угорелые.

В 90-х в прессе кто-то писал, что Козьмич – тренер-деспот. Было обидно и грустно. Потому что это вообще не про него. Ну времена такие – вседозволенности, когда можно было называть кого хочешь как угодно. Но время все расставило по местам. Ребята, которые в 91-м ходили к руководству ЗИЛа и просили убрать Козьмича (из-за строгих методов), потом извинялись перед ним и Лидией Гавриловной.
Я им сразу сказал: «Это большая ошибка». Так и получилось. Убрали Иванова, команда повалилась вниз. Козьмич переживал, конечно, хотя никому об этом не говорил. И всегда болел за «Торпедо». Помню нашу последнюю встречу – около стадиона на Восточной. Он тогда уже не в очень хорошем состоянии был, тяжело ходил. Лидия Гавриловна его за ручку вела. Но узнал: «О, Петров, привет!». Он так обычно меня звал – не Капитоныч, не Сашка. Петров.
До последнего ходил на матчи «Торпедо», потому что это его родной дом.
Стрельцов
Когда пришел в клуб, Эдуард Анатольевич [Стрельцов] работал в торпедовской школе – детей тренировал. Помните, знаменитый кадр, который часто в прессе встречается: где Стрельцов бежит, а за ним мальчишки?
Я даже помню, как и где фотограф сделал этот кадр. На верхнем поле базы в Мячково.

Стрельцов – уникальная личность. Невероятная. Никогда не встречал человека с такими регалиями и такой скромности. Помню, играли в Тбилиси против «Динамо». Стрельцов в штабе главной команды, и нас пригласили на баскетбол за день до. Так получилось, что я рядом с Эдиком сидел. Начался матч, диктор объявил, что во дворце спорта присутствует Эдуард Стрельцов. А грузины же безумно спортивная нация, вся арена поднялась, начала рукоплескать. Баскетболисты мячи побросали.
Стрельцов поднялся – красный как рак. От смущения. Тогда я и понял, что такое – народная любовь.
Или такое воспоминание: Эдик пригонит машину на базу, когда ребята все допарятся в бане. Один я останусь. Попросит: «Сашка, кинь шланг, губку – я машину помою». У него «Жигули» были тогда. Потом: «Сашка, а сделай, пожалуйста, воду погорячее». И вот стоит – моет, покуривая папироску.
После тренировки, если надо, сам мячи соберет. Для пацанов из школы «Торпедо» – память на всю жизнь: «Меня Стрельцов тренировал». Эдуард Анатольевич, который такую жесть прошел, столько всего пережил. Ужасно. И все равно выдержал. Не знаю, бывало ли вообще в мировой истории, чтобы спортсмен на такой уровень возвращался после заключения?
Жизнь его покрутила, повертела, но он остался человеком. С него все регалии сняли, лишили всего. А он вернулся – стал чемпионом СССР. Такие рождаются раз в сто лет, а, может, и реже.

Я не видел большинство его матчей – просто потому что телевизора не было. Но видел его на поле после карьеры. В торпедовской школе была традиция – выпускной класс играл против тренерского состава. У Стрельцова ни разу не выиграли. Конечно, в такие моменты думаешь: а что если бы не тюрьма? Думаю, в 66-м мы с Эдиком стали бы чемпионами мира.
Помните, как он в 17 лет в первом же матче за сборную дубль шведам положил?
На него народ шел, даже когда он за ветеранов играл. Только пять слов напишете на афише: «В составе будет Эдуард Стрельцов».
Один товарищ из Тбилиси рассказывал. На тоннеле, через который футболисты выходят на поле, народ постоянно башку свешивал. Смотрел, кто выходит. И кто-то кричал – с таким неповторимым акцентом: «Слушай, а Эдик приехал?» – «Нет». – «Ну, твою мать, опять одних пьяниц привезли».
Шустиков и Воронин

В торпедовской истории много уникальных людей – тот же Шустиков-старший. Виктор Михайлович. Вообще уникум. 427 матча сыграл в чемпионатах СССР (253 подряд и без замен). Его только Олег Блохин обошел.
Пример мужества для меня. Представьте: завтра надо играть с киевским «Динамо», а у Шустикова голеностоп опух так, что ходить невозможно. Он говорит: «Замотайте восьмерку (холодным бинтом) и найдите бутсы на два размера больше, чтоб мог ногу засунуть. И сыграю». И сыграл. Сейчас такого представить не могу – не только у нас, а вообще в футболе.
Титаны.
А еще Виктор Михайлович – добрейший человек. Всегда у него все хорошо, подойдет, тепло скажет: «Ребятушки, мальчики, пацаны». Ни одного матерного слова за пределами поля.
Как-то в Адлере на сборах возвращаюсь с почты – ходили туда звонить в Москву. В шапке, куртке, перчатках. Захожу на этаж, чувствую – дует. Прям холодрыга. Открываю номер, Михалыч лежит – и голеностопы, это надо видеть просто, голеностопы монстра, все израненные. Лежит с голым животом, в черных шортах, балкон открыт – а на порожек снежка насыпало.
Говорю: «Михалыч, ты что, охренел, там холод собачий».
А он: «Ты знаешь, Сашка, свежо!». Прям в память врезалось это слово.

А еще очень жалею, что не сохранил газетные отчеты Валерия Ивановича Воронина. Когда он закончил карьеру, какое-то время писал для «Советского спорта». Уникальный слог и язык, которые совершенно не походили на привычный – как у комментаторов и журналистов того времени.
Никогда не читал ничего более оригинального о футболе.
Кстати, один раз играл с Валерием Ивановичем – дыр-дыр. Выглядел он тяжело, конечно – после той страшной аварии, когда потерял свою радость, футбол.
Вообще, это, наверно, самый интеллигентный футболист, которого видел. По-моему, единственный, кто прекрасно разговаривал на английском языке – не только в «Торпедо», а среди футболистов той эпохи. Его сама английская королева приглашала [в вип-ложу на трибунах ЧМ-66, чтобы вручить подарок]. Сказала, что это самый красивый футболист. А он ведь еще и в сборную мира входил.
Иногда думаю: увидим ли мы еще когда-нибудь таких футболистов?
Футбол сейчас другой стал: более шаблонный, что ли. Если раньше все команды СССР оденешь в одну и ту же форму, даже по телевизору легко определил бы: это «Динамо» Тбилиси, это «Арарат», это киевское «Динамо», это «Торпедо» и «Спартак». У каждой команды свой стиль.
Сейчас все спрятались за одинаковыми схемами. Изюминка пропала.
Почему в Европе народ ломится на трибуны? Там даже среди хороших футболистов всегда есть один-два суперигрока. Которых ни с кем не спутаешь.
Астма

Массажистом проработал 35 лет.
Как-то поспорили с Сережей Петренко, что в темной комнате угадаю игроков по мышцам. Когда всех определил, они что сделали – привели Володю Юрина, который к тому моменту уже в штабе работал. Когда и его узнал, конечно, мой авторитет серьезно поднялся.
Но я не гений какой-то – просто когда 20 лет работаешь с ребятами каждый день, растираешь, делаешь массаж, то узнаешь каждую мозоль. Тем более первые 20 лет – я один работал.
Иногда присылали на сборы помощников, но это было нечто. Особенно запомнился парень, которого братья Савичевы прозвали Пыра. Когда гоняли в футбол после тренировок, он постоянно бил с пыра. С носка то есть.
Уникальный человек (улыбается).
Володя Кобзев, светлая память, попросил массаж сделать, а Пыра отвечает: «Володь, давай так договоримся – сегодня одну ногу промассирую, а завтра – другую?» Или такая история: как-то в рыбный четверг он пришел раньше команды в столовую и съел четыре чужих порции. На мой вопрос, не охренел ли, ответил так, что я на всю жизнь запомнил: «Саш, а я рыбу люблю».
Вот такой помощник. Хорошо, в 1995-м в клубе появился второй постоянный массажист – Алексей Борисович Завгородний. У него тоже, кстати, юбилей был – 30 лет в «Торпедо». Большой профессионал. Сейчас физиотерапевт -- один из лучших в России.
Вдвоем полегче, конечно, стало.

Но к 2010-му астма совсем замучила – раньше мази были не особо экологичные. Апизартроны эти пчелиные. Ребята, как растирались, выбегали из кабинета словно ужаленные. А ты каждый день в этом пекле. Вот и заработал.
Начал задыхаться, кашлять. Понял, что не справляюсь, что надо быть честным перед собой и клубом. Пошел к руководству: «Больше не могу работать так, как должен. Где могу быть полезен?»
Перевели на должность администратора.
Место Бекхэма

Первое воспоминание о стадионе «Торпедо» – как мы в 1976-м помогали Западную трибуну строить. До этого только Восточная была. 22 апреля в СССР – коммунистический субботник. Выдали строительные рукавицы, носилки, лопаты – и мы таскали кирпичи. Вся команда участвовала.
Мое любимое место – наша раздевалка. Как заходишь [внутрь арены] – справа. Мне кажется, знал там каждый уголок, не только массажный. До того, как стадион ушел на реконструкцию [в 2022-м], показывал молодым ребята из школы «Торпедо»: «Вот здесь Бекхэм сидел, когда мы его обыграли в Кубке УЕФА». Понятно, точно не знал, то ли это место. Бекхэм тогда молодым был, почти не играл.
Вообще, много радостного вспоминается на прежней арене – победы над «МЮ» по пенальти, когда взяли реванш у Шмейхеля за «Брондбю», над «Реалом», пусть и не прошли дальше, над «Монако» и «Севильей». Команда была такая – никем не испугать.
Об одном жалею – что в 1991-м не смогли «Брондбю» пройти в 1/4 Кубка УЕФА. В Дании Валера Сарычев с линии вытащил мяч, а нам все равно гол засчитали. 0:1. На Восточной улице отзеркалили, но по пенальти вылет – Шмейхель в тот раз лучше был.

А Сарычев в 1991-м получил приз журнала «Огонек» – как лучший голкипер страны. Для меня ценный момент еще потому, что тогда не было тренеров вратарей – и я помогал ребятам. Козьмич говорил: «На 20 минут вратари твои». Я им дорожки делал, бил в ручки, вправо, влево, делал подачи с флангов. У меня левая нога в порядке была. А когда получил травму, и правую подтянул.
Шутил с Дасаевым, когда он тренером стал: «Ты получаешь зарплату, а я на общественных началах. Но у тебя есть хоть один тренерский приз «Огонька»? А у меня три». Кроме Сарычева еще побеждали Вячеслав Чанов (в 1981-м) и Александр Подшивалов (в 1993-м).
Но, конечно, это шутки. Я считал себя не тренером, а помощником вратарей.
Еще запомнились тренировки с Дмитрием Хариным – он после нас поиграл в «Динамо» и ЦСКА и уехал в Англию. Какая-то прям ненасытность футболом. Возвращается команда из Тбилиси после выездной игры, у всех выходной, а Димка ехал на тренировку дубля – причем любил в поле побегать. Потому и ногами здорово играл.
Плюс читал момент выдающимся образом. Как Акинфеев сейчас.
Мячково, которое потеряли

Лет восемь назад Александр Тукманов, тогдашний президент «Торпедо», сказал: «Сашка, съезди [на бывшую базу клуба] в Мячково, поснимай, что там сейчас». База принадлежала «Норильскому Никелю». Владимиру Потанину, я так понимаю.
Договорились, я взял видеокамеру. Ну, слезы, что там было. Сосны, березы росли прямо на поле, где мы тренировались когда-то.
На нашем великолепном поле, за которым следил дядя Миша. Легендарный торпедовский агроном – спец от Бога. Он каждую травинку знал. Кротов гонял – выписывал керосин на заводе, ломал крапиву, находил кротовые норы, мочил крапиву в керосине – и в норы. Помогало.
Летом делал себе шалаш рядом с полем – жил там. В четыре утра встанет, пока солнца нет, польет газон. Подстрижет. Поляна идеальная была! Тем печальнее то, что увидел несколько лет назад.
Вот комната отдыха, которая совершенно не изменилась – те же люстра и мебель. Комната, куда привозили огромные бобины с фильмами – чтобы вечером посмотреть.
И куда Володя Заикин (комсорг завода ЗИЛ) привозил известных артистов. Театр Сатиры, Александра Ширвиндта и Михаила Державина. Помню, совсем молодая Алла Борисовна Пугачева концерт давала – с дочкой. Как раз перед тем, как выиграла [международный конкурс] «Золотой Орфей» с песней «Арлекино».
То «Торпедо» – народная команда. В том смысле, что за нее болел рабочий класс. 80 тысяч только на ЗИЛе, а если взять все заводы, которые по стране разбросаны, это сотни тысяч людей. Команде еще симпатизировали потому, что понимали: за нами только завод ЗИЛ, а биться приходилось с командами, за которыми целые республики. Это как сейчас играть против РЖД, «Лукойла» и «Газпрома».

Как-то Киев похитил у нас Витю Колотова – прямо из общежития. Он должен был за «Торпедо» играть, почти заселился в здание на улице Трофимова, а его ночью увезли в Киев. Секретарь компартии Украины [Владимир] Щербицкий потом успокаивал Лобановского: «Не волнуйтесь, дело закроем, все нормально будет».
Как с этим тягаться? В Киеве Вите дали машину, квартиру на Крещатике, родителей перевезли. А у нас бы он в общежитии жил первое время. Колотов в итоге стал капитаном и в клубе, и в сборной СССР.
А базу в Мячково мы потеряли в 90-е.
Когда завод развалился, стадион отдали Прохорову. Базу – еще кому-то. Потом перепродавали и базу, и стадион. Короче, издевались над «Торпедо». Знаете, я иногда вспоминаю книгу «Как убивали «Спартак». У нас должен быть пятитомник «Как убивали «Торпедо». По двести страниц.
Как цыгане бродим со стадиона на стадион. С базы на базу. А потом говорят: «А че ж вы так играете?» Так у нас ничего нет, основы нет. Корня.
Вырвали корень.

Алешин
90-е.
Помню, сидели в дирекции завода ЗИЛ с Козьмичем. Команда на третьем месте идет, не получая зарплату 3-4 месяца. И тут заходит маленький непонятный человек и говорит: «ЗИЛ не может содержать команду. Ищите спонсоров».
Вот что такое развал СССР. Трагедия. Пустые магазины, товары по талонам. Система координат, при которой люди боялись дворники на машине оставить, утром просыпались – колес нет. Машина на кирпичах. Но выживали. Старались заниматься своим делом.
Спасибо Козьмичу, что обратился к Владимиру Алешину, который был генеральным директором «Лужников». Он тоже наш – торпедовец, играл в дубле. Спас команду – если бы не Алешин, «Торпедо» могло и закрыться.

Так в 96-м началась наша лужниковская жизнь.
Условия великолепные: арендовали базу в Новогорске, гостиница на четвертом этаже БСА «Лужники», прямо из номеров спускались на игры в раздевалку. Ресторанное питание. Да и команда классная была – ребята рассказывали, что Юрий Гаврилов, который к нам не очень позитивно относится, как-то сказал: «Вы играете, как мы в лучшее время в «Спартаке».
Все исходило от Виталия Викторовича Шевченко – сильнейший тренер. Открыл Игоря Лебеденко, выпустив в 18 лет на поле – и тот «Зениту» дубль положил, с 0:1 на 2:1. Шевченко же и Семшова подержал, когда у него не шло поначалу. Превратил в серьезного игрока.
Собрал мощнейшую команду – Зырянов, Будылин, Вязьмикин, Даев (недооцененный защитник, на мой взгляд), Кормильцев. Да там любого называй. Тот же Леша Бугаев – очень талантливый футболист. Но избрал путь, который избрал. В клубе пытались помочь, но это как человека в клетку загнать, не давая выбраться. Рано или поздно он все равно клетку разрушит – и пойдет своей дорогой.

Вода из-под крана
Справка Спортса”: в 2009-м Алешин из-за финансовых сложностей продал клуб – на тот момент команду Второй лиги – за символическую сумму заводу ЗИЛ. Почти сразу завод передал акции тогдашнему президенту «Торпедо» Александру Тукманову. И должно было состояться слияние с «Торпедо-ЗИЛ», которое содержал олигарх Александр Мамут. Но сделка сорвалась – «Торпедо» не успело подать заявку на сезон и отправилось в КФК.
***
Алешинское время закончилось в 2009-м. Весной мы упали в любители. Говорят, это связано с тогдашним градоначальником, Юрием Лужковым. Якобы он сказал Александру Тукманову: «Саш, давай начинай сначала». Вот и начали.
Я лично не присутствовал, но такая история ходила.
КФК – самое тяжелое время в моем торпедовском пути. Это когда я сам стирал форму дома, набирал для тренировки воду из-под крана (и прогонял через фильтр), 20 литров разливал в бадьи и термосы, вез на стадион на своей машине и за свой счет. И так каждый день.
В один момент мы даже тренировались в Сокольниках, деля время с детскими командами. В общем, и такое было. Все было. К сожалению, с командой творили такое, что все клубы Высшей лиги просто отдыхают.
Но важно сказать: народ, футболисты то есть, с пониманием относились к сложностям. Тренировочный комплект сами стирали, обращались без особых претензий. Понимали, что всем непросто.

Вроде выкарабкались немного. И тут – новая катастрофа. То, что случилось этим летом.
Чего не должно было быть никогда в нашей истории. Но это произошло. Понятно, что игрокам непросто. Думаю, отправка обратно в ФНЛ – одна из главных причин провального начала сезона, никто не понимал, что будет. Это наша торпедовская трагедия.
А самое обидное – что при всем этом остальные клубы у нас белые и пушистые.
День после [решения исполкома РФС отправить «Торпедо» в ФНЛ] – обычный день. Данность. Ничего не могли сделать. Я просто поехал готовить форму для команды. Работать надо в любом случае, что бы ни произошло. Вот и все.
Ну а что остается?
Надо верить. Что все черное закончится – и начнется хоть чуть-чуть белого.
Стирка
Работа администратора: если о тебе не слышно, значит справляешься. Как натворим что-то, будут в газетах вспоминать 10 лет.
Не зря же я и мой молодой товарищ Егор приезжаем на работу в шесть утра. Очень много инвентаря – одних сумок с бутсами три-четыре штуки. А еще – игровая форма, тренировочная. Все надо сложить, подготовить, загрузить, выгрузить.
А после – отправить в стирку, с этим сейчас вообще морока. Я же еще и водитель. Но скоро новый стадион построят – мечтаю, чтобы там была стирка. И не надо было никуда возить сумки с формой.
Чтоб просто отдал в соседнюю дверь – и все.
Давно уже не летаю с командой, потому что в Москве остаются игроки, которые не в заявке. Человек шесть. С ними тоже кто-то должен быть – помогать с формой, инвентарем, мячами. Иногда не хватает выходных, конечно.
Когда команда улетает, я ее провожаю и встречаю. Потому что – багаж. Надо за 15 минут все погрузить в самолет, а на обратном пути – забрать. Чтобы не было штрафных санкций. Да и грязную форму надо забрать в стирку.

Но я не жалуюсь – в каждом деле свои сложности. Свои заботы. Это все лишь к тому, что администратор не такая уж и простая работа. Рутинная. С утра до ночи отвечаешь за все. Один праздник – когда команда выигрывает. Значит, все было не зря.
– Как вы не выгораете?
– Выгораю. Постепенно. Но потом появляются дополнительные резервы – сибирские, наверное. И опять продолжаю делать то же самое.
Понимаю, это нужно для команды. Ни одна шестеренка в механизме не должна остановиться. Если я не проснусь в пять утра, моему коллеге Егору придется работать за двоих.
Дача и стихи
Очень люблю стихи – вечерами сижу на кухне, читаю. Обожаю Лермонтова. «Мцыри» произвел такое впечатление, что до сих пор наизусть помню. Как можно было такое написать? Читаешь – и будто льется горная река.
А год назад открыл для себя Константина Паустовского. Например, «Повесть о жизни». Был у знакомого в Тарусе – увидел памятник писателю, где он с собакой. Сфотографировал, решил почитать.
Удивительно, почему его сейчас так редко вспоминают. Гениальный писатель. С таким русским языком, что некоторые слова никогда не встречал. Понятно, что я не книгоман, но получаю кайф. Сразу успокаиваюсь, нервы в порядок привожу.
20 лет как развелся. Привык жить один – но хорошо, что есть сын и дочь. Внуки. Главная отдушина за пределами работы, как и дача. В квартире ничего не говорит о том, что здесь живет человек из «Торпедо», а за городом – вымпелы, кубки, футболки наших торпедовских ребят. Жаль, Стрельцова нет – мог ведь взять майку, да не решился. Она бы имела огромную ценность – духовную.

Когда дача сгорела лет 20 назад, думал даже уйти с этого места. Но не смог. Я ведь по двум причинам решился взять участок, обменяв на «Жигули» (нашел объявление в газете «Из рук в руки»): во-первых, детям нужно где-то проводить лето; во-вторых, мой поселок детства Омутинское, а дачный участок – это Омутищи.
Вот и клюнул.
Потом, когда ходил по горелым кирпичам, вдруг увидел: ящерица греется на солнышке. А есть поверье, что это добрый знак, можно строить новый дом. Вот и я решил восстановить – 10 лет ушло. Отстроил небольшой домик – 7 на 7. Сейчас место притяжения.
Приеду, шашлыки пожарю, отосплюсь, схожу за шишками в лес – чтобы самовар заварить, который Сережа Шустиков (сын Виктора Михайловича) с ребятами подарили. Дочка и сын помогают, приезжают, чтобы увидеться. Дочь даже иногда удаленно оттуда работает.
Понимаю, что очень много недодал семье. Столько лет работал в режиме, когда болеть и отдыхать некогда, один массажист в команде – подменить некем. Но сейчас это в прошлом – стараюсь чаще видеть близких. Один внук, кстати, был в торпедовской школе, а сейчас – в «Строгино».
Они все, конечно, торпедовцы. По сердцу.
Мечта

50 лет – сезонов, игроков, событий за горбом. Я до сих пор могу по именам назвать стартовый состав 76-го чемпионского года. Наизусть. А что было в 2004-м – иногда могу и не вспомнить.
У меня же не две головы. Что-то забывается, что-то – нет. Это зависит от силы впечатлений, от того, что вижу и слышу. Какие эмоции это у меня вызывает. Где-то память останавливается и цепляется, а где-то проходит мимо как лето.
И ты едешь дальше на этом эскалаторе.
Да, у «Торпедо» сейчас другая страница. Непростая. Все меняется вокруг: время, люди, государства, страны даже такой больше нет – Советский Союз, – но «Торпедо» остается в моем сердце. Думаю, так будет всегда. Потому что по-другому быть не может.
Не понимаю, когда спрашивают: почему для тебя так важно «Торпедо»? Вот ты родился в семье – у тебя есть папа и мама. Как ты можешь их бросить? Я вот родился 50 лет назад в этой команде. И не могу ее бросить, как бы трудно ни было.
Мечтаю о возрождении клуба. Это моя самая большая мечта. Чтобы не было стыдно выйти на улицу, когда соседи, которые меня знают, начинают подкалывать.
Чтобы на дороге, когда видят торпедовские знаки на машине, не кричали: «Говно ваше «Торпедо».
Я такого никогда не хотел видеть и слышать. А хотел бы, чтобы нам везде показывали восклицательные знаки. Что «Торпедо» – суперклуб. Команда, без которой нам не жить.

Иногда вспоминаю советские времена – когда встречали полные стадионы, когда мы играли свою, торпедовскую, игру. Когда были футболисты, которые просто так не сдавались.
Понимаю, то время вернуть невозможно. Время вообще не вернуть. Но можно сделать так, что появится новое «Торпедо». Понятно, что для этого нужно иметь очень сильную финансовую структуру за спиной. Типа «Газпрома» или «Роснефти». Чтобы на равных биться с бразильцами, которых сейчас полсостава у всех.
Футбол теперь – банкнота на банкноту. Кто кого переплюнет, задавит.
Когда видишь, что «Зенит» на сборы привозит даже водителей, а мы считаем, сколько игроков надо взять, что-то докупить или нет, это сложно. Но я верю в лучшее. Или надеюсь.
Хочется больше положительного.
Пора уже.
Главные моменты «Торпедо» сейчас: хайлайты на ВидеоСпортсе’‘
Фото: фото из личного архива Александра Петрова; РИА Новости/Юрий Сомов, Владимир Федоренко, Виталий Белоусов, Дмитрий Донской; ФК «Торпедо Москва»
Я тут выяснил, что супруга Валентина Козьмича - Лидия Иванова - ещё жива, Виктор Михайлович Шустиков жив. Думаю, что если бы они рассказали о "Торпедо" тех лет свои истории, тексты были бы не менее мощными. Наверняка 100 раз рассказывали и получится 101-й, но такие тексты никогда не бывают лишними.
"Мцыри" меня тоже поразил еще в школе, и формой, и содержанием. Спасибо за материал, и всего самого лучшего его герою.
Александр Капитонович заводной, с юмором, довольно бодрый для своего возраста. Оставил приятные впечатления.