Загитова слишком далека от Ассоль. Боязно за наследие Грина
Сначала следует оговориться: никто пока не знает, каким получится рок-мюзикл на льду «Ассоль», анонсированный Алиной Загитовой.
Вероятно, не знают даже лица, планирующие этот мюзикл представить – как и не знают, где взять исполнителей. Чисто гипотетически мюзикл может получиться безукоризненным.

Этот пост написан с позиции «книгу не читал, но осуждаю». Вернее, «книга еще не вышла, но осуждаю». И тирада «к чему вообще переживать за столько недель до премьеры?» более-менее уместна.
Заодно можно разобраться с аргументом, который не сработает. Кто-то мог бы по глупости или со злым умыслом предположить, что мюзикл вообще не по «Алым парусам». Это независимое начинание, героиню любого произведения могут звать Ассоль. Но нет, этот аргумент не убедит. Потому что имя Ассоль устойчивым образом ассоциируется с феерией Александра Грина.
А уж фотка в колготках, на которой виден кораблик с красными парусами, проясняет все окончательно. Да и никто еще не забыл, как вдохновительница мюзикла напоказ читала «Алые паруса». Хотелось бы верить, что дочитала. Некоторые книги стоят больше 74 798 618 рублей. Точнее, буквально бесценны.

Новое шоу Загитовой – рок-мюзикл: что о нем известно
Намерения и замыслы вдохновительницы могут внушать опасения лицам, неравнодушным к русской культуре. Между Алиной Загитовой и девушкой, воспетой Грином, пропасть.
Афиша рок-мюзикла почти не оставляет сомнений. Агрессивный черный макияж, окольцовывающий глаза темной цепью, словно бы призван обращать капитанов приближающихся к берегу кораблей в бездушный камень. Волосы то ли танцуют по указке демонических веяний, то ли хотят сплестись в клубок змей. Шрифт кажется следами от скрюченных уродливых когтей.
А фон инфернальный. Красный как запретительный верхний сигнал светофора, который порой мешает быстро попасть в низ Москвы. Хотя кому как мешает…

Молчание Загитовой после видео на дороге – это очень плохо. И вот почему
Героиня феерии «Алые паруса», напротив, олицетворяет чистоту, нежность, доброту и невинность. Сейчас это уже звучит банально, словно изъезженное клише. Но Ассоль именно такая, она чиста и невинна. Безвинна.
Александр Степанович Гриневский достаточно подробно описывает героиню на разных этапах ее становления. Но лучше всего истинная Ассоль раскрывается на примере ее отношения к Богу.
Грин пишет: «Ассоль была все еще той маленькой девочкой, которая молилась по-своему, дружелюбно лепеча утром: «Здравствуй, Бог!», а вечером: «Прощай, Бог!»
По ее мнению, такого короткого знакомства с Богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она входила и в его положение: Бог был вечно занят делами миллионов людей, поэтому к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав дом полным народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам».
Пары абзацев достаточно, чтобы осознать: Ассоль не стала бы с кокетством облизывать средний палец, напяливать неестественно розовые угги, появляться на людях в шубе на голые бедра, втюхивать жителям Каперны и Лисса шмот со своей стыдной оговоркой.

Русская культура, в том числе и классическая литература, знает не так уж мало героинь, которым в реалиях XXI века подобное поведение показалось бы органичным или прагматичным, необходимым или допустимым. Но это не Ассоль.
Конечно же, вовсе не обязательно походить на персонажа в жизни. Невероятное актерское перевоплощение возможно.
Гэри Олдмен в рамках одного и того же фильма показывал как человеческую, так и вампирскую личину Дракулы. Гэри Олдмен в ходе карьеры играл и своевольного наркомана Сида Вишеса, и дисциплинированного офицера Джима Гордона. Судите сами, обладает ли Алина актерским талантом того же уровня. Только не спрашивайте, как вообще в пост о Загитовой попал старик Гэри.
Хотя выбранная афиша рок-мюзикла без… неизбежно порождает мысли о Дракуле. Недаром пользователь Хёг написал в комментариях: «Видимо, в этой постановке, корабль, который увидела Ассоль, назывался не «Секрет», а «Деметр(а)».
Шутки шутками, а за наследие Грина действительно боязно.
«Алые паруса» имели для него сакральное значение. «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает», – так сам автор предварял повествование. Нина Николаевна – это вторая жена писателя. Вникните в выбранные им глаголы: подносит и посвящает.
Грин так рассуждал о своей истории: «Я разузнал, как это происходило, совершенно случайно: я остановился у витрины с игрушками и увидел лодочку с острым парусом из белого шелка. Эта игрушка мне что-то сказала, но я не знал – что, тогда я прикинул, не скажет ли больше парус красного, а лучше того – алого цвета, потому что в алом есть яркое ликование. Ликование означает знание, почему радуешься. И вот, развертывая из этого, беря волны и корабль с алыми парусами, я увидел цель его бытия».

Еще раз вдумайтесь в выражения. Мистический контакт с игрушкой, ликование как понимание природы радости, цель бытия. Грин вкладывал в историю Ассоль категории, выходящие за грани любых эпитетов.
И Грэй под стать автору. Вспомните, как он выбирал оттенок парусов, которые должна была увидеть Ассоль.
«Роясь в легком сопротивлении шелка, он различал цвета: красный, бледный розовый и розовый темный, густые закипи вишневых, оранжевых и мрачно-рыжих тонов; здесь были оттенки всех сил и значений, различные – в своем мнимом родстве, подобно словам: «очаровательно» – «прекрасно» – «великолепно» – «совершенно»; в складках таились намеки, недоступные языку зрения, но истинный алый цвет долго не представлялся глазам нашего капитана; что приносил лавочник, было хорошо, но не вызывало ясного и твердого «да».
Наконец, один цвет привлек обезоруженное внимание покупателя; он сел в кресло к окну, вытянул из шумного шелка длинный конец, бросил его на колени и, развалясь, с трубкой в зубах, стал созерцательно неподвижен.
Этот совершенно чистый, как алая утренняя струя, полный благородного веселья и царственности цвет являлся именно тем гордым цветом, какой разыскивал Грэй. В нем не было смешанных оттенков огня, лепестков мака, игры фиолетовых или лиловых намеков; не было также ни синевы, ни тени – ничего, что вызывает сомнение. Он рдел, как улыбка, прелестью духовного отражения».
Теперь посмотрите на афишу так называемого рок-мюзикла на льду. Тот ли цвет выбирал Грэй? Кто-нибудь из причастных к рок-мюзиклу вообще задумывался, какой именно оттенок красного должен озарять Ассоль?

Неспособность прочувствовать оттенок не удивляет. Алина Загитова и ее свита будто из другого мира. Подобный мирок описан – хотя еще в более чем лестной форме – в фильме «Как потерять друзей и заставить всех тебя ненавидеть».
В этой комедии Меган Фокс играла старлетку Софи Мэйс, статус которой взлетел, когда она в платье прошла через бассейн на светской тусовке и намокла. «Фотографии теперь повсюду, а я и не знала, что платье такое прозрачное! И все говорят об этом как о какой-то рекламе…»
По сюжету комедии Софи получила роль в фильме «Стать святой», и ей пришлось вживаться в образ матери Терезы. А фильм о матери Терезе был приурочен к рекламной кампании «Версаче» и «Луи Виттон». Примерно так же сочетаются Алина Загитова и Ассоль.
Анастасии Вертинской действительно было 16 лет, когда она предстала на экране как Ассоль. Возможно, в нынешних реалиях и в этом выборе кто-то увидел бы мискаст. Но в целом Вертинская справилась, экранизация получилась сильной.
«Благодаря Ассоль я понял одну нехитрую истину. Чудеса надо делать своими руками! Если душа человека жаждет чуда – сделай ему это чудо! Новая душа будет у него, новая – у тебя», – голос и стать Василия Ланового сохранили эти слова на десятилетия.

Грин в конце описывал, как тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль. Смертельно боясь всего – ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи – она вбежала по пояс в теплое колыхание волн. Грэй же вынул ее из воды как мокрую драгоценность. Она держалась за его пояс с новой душой и трепетно зажмуренными глазами. Счастье сидело в ней пушистым котенком. Простите, но вспомните сейчас еще раз афишу так называемого рок-мюзикла…
Фильм Александра Птушко не корежил наследие Грина, а преломлял его как призма – придавал иные векторы сиянию и позволял взглянуть по-новому. Пересмотрите советскую экранизацию – вы ощутите контраст с тем, что приходится наблюдать теперь.
Афиша даже заставляет тосковать по цензуре. Творческие люди обычно жалуются на цензуру или просто ненавидят ее, костерят как только можно. В том числе советскую цензуру.
И действительно, цензура может играть сугубо негативную роль. Проникновенный, лиричный, трогательный фильм Владимира Мотыля «Женя, Женечка и «катюша» долго считался «вредным» и доезжал до экранов по ухабам, по распутице. Лента не отвечала традиционным советским лекалам, по которым следовало описывать Великую Отечественную войну. И понятно, какие именно сцены могли не понравиться. Хотя на самом деле художественные достоинства фильма должны были полностью затмевать нарекания.
Тем не менее, реальность подсказывает простейший пример: во времена советской цензуры Александр Абдулов снимался в «Обыкновенном чуде», «Формуле любви» и «Убить дракона». А после обвала советской цензуры Александр Абдулов появлялся на экранах как персонаж сериалов «Next», «Next 2» и «Next 3».
Эта подсказка от реальности вовсе не означает, что советская цензура прекрасна. Благовестный фильм Эльдара Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви» просто не вышел бы при советской цензуре. Разве допустима в атеистическом инфополе сцена, в которой Бог признается Хансу Кристиану, что поцеловал его в детстве и даже не жалеет об этом?
Но сама по себе цензура может быть как вертухаем, не позволяющим свободомыслию поднимать глаза, так и витязем на сторожевой башне, самоотверженно ограждающим цивилизацию от чего-то кроваво-красного, по-хищнически наглого, сочетающего насыщенный макияж с прожорливой внутренней пустотой. От лангольеров.
Пресловутая афиша «Ассоль» – это лишь одна из вершин отнюдь не белоснежного айсберга, толща которого уходит глубоко-глубоко вниз.

Общеизвестная теория этногенеза Льва Гумилева впечатляет далеко не всех. Если относиться к ней со скепсисом, то при желании можно прийти к выводу, что теория натягивается на любую хронологию реальных исторических событий. Да и природа самого пассионарного толчка оставляет вопросы.
Тем не менее, кажется, что описываемые Гумилевым фазы подъема, акматического состояния и затухания этноса применимы и к культуре. Причем к культуре в конкретных выражениях – в том, насколько достойные или, напротив, никчемные литературные, песенные, кинематографические произведения появляются в разные исторические периоды. В случае с культурой фазы протекают и сменяются быстрее.
Складывается ощущение, что сейчас русская, русскоязычная культура претерпевает обскурацию. Поэтому и выходит «Чернобыль» Данилы Козловского с его видением мотивации, стоявшей за подвигом ликвидаторов. А о понимании поэзии с уверенностью рассуждает исполнитель-иноагент, позволяющий себе рифмовать «подряд» и «видеоряд».
Во время обскурации достаточно трудно втолковывать другим, какой была культура периода расцвета и в чем разница.
Непросто объяснять, что «Алые паруса» не имеют никакого отношения к промосетам в колготках и ультракоротком платье. Послание Грина принципиально далеко от фотосессий, лайков и маркетинга. Оно не имеет ничего общего со спросом и продажами, с «хитрым» решением привязать мюзикл к гулянкам выпускников и откормленному бренду.

Грин писал про чистоту и совесть, про мечту, любовь, взаимопонимание и готовность пылких сердец соединиться, про мужественную решительность, энергичность и деятельную смелость, необходимую для нестандартных шагов.
В романе Булгакова «Мастер и Маргарита» Иешуа сетовал на Левия Матвея: «Ходит, ходит один [за мной] с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил».
Таков удел всех Пророков, всех Творцов. Если в молодости внимаешь голосам, которые зовут тебя на заре, то, доживая до фазы обскурации, можешь услышать, как на голоса накладывает кавер-версию Баста.
Для особо непонятливых стоит подчеркнуть: рассуждения о пропасти между Загитовой и Ассоль подкреплены вовсе не ханжеством. Разнузданная сексуальность, фриковатый эпатаж, провокационные трактовки – все это, конечно, в культуре допустимо и практикуется охотно, регулярно. И все это может быть потрясающим, внушительным.

Но не с каждой историей стоит обращаться вот так.
Нельзя выдавать пошлый вампирический нимфоманский образ за Ассоль из «Алых парусов» или Джемму из «Вешних вод» Тургенева. С тем же успехом можно было бы вылепить из Аттикуса Финча беспринципного полуграмотного адвоката, а из Мартина Идена – ленивого бездарного плагиатора. Это было бы не новой трактовкой и не переосмыслением. А кощунством. Ложью. И в то же время глупостью.
Главный герой «Как потерять друзей…» Сидни Янг выражался метко: «Слишком легко привлекать внимание людей, делая что-то хуже, чем делали до тебя».
Александр Грин не дожил до фазы обскурации. Наверное, для него так лучше.
Впрочем, рок-мюзикл еще не вышел. Возможно, пока рано осуждать.
Фото: t.me/azagitova_official
Поддерживаю. Загитовой нужно поставить рок-мюзикл "Эллочка-людоедка". Идеальное соответствие, плюс что-то в этом есть новаторское, ведь обычно данный персонаж является второстепенным.
ЗЫ. Интересно узнать - кому пришла в голову мысль ТАК исковеркать Алые Паруса, выставить Ассоль агрессивной эскортницей? На этой недоафише надпись - Ассоль- липким чёрным гудроном - зачем? Она ведьма? Медуза Гормона? Что должно ассоциироваться?