Паралимпийский чемпион об Играх в Париже с другого ракурса
Спортивный журналист и автор Дзена Анастасия Гундорова поговорила с Андреем Вдовиным, чтобы понять, как поддерживать высочайший уровень в условиях тотальных запретов, и что в конце концов не так с этими кроватями в Олимпийской деревне.
— Благодаря чему вы поддерживаете высочайший уровень на протяжении трёх олимпийских циклов?
— Благодаря поддержке государства, которое продолжало платить нам зарплату и устраивать соревнования даже тогда, когда нас отстранили, и мы не поехали на Олимпиаду. Выиграв однажды, понимаешь, что чтобы поддерживать такой же уровень, нужно усиленно тренироваться, там одного энтузиазма не хватит, это становится работой, за это хочется получать деньги. Я тренируюсь 5 раз в неделю. Не скрою, что последние года были тяжёлыми: один год не поехали, другой… Не понимал, зачем все это надо. Думал, может, пора поменять род деятельности.
— На какой?
— Остаться в спортивной сфере, но более организационная деятельность, не тренерство.
— Коротко про вашу нелюбимую дистанцию, которая, однако, принесла вам больше всего успеха — 400 метров. Как это возможно, если вы себя плохо после нее чувствуете, бежать ее так быстро? — Может, это особенность моего организма. После того как я переболел менингитом, там какие-то осложнения пошли, и у меня теперь вегетососудистая дистония, и из-за этого мышцы медленнее насыщаются кислородом. 400 метров — про выносливость, на закисление организма. Но на этой дистанции немалую роль еще играет психология — можно неправильно разложить дистанцию и проиграть. Я себя успокаивал: сейчас чуть потерпеть, зато потом всё будет классно. Понимал, что за мной близкие наблюдают, а потом, как выяснилось, за мной наблюдали просто болельщики, люди, о которых я знать не знал. Не хотелось их подвести.
— К скольким Олимпиадам еще готовитесь?
— Если еще одна будет — это будет мегауспех. Соперники молодеют, я старею. С каждым днем становится все тяжелее, мышцы восстанавливаются медленнее, а бежать надо все быстрее. Хотя те результаты, которые были у меня в Токио, я уже не повторю. Так что остается довольствоваться малым: держать уровень, выступить на Чемпионате Мира и Чемпионате Европы. Чемпионат России тоже, само собой разумеется. Мне позволительно ещё годик-два занимать призовые места в нашей стране при текущей моей подготовке. Но если вы увидите Андрея Вдовина в Лос-Анджелесе на дистанции 400 метров, то произошло какое-то чудо.
— Паралимпийцы поехали в Париж бОльшим составом, чем олимпийская сборная. Многие, даже те, кого допустили к участию, отказались. Почему так?
— Во-первых, олимпийский спорт более влиятельный, чем паралимпийский. Во-вторых, у олимпийского спорта отдельные федерации на каждый вид спорта: отдельная федерация плавания, отдельная федерация легкоатлетки... Они сами решают ехать, не ехать. А у нас всего лишь одна федерация – Паралимпийский комитет России. Если допускается Паралимпийский комитет России, то допускаются автоматически все виды спорта. Поэтому они поехали одним количеством, мы — другим. Но я думаю, что здесь ещё момент политический: влияние политики на олимпийский спорт совершенно другое, нежели у нас. Наверное, к нам больше снисхождения.
— Олимпийцы ещё с Токио жаловались на картонные кровати и экономию. Какие условия были у вас и что в конце концов не так с этими кроватями?
— На самом деле, кровати один в один такие же, как в Токио. Они удобные, комфортные. То есть да, матрас был сделан из каких-то таких пластиковых волокон, потому что я его разбирал. Он трёхсоставной, из трёх квадратных секций. Вот эти квадратики сделаны были из пластмассовых или, наверное, каких-нибудь экологичных материалов. Но дискомфорта не было абсолютно, спалось хорошо. В номерах тоже всё было классно. Номер стандартный, такой же как в Токио. Может быть мы такие с напарником неприхотливые, но нас всё устраивало. У нас номер был даже лучше, чем в Японии, у нас здесь было панорамное окно во весь номер.
База классная, жаловаться не на что. Даже если сравнивать с Токио, там в последние дни у нас закончилась, например, кока-кола, газировка, а здесь это всего было навалом до последнего дня. Мы в Токио, помню, ждали последние дни, когда уже выступим и со спокойной душой будем есть всякие там пиццы и пить кока-колу, а всё закончилось. А здесь до последнего дня — мы уже уезжали, а там холодильники ещё полные стояли. Если бы не было соревнований, я бы как после турецкого олл-инклюзива поправился!
— На играх были спортсмены из других стран. Общались ли? Как в целом отношения складывались? Были ли сборные, с которыми хорошо пообщались, можно сказать подружились?
— В моем забеге, в моей дисциплине в классе Т-37 был бразилец, который как раз выиграл, у меня с ним сложились хорошие приятельские отношения. Я был рад за него, когда он взял золото! Он продемонстрировал колоссальный успех за три года: был восьмой или девятый, потом в 2023 выиграл Чемпионат мира, и сейчас стал Олимпийским чемпионом.
— Как вам Париж? Безопасно себя ощущали? В Сене не надумали искупаться?
— Я себя чувствовал вообще отлично. И даже в метро чувствовал себя более безопасно, чем в Москве. Я в Москве себя ощущаю неуютно, много народу, в метро опасно, обкрадут ещё. А там я как-то себя так чувствовал уверенно, хотя нас тоже предупреждали, что там бандитизм сейчас на фоне Олимпийских игр цветет. Может быть, из-за того, что на мне была аккредитация, я понимал, что к любому дядюшке-милиционеру подойду, скажу: я спортсмен, защитите меня. И меня защитят. Отношение к нам, как к спортсменам из России, тоже не было предвзятым. Да, были какие-то провокации, но мы были к ним готовы, нас предупреждали, и мы на спортивной арене доказывали свою правоту. Париж в целом оказался очень дружелюбным. Даже была ситуация в магазине, мерчендайзер увидел нас в этих зеленых костюмах и такой: «Сержо Лавров — гуд! Раша — гуд!» Для меня Париж останется в сердечке, как место, куда я съездил, завоевал высочайшие награды, и всегда будут о нем тёплые воспоминания.
