Теория струн. Эссе о физике и метафизике тенниса. Часть II
Дэвид Фостер Уоллес – американский писатель, автор обласканной критиками книги Infinite Jest (на русский не переведена), но, что более важно , прекрасный эссеист. Он написал несколько очерков о теннисе – один из которых посвящен Роджеру Федереру (часть первая, часть вторая, часть третья).
«Теория струн» появилась в журнале Esquire в 1996 году, она описывает физику и метафизику тенниса и до сих пор считается одним из лучших теннисных эссе в истории журналистики (из всего, что читал я – оно лучшее). Уоллес предлагает уникальный взгляд на то, что происходит, когда человек все свое внимание и усердие концентрирует на том, чтобы направлять желтый мячик туда, где нет его соперника. В итоге получилось довольно объемное исследование (и некоторые не самые значительные для общей концепции части я решил опустить), которое остается свежим и по сей день (даже те части, где он описывает устройство тура – изменились только наименования и конкретные имена, но суть осталась прежней).
Фото: Fotobank/Getty Images/J.D. Cuban /Allsport
«Развитие технологии производства ракеток и улучшение методов физической подготовки, произошедшие в последние десять лет, радикально изменили мужской профессиональный теннис. Большую часть двадцатого века в игре на высочайшем уровне было два игровых стиля. «Атакующий», основанный на подаче и игре у сетки, который идеально подходил для скользких или же «быстрых» покрытий, как трава и цемент. И «защитный» стиль, основанный на скорости, стабильности и точности обводящих ударов, направленных против вышедшего к сетке соперника. Этот стиль наиболее эффективен на «медленных» покрытиях – грунт и покрытия из материала Har-Tru. Джон Макинрой и Бьорн Борг, наверное, наиболее яркие представители атакующего и защитного стиля соответственно.
Но теперь появился третий стиль, который называют «силовая игра на задней линии». Насколько я понял, этот стиль в 70-х изобрел Джимми Коннорс, а Иван Лендл в 80-х возвел на уровень жестокого искусства. Большинство теннисистов 90-х играют именно в этом стиле – они силовые бейслайнеры. Основа игры – удары с отскока, но такие сильные, что виннерсы с задней линии стали обычным делом. Такие игроки обычно надежны у сетки, но играют там без вдохновения – обычно они стараются пробить короткий мяч с отскока и вообще не играть у сетки. Подача такого игрока обычно достаточно надежна и сильна, но главное оружие – это прием подачи. Обычно такой игрок обладает невероятной реакцией и совмещает в себе мощь и агрессию атакующего стиля и скорость и терпеливость защитного стиля. Такая игра эффективна и на скользкой траве, и на медленном грунте, но лучше всего она подходит для покрытия DecoTurf II, которое используют на US Open и большинстве подготовительных турниров, в том числе на Canadian Open.
Самым знаменитым и эффективным продолжателем дела Лендла стал Андре Агасси, который в 1995 году на харде разрывал всех
В современном теннисе классическими атакующими игроками можно назвать Бориса Беккера и Стефана Эдберга. Обычно в атаке играют высокие теннисисты, так что к ним можно причислить высоких американцев, типа Пита Сампраса, Тодда Мартина и Дэвида Уитона. Майкл Чанг, в свою очередь, чистый образчик защитной игры западноевропейцев и южноамериканцев, многие из которых растут исключительно на грунте и предпочитают грунтовые турниры. Американцы Джимми Ариас, Аарон Крикштейн и Джим Курье играют в силовом стиле на задней линии. Так же играют почти все молодые ребята в туре. Но самым знаменитым и эффективным продолжателем дела Лендла стал Андре Агасси, который в 1995 году на харде разрывал всех.
Майкл Джойс – силовой бейслайнер в стиле Агасси. Он тоже маленький правша с двуручным бэкхендом, с подачей, достаточно хорошей, чтобы начать атаку с задней линии, и великолепном приемом. Как и Агасси, Джойс бьет по восходящему мячу, так что всегда есть ощущение, что он движется вперед, хотя на самом деле к сетке почти не выходит. Обычно первая подача Джойса летит со скорость где-то 150 км/ч, а вторая – где-то 120, но он так сильно крутит мяч, что тот выдает дуги в полете и отскакивает высоко и вбок под бэкхенд канадцу. Бракусу приходится тянуться и подрезать мяч – атакующий игрок рванул бы к сетке и вколотил такой прием слета. Джойс тоже входит в корт, но не доходит до конца, останавливается где-то на линии подачи, где дает мячу приземлиться, подняться в воздух, а после этого лупит форхенд по диагонали, очень плоско и сильно, так что мяч со скорбным звуком ударяется в фон за спиной Бракуса. Пока Джойс возвращается на заднюю линию, болл-бои подбирают мяч и проводят какие-то сложные перестроения в своих рядах. Аплодисменты горстки зрителей звучат так печально и плоско, что лучше бы они вообще не хлопали.
Как и Лендл, Агасси, Курье и другие силовые бейслайнеры, Джойс лучше играет с форхенда – это оружие чуть ли не вагнеровской агрессии и мощи. Форхенд Джойса особенно прекрасен. Он лаконичнее и академичнее отмашки Лендла или петли Борга. Украшает замах только небольшая петелька. Точка удара всегда далеко впереди. Джойс, как и все прекрасные игроки, одной стороной так сильно тянется к сетке, что его позу можно назвать классическим контрапостом.
*****
Когда Джойс пробивает форхенд, и ракетка касается мяча, левая ладонь, расположенная сзади, раскрывается, как будто он выпускает что-то – это декоративное движение, никак не связанное с механикой удара. Майкл Джойс не знает, что левая ладонь раскрывается – это подсознательное движение зародилось, когда он был ребенком, и теперь оно вписано в удар, который, в свою очередь, бессознательно выполняется Джойсом в результате долгих лет бесконечных повторений.
Агасси двигается маленькими шажочками человека, чьи ноги не весят почти ничего
Агааси, которому сейчас 25, для Майкла Джойса кто-то вроде кумира. Всего неделю назад на турнире Legg Mason Tennis Classic в Вашингтоне, Агасси на безумной влажной жаре, которая заставляла игроков тошнить прямо на корте и сниматься со страшной силой, обыграл Джойса со счетом 6:2, 6:2. Джойс периодически поглядывал на своего тренера, рядом с которым я сидел в гостевой ложе, скалился и говорил что-то в духе: «Агасси меня тут просто убил». Тренер поправлял солнцезащитные очки и ничего не отвечал – тренерам запрещено общаться с игроками во время матчей. Тренера Джойса зовут Сэм Апарисио, он ученик Панчо Гонсалеса и живет в Лас-Вегасе, родном городе Агасси, так что Джойс иногда прилетал туда по просьбе Андре, чтобы потренироваться с ним. Кажется, Агасси считает его приятелем – и Майкл Джойс говорит об этом с той же гордостью, с которой рассказывает о своих победах и рейтинге.
Однако в игре Агасси и Джойса есть различия. Хотя они оба используют западную хватку при выполнении форхенда и пробивают бэкхенд с двух рук, что очень характерно для любителей верхнего вращения, удары Джойса очень плоские – то есть мяч летит вообще без вращения, низко пролетает над сеткой, и Джойс, скорее проталкивает мяч, чем причесывает, потому что ударное движение плоско-горизонтальное. Мяч летит скорее как у Коннорса, чем как у Агасси. Иногда кажется, что мяч пролетая над сеткой, просто висит в воздухе, а не вращается. При выполнении бэкхенда Джойс как бы запинается, поэтому удар выглядит рваным и неловким, несмотря на то, что сила и точность просто убийственные. Бэкхенд Агасси плавный и ровный. И хотя Джойс далек от медлительности, до неземной скорости Агасси ему далеко. Агасси так же быстр, как Майкл Чанг. Посмотрите, как он ходит между розыгрышами – он двигается маленькими шажочками человека, чьи ноги не весят почти ничего.
У Агасси уникальное зрение – какое встречается у одного на миллиард
К тому же Майкл Джойс – по мнению его собственного тренера – не «видит» мяч тем же магическим способом, как это делает Агасси, так что Джойс не может принять его так же рано, чтобы получить ту же скорость. Эта концепция «зрения» достаточно важно, так что стоит пояснить. Во всем, кроме подачи, сила удара – это вопрос не мощи, а выбора правильного момента. Именно поэтому топ-игроки редко выглядят качками. Обычный взрослый мужчина может пробить с силой профессионального уровня – фишка в том, чтобы пробить сильно и точно.
Если правильно «положить» тело, выбрать правильный момент для удара и правильную точку удара – на уровне пояса, на расстоянии вытянутой руки, в момент, когда ваш собственный вес перекладывается с расположенный сзади ноги на ту, которая спереди – то можно и вложиться в мяч и направить его в нужную точку. Поскольку «правильность» определяется миллиметрами и миллисекундами, ключевое значение играет особая способность видеть. У Агасси уникальное зрение – какое встречается у одного на миллиард – поэтому он почти каждый удар пробивает так сильно, как только может. Джойсу, у которого выдающаяся координация зрения и движения (только один процент всех спортсменов обладают тем же показателем – и результаты Джойса доказаны многочисленными тестами), все равно приходится жертвовать скоростью, чтобы придать направление.
Я признаю теннис самым красивым видом спорта из существующих, а также самым требовательным. Он требует контроля тела, координации зрения и движение, быстроты, максимальной скорости, выносливости и той странной смеси осторожности и импульсивности, называемой смелостью. Еще он требует ума. Даже один удар в одном обмене одного розыгрыша на высоком уровне – этой настоящий хаос механических переменных. Если нам дана сетка высотой 91 сантиметр (в середине) и два игрока в фиксированных (что противоречит реальности) позициях, то эффективность каждого удара определяется углом, глубиной, скоростью и вращением. Но все эти факторы, в свою очередь, определяются другими переменными – например, глубина удара определяется высотой, на которой он перелетает через сетку, а также произведением скорости и вращения.
Высота, на которой мяч перелетает через сетку, определяется положением тела игрока, хваткой, которой он держит ракетку, длинной замаха, углом расположения головки ракетки, а также ее движением в тот короткий миг, когда струны касаются мяча. И это дерево разрастается и разрастается, если учесть положение соперника, его склонности и баллистические свойства мяча. Ни один существующий на данный момент компьютер не может полностью рассчитать все переменные даже для одного розыгрыша – он просто загорится. Так что необходимое мышление может быть произведено только живым и высоко сознательным организмом, и произведено оно может быть только подсознательно – путем смешения таланта и повторения до такой степени, что все переменные рассчитываются без участия сознания. Другими словами, теннис серьезного уровня – это искусство.
Телевидение не дает до конца оценить, как сильно теннисисты бьют и с каким контролем, тактическим мастерством и воображением играют
Если вы хоть немного играли в теннис, то, наверное, понимаете, как сложно в него играть хорошо. Но я утверждаю, что на самом деле вы и понятия не имеете. Я знаю, что я не имел. И телевидение не дает вам до конца оценить мастерство топ-игроков – не дает понять, как сильно они бьют, и с каким контролем, тактическим мастерством и воображением играют. Мне удалось несколько раз вблизи посмотреть тренировки Майкла Джойса – меня от него отделяли только пара метров и сетка изгороди. Это человек, который на полном ходу может отправить быстро движущийся мяч в зону площадью 30 квадратных сантиметров, расположенную в 23 метрах от сетки, и при этом пробить сильно. И он способен попасть туда в 90 процентах случаев. И это только 79-й игрок мира, которому приходится играть монреальский квал.
*****
Интерес к теннису подогревает не только его качества как искусства. Нужно еще учитывать то, чего стоит попадание на профессиональный уровень – что потребовалось от сотого игрока мира, чтобы выйти на этот уровень, что нужно, чтобы на нем остаться, и что потребуется, чтобы подняться еще выше в борьбе с людьми, которые заплатили ту же цену.
Профессиональный спортсмен соглашается жить в мире, который похож на детский тем, что он очень мал
Американцы благоговеют перед атлетическим совершенством, успешностью в соревнованиях – это не пустой треп, мы поддерживаем это кошельком. Мы платим огромные деньги, чтобы посмотреть на действительно великого спортсмена. Мы наградим его славой и низкопоклонством и даже дойдем до того, что купим продукты и услуги, которые он продвигает.
Но нам лучше не знать, на какие жертвы идут профессиональные спортсмены, чтобы добиться совершенство в какой-то конкретной сфере. Конечно, мы обожаем клише про одинокий героизм олимпийцев, боль футболистов и ее преодоление, подъемы на заре, долгие часы тренировок и строгие диеты, целибат и так далее. Но когда мы видим результат настоящих жертв нас воротит – баскетбольные гении, которые не умеют читать, спринтеры на допинге, футбольные защитники, колющие бычьи гормоны, пока не взорвутся или не сломаются.
Мы предпочитаем не обращать особого внимания на удивительно плоские и примитивные интервью спортсменов и не думать о том, как сильно нужно интеллектуально обнищать, чтобы мыслить, как великий спортсмен. Заметьте, как в материалах о профессиональных спортсменах изо всех сил пытаются найти доказательства их всесторонней развитости – интересы, занятия и ценности вне спорта. Мы игнорируем очевидное, и все эти попытки – фарс. Это фарс, потому что жизнь на высочайшем спортивном уровне требует посвятить себя совершенствованию в одной области рано и полностью. Концентрация, достойная аскета, который отдает почти все другие аспекты жизни для развития одного таланта. Согласие жить в мире, который похож на детский тем, что он очень мал».
Только не совсем понятно где и когда будет метафизика тенниса. В этой и предыдущей частях ее не было.