Евгений Рябчиков: «И вот я понял, что мне это неинтересно»

В сезоне-1993/1994 он стал лучшим новичком в России, собирая полный стадион в Перми, ведь там многие ходили исключительно на него. Интересно, что тогда пермяки заняли 23 место из 24 команд в Межнациональной хоккейной лиги. В 1994 году он попал в символическую сборную на молодежном чемпионате мира, от нашей команды там был еще Валерий Буре. В том же году был выбран в первом раунде драфта НХЛ, под 21-м номером. Но в «Бостон Брюинс» Евгений так и не заиграл. Проведя три сезона в Америке, Рябчиков вернулся в Россию. Поиграл немного в «Ладе», «Молоте-Прикамье», а в сезоне-2003/04 годов провел три матча за Рыбинск в высшей лиге, пропустил девять шайб и закончил.

Клякса

– Что это было – в Рыбинске-то?

– Лучше не упоминать этот клуб вообще. Это клякса в моей биографии. И кстати последняя капля в чаше терпения, из-за чего я и закончил с хоккеем.

– Обманули что ли?

– Нет. Просто я готовился уехать в Европу и поддерживал форму в команде Ярославской области. Но вариант с одним германским клубом сорвался. И я решил закончить.

«Из-за Рыбинска я и закончил с хоккеем. Это клякса в моей биографии»

– Вот так просто?

– Когда исчез вариант с зарубежным клубом, то в Рыбинске мне предложили остаться на год. Но клубу надо было договариваться с пермским «Молотом-Прикамье», они владели правами на меня. Уральцы почему-то решили требовать за меня деньги. В ответ я подал на них в суд, так как там мне были должны зарплату. В общем, все это затянулось на несколько месяцев, а когда проблема решилась, нужно было все начинать сначала, ведь я долго не тренировался. Поиграл за команду месяц, но понял, что это сплошное мучение. Да и мотивации не было. А что? Ни денег, ни славы.

– А как вы вообще до Рыбинска-то дошли?

– Я же сезон-2002/03 года проводил в Перми. А потом… Устал от хоккея, решил отдохнуть.

– Так есть летний отпуск.

– Надоело мне все это, если честно. Гостиницы, поезда, самолеты. Это все очень утомляло.

– А деньги?

– Я не мог себя заставить. А каких-то больших целей у меня уже не было. И считаю, что я правильно решил закончить. Рано или поздно все заканчивают.

«Многое из того, чего я хотел достичь, начиная свою карьеру, к 29 годам стало недостижимым»

– Но 29 лет для вратаря – это почти детский возраст.

– Еще раз: мне не хотелось играть. Говорю же, интерес полностью исчез, некоторое время после ухода играть еще тянуло, но довольно быстро все прошло. Да и поезд довольно быстро ушел: ехать в высшую лигу я не хотел, а в суперлиге мне места не было.

– Неужели не было никакого сожаления? Это же хоккей? Это же не просто работа?

– Стало ясно, что многое из того, чего я хотел достичь, начиная свою карьеру, к 29 годам стало недостижимым.

Главная ошибка

– И что это было?

– Конечно, я хотел играть в Национальной хоккейной лиге и достичь там определенных успехов. В 29 лет вернуться в Америку уже было невозможно. К сожалению, за океаном все сложилось не так, как хотелось. И еще. Вернувшись в Россию, я понял, что делаю шаг назад.

– Давайте поговорим об Америке. Вы были выбраны в первом раунде, под 21-м номером. Сенсация.

– Настолько, что нас очень долго искали операторы, снимавшие трансляцию. Там ведь примерно представляют, кого собираются выбрать в первом раунде и сажают их ближе к месту действий. А где я сидел, никто не знал. Это было… Вот, я даже и не помню, в каком городе это было. В Хартфорде, кажется.

«Тем летом я перешел из «Молота» в «Металлург», хотя предложения мне делали практически все клубы страны»

– Точно.

– Не помню, кто был первым номером (Эд Жовановски – прим. Sports.ru), но передо мной точно был Олег Твердовский. Скажу, что я тогда тоже был удивлен не меньше, чем операторы трансляции. Но ничего, справился с волнением. Вышел, получил майку, бейсболку. Банкет был, я потом даже на пару дней в Бостон съездил, посмотрел, а потом вернулся в Россию.

– В Магнитогорск?

– Да, тем летом я перешел из «Молота» в «Металлург», хотя предложения мне делали практически все клубы страны. Приступил к тренировкам, но тут мне позвонили из Бостона и сказали приезжать. Сразу же мне предложили подписать контракт на три года.

– Нормально.

– Все было идеально, согласен. Я прошел предсезонные сборы, был в первой команде, меня не отправили в фарм-клуб. И вот сидим в раздевалке, собираемся ехать в Монреаль на первую игру. И тут заходит человек и объявляет, что начался локаут.

– А в выставочных играх вы часто выходили на лед?

– Мы по очереди играли. Больше всего, конечно, запомнился матч в Монреале. Полный «Форум», обстановка непередаваемая. Кстати, по итогам подготовки даже нельзя было сказать, кто первый номер в команде, а кто третий. Все были на равных.

«Сломал клюшку о ворота, а черенок едва не попал в беременную женщину, муж сумел поймать осколок»

– Как вы восприняли локаут?

– Отправили поиграть в фарм-клуб. Кстати, после второго или третьего матча меня чуть не депортировали в Россию.

– Что произошло?

– Я пропустил гол за две или три секунды до окончания овертайма. Очень сильно разозлился. Сломал клюшку о ворота, а черенок запустил в ликующую толпу болельщиков. Часть клюшки едва не попала в беременную женщину, муж сумел поймать осколок. Ох, что было! Клубу пришлось выступить с извинениями, меня, понятное дело, оштрафовали. Потом сказали, что если бы женщина дала делу ход, то пришлось бы вернуться на родину.

– Весело.

– Было и еще один конфликт со зрителями. Однажды мы уступили где-то на выезде и болельщики, по-моему, излишне радовались, начали показывать неприличные жесты. Что делать, попытался их успокоить с помощью своей большой и длинной клюшки. Им тоже это не понравилось и началась заварушка. Закончилось тем, что хоккеистов сопровождала в автобус полиция.

–А с коллегами не дрались?

– Один раз было. Соперник слишком близко приблизился ко мне на «пятачке», я с ним стал толкаться, а тут мой коллега прибежал драться с другой половины площадки. Кстати, в тот момент и лайнсменам досталось.

«Как-то попытался успокоить болельщиков с помощью своей большой и длинной клюшки»

– А им за что?

– Да я не видел. Дерусь, голову наклонил, а сам бью. Попадаю, между прочим. Потом решил посмотреть, как дела, а оказывается это я судью бил.

– В повседневной жизни никаких проблем не возникало?

– Только с полицией. Дороги ведь в Америке хорошие, хотелось погоняться, в России это было сделать негде. Вот меня и останавливали патрули. Я же предлагал им деньги, чтобы они не выписывали штрафы.

– А они?

– Один отнесся к этому с пониманием и вежливо объяснил, что в Америке так не делается. А второй моментально сделал серьезное лицо. Пришлось сказать, что перепутал, просто не понимаю по-английски.

– Так, а что с «Бостоном»-то?

– Через некоторое время пришло предложение переписать односторонний контракт на двусторонний и какое-то время провести в «Провиденсе». А я отказался и уехал в Россию. И когда потом вернулся, отношение ко мне уже поменялось.

«Дороги в Америке хорошие, хотелось погоняться, в России это было сделать негде»

– Получается, именно тогда, отказавшись переписывать контракт, вы и сделали главную ошибку?

– Может быть, да. В «Брюинс» рассчитывали, что я останусь, поиграю в АХЛ, привыкну к новому хоккею.

– А зачем вы действительно уехали-то?

– Не знаю. Хотелось вернуться, поиграть в России.

– Но ведь особо не поиграли?

– Сначала поучаствовал в турне «Звезд России», а затем поехал в Пермь. Но оказалось, что выступать мне можно только за Магнитогорск. В «Металлурге» же я провел только один матч. Как сейчас помню, сыграли в Тюмени, а потом переехали в Омск. И приходит вызов из НХЛ, причем, вернуться надо было в течение 24 часов.

– В общем, виноват локаут.

– Не исключено, что если не забастовка, то все бы в моей карьере сложилось удачней.

– Что было после того, как локаут завершился и чемпионат НХЛ снова возобновился?

«Не исключено, что если не локаут, то все бы в моей карьере сложилось удачней»

– Меня отправили в фарм-клуб. Сказали, жди шанса. Но его все не было, да еще и Блэйн Ляше показывал удивительно хорошую игру, он, по-моему, в том году стал лучшим новичком команды. В конце сезона меня перевели в первую команду.

Воспоминания

– Вы сказали, что отношение к вам поменялось. А это как-то проявилось?

– Да никак особо. Но чувствовал, что все не так. Со следующего сезона я уже точно был в фарм-клубе, игровой практики было мало.

– А в тот локаутный год, кто был вашим конкурентом в «Провиденсе»?

– Скотт Бэйли. Сначала мы с ним по очереди играли, а затем он чаще всего появлялся на льду. Надо сказать, что он только один сезон провел в «Бостоне», а потом затерялся в низших лигах.

– Вы пытались попросить обмена из «Бостона»?

– Да. После первого сезона ходил к руководству. В России привык, что такие беседы дают результат, но в Америке по-другому. Меня внимательно выслушали и на этом все закончилось. Слухи появились, что могут обменять, но в итоге я три года провел в Америке, в системе «Бостона». После окончания контракта достойных предложений не было.

«В России отношение к иностранцу довольно странное, если он даже плохо выступает, то его будут вылизывать»

– Если вспоминать о заокеанской карьере, то с кем из игроков познакомились в Америке, с кем удалось поиграть?

– В первом сезоне за «Провиденс» нашим капитаном был Питер Лавиолетт, он ведь недавно Кубок Стэнли выиграл в качестве тренера. В «Бостоне» встречался с Кэмом Нили. Он знаменит двумя вещами: у него самый сильный бросок; он снимался в фильме с Джимом Кэрри «Тупой еще тупее». Помните, когда герой Кэрри бросил солонку в посетителя кафе. Так вот тот, в кого бросили, был Кэм.

–Тренером в «Бостоне» был Бретт Саттер. Про его семью страшные истории рассказывают.

– Да я ничего такого не помню. По-русски запрещал разговаривать в раздевалке, вот, пожалуй, и все. Но это было в фарм-клубе, а не в «Брюинс».

– А вы знали английский?

– Учил его со второго класса. Поначалу, конечно, были проблемы, но потом все наладилось.

– Что случилось бы, если услышали русскую речь?

– А мы даже не пробовали нарушать запрет. Если тренер сказал – надо выполнять. Там бы с нами церемониться не стали. Это в России отношение к иностранцу довольно странное, если он даже плохо выступает, то его будут вылизывать, по крайней мере, раньше так было. В Америке ничего подобного нет.

Окончание

– После возвращения из Америки вы так и не смогли выйти на прежний уровень в России.

– Ну почему же? Считаю, что я провел неплохие сезоны. Так, например, в Перми при мне прошли первый раунд плей-офф, впервые в истории клуба. Помню, обыграли мы уфимский «Салават Юлаев». Я, между прочим, с травмой играл и как оказалось серьезной.

– А что там было?

– Перед новым годом попал в аварию. Лечился, но не восстановился до конца. Тренеры же говорили: хватит «косить» – надо выходить на лед. Считалось, что у меня проблемы с пахом. Только после окончания сезона, когда пришел в больницу, выяснилось, что у меня перелом тазобедренной кости.

«Только после окончания сезона, когда пришел в больницу, выяснилось, что у меня перелом тазобедренной кости»

– Ничего себе.

– Такие времена были. На следующий год я переехал в Тольятти. Сначала там все было нормально, мы играли по очереди с Винсентом Риндо, чуть позже из аренды вернулся Илья Брызгалов. И вот после не совсем удачной игры в Хабаровске, ближе к концу сезона, тренеры посадили меня на скамейку запасных. На следующий год я начал подготовку в Тольятти, но, поняв, что шансов играть будет немного, уехал в высшую лигу. Впрочем, на второй этап меня снова позвали в Тольятти. Ехать не хотелось, но был действующий контракт.

– Вы там должны были и следующий год провести.

– И провел бы. Все понимали, что Илья Брызгалов уедет в Америку, главный тренер Валерий Постников сказал, что я буду бороться за место в составе с Максимом Михайловским. Но потом произошел тот трагичный случай на сборах, когда умер Слава Безукладников.

– А на вас это как сказалось?

– Постникова убрали и команду возглавил Петр Воробьев. Кстати, знаете, что очень много хоккеистов тогда ходили к руководству и просили, чтобы Воробьева не назначали?

– Вы были в их числе?

– Нет. Я уже тогда планировал заканчивать. Поехал домой, но по пути мне позвонили из Перми. В «Молоте» я поиграл еще полтора сезона. Ну а потом уже, сказалось отсутствие мотивации. Денег я на тот момент заработал, мне всего хватало. Впереди же была жизнь на базе, на съемных квартирах, в гостиницах. С содроганием думал о просмотрах матчей, о разборах игр. Это и добило.

– Кто больше всего любил видеопросмотры?

– Скажу, кто не любил. У Александра Голикова в Перми все установки и просмотры длились не больше трех минут. Наверное, потому команда, на которую никто не ставил, сумела остаться в суперлиге. Остальные же… Я книжку на все эти разборы брал. Просто не очень удобно, когда откровенно спишь, а тренер видит. Ловили пару раз, но потом я просто брал интересные книжки.

«С содроганием думал о просмотрах матчей, о разборах игр. Это и добило»

– И все-таки неужели вам просто надоело то, что является неотъемлемым атрибутом жизни профессионального спортсмена?

– Известный тренер Юрий Моисеев, с которым я работал в молодежной сборной, любил говорить, что есть три типа хоккеистов. Те, кто играет из-за денег, те, кто играет из-за славы, и те, кто играет из-за любви к хоккею. Так вот из-за денег я никогда не играл. Хотелось достичь таких высот, чтобы после ухода из спорта, люди помнили обо мне. Но к 29 годам я понял, что цель недостижима. И я решил сменить сферу деятельности.

– Чем сейчас занимаетесь?

– Агентской деятельностью. Стараюсь помочь ребятам сделать правильный выбор. Думаю, что мои знания пригодятся. Все-таки немного людей, работающих в этой сфере, имеют опыт выступления, как в России, так и за океаном. И знающие всю эту кухню изнутри.

– Вы, вроде бы, бизнесом занимались одно время?

– С хоккеем это никак не было связано. Занимался оптовой торговлей кондитерскими изделиями.

– Не жалеете, что так рано ушли?

– Нисколько.

– А не хотели бы вернуться?

– Даже думать об этом не буду.