«Мистер, если хотите, я буду держать Зико и Эдера одновременно». Воспоминания Клаудио Джентиле
Великие матчи на чемпионате мира
Мои усы растут быстро. Хотя они красивые, темные, все более густые, и все говорят, что они мне идут, мне они совсем не нравятся. Я жду не дождусь момента, чтобы их сбрить, потому что все еще убежден: мы дойдем как минимум до четверки лучших — как в Аргентине.
Да, опять Аргентина. Первый соперник, которого мы получаем в Барселоне — тот самый, которого я бы хотел встретить в финале 1978 года в Буэнос-Айресе. Все считают нас обреченными, еще и потому, что даже в наилучшем случае, то есть если мы обыграем Марадону и его товарищей, чтобы пройти дальше, нам потом придется выбить Бразилию, которая тогда устраивала настоящее шоу.
За два вечера до матча — вот сюрприз. После ужина Беардзот стучит в мою комнату и говорит:
— Клаудио, я хотел тебя спросить…
— Говорите…
— Ты чувствуешь себя готовым опекать Марадону?
— Мистер, в чем проблема? — отвечаю ему, даже не думая ни секунды и почти смеясь, уверенный, что он пошутил. Я убежден, что должен держать Кемпеса, как четыре года назад.
Но Беардзот смотрит на меня вполне удовлетворенно и отвечает:
— Хорошо, хорошо, тогда иди и изучай его.
Потом он закрывает дверь и уходит. И только теперь я понимаю, что он вовсе не шутил, и думаю: «Я настоящий дурак. Нужно было ответить что-то вроде “Я попробую”, но я не умею отнекиваться, потому что это не моя роль».
В конце концов, Ориали или Тарделли — те, кто уже опекал Марадону в товарищеском матче в Риме, — подошли бы гораздо лучше, чем я. Но я не могу нарушить «пакт группы», согласно которому мы должны уважать все решения Беардзота ради блага команды.
Приведу пример: если бы, допустим, тренер попросил меня играть центрфорварда, я бы пошел играть центрфорварда — без поисков оправданий. И вот я, как в моих первых матчах у приходской церкви в Триполи, против ливийцев постарше и покрупнее, сразу же спускаюсь в телевизионную комнату. Там находятся все видеокассеты матчей чемпионата мира, и я начинаю внимательно изучать Марадону, анализируя, что он делал в первых двух матчах Аргентины — против Бельгии и Венгрии.
Бодрствую до половины второго, затем повторяю урок вечером накануне матча, пересматривая последнюю игру Марадоны — против Сальвадора. Но чем больше я его наблюдаю, тем больше спрашиваю себя: как я могу его остановить? Это невозможно. Потому что нужно буквально висеть на нем с первой до последней минуты, не давая ему даже времени повернуться. Так что, с этой мыслью, отпечатанной у меня в голове, я иду спать — подготовленный, и, как обычно, засыпаю без проблем. А Не как «койот» Тарделли, который будет бодрствовать, читая свои бесконечные романы.
Наш отель в Барселоне гораздо красивее, чем Casa del Barón в Понтеведре. Тут даже есть бассейн, вокруг которого кто-то устраивается на лежаках под зонтиками, читая газеты, которые, разумеется, пишут о нас плохое. Прыгать в воду и купаться строго запрещено. Но в день матча мы бассейн вообще не видим: завтрак, обед, короткий отдых — и потом все в автобус и на стадион «Саррия», где матч начинается в пять пятнадцать вечера.
Это час игры, как говорят в Испании, и когда приближается момент выйти из раздевалки, начинается обычный ритуал, который мы проводим с первых трех игр. Все — и те, кто выходит играть, и те, кто идет на скамейку или на трибуну — кланяются, вытягивая руки и образуя круг над головой Конти, который начинает:
— Кто выйдет из борьбы…
А остальные хором:
— …тот сын б…!
Это знак того, что команда сплочена как никогда. Группа — та самая «группа», столь дорогая Беардзоту — действительно существует.
Тренер уже дал поручения тем, кто выходит на поле, и больше ничего не добавляет. Говорит только:
— Давайте покажем, кто мы такие, тем, кто плохо о нас говорит.
Это те слова, которые задевают нашу гордость. До начала остаются считанные минуты, и мы все наэлектризованы, готовы прыгать как пружины.
Журналисты уверены, что Марадоной займется Тарделли, и, вероятно, так думает и сам Диего. Но вот сюрприз — для всех, но не для меня, потому что ход Беардзота остается тайной до последнего.
Я сразу приклеиваюсь к Марадоне, не даю ему дышать, и когда понимаю, что кто-то из его партнеров хочет отдать ему мяч, делаю движение вперед, чтобы никто не мог это сделать. Ему удается развернуться только один раз, но тут справляется Ширеа — он его останавливает.
Марадона не привык к такой плотной опеке, он сразу нервничает, и чем больше времени проходит, тем сильнее он злится. Он меня оскорбляет и провоцирует, говорит: «Ты сын шл...», «Я вы... твою м...» и другие прекрасные словечки, которых я не понимаю.
Он меня провоцирует, но я никогда не поддаюсь: всегда опережаю его. И в какой-то момент, устав от моего «внимания», он срывается на арбитра — и получает предупреждение. Понял? Он, который должен был стать звездой чемпионата, главным героем этой битвы, получает желтую раньше меня.
Хотя и я получаю карточку — в конце первого тайма, но только потому, что Марадона бросается на землю, усиливая эффект обычного игрового фола. Его товарищи понимают, что у него нет пространства, тогда как мы чувствуем: наступает переломный момент.
Во втором тайме забивает Тарделли, потом счет удваивает Кабрини, а результативный штрафной удар Пассареллы нужен лишь для того, чтобы дать аргентинцам ложную надежду.
Гальего, после того как поцарапал шею всем, кто прыгал рядом с ним своими длинными ногтями — наконец удаляется, и к тому моменту у нас уже и гол, и численное преимущество.
Дело сделано: мы более чем заслужили победу в самом важном матче после первых трех ничьих. И когда арбитр дает финальный свисток, я инстинктивно поднимаю руки к небу — как никогда прежде за всю свою карьеру.
В начале матча я и Марадона договорились обменяться футболками, но после поражения он даже не здоровается со мной, уходит в раздевалку в ярости и начинает плеваться ядом в мой адрес.
И с того дня я перестал уважать его как человека, потому что он был единственным, кто никогда не признавал мои заслуги. В сущности, я считаю, что именно на мне лежала самая большая ответственность на том чемпионате мира — и вообще в моей карьере, — потому что я опекал самого сильного игрока в мире, жертвуя собой в роли, которая не была моей.
Чтобы привести пример: это все равно, как если бы Паоло Росси пришлось играть в полузащите. Если бы все пошло плохо, меня бы преследовали всю жизнь — случился бы кошмар, вроде промаха Роберто Баджо в финале ЧМ в США-94.
И вместо этого я навсегда запомню тот прекрасный заголовок La Gazzetta dello Sport на следующий день:
«Фокусник Джентиле заставил исчезнуть великого Марадону».
Но победа над Аргентиной — это не моя победа, это победа всей команды. Мы, и только мы, победили. И действительно, Беардзот злится после матча, когда видит, как в раздевалку входит группа руководителей, которых раньше мы никогда не видели:
— Все вон. Это победа, которой должны насладиться только я и ребята.
И все уходят. Тогда как мы еще больше ценим мужество и последовательность Беардзота, который хочет защитить наше уединение. Его послание ясно: слишком удобно праздновать сейчас, после того как они держались на расстоянии, будучи уверенными, что мы скоро поедем домой.
В Италии говорят о «шедевре», об «исторической победе», и вдруг начинают мечтать об успехе даже против Бразилии. Но сначала — им нужно пройти Аргентину.
Для нас это лучшая возможность изучить вблизи наших следующих соперников, которые наносят смертельный удар действующим чемпионам мира. Марадона — именно он, который обвинял меня в чрезмерной жесткости и нечестности — теряет голову и удаляется за грубую игру, после того как ударил Батисту ногой в живот.
Бразилия выигрывает 3:1, подтверждая статус главного фаворита турнира. Но ей придется иметь дело с нами — а мы на этом этапе уже ничего не теряем, потому что в худшем случае выйдем с высоко поднятой головой, и точно не под градом помидоров.
В Барселоне становится все жарче, да еще влажность совершенно невыносима. Мы же, привыкшие к прохладному климату Галисии, страдаем от температуры сорок градусов.
Врач, знаменитый профессор Леонардо Веккьет, советует Беардзоту переносить тренировки на поздний вечер, но мы все равно потеем как сумасшедшие, вынуждая массажиста Лучано Де Мариа непрерывно снабжать нас водой.
Чтобы быстрее восстанавливаться, профессор Веккьет рекомендует пить после еды маленькие ампулы креатина, которые он ставит нам на стол. Но, во избежание недоразумений, хочу подчеркнуть: креатин в те годы был простой и легальной пищевой добавкой, не имевшей абсолютно ничего общего с запрещенными препаратами.
Абсурдно, следовательно, приписывать креатину секрет наших успехов, которые были обусловлены лишь нашим мастерством и нашей силой духа. Между прочим, я, который никогда не принимал никаких лекарств, регулярно выливал ампулы в цветочные горшки рядом со столом — и многие другие товарищи делали то же самое тайком от профессора Веккьета.
Единственной настоящим подспорьем, таким образом, оказывается кондиционер в комнатах, который позволяет нам хорошо отдыхать: в такую жару пропадает даже желание гулять по городу в те несколько часов свободы, которые Беардзот дает нам на следующий день после победы над Аргентиной.
Даже в этот раз я не захотел, чтобы приехал кто-то из моей семьи. Тогда, лишь пару часов ближе к вечеру, я выхожу вместе с Ориали, Конти, Доссеной и теми другими, чьи жены и невесты последовали за нами. Надо было вернуться к ужину, но немного из-за усталости, немного из-за желания поскорее насладиться свежестью кондиционера, мы возвращаемся намного раньше.
Лучше сыграть партию в пинг-понг в тишине нашего отеля — с Конти и Сельвадджи, парой, которая всегда была в хорошем настроении (даже когда нужно было организовать какую-нибудь шутку, жертвами всегда становились именно они).
И тогда, однажды днем, когда заканчивается тренировка, я зову радиокомментатора RAI, Эцио Лундзи, и прошу его поднести ко мне микрофон.
Я двигаю губами, но не произношу ни слова, изображая интервью, которое в таком случае было бы сенсацией — ведь нарушало бы режим молчания для прессы. Но издалека кажется, будто я действительно говорю, и тогда итальянские журналисты, наблюдающие эту сцену с трибуны бросаются вниз, думая, что режим молчания снят. Но как только они подходят, я начинаю смеяться:
— Вы попались, да?
Кто-то злится и обвиняет меня в том, что я издеваюсь над всей прессой, а кто-то, наоборот, принимает игру, потому что должен признать: с некоторыми журналистами отношения остаются хорошими — по крайней мере, на личном уровне.
Возникает небольшая перепалка, но важно то, что режим молчания сохраняется. И его выдерживают также и мои усы — все более густые, которые не нравятся ни мне, ни моей жене.
— Клаудио, сбрей их! Ты выглядишь как уличный торговец, — повторяет она мне по телефону.
И тогда я ее успокаиваю:
— Лаура, не переживай. Увидишь — мы обыграем Бразилию, и я их сбрею.
На самом деле, помимо надежды, мы понимаем: матч против Бразилии будет самым сложным на всем чемпионате мира. Она выиграла четыре матча из четырех, и ей достаточно ничьей, чтобы выйти в полуфинал.
Мы же, наоборот, чувствуем, что растем: победа над Аргентиной придала нам уверенности, и подготовка в прохладном климате Галисии пошла нам на пользу. Поэтому к решающему матчу мы подходим заряженными — и физически, и психологически, без малейшего страха.
Я убежден, что буду опекать Эдера — у него быстрая левая нога и очень мощный выстрел, — а Ориали должен следовать за Зико, потому что таковы изначальные планы Беардзота.
Но когда я выхожу из подземного перехода стадиона «Саррия» и уже слышу крик болельщиков, Беардзот на ступеньках лестницы шепчет мне на ухо:
— Я передумал. Решил поменять. Ты следуешь за Зико, а Ориали за Эдером.
И в этот раз я уверен, что он шутит, и отвечаю ему:
— Мистер, если хотите, я пойду и за Эдером, и буду держать их обоих…
В спокойной обстановке такой ответ был бы абсурдным, проявлением неуважения к тренеру, но в тот момент, на адреналине, я ничего не понимаю и позволяю себе такую шутку — с улыбкой, которая, вероятно, трогает и Беардзота.
Как обычно, тренер все продумал до мельчайших деталей. Перед матчем с Аргентиной он предупредил меня за два вечера, что именно мне придется держать Марадону. На этот раз, однако, чтобы не нагружать меня дополнительной ответственностью, он ждет до последнего момента, прежде чем поручить мне держать Зико.
И вот, так же как я изучал Эдера, я приклеиваюсь к Зико — точно так же, как делал это с Марадоной.
Должен признать: задача легче, потому что Зико играет больше на команду — получает мяч и тут же отдает его первым касанием своим товарищам, тогда как Марадона — индивидуалист, который всегда ищет возможность для рывка к воротам, чтобы обойти тебя и создать численный перевес.
Но главное — Зико проявляет себя очень корректно: он не жалуется, даже ощущая мое дыхание у себя на шее. Ни слова, ни оскорблений, ни провокаций. Все — полная противоположность Марадоне.
Я играю всегда на опережение, сосредоточен максимально. И только один раз Зико делает резкое движение от злости, показывая арбитру разорванную майку.
На самом деле майка разорвалась просто потому, что была сделана из странной ткани — очень легкой, вроде сетки с широкими «сотами», за которую в какой-то момент у меня зацепился палец.
Никаких грубых фолов, и предупреждение мне дают позже — уже при остановленной игре, когда я возвращаю мяч Жуниору, который перед этим бросил его в меня. Глупость, маленькая подлость, которая стоит мне дисквалификации на полуфинал, хотя в тот момент я об этом даже не думаю.
Я слишком сосредоточен на матче, который сразу складывается в нашу пользу: Росси забивает уже через пять минут. Затем приходит гол Сократеса, но Паблито вновь выводит нас вперед на 25-й минуте.
В этот момент травмируется Колловати, и он должен уйти, уступив место Бергоми, дебютирующему на чемпионате мира. Я смотрю ему в лицо и говорю:
— Давай, Дядя (прозвище Бергоми – прим. А.Л.), вперед. Сейчас твой момент.
Он не отвечает, но одного моего взгляда достаточно, чтобы успокоить его. Я видел его в деле: в нужный момент он мог даже съесть кого угодно — и у него не было бы никаких проблем.
В перерыве счет 2:1 в нашу пользу, но никто не чувствует себя в безопасности.
— Матч длинный, давайте оставаться спокойными. Они сейчас будут атаковать, но мы быстрее, — эти слова Беардзота дают нам дополнительный заряд. Потому что тренер никогда не кричит, и именно его спокойствие в такие моменты играет решающую роль, чтобы снять напряжение.
Как он и предвидел, Бразилия давит, и Фалькао, который знает нас лучше остальных — ведь играет в «Роме», — сравнивает счет примерно за двадцать минут до конца.
При счете 2:2 бразильцы выходили бы дальше, но их самоуверенность играет с ними злую шутку. Я же, будь я на их месте, сбавил бы темп. Потому что это решающий матч чемпионата мира, а не товарищеская игра.
К нашему счастью, наоборот, Бразилия не удовлетворяется, не сбавляет темп — и, следовательно, оставляет нам пространство. За четверть часа до конца Росси завершает свой шедевр, забивая третий гол.
Правда, мог быть еще и четвертый — великолепный, действительный и очень красивый — от Антоньони, но арбитр его таинственным образом отменяет. Жаль моего друга Антонио.
В конце мы выходим в полуфинал благодаря последнему, решающему сейву Дзоффа, который парирует удар Оскара, останавливая мяч прямо на линии ворот.
С финальным свистком арбитра, израильтянина Кляйна, мы прыгаем от радости так, будто уже выиграли Кубок мира — и в праздничной куче я, не заметив, ломаю очки Беардзота.
— Клаудио, ты не видел, что ты со мной сделал? — спрашивает он.
А я ничего не понимаю и отвечаю:
— Мистер, не знаю. Я не нарочно… Но сейчас празднуем!
— Да, но между тем — мои очки…
Это к слову о том, что Беардзот всегда сосредоточен на деталях — даже под стрессом, в моменты максимального напряжения.
Мы выходим с поля счастливыми, и я всегда буду убежден: это был самый красивый матч Италии на моих двух чемпионатах мира — по тому, как мы играли, и по уровню соперника, великого и на поле, и вне его.
Достаточно вспомнить поведение Зико, который удивляет меня в конце матча своим благородством. Марадона убежал с поля в ярости, а он, наоборот, сдерживает обещание обменяться со мной футболкой. Он снимает свою, пока мы подходим к подземному переходу, и именно там, где Беардзот поручил мне опекать его, я удивляю Зико тем же доводом, каким тренер удивил меня:
— Зико, ты мог бы дать мне, пожалуйста, ту футболку, что была на тебе в первом тайме?
Любой другой послал бы меня куда подальше, но он кивает, чтобы я шел за ним, не говоря ни слова. Он входит в другую комнату, где стоит тишина, и выходит с другой футболкой — той самой, разорванной, — которая останется у меня на память.
В интервью Зико повторяет, что я был жестким, но оправдывает меня, говоря, что я всего лишь выполнял свой долг. Понимаете, кто такой Зико?
На самом деле, я мог бы оставить себе его футболку второго тайма и потом сказать, что это он ее порвал. Но мне хотелось иметь именно оригинальную — ту, с которой он боролся, — которую я потом повешу у себя дома, чтобы помнить не только о великом матче, но, главное, о великом чемпионе.
С футболкой Зико, крепко сжатой в руках, я вхожу в раздевалку, где Беардзот встречает меня поглаживанием по лицу, которое стоит тысячи комплиментов.
— Мы в полуфинале! — кричит Грациани, пока Росси едва не задушен нашими объятиями.
— Пора, Паолино, — говорю я.
Тарделли беспокоится из-за травмы икроножной мышцы, которая вынудила его покинуть поле после третьего гола, тогда как Дзофф, как обычно, притворяется мудрецом и говорит:
— Думаем о следующем матче.
Иногда не надо лишних слов.
Перевод и адаптация – Алексей Логинов
Продолжение следует.
На сегодняшний день подписчикам премиум-канала «Моя Италия» доступны 64 текста о кальчо.
За последние дни на канале вышли следующие материалы:
Война – это путь обмана. Действительно ли «Милан» может выиграть скудетто?
Сегодня всем новым подписчикам премиум Telegram-канала «Моя Италия» скидка 80% на первый месяц подписки по промокоду «BAGGIO».
Открытые каналы — Telegram и Дзен
Премиум каналы — Telegram и Дзен
