«В Высшей лиге понимаешь: все быстро закончится, если расслабишь булки». Интервью сибиряка из ЦСКА
Константин Окулов — о долгожданном чемпионстве ЦСКА, главном тренере в своей карьере и строительстве Хогвартса.
— Спустя два месяца после победы в Кубке Гагарина пришло осознание, что вы — чемпион России и одна из целей достигнута?— Эмоционально уже отпустило. Конечно, классно, что ты достиг того, о чем мечтал с самого детства. Но уже скоро новый сезон, мысли о нем и о том, как сохранить этот кубок. Каждый год хочется все выигрывать.
— Так получилось, что Кубок Гагарина вы выиграли в статусе одного из лидеров ЦСКА. Наверное, в случае, если чемпионство случилось год назад, эмоции были бы другие?— Я бы и в том году был бы рад за ребят, но что врать, когда ты играешь каждый матч в плей-офф — это эмоционально совсем другие ощущения. Ты всегда с парнями, с командой.
— Как считаете, если бы не эпидемия свинки, ЦСКА мог выиграть Кубок Гагарина еще в прошлом году?— Все говорят про свинку, но еще Игорь Валерьевич Никитин говорил, что неважно, чем вы болеете. Финал мы проиграли сами, так что болезнь тут ни при чем.
— Как вы считаете, ЦСКА по сравнению с проигранным финалом изменился? Со стороны казалось, что вы немного отошли от схематичной оборонительной модели.— Думаю, да, мы изменились. Прежде всего, стали более сплоченной командой. Так сложилось, что большинство игроков ЦСКА находятся в своей лучшей форме, на пике. Это наше время, чтобы выигрывать. А в плане стиля игры… Никитин, если ты сзади отрабатываешь, ни слова тебе не скажет по игре в атаке. Вроде ничего нам и раньше не запрещали.
— Чемпионство ЦСКА наложилось на то, что у большинства конкурентов проблемы, перестройка. У вас же, по сути, был предпоследний шанс. Через год у половины команды заканчиваются контракты. Вы осознавали это?— У многих клубов есть два-три года, когда они находятся на пике. Даже в НХЛ нет такого, чтобы команда десятилетие держалась на вершине. Казалось бы, совсем недавно «Лос-Анджелес» с «Чикаго» коллекционировали Кубки Стэнли, а теперь они даже в плей-офф не попадают. Хотя остались те же звезды. В ЦСКА много парней, которые через год могут уехать в НХЛ. Не факт, что такой состав сохранится. Сейчас идеальный момент, чтобы выиграть и второй Кубок Гагарина.
— Вы сами себя причисляете к «парням, которые могут уехать в НХЛ»?— Не знаю, у меня еще год контракта с ЦСКА. Пока, наверное, не стоит это обсуждать.
— В НХЛ вы никем не задрафтованы. Это развязывает руки?— На самом деле, да. Есть возможность выбора. Как бы это странно ни звучало, но то, что меня когда-то не задрафтовали, сейчас воспринимается скорее позитивно.
— Но в 18 лет это наверняка воспринималось по-другому.— Тот драфт вообще был одним из самых малочисленных для российских игроков. Если честно, я не особо расстраивался на тот момент. Я прекрасно понимал, что для начала в КХЛ надо вылезти. Переход из молодежной команды во взрослую мне давался достаточно тяжело. Мыслей об НХЛ не было. Не выбрали, значит, тогда не заслужил. Надо заработать второй шанс.
— Сейчас, оглядываясь назад, понимаете, почему были проблемы с переходом из молодежного хоккея во взрослый?— Я сам по себе игрок специфический. Не каждый тренер готов был дать мне шанс как молодому парню с весом 70 килограммов. Не надо забывать, какой состав тогда был у «Сибири»! Команда занимала второе-третье место в конференции. Даже получить шанс в четвертом звене было непросто. Я еще не был на том уровне, чтобы мне сразу дали играть. Наверное, этот процесс проходил медленнее, чем я хотел. В ЦСКА у меня фактически получилась похожая история. Приходилось по новой пробиваться в состав. Это тяжелые, но по-своему прикольные ощущения. Конкуренция заставляет тебя расти. Как молодому парню мне это помогло, и теперь я спокойно ко всему отношусь.
— Конкуренция — окей, но не считаете ли вы, что ЦСКА выиграл Кубок Гагарина во многом благодаря тому, что не было той дикой ротации, как годом ранее?— Это, наверное, не мне надо вопрос задавать. Но как игрок могу сказать, что, разумеется, приятно, когда находишь контакт с кем-то из партнеров. Под конец сезона мы чаще стали играть с Максом Шалуновым, вроде бы неплохо получалось. Конечно, когда ты каждый матч в игре — это приятнее.
— В «Сибири», да и потом в ЦСКА, вас пытались ломать как хоккеиста, корректировать игру. Не было опасения, что сломают окончательно? Креатив легко потерять.— Тот же Скабелка требовал от меня игру в обороне, плюс не терять шайбу на синей линии. Остальное, что происходит в зоне нападения, полностью на мое усмотрение. Делай что хочешь! А вот стандарты по игре в обороне были действительно жесткими. Это единственная серьезная проблема, с которой я столкнулся. Я все-таки рассуждал так, что для игры в обороне есть защитники. Однако современный хоккей требует «пять в атаке, пять в обороне».
— «Сибирь» недавно возглавил Николай Заварухин. Для вашей карьеры фигура во многом знаковая. Расскажите болельщикам, что это за тренер и человек.— Честно говоря, я думал, что его еще раньше назначат. Он будет немного перестраивать команду, постарается привить интересный хоккей. Заварухин любит играть в атаку, развязывает руки нападающим, показывает игрокам интересные моменты. Как человек он может сплотить коллектив. Просто так ничего тебе не выскажет. Он первый тренер, который пришел в раздевалку и без единого мата или даже агрессии высказал все мне за плохую игру. Это помогло психологически. Если игроки и тренер поймут друг друга, то «Сибирь» будет показывать при Заварухине очень интересную игру.
— Вы с ним до сих пор общаетесь?— Да. Более того, он со всей семьей приезжал на мои игры в плей-офф. Я ему доставал билеты. Мы помогаем друг другу. Мои родители с ним тепло общаются. Николай Николаевич приятный человек, он переживает за меня. Хочу, чтобы у него все получилось.
— Был ли какой-то разговор с Заварухиным, который изменил вашу жизнь, помог в дальнейшей карьере?— Не было такого, чтобы я приходил к нему в тренерскую, и мы разговаривали часами. У нас установились теплые, но рабочие отношения. Я был еще молодым игроком, а он хотел от меня взрослого подхода к работе. Никогда со мной не сюсюкался, за что я ему благодарен. Я вообще придерживаюсь мнения, что лучше, чтобы тренер накричал, но при этом давал играть.
— Сейчас складывается впечатление, что вы спокойно отнесетесь к любому тренерскому решению, к любой ротации. А раньше были срывы?— Конечно, были и психи, и какие-то детские обиды, но никогда не хотелось все взять и бросить. В детстве я боялся, что не попаду в «Сибирь-2», когда пришел в МХЛ, сильно боялся, что не пробьюсь во взрослый хоккей, в КХЛ. Но родители вкладывали в меня все возможности. Как тут бросить? Я прекрасно понимал, что если буду на всех вокруг обижаться, то только мне от этого будет хуже. Запасного варианта никогда не было, все мысли только о хоккее. К тому же, всегда находились люди, которые были готовы поддержать. Сначала родители, теперь супруга Анна. Быть может, только поэтому не было срывов в духе «я король, я все умею».
— На льду вы всегда оставляли впечатление уверенного в себе игрока. С чем тогда были связаны те самые многочисленные опасения?— Представьте, что мы приезжаем «Сибирью-95» на чемпионат России, а нам там по десять шайб забивают. Когда проигрываешь всем подряд, закрадываются сомнения. Ты даже гол забить не можешь! Осознаешь, сколько крутых пацанов в других командах. Потом другие сверстники едут на молодежный чемпионат мира, а тебе говорят, что ты не подходишь. В голове это накапливалось, но выходя на лед, забывал об этом и кайфовал от игры.
— Не секрет, что вы из небогатой семьи. Как воспринимали, когда ребята из молодежной команды приезжали на тренировки на машинах, которые купили явно не на свои деньги?— Я к этому спокойно отношусь. По жизни встречались разные люди. Они же не виноваты, что родились в обеспеченной семье. Зависти у меня никакой к ним не было. Я хотел сам всего добиться, накормить себя, накормить родителей и честно заработать на ту самую машину.
— Не было мысли переехать из Новосибирска в другой город, где сильнее школа и больше возможностей?— У мамы, наверное, были такие мысли, когда что-то не получалось. Но надо понимать, что переезд в другой город, жизнь в интернате — это все непросто. К тому же, я и в «Сибири» получил хорошую школу. Мой первый тренер Валерий Студенков заложил и технику, и катание. Попади я в 16 лет в другую команду, неизвестно, чем бы все закончилось. Может быть, на этом бы все и закончилось.
— Сейчас в это трудно поверить, но ведь вы не ездили ни на юниорский, ни на молодежный чемпионат мира. Хотя в обоих случаях были среди кандидатов. Какой отцеп воспринимался болезненнее?— Я хоть и ездил на турнир в Канаду, особо в юниорскую сборную не привлекался. Сыграл тогда, кстати, отвратительно. Все тогда было какое-то детское, ненастоящее. А вот когда провел в составе молодежки Суперсерию, шанс сыграть на чемпионате мира появился реальный. Но как получилось, так получилось. Сказали: «Спасибо, парни, ничего личного». Было очень обидно.
— «Окулов — это Малкин, но только на одной половине площадки» — эти слова приписывают Валерию Брагину.— Может быть, Валерий Николаевич и говорил такое, я не знаю. Как мне объясняли, в первые два звена, где центрами были Барбашев и Каменев, я не попадаю, в четвертом играл оборонительный игрок Фищенко, а Шаров здорово смотрелся в связке с Маминым. Учитывая, что парни этим составом дошли до финала, чуть-чуть не хватило до золота, значит, тренер сделал все правильно, а я был еще не готов. Это стало хорошим уроком.
— Прошлогодние командировки в ВХЛ стали каким-то уроком? Или главный урок из этого — осознание того, что лучше туда никогда не возвращаться?— Именно так, вы сами ответили на вопрос. Надо сделать все возможное, чтобы больше туда не возвращаться. Может быть, это нечестно, может, некрасиво, но я каждый день должен делать так, чтобы ни у кого даже мысли не было: «А может, Окулов в вышке поиграет?»
— Вышка в ее нынешнем виде вообще может чему-то научить?— Про хоккей говорить не буду, но окунаясь в этот мир, понимаешь, как быстро может все закончиться, если расслабишь булки.
— Кто вас в тот момент поддержал?— Супруга, которая всегда рядом. И вышка, и болезнь — все наложилось. Аня, помимо того, что жена, была для меня в тот момент другом.
— Что Анна изменила в вашей жизни?— Путешествий стало больше — это однозначно (смеется). Она меня заставляет смотреть мир, я так бы дома и сидел. А вообще, учитывая, что мы лет семь уже встречаемся, моя жизнь менялась плавно. Наши отношения постепенно перетекли в семейные. Я немного боялся, что после свадьбы что-то изменится, но опасения были напрасны.
— Можете представить, как бы все сложилось, если бы приехали из Новосибирска в Москву один?— А я ведь первые десять дней сборов с ЦСКА был в столице один. Вообще один. Пф-ф, это было очень тяжело! Сейчас же всегда есть возможность высказаться, поделиться какими-то переживаниями. В этом плане мне очень повезло.
— Дома о хоккее говорите?— Редко. Дома хочется пообщаться о нашей жизни. Хоккей есть хоккей. Не люблю об этом говорить. О хоккее я больше с папой общаюсь. Он как бывший хоккеист может и подсказать, и трезво оценить мою игру.
— На сколько процентов отец для вас еще и тренер?— Он для меня и папа, и тренер. Не буду высчитывать проценты и пропорции. Иногда, бывает, обижаюсь на него. Плохая игра, проиграли, сам ничего не сделал, и тут еще от папы смс с разносом. Утром уже потом перечитаешь с холодной головой и соглашаешься.
— У вас мама — очень социально активная женщина. Не секрет, что она общается с болельщиками на различных форумах и социальных сетях. Как к этому относитесь?— Сначала был скорее против. Зачем? Для чего? Только эмоции тратить. Потом уже понял, что если она получает от этого удовольствие, какую-то разрядку, то пусть занимается. Она же мне ничего никогда не запрещала.
— Когда ЦСКА играл в Цюрихе и в Вене, ваших партнеров спрашивали, где бы они хотели видеть клуб КХЛ. А вы бы куда хотели летать на выезд?— Может быть, Дубай? На самом же деле, хочу, чтобы наши российские команды развивались. Чтобы в том же Новокузнецке, Ханты-Мансийске были команды КХЛ. Причем не просто существовали, а боролись за высокие места. Вы посмотрите, сколько в КХЛ и НХЛ воспитанников «Кузни»!
— Понятно, что победа ЦСКА для вас — это исключительно положительные эмоции. Но не угнетает, что в КХЛ невозможна история «Сент-Луиса», когда последняя команда лиги становится чемпионом?— Я думаю, у нашей лиги еще все впереди. Когда-нибудь и в КХЛ команда поднимется с последнего места на первое. Пока же мы живем в той реальности, какая есть. Вы поймите, я игрок и хочу выигрывать всегда и при любых условиях. Я не могу желать, чтобы пришел какой-нибудь клуб с последнего места и обыграл меня.
— Через несколько дней после того, как вы привезли Кубок Гагарина в Новосибирск, Кубок Стэнли с «Сент-Луисом» выиграл другой новосибирец Владимир Тарасенко. Как хорошо вы знакомы?— Такие люди как Тарасенко заставляют повышать свой уровень, показывают, куда стремиться. Мы с ним не так уж близко знакомы. Когда видимся — здороваемся, спросим друг у друга как дела. Когда Володя с нами катался и во взрослой команде «Сибири», и в молодежной, это производило впечатление. Он сильно добавил с тех пор, когда я на него смотрел ребенком. Талант у него был всегда, но Кубок Стэнли он завоевал работой.
— Когда Тарасенко тренировался с «Сибирью», можно было без номера и фамилии на свитере узнать в нем игрока НХЛ?— Сразу видно, что это человек другого уровня. Причем во всем. Он быстрее думает, быстрее принимает решения. Я про кистевой бросок вообще промолчу! Он у Тарасенко один из лучших в мире. А как он со стартовой скоростью от людей уходит?
— Вы над своим кистевым броском тоже работали прошлым летом. Как пришли к тому, что нужно прокачать этот компонент?— Мы пришли к этому вместе с отцом. И я был недоволен, и папа об этом постоянно говорил. Без кистевого броска чего-то добиться в современном хоккее нельзя. Бывает так, что в игре нет моментов, и выпадает только один шанс. Им нужно воспользоваться. Жалко, что я поздно к этому пришел. Папа-то давно понимал, а я дурак. Надо было над этим с детства работать или хотя бы с молодежной команды.
— Тренировка броска — это вопрос исключительно количества повторений?— Не только. Это и попытка забить в определенную точку, с той или иной позиции, броски с ходу. Все, что может пригодиться в игре.
— Какое это чувство, когда понимаешь, что то, что делал летом, начинает давать свои плоды в игре?— Отпускает! Думаешь: «Ну вот, не зря все лето потратил. Оно того стоило».
— Бросок свой вы действительно улучшили. Что на очереди?— Мне бросать еще и бросать. Но кроме этого надо поработать над катанием, а если конкретно — над стартовой скоростью. В мощности катания надо добавлять.
— Откуда все-таки твоя тяга к нестандартной игре? Как бы заложен креатив?— Как уже говорил мой папа, мне повезло, что я успел поиграть в разные игровые виды спорта. Меня и в детской школе учили никогда не расставаться с шайбой. Нужно что-то постоянно придумывать, чтобы ее у тебя не отобрали. Потихоньку это пришло и стало как данность.
— Ваш отец говорил, что в детстве поступали приглашения в футбольные секции. Могли бы представить себя в этом виде спорта?— Сейчас редко играю в футбол, о чем немного жалею. Погонять мяч с друзьями было бы неплохо. Но футболистом себя не представляю. Для меня это всегда была игра на два-три месяца, не больше. Тот азарт, что есть в хоккее, футбол мне никогда не приносил.
— Игорь Никитин по ходу минувшего сезона сказал, что вы прибавили, прежде всего, в физической мощи. Именно поэтому стали регулярно попадать в основной состав. Это естественный процесс?— Это результат того, что я чуть ли не каждый день в зале. Ну, четыре раза в неделю точно. Я не наделен такими физическими данными, чтобы сидеть дома, а потом спокойно играть. Всегда нужно работать над тем, чем тебя обделили. Мне многое дано с точки зрения игры, но нужно работать над физикой.
— Игорь Никитин для журналистов очень скрытный и спокойный человек. Вы, игроки ЦСКА, знаете другого Никитина?— Понятно, что для нас это один человек, для вас — другой.
— Предметы по раздевалке хоть раз летали за чемпионский сезон?— Нет. Ни разу даже голос повышен не был на команду. Были, разумеется, какие-то недовольства, но без криков. Когда Никитин заходит в раздевалку, то все четко, логично и обусловлено. Никитин может всем своим видом показать, мол, «молодой человек, так играть нельзя». Он не пытается нас заставить играть с помощью агрессии. Все мы понимаем, ради какой цели оказались в этой команде. Все очень по-взрослому.
— Помимо Никитина в ЦСКА есть еще один человек-загадка. Александр Попов за карьеру дал, кажется, одно или два интервью. Какой он в жизни?— Он, быть может, скрытный для вас, но очень открытый для нас. Спокойно разговаривает, не помню от него какого-то негатива. Попов для нас, молодых, как папа. Он всегда подойдет, пообщается, поможет. В ЦСКА с молодыми парнями общается так, будто это его ровесники.
— Попов еще поиграет?— Дай бог и не один год. У нас было закрытие сезона, где он поблагодарил руководство клуба, партнеров, лично нас с супругой. Сидишь, и вместе с ним плакать хочется.
— Можно сказать, что ЦСКА во многом выиграл этот Кубок Гагарина для Попова?— Найдите видео с прошлогоднего финала с «Ак Барсом» и посмотрите на Попова после последней игры. Вы сразу поймете, что для человека значил Кубок Гагарина в этом году.
— В «Сибири» был такой игрок, как Попов, кто оберегал молодежь?— Был Олег Губин — это тоже тот человек, который при всем его опыте спокойно общался с молодыми, блистал чувством юмора. Но в целом сложился такой коллектив, что никого не нужно было оберегать, все держались очень дружно.
— Что у вас сейчас есть кроме хоккея?— Лего вот увлекся. В прошлом году, когда болел во время плей-офф, собрал огромный лего Тадж-Махал. Теперь вот на очереди Хогвартс на 5000 деталей. Моторику развивает, мне нравится. В детство немного окунаешься, спокойствие.
— В отпуске исключительно пляжный отдых?— Нет, пляжный уже закончился. Сейчас тренируюсь в спокойном темпе. Не как на сборах, но каждый день.
— На книги и кино времени хватает?— В кино с женой ходим, квесты страшные обожаем — это хороший источник эмоций.
— В Москве за эти два года стали узнавать?— Нет. Думаю, нужно быть суперзвездой, чтобы тебя в Москве узнавали на улицах.
— В Новосибирске с этим спокойнее?— Намного. Узнают, но максимум раз в день, да и то не всегда.
— Недавно вы выставляли Кубок Гагарина в одном торговом центре. Там, кажется, вас знали в лицо вообще все.— Ох, тяжеленькие три часа выдались (смеется). Но в то же время и приятные. В плане эмоций очень круто.
— Уход из «Сибири», родного клуба, — это самый эмоционально тяжелый момент в жизни?— Наверное, да. Не только потому, что уходил из «Сибири». Я в принципе впервые покидал родной город. Все по новой, только я и моя жена. Вроде бы я только начал регулярно играть за «Сибирь», окунулся в эту кашу, и тут пришлось все начинать с чистого листа. Сейчас, наверное, это воспринимаю как шаг назад перед двумя шагами вперед. Но тогда было тяжело.
