Агасси ненавидел «Уимблдон» за пафос и дресс-код. Но выиграл там первый «Шлем» и придумал современный травяной теннис

«Почему я обязан носить белое?»

В 1992-м на «Уимблдоне» Андре Агасси выиграл первый турнир «Большого шлема» и сделал первый шаг к тому, чтобы стать всего одним из двух обладателей карьерного Золотого шлема в мужском теннисе (в 2010-м его достижение повторил Рафаэль Надаль).

После его победы в Лондоне журнал Sports Illustrated писал: «Агасси оказался прав: имидж – это все. Почему еще он бы выбрал этот момент – глубокий спад, во время которого его удары и психология развалились, а рейтинг упал до 17-й строчки, – чтобы выиграть первый «Большой шлем»? Почему еще он выбрал момент, когда потерял лицо в трех предыдущих финалах (дважды на «Ролан Гаррос» и однажды на US Open) и стал объектом насмешек, теннисным изгоем, у которого нет никакого наполнения, характера? Почему еще эта нелепая, но почему-то вызывающая симпатию звезда, выбрала «Уимблдон» – изящный, зеленый, элегантный «Уимблдон», – чтобы все изменить и совершить один из самых долгожданных прорывов в истории поп-культуры?»

Победа Агасси действительно была неожиданной. Но даже не столько из-за игрового кризиса и истории нервных поражений в финалах ТБШ. В основном из-за того, что она пришла на «Уимблдоне» – турнире, который Агасси страстно ненавидел и три года бойкотировал.

***

Молодого Агасси за имидж называли панком – хотя на самом деле его эстетика была совсем не панковской, а скорее воплощением 80-х. Прическа-маллет, мешковатые футболки и джинсы из вареного денима, под которые он поддевал велосипедки кислотных цветов – фуксии на «Ролан Гаррос»-1990, лимона на US Open того же года.

Имидж, который после слогана рекламной кампании Canon стал для американца всем, был для него способом проявить свободу или хотя бы немного побороться с системой. Естественно, это привело к идеологическому конфликту с «Уимблдоном», который Агасси описал в автобиографии.

«В 1987-м я впервые приехал на самый почитаемый турнир в теннисе и с первого момента его невзлюбил. Я закрытый и необразованный подросток из Лас-Вегаса, я не приемлю чуждого, а Лондон для меня совершенно чужой. Еда, автобусы, почитаемые традиции. Даже трава на «Уимблдоне» пахнет не так, как дома – как бы мало ее там ни было.

Еще больше отталкивает то, что организаторы «Уимблдона», кажется, получают высокомерное, спесивое удовольствие, раздавая игрокам указания. Я терпеть не могу правила – особенно произвольные. Почему я обязан носить белое? Я не хочу носить белое. Почему для них так важно, во что я одет?

Кроме того, меня оскорбляют ограничения, создающие ощущение, что мне здесь не рады. Я должен показывать аккредитацию, чтобы попасть в раздевалку – причем даже не в основную раздевалку. Я выступаю на турнире, но меня выставляют незваным гостем, не разрешают тренироваться на кортах, на которых я буду выступать.

<…> Я сказал Нику [Боллетьери], что больше никогда не вернусь. Я обниму отца раньше, чем приму «Уимблдон», – писал Агасси.

Возможно, отец был еще одной причиной нелюбви Андре к «Уимблдону» – потому что он с детства мучил его тренировками с прицелом на лондонский «Шлем». Вот как Агасси описывал занятия с машиной, подающей мячи и в домашнем фольклоре прозванной «Драконом»:

«Отец поднял врага (так Агасси называл сетку – Sports.ru) на 15 сантиметров выше предусмотренного правилами, чтобы его было сложнее избежать. Он решил, что если я не буду попадать в его высокую сетку, то без проблем однажды повторю это на «Уимблдоне».

И ему все равно, что не я хочу играть «Уимблдон». Мои желания не имеют значения. Иногда мы с отцом смотрит «Уимблдон» по телевизору и оба болеем за Бьорна Борга, потому что он лучший, никогда не сдается, максимально похож на Дракона.

Но я не хочу быть Боргом. Я восхищаюсь его талантом, его энергией, стилем, способность растворяться в игре. Но если я разовью в себе эти качества, я лучше применю их к чему-нибудь другому, а не к «Уимблдону». К чему-нибудь, что выберу сам».

***

После разгрома в первом круге в 1987-м Агасси не выступал на «Уимблдоне» до 1991-го. И дело было не только в нежелании одеваться в белое и терпеть пафосных организаторов. Проблемы создавала и священная уимблдонская трава.

Отец Агасси и Ник Боллетьери создали из Андре игрока задней линии, у которого прием был лучше собственной подачи, а обводящие – лучше ударов с лета. Наверняка Майк Агасси опирался на пример Борга, но тот все же регулярно ходил к сетке, на быстрых покрытиях делал этот почти с каждой первой подачи. Андре был другим, на Борга он больше походил на грунте.

А на траве он чувствовал себя очень некомфортно. «Мяч отскакивает неправильно – точнее не отскакивает вообще, потому что это не трава, а лед, намазанный вазелином. И я так боюсь поскользнуться, что бегаю на цыпочках», – писал он в автобиографии. «Уимблдон» он пропускал потому, что не хотел тратить силы на травяные адаптации. Вместо этого он оставался дома, отдыхал, занимался физподготовкой с Гилом Рейесом, а потом готовился к любимому харду.

Поэтому в 1992-м подготовка Агасси к «Уимблдону» ограничилась одной 20-минутной тренировкой на харде – правда, по утверждению Боллетьери, он был зеленым. По ходу турнира американец тоже тренировался только на харде – на тех самых крытых кортах, куда в 1987-м его выгнали чопорные боссы турнира как недостаточно статусного.

«У меня было ощущение, что чем дольше я играю на траве, тем хуже становлюсь. Появляются проблемы с замахом, сомнения в ударах, потому что отскок непредсказуемый. Я тренировался на харде всю карьеру, пока трава не стала настолько хорошей, что это уже перестало играть роль», – рассказывал позже Агасси.

Играл он тоже не как травяные специалисты тех времен. Те рвались вперед с мощных подач и резаных приемов, а он оставался сзади. Единственные адаптации заключались в том, что он сокращал замах и отказывался от нейтральных ударов – при первой же возможности старался пробить навылет.

Конечно, бейслайнеры на траве были и в те времена – некоторых из них Агасси обыграл в первых кругах, – но побеждали на «Уимблдоне» все равно сеточники. Американец шокировал как раз тем, что смог их остановить: в четвертьфинале победил бывшего короля турнира Бориса Беккера, в полуфинале – Джона Макинроя. А в финале в пяти сетах переборол еще молодого Горана Иванишевича, который за турнир наколотил больше 200 эйсов. Последним ударом турнира стала обводка Агасси с бэкхенда, которую хорват обработать не смог. Это было символично.

Сейчас травяной теннис на задней линии в духе Агасси – норма. Успех определяется способностью быстро атаковать по восходящему мячу, лишать соперника времени. Даже Рафаэль Надаль адаптируется к траве с прицелом на такой теннис.

Конечно, важным фактором в эволюции стал не только Андре, но и улучшение кортов, появление более выносливой и медленной травы, на которой такой теннис легче реализовать. Но Агасси в 1992-м заложил основы современной нормы и был первым чистым бейслайнером, взявшим «Уимблдон».

Поэтому Беккер после поражения от Андре рассказывал: «Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так играл на траве – сзади». А тренер Стэна Вавринки Магнус Норман вспоминал: «Тогда трава на «Уимблдоне» была совершенно другой, мячи отскакивал в два раза ниже. Играть на задней линии было невозможно. Были исключения вроде Агасси, но так делать было очень сложно. Даже я играл серв-энд-воллей, потому что мяч не отскакивал».

***

Траву Агасси так и не полюбил, но зато проникся уважением к «Уимблдону». В 2003-м он рассказывал: «Я считаю, что если бы не «Уимблдон», траве не было бы места в календаре. «Уимблдон» дает траве больше, чем трава – «Уимблдону». Трава подчеркивает умение выполнять удар, но сводит стратегию к нулю».

А возможность выделиться за счет одежды он все же нашел даже в условиях дресс-кода: в 1992-м он стал первым с 1946-го чемпионом, игравшим в кепке. Под ней он прятал лысеющую голову и редеющий маллет.

Агасси + Граф = ❤️. Андре добивался ее 7 лет

Джинсовые шорты Агасси – любовь. Их вспомнили на Australian Open-2019

В 1988-м СССР играл в теннис против США. Там Союз заработал нужную валюту, а Агасси нашел легендарные шорты

Подписывайтесь на лучший инстаграм о теннисе

Фото: Gettyimages.ru/Alexander Hassenstein/Bongarts, Bongarts, Bob Martin, John Russell