Алекс Беллос. «Futebol. Бразильский образ жизни». Глава 5. Ангел с кривыми ногами
Глава 6
…
Глава пятая: АНГЕЛ С КРИВЫМИ НОГАМИ
«Гарринча был синтезом бразильца: бедного, творческого и отзывчивого. Он был бедным текстильщиком, который своей простотой и футбольным талантом наполнил всех нас счастьем».
Жуан Педру Стедиле
Основатель Движения безземельных
В джунглях и лесах Бразилии живет существо по имени курупира, защитник животных и хранитель деревьев. «У всех на слуху, что существуют некие демоны, которых бразильцы называют «corupira», которые часто нападают на индейцев в кустах, хлещут их, ранят и убивают», — писал нервный писец в 1560 году, всего через 60 лет после того, как португальцы впервые высадились на южноамериканской земле. Курупира — это очень почитаемый сельский миф, особенно в регионе Амазонки. У него мальчишеская внешность, рыжие волосы и одна особенность: его ноги выгнуты в другую сторону. Когда курупира бежит в одном направлении, его следы идут в противоположную сторону. Курупира быстрый и озорной. Если вы попытаетесь последовать за ним, то пойдете не туда и навсегда заблудитесь в джунглях.
Еще одно популярное бразильское творение — безусловно, самое оригинальное, по словам Монтейру Лобату, пионера бразильской детской фантастики, — это саси-перере. У похожего на чертенка саси-перере есть три характерные черты: он черный, курит трубку и у него всего одна нога. Он постоянно выставляет людей на посмешище, освобождает лошадей по ночам, ломает колосья кукурузы; устраивает хаос там, где царит спокойствие. Его одна нога делает его легким и быстрым. Единственный способ остановить его — заманить его в вихрь.
курупира
саси-перере
Оба этих маленьких монстра имеют общую особенность — они хитро используют свои нижние конечности. Это ценная бразильская черта. Когда Чико Буарке пел «К югу от экватора нет грехов», он описывал не только географию Бразилии, но и ее анатомию. Вихляющие бедра танцора самбы, притворный замах капоэриста и хитрость футболиста — все это отличительные черты национального стиля.
Гарринча был самым ярким бразильским футболистом. Как и у курупиры и саси-перере, у него необычный профиль ниже пояса. Он был хитер, ловок и его невозможно было поймать.
Когда 28 октября 1933 года на свет появился Мануэль Франсиску дус Сантус, акушерка заметила, что у ребенка кривые ноги. Его левая нога была выгнута наружу, а правая — внутрь. При правильном ортопедическом лечении его ноги можно было бы выпрямить в кратчайшие сроки. Но это был Пау-Гранди, маленький городок, в котором не хватало медицинских специалистов и не оправдывались ожидания родителей. Мануэль — Мане — рос так, будто порыв ветра разнес его ноги в стороны, как в мультфильме, оставив конечности изуродованными параллельными кривыми.
Пау-Гранди находится всего в 70 километрах от Рио-де-Жанейро, но в 1940-х годах это был другой мир — райский уголок в сельской местности, расположенный в горах и окруженный реками, водопадами и лесами. Мане был милым ребенком. Маленький, как крапивник, a garrincha, сказала его старшая сестра Роза, и прозвище прижилось. Позже его стали сравнивать с маленькой птичкой за то, как он пролетал мимо защитников. В детстве у него было другое отношение к своим пернатым друзьям — он любил их убивать. Гарринча провел свою юность, охотясь, ловя рыбу, занимаясь блудом и играя в футбол. Он проявил интуитивный талант по всем четырем направлениям.
Благодаря своей особенной фигуре Гарринча мог двигаться в непредсказуемых направлениях. Он также обладал исключительной способностью к ускорению. Сочетая оба навыка, он развил непревзойденный дриблинг и вскоре стал лучшим игроком в городе. В 14 лет он начал работать на местной текстильной фабрике, как и все в Пау-Гранди. Но Гарринча был ужасным работником. Его уволили за лень и восстановили только потому, что президент заводского футбольного клуба — «Эспорте Клубе Пау-Гранди» — хотел видеть его в команде.
Гарринча был простым, беззаботным и неамбициозным. Футбол, по его мнению, не стоит воспринимать слишком серьезно. Когда Бразилия проиграла чемпионат мира по футболу в 1950 году, он счел глупым, что люди расстроились. Он отправился на рыбалку, чтобы не слушать финал по радио. С неохотой он отправляся на просмотр в большие клубы Рио. В «Васко» ему сказали идти домой, потому что он не взял с собой бутсы. В «Флуминенсе» он ушел до конца просмотра, чтобы успеть на последний поезд домой. Через несколько лет, в возрасте 19 лет, Гарринча попал в «Ботафого» — и только потому, что его почти затащил туда бывший игрок «Ботафого», видевший его игру.
Во второй день просмотра Гарринча был поставлен на правый фланг против Нилтона Сантоса, левого защитника «Ботафого». Нилтон Сантос также был членом национальной сборной. Гарринча обводил его, как будто это была поигрушка в Пау-Гранди, и одним движением пустил мяч между ног, чего никто никогда не делал. «Я думаю, это хорошая идея — заключить контракт с этим парнем, — пробормотал защитник после этого. — Лучше пусть он будет играть с нами, чем против нас».
В своей первой полноценной игре за «Ботафого», состоявшейся два месяца спустя, Гарринча забил три гола. Он всегда располагался справа, а его стиль был неизменным — дриблинг, но предсказуемость не делала его менее эффективным. Он без устали кувыркался то в одну, то в другую сторону, то резко останавливаясь, то снова уходя в другую сторону. Он мог выкрутиться из самой сложной ситуации, как футбольный Гудини. «Все его тело было неуравновешенным, наклоненным вправо, так что, по логике вещей, он должен был падать каждый раз, когда пытался бежать. И все же этот антиатлет, этот человек, бросивший вызов физиологии, был прямым, как отвес, и падал только тогда, когда его опрокидывали. Напротив, именно он выводил из равновесия других игроков», — пишет газета «Жорнал до Бразил».
Ноги Гарринчи
Тренер «Ботафого» пытался научить его меньше идти в дриблинг. Он поставил на поле стул и велел ему рассматривать его как ориентир, с которого нужно переправлять мяч. Гарринча подошел к стулу — и прошел мимо него, пустив мяч между ножек. Просить Гарринчу сократить количество дриблинга было все равно что просить Кармен Миранду снять фрукт с головы. Однажды судья пригрозил ему удалением за то что слишком много шел в дриблинг.
Гарринча, казалось, играл ради удовольствия. Ему нравилось одурачивать защитников своими искусными движениями, дразня их, как чемпион-тореадор дразнит быка. Гарринча, согласно легенде, был одним из истоков популярного на латиноамериканских трибунах песнопения «оле!». Это началось во время турне с «Ботафого». Его дуэль с аргентинским защитником Вайро заставила толпу кричать «оле!» за то, как он изящно перепрыгивал через штампованные подкаты Вайро. «Оле!» Гарринчи превратились в смех, когда в одном из случаев он намеренно забыл мяч и продолжил бежать. Вайро последовал за игроком, не заметив, что мяч остался позади.
По словам драматурга Нельсона Родригеса, Гарринча был игроком, который научил болельщиков смеяться. Его клоунада на поле, пожалуй, лучше всего иллюстрирует случай, когда, оказавшись перед пустыми воротами, он предпочел продолжить дриблинг. Гарринча прошел трех игроков, а затем переиграл вратаря. Но вместо того, чтобы забить, он ждал, пока защитник отбежит назад. Гарринча повернулся корпусом, и защитнику пришлось схватиться за стойку ворот, чтобы не упасть. Затем он вошел в ворота с мячом. Он подчеканил его вверх, сунул под мышку и вернулся на центральный круг.
Это был товарищеский матч между сборной Бразилии и итальянской «Фиорентиной», последний матч сборной Бразилии перед финалом чемпионата мира 1958 года в Швеции. Когда Гарринча забил гол, стадион замолчал, не обращая внимания на крики его товарищей по команде. В гневе. Они были напуганы тем, что такая безответственность в соревновательной игре дорого им обойдется.
Впервые Гарринча сыграл за свою страну в 1955 году. За год до этого, на чемпионате мира в Швейцарии, Бразилия уступила Венгрии со счетом 2:4 в упорном матче, который запомнился как «Битва при Берне». Два бразильца и венгр были удалены, и дело дошло до драки игроков. Ференц Пушкаш из Венгрии ударил бразильского защитника Пиньейро бутылкой по голове.
К 1958 году Бразилия ощущала давление своего нереализованного потенциала. Страна до сих пор не выиграла Кубок мира. И 1950, и 1954 годы были проиграны из-за эмоциональной слабости в решающий момент — сначала против мужественных уругвайцев, а затем против жестоких венгров. В 1958 году тренерский штаб ввел в команду психолога, чтобы убедиться, что команда психологически готова. Тесты дали псевдонаучное обоснование игривости Гарринчи. Уровень агрессии у него был нулевой, а интеллект ниже среднего — его баллов не хватало даже для того, чтобы стать водителем автобуса. (В тех же тестах Пеле был признан «явно инфантильным», лишенным чувства ответственности, необходимого для командного духа. Но у него было оправдание. Ему было всего 17 лет).
Бразилия ничего не оставляла на волю случая. Отряд базировался в Хиндосе, курорте недалеко от Гетеборга. Зная о приапических наклонностях своих соотечественников, врач команды настоял на том, чтобы 28 женщин в отеле были заменены мужчинами. Боязнь отвлечь игроков даже заставила его попросить местную колонию нудистов, видневшуюся из окна, настоять на одежде.
Гарринча не играл в первых двух матчах — победе 3:0 над Австрией и безголевой ничьей с Англией. Как и Пеле. Третий матч был против сборной СССР. Это была эпоха «Спутника». Пропаганда времен холодной войны нагнетала страх перед «научным» подходом Советов. Висенте Феола, тренер, перетряхнул состав команды и расчехлил свое секретное оружие.
С первых же минут Гарринча, как ракета, выстрелил в советскую оборону. После 40 секунд завораживающего дриблинга он пробил в штангу. Не прошло и 60 секунд, как Пеле с передачи Гарринчи пробил в перекладину. Натиск в первые три минуты, завершившийся голом Вавы, продемонстрировал невиданные ранее в международном футболе смелость и мастерство. Многие считают их величайшей трехминуткой бразильского футбола всех времен.
Игра, закончившаяся со счетом 2:0, положила начало золотому партнерству бразильского футбола. Когда Пеле и Гарринча играли вместе, сборная ни разу не проиграла ни одного матча.
В газетах писали, что Пеле и Гарринча были выпущены на поле только из-за бунта игроков. Комиссия из игроков сборной Бразилии якобы приходила к тренеру и давила на него, чтобы он выбрал именно их. Эта история настолько показательна, что, несмотря на то, что впоследствии игроки ее отрицали, она прочно вошла в футбольные легенды. Миф передает идею о том, что в бразильской команде тренер не нужен — «красивая игра» возникла благодаря самим игрокам, вопреки желаниям тренера, как будто это божественное явление с непорочным рождением.
Игра с Советами также стала моментом, когда Бразилия потемнела. Пеле был чернокожим, Гарринча — смешанной черной и индейской крови. В команде, вышедшей против Австрии, был один чернокожий игрок, Диди. Когда Бразилия вышла в финал, в ее составе было три чернокожих и два игрока смешанной расы — это была первая многорасовая команда, выигравшая чемпионат мира.
Бразилия выбила Уэльс и Францию и встретилась в финале со Швецией. Бразилия выиграла со счетом 5:2, причем первые два гола были идентичными, созданными Гарринчей: он прорывался по правому флангу, а Вава конвертировал кросс в гол. Газета «Таймс» описала Швецию как «озадаченную футбольным ремеслом, недоступным пониманию многих», и добавила, что Гарринча был «одинок, как горный ветер. Гарринча… ...не поддавался контролю, и вот и все».
Капитану команды Беллини был вручен трофей Жюля Риме. Бразильские фотографы — возможно, потому, что они были ниже ростом, чем крепкие шведские журналисты, а возможно, потому, что они находились дальше в схватке, — кричали: «Поднимите его выше!» Он поднял кубок над головой, придумав жест, который впоследствии стал всемирно известным знаком, означающим спортивные победы.
Кубок мира освятил человека с кривыми ногами. «Его считают слабоумным, — писал Нельсон Родригес, — но Гарринча доказал на Кубке мира, что это мы слабоумные — потому что мы думаем, мы рационализируем. По сравнению с ним, по сравнению с потрясающей мгновенностью его рефлексов, мы — грузчики, быки, бегемоты». Поэт Пауло Мендес Кампос сравнивал его с художественным гением: «Как поэт, которого коснулся ангел, как композитор, следующий за мелодией, упавшей с неба, как танцор, попавший в ритм, Гарринча играет в футбол по чистому вдохновению и волшебству; без страха, без обязательств и без плана». В одной из игр за «Ботафого» Гарринча продолжал обводить защитника, пока мяч не ушел за пределы поля, и они продолжили свои кошки-мышки на соседней дорожке. Судья отказался остановить игру — как будто красота его дриблинга оправдывала отмену правил.
Гарринча был настоящим идиотом-эрудитом на своей территории. Анекдотов о его деревенской простоте столько же, сколько и о его футбольной гениальности. Многие из них были приукрашены Сандро Морейрой, журналистом и близким другом. Например, история о том, что он всегда давал защитникам неизменное и анонимное прозвище Жоао, Джон, потому что не имело значения, кто его опекает. Или тот случай, когда тренер сборной Бразилии объяснял команде тактику игры. Он увидел, что Гарринча не обращает на него никакого внимания, предпочитая читать комиксы про Дональда Дака. «Ты, — сказал он смиренно, — будешь делать все, что захочешь». Что он и сделал, и Бразилия выиграла матч.
На чемпионат мира 1962 года в Чили Бразилия повезла почти ту же команду, что и в Швецию. Пеле, которому еще только исполнился 21 год, к тому времени уже успел зарекомендовать себя как самый совершенный нападающий в мире. В 1961 году он забил 111 голов в 75 матчах. Но во второй игре чемпионата мира он захромал и пропустил все остальные. Большинство других бразильцев были ветеранами, находящимися на закате своей игровой карьеры. Кроме Гарринчи. Пожалуй, только Марадона в 1986 году столь собственноручно — без каламбура — выиграл для страны Кубок мира.
Значение Гарринчи для команды было настолько велико, что после того, как он был удален в полуфинале — за то, что нахально ударил коленом под зад чилийского защитника, — Бразилия перевернула горы, чтобы он не был дисквалифицирован на финал. Лайнсмен, который видел этот инцидент, загадочным образом покинул Чили на следующее утро. В дело даже вмешался президент Перу, попросив перуанского арбитра не обвинять Гарринчу в протоколе матча. Гарринча был оправдан и сыграл, пускай и при других неблагоприятных обстоятельствах: температура 39°C и аспирин.
Позже, в 1962 году, Гарринча пережил свой самый яркий момент в местном футболе — второе подряд чемпионство «Ботафого» в чемпионате штата. Это было также началом конца.
Кривые ноги Гарринчи были его сильной стороной. Теперь они были его слабостью. Из-за того, что его голень соприкасалась с бедром, при каждом повороте тела хрящ между ними разрушался — проблема даже без насилия, причиняемого спортивной жизнью. В 1959 году ему впервые сказали, что необходимо сделать операцию, но он решил отказаться. Целитель в Пау-Гранди сказал ему, что если он решится на нее, то никогда больше не сможет играть.
Хотя в свободе духа на поле была своя романтика, друзья Гарринчи начали беспокоиться о его наивности вне поля. Они посоветовали ему нанять финансового консультанта. Два представителя банка пришли к нему домой в Пау-Гранди и были потрясены, обнаружив, что деньги гниют в шкафах, за мебелью и в мисках с фруктами. Его дом был трущобой. Двукратный обладатель Кубка мира жил в тех же условиях, что и бедный фабричный рабочий.
«Ботафого» воспользовался бесхитростностью Гарринчи. Они всегда заставляли его подписывать пустые контракты, в которые вписывали настолько низкие зарплаты, насколько это было возможно. Они также обещали ему деньги, которые так и не заплатили. Гарринча был главной фишкой клуба, но зарабатывал он даже не так много, как его товарищи по команде. Когда он пожаловался, фанаты ополчились против него, обвинив в меркантильности и индивидуализме.
Было и еще одно осложнение: женщины. Гарринча женился в 18 лет — до того, как подписал контракт с «Ботафого». Его жена, Наир, была простушкой с фабрики, беременность которой вынудила сыграть свадьбу. Необразованная и нелюбопытная, она преуспела только в одном занятии: в дочках. За десять с небольшим лет Наир родила ему восемь детей. Пока он ездил в Рио, она оставалась в Пау-Гранди.
Футболисты увлекаются женщинами. В этом отношении Гарринча был на мировом уровне[После его кривых ног самой обсуждаемой частью анатомии Гарринчи был его пенис. В 1959 году песня с припевом «Мане, который родился в Пау-Гранди» была запрещена, так как была слишком похожа на «Мане, который родился с Пау-Гранди» — бразильский сленг, означающий «большой член». Споры о размерах полового органа Гарринчи закончились в суде после того, как на Руя Кастро, его биографа, подали иск за клевету, когда он написал, что пенис футболиста был длиной 25 см. Судья вынес решение в пользу Кастро: «Следует отметить, что иметь большой член — предмет гордости, по крайней мере, в этой стране...Однако не стоит путать размер и потенцию. Бразильцы мечтают иметь и то, и другое».]. Помимо детей от Наир, у него было двое детей от старой подружки из Пау-Гранди, которую он содержал в Рио, и еще один ребенок в Швеции от местной девушки, когда «Ботафого» был в турне. У него также был роман с актрисой, которая была бывшей любовницей вице-президента. А потом он встретил Элзу Соарес.
В Элзе Гарринча нашел родственную душу. Она была известной певицей самбы, которая, как и он сам, происходила из скромной семьи. Однако время было выбрано неудачно. Их роман совпал с требованиями Гарринчи в «Ботафого» повысить зарплату. Когда роман стал достоянием общественности, это было воспринято как доказательство того, что он эгоистичен и жаден до денег. Элза предстала в образе проницательной звезды шоу-бизнеса и разрушительницы брака. Общественное мнение было настроено против пары. В целях безопасности финансовый советник Гарринчи временно спрятал их на секретном участке земли в сельской глубинке Рио.
И все же Гарринча и Элза остались вместе. В 1960-е годы они были символической парой Бразилии. В их представлении Бразилия была страной импровизации и музыкальности, триумфа через трудности. Они были лучшими талантами страны в любимом деле — футболе и самбе.
У Элзы было трагическое воспитание в одной из трущоб Рио-де-Жанейро. Ее изнасиловали в возрасте 12 лет и, поскольку она была беременна, заставили выйти замуж за насильника. Ее первые трое детей умерли при родах, а до 25 лет она родила еще четверых. Однако Элза нашла выход из положения благодаря своему феноменальному голосу. В 18 лет она выиграла конкурс на радио, что привело к началу карьеры певицы. Когда она встретила Гарринчу, она уже была признанной звездой и пела с Луи Армстронгом.
К 1963 году колено Гарринчи было в таком плохом состоянии, что он едва ли мог сыграть два матча подряд. Раздробленный хрящ привел к тому, что он разбух от жидкости, поэтому его нужно было регулярно перфорировать и дренировать. Врачи, видевшие его, были поражены тем, что он все еще играет в футбол. Но и спортсмен, и клуб были рады отложить операцию — он был нужен «Ботафого», чтобы гарантировать поступления в кассу, и Гарринча понимал, что, взяв отпуск, он окажется в более слабой позиции на переговорах. В конце концов, в 1964 году ему сделали операцию, но он уже никогда не был прежним игроком.
Гарринча был вызван на чемпионат мира 1966 года в Англии. Он был уже далеко не в самом расцвете сил, но кто же оставит без внимания звезду четырехлетней давности? 12 июля на стадионе «Гудисон Парк» в Ливерпуле он в последний раз сыграл с Пеле. По совпадению, соперник был таким же, как и в первом случае: Болгария. Счет — 2:0. Во втором матче Венгрия обыграла Бразилию со счетом 3:1 — впервые Бразилия проиграла с Гарринчей в составе. И последний. На этом его международная карьера закончилась, после 52 побед и 7 ничьих. Пеле, пропустивший игру c Венгрией, вернулся, чтобы встретиться с Португалией Эусебио. Бразилия снова проиграла со счетом 1:3, и чемпионы выбыли из турнира в первом же раунде.
Гарринча любил автомобили. Он плохо водил их. Однажды он сбил своего отца, а с Элзой произошел несчастный случай, в результате которого у нее выбило зубы. После возвращения из Англии он вместе с матерью Элзы отправился в Пау-Гранди, чтобы повидать своих детей. На обратном пути он врезался в грузовик на скорости 80 километров в час. Машина перевернулась. Мать Элзы умерла.
Этот несчастный случай спровоцировал депрессию. Гарринча пытался отравить себя газом — это была первая из нескольких попыток самоубийства. Его футбольная карьера закончилась, и он убил мать любимой женщины. Не помогло и то, что он сильно пил с подросткового возраста. На протяжении всей своей карьеры он поражал коллег своей способностью и тягой к выпивке. Когда он повесил бутсы на гвоздь, пьянство усилилось.
Их пути начинались вместе, но никогда еще расстояние между Пеле и Гарринчей не казалось таким большим. В 1969 году Пеле забил свой тысячный гол — в Рио, на стадионе «Маракана». После гола, забитого с пенальти, Пеле бросился к сетке, подхватил мяч и поцеловал его. Была достигнута новая футбольная веха. Гарринчи не было на стадионе. Он даже не смотрел игру по телевизору и не слушал ее по радио. Он случайно подслушал ее в чужой машине.
Не имея ни дохода, ни сбережений, Гарринча обратился в Бразильскую спортивную конфедерацию за кредитом на покупку дома. Ему было отказано. В тот же день он исчез, и его нашли пьяным и плачущим перед церковью в центре Рио.
Элза подумала, что смена обстановки может вывести его из этого состояния. Они переехали в Рим. Элза нашла работу певицы, а Гарринче нечем было заняться, кроме как пить. Стыдясь попросить сигарет, он курил подобранные с земли окурки. В конце концов его назначили «послом кофе» Бразильского института кофе. Это не было тяжелой работой. Все, что ему нужно было делать, — это появляться на европейских выставках и пожимать руки у бразильского прилавка. Он потерпел грандиозную неудачу.
Итальянец из Болоньи спросил: «Итак, этот бразильский кофе — действительно ли он хорош?»
Гарринча ответил: «Не знаю. Никогда не пил его. Но я вам скажу одно — бразильская кашаса просто фантастическая».
По возвращении в Бразилию у Элзы возникла идея, как остановить пьянство Гарринчи: они заведут ребенка. Мануэль Гарринча дус Сантус Жуниор — Гарринчинья, Маленький Гарринча — родился 9 июля 1976 года. Но с появлением в доме ребенка все стало еще хуже. Гарринча начал избивать ее. Элза уехала, опасаясь, что он выплеснет свою жестокость на ребенка. После 15 лет совместной жизни их отношения закончились.
Гарринча женился в третий раз. Его новая жена родила ему еще одну дочь, десятую по счету. Но его поведение не изменилось. 19 января 1983 года Гарринча провел утро за выпивкой. Придя домой после обеда, он почувствовал себя плохо и прилег. Из местной клиники была вызвана скорая помощь. Врачи даже не узнали его. Его тело раздулось от алкоголя, и он стал неузнаваем в сравнении с ловким атлетом, каким он был в юности. Его зарегистрировали, а затем перевели в психиатрическую больницу в состоянии алкогольной комы. Он умер в 6 утра следующего дня.
Ему было 49 лет, и он оставил 13 детей.
Трагедия преследовала его и в могиле. Его сын от Элзы, Гарринчинья, умер через два года в возрасте девяти лет. Его везли с футбольного матча, когда машина перевернулась и упала в реку, и он утонул. Это было на том самом участке дороги, где два десятилетия назад умерла мать Элзы.
Другой его сын в Бразилии, которого воспитывала его подружка Ираси из Пау-Гранди, стал футболистом. Ненем начинал в «Флуминенсе», а затем был продан в португальский «Белененсеш». В итоге он стал играть в Швейцарии. Он также погиб в автокатастрофе в 1992 году в возрасте 28 лет.
Две из восьми дочерей Наира умерли от рака в возрасте 40 лет. Остальные живут в Пау-Гранди и Рио-де-Жанейро.
Единственного оставшегося в живых сына Гарринчи от шведского приключения зовут Ульф, он живет в Хальмстаде, недалеко от Мальмё.
Жозе Сержиу Лейте Лопесу было 11 лет в 1958 году. Он прекрасно помнит, как слушал по радио матч Бразилия - СССР. Около 15 членов семьи сидели в их доме в Рио. Они заключали небольшие пари о том, кто забьет первым, написанные на клочках бумаги, как это делают многие бразильцы перед играми. «В сборной не было такой уверенности, — говорит он. — Мы добились лишь ничьей 0:0 с Англией. Миф о том, что Советский Союз был научной командой, был очень силен. Мы думали, что выиграть будет очень сложно».
Игра началась. Бразилия сразу же бросилась вперед. Через три минуты они забили гол. Жозе Сержиу встает со своего кресла, чтобы показать скидку, которую сделал Диди, приведшую к голу Вавы. В его кабинете, небольшом и заставленном книгами и коробками, не так много места. Жозе Сержиу — заведующий кафедрой антропологии в федеральном университете Рио. Несколько нелепо наблюдать, как лысеющий академик в больших очках вертится на месте и задирает ногу вверх.
Гарринча буквально летает против сборной СССР на чемпионате мира 1958 года
«Это было необыкновенное чувство. Есть эта идея невероятно атакующей игры. Она была такая интенсивная. Не думаю, что за всю свою жизнь я был так тронут несколькими минутами футбола. Это был переломный момент в футболе».
Диди был признан лучшим игроком чемпионата мира 1958 года. Для Жозе Сержиу он был самым сильным персонажем в команде, более опытным и разносторонним, чем другие форварды. Пеле стал феноменом благодаря своей молодости, но наибольшей популярностью пользовался именно Гарринча. «Гарринча именно так и играл. Он был тем, кто разрушал оборону. Он унижал людей. Когда у него был мяч, от него невозможно было оторваться».
Антропологический факультет расположен в зданиях Национального музея — грандиозного колониального дворца, в котором в XIX веке жила бразильская королевская семья. Он находится на вершине холма в окружении ландшафтных садов, озер и городского зоопарка. Комната Жозе Сержиу выходит на площадку с заброшенным фонтаном, пальмами и окруженными выцветшими розовыми стенами. Ярко-красный и синий макао сидит у клетки. «Он так громко визжал, что мы не могли учить», — говорит он.
В детстве Жозе Сержиу ходил на стадион «Маракана» и видел, как играет Гарринча. «Его дриблинг был похож на дуэль один на один. Ты не знал, в какую сторону он пойдет. Он может легко отступить назад к своим воротам. Никто этого не делал. Я помню, как смеялся. Люди на самом деле смеялись. Они редко смеялись над другими игроками». Жозе Сержиу вспоминает, что Гарринча играл с таким сосредоточенным видом, что напоминал ему Бастера Китона. Он считает это сравнение удачным, поскольку личная жизнь Китона также была разрушена алкоголизмом.
Когда я только приехал в Бразилию, разговоры с друзьями, знакомыми и незнакомыми людьми неизбежно сводились к футболу. Когда я впервые услышал упоминание о Гарринче, мне сказали, что это лучший игрок, которого когда-либо выпускала Бразилия. А как же Пеле? Хотя я слишком молод, чтобы видеть игру Пеле, меня воспитывали в духе того, что он неоспоримо является величайшим футболистом мира всех времен — как будто этот факт является одной из фундаментальных истин футбола. Недоумевая и подозревая, что меня хотят провести, я начал расспрашивать всех, кто, по их мнению, является лучшим игроком Бразилии в истории. Ответом неизменно был Гарринча. Даже те, кто родился через несколько лет после того, как он перестал играть, предпочитали его.
Я решил поговорить с Жозе Сержиу, прочитав длинную статью, которую он написал в 1980-х годах о похоронах Гарринчи. Это в какой-то мере объясняло природу всепоглощающей любви бразильцев к человеку, которого поэт Винисиус де Мораес называл «ангелом с кривыми ногами».
Около полудня в день смерти труп Гарринчи был доставлен на «Маракану». На поминки прибыли родственники, бывшие коллеги и поклонники. Между его семьей от первой жены и третьей вспыхнула ссора. Затем произошел еще один казусный инцидент, когда фанат «Ботафого» накрыл гроб клубным флагом. Один из племянников Гарринчи возразил — ведь клуб был символом того, как его использовали в своих интересах. Спор разрешился только после того, как Нилтон Сантос, бывший игрок «Ботафого», вмешался и организовал накрытие бразильским флагом.
Нилтон Сантос был тем защитником, которого Гарринча унизил на просмотре в «Ботафого». За время карьеры Гарринчи он стал для него как ответственный старший брат. Он настаивал на том, чтобы, согласно желанию покойного, его похоронили в Пау-Гранди — вопреки пожеланиям других, которые хотели, чтобы его похоронили в недавно построенном мавзолее для профессиональных футболистов.
Поскольку бразильских знаменитостей принято хоронить на видных городских кладбищах, день похорон Гарринчи вызвал уникальные сцены. Его гроб привезли в Пау-Гранди на пожарной машине — той самой, на которой он участвовал в параде после победы на Кубке мира в 1958 году. По всему пути следования на обочинах дорог, на мостах и в зданиях собирались скорбящие. Многие размахивали флагами. Кортеж ехал по главной дороге, покидая город, проезжая мимо складов, промышленных предприятий и жилых комплексов. Ближе к Пау-Гранди народу было больше. Были пущены дополнительные поезда, которые гудели при прибытии. Местная церковь была забита до отказа.
На дереве висела табличка с надписью: «Гарринча, ты заставлял мир улыбаться, а теперь заставляешь его плакать».
На кладбище в Раиз-да-Серра, расположенном в нескольких километрах, с раннего утра ожидали около 8000 человек — гораздо больше, чем оно могло вместить. Скорбящие забирались на деревья, надгробия и соседние крыши, чтобы иметь возможность видеть. Когда приехала пожарная машина, безымянные скорбящие отнесли гроб к могиле. Но могила была слишком мала. Земли не хватило, чтобы как следует накрыть гроб. Местные жители забросали его травой. Когда хаос утих, кладбище осталось полуразрушенным.
Реакция на смерть Гарринчи превзошла все ожидания. Жозе Сержиу говорит, что чувство вины было общенациональным. «Когда кто-то умирает, ты подводишь итоги всей его жизни. Гарринча был отождествлен с публикой. Он никогда не терял своих народных корней. Его еще и эксплуатировали в футболе, так что он стал символом большинства бразильцев, которых тоже эксплуатируют».
Пеле и Гарринча упоминаются в одном предложении так часто, что кажется, будто они выступают в дуэте или являются брендом, воплощающим спортивное совершенство. Вместе они представляют собой целую эпоху. Однако бразильцы помнят их скорее по различиям, чем по сходству. Они оказались неожиданно противоположными персонажами. Они даже не особенно ладили друг с другом. Пеле известен в Бразилии как O Rei, Король. В 1963 году был выпущен биографический фильм «Гарринча, радость народа» (Alegria do Povo — Joy of the People). Прозвища говорят сами за себя. Пеле почитают. Гарринчу обожают. Когда они говорят, что Гарринча — лучший из всех времен, они голосуют сердцем.
Жозе Сержиу утверждает, что, несмотря на то, что оба игрока представляют одно поколение, они являются представителями противоположных эпох. Не было игрока со столь любительским духом, как Гарринча. «Это было чудо, что он остался в профессиональной игре, — говорит Жозе Сержиу. — Он играл ради чистого удовольствия от игры». Пеле, напротив, был безусловным профессионалом. История его жизни хорошо известна: отец Пеле был малоизвестным профессиональным футболистом, чья карьера была прервана из-за травмы. С юных лет Пеле поставил перед собой цель добиться славы, которой был лишен его отец. В 15 лет он ушел из дома и поселился в пансионе футбольного клуба «Сантос». Он никогда не знал ничего, кроме жизни футболиста.
В то время как Гарринча предавался большинству доступных ему пороков, Пеле всегда вел себя как образцовый игрок. Он вел аскетичный образ жизни, сосредоточившись на тренировках и самосовершенствовании. Пеле учился у других и со временем совершенствовался. Гарринча был необучаем. У Пеле было идеальное тело спортсмена. Гарринча выглядел так, будто не мог ходить прямо. Когда Гарринча еще складывал свою зарплату в миску с фруктами, Пеле зарегистрировал свое имя как торговую марку, нанял менеджера, инвестировал деньги в бизнес-проекты и рекламировал продукцию — один из немногих игроков, которые делали это в то время. В 1970-х годах опрос показал, что Пеле был вторым по узнаваемости брендом в Европе после Coca-Cola.
Пеле и Гарринча в цветах «Сантоса» и «Ботафого»
Гарринча наглядно продемонстрировал, что в бразильском обществе не существует страховочной сетки, а Пеле, в отличие от почти всех своих сверстников, нашел карьеру вне футбола. Гарринча всегда думал только о краткосрочной перспективе. Пеле всегда строил — и строит — планы. Гарринча спорил с истеблишментом. Пеле стал истеблишментом.
Один из самых заметных аспектов при чтении книг и статей о жизни Гарринчи — практически полное отсутствие интервью с ним. Он редко высказывал свое мнение. Он производит впечатление человека без голоса. В этом он был похож на звезду немого кино. Пересматривая немногочисленные кадры с его участием, действительно вспоминаешь Бастера Китона. Во-первых, изображение черно-белое и, при переносе с пленки на телевизор, слегка ускоренное. Гарринча совершает свои стремительные забеги, раскачивая телом почти в шутливой манере. Очень комично, как он повторяет одно и то же движение снова и снова — как целеустремленный ребенок, который никогда не учится.
Пеле, напротив, имеет твердые убеждения. Когда он забил свой тысячный гол, считавшийся его коронным моментом в Бразилии — ведь его победы на чемпионатах мира проходили за границей, а успехи в клубах были слишком пристрастны, чтобы вызвать единодушную радость, — Пеле окружили журналисты, требовавшие комментариев. Вместо того чтобы поблагодарить свою семью — что, собственно, и ожидалось, — или тренера, или даже вратаря, он сказал: «Давайте защитим маленьких нуждающихся детей... Ради Бога, бразильский народ не должен забывать о детях».
Журналисты рассмеялись. Футболисты не должны были говорить такие вещи.
Пеле не переставал говорить. У него даже есть своя (часто пародируемая) фраза: «Entende?», что означает «Понимаешь?». После ухода Пеле из «Нью-Йорк Космос» в 1977 году он стал бизнесменом, возглавив собственную компанию по спортивному маркетингу. В 1993 году он поднялся над парапетом и обвинил бразильский футбол в коррупции, что привело к восьмилетней вражде с главой ФИФА Жоао Авеланжем. С 1995 по 1998 год он занимал пост чрезвычайного министра спорта Бразилии. Он мог бы провести это время, пожимая руки бизнесменам, произнося речи после обеда перед высокопоставленными гостями и открывая фабрики. Он этого не делал. Он пытался изменить ситуацию, разрабатывая амбициозные законы, призванные сделать управление футболом более этичным (Его критики, однако, утверждали, что он был заинтересован в «модернизации» только для того, чтобы его компания могла получить больший кусок пирога). Он также пишет еженедельную колонку о футболе и ведет собственное шоу на кабельном телевидении. Один из его друзей сказал мне, что Пеле настолько целеустремлен и амбициозен, что считает себя Богом как на поле, так и за его пределами.
В отличие от остального мира, Бразилия живет с Пеле уже более двух десятилетий, с тех пор как он ушел из профессионального футбола. Они оценивают его как бизнесмена, политика и журналиста, а не только как футболиста. Это сложное и противоречивое наследие. Гарринча больше нет, чтобы запятнать свой собственный миф.
Несмотря на то что Пеле помог Бразилии выиграть три Кубка мира, больше чем кто-либо другой из игроков, он никогда не был выдающимся членом команды — в отличие от Гарринчи в 1962 году. Возникает ощущение, что Пеле больше принадлежит к мировому наследию, чем к бразильскому. Он является международным эталоном, и это просто понять: бедный чернокожий человек, который стал лучшим в мире благодаря преданности делу и мастерству. В Бразилии, возможно, несправедливо, он не является примером для подражания для чернокожих. Отчасти это объясняется тем, что в Бразилии, несмотря на ее расовое смешение, нет сколько-нибудь заметного черного движения. А еще потому, что нынешняя и бывшая жены Пеле — белые. Гарринча, напротив, женился на чернокожих.
Дело не в том, что бразильцы недолюбливают Пеле. Отнюдь. В 1999 году его «Мерседес» был остановлен на светофоре в Сан-Паулу. К машине подошли двое вооруженных мужчин. Поняв, кто находится внутри, они извинились, спрятали оружие и ушли. Немногие люди — в том числе и футболисты — вызывают такое уважение. Год спустя в Рио с Ромарио произошел похожий случай. Грабители забрали его «Мерседес» и мобильный телефон, а Ромарио заставили идти домой пешком.
Но хотя бразильцы возносят Пеле на пьедестал, они не любят его так, как любят Гарринчу. Дело не только в том, что трагические фигуры, естественно, более привлекательны, поскольку они более человечны, хотя, возможно, это и помогло. Это потому, что Пеле не отражает национальных желаний. Пеле, прежде всего, символизирует победу. Гарринча символизирует игру ради игры. Бразилия — не страна победителей. Это страна людей, которые любят веселиться.
На той неделе в августе 2001 года, когда Пеле объявил о заключении контракта с компанией Coca-Cola, в результате чего его годовой доход от спонсорства, по данным главной финансовой газеты Бразилии, достиг £18 млн. в год, я пошел на концерт Элзы Соарес.
Возможно, она потеряла свое богатство и известность, но Элза не утратила своего очарования. Я встречаюсь с ней в «Театро Ривал», заведении в стиле кабаре в центре Рио. Когда она выходит на сцену, на ней сиреневое шелковое платье и шарф с большим сиреневым браслетом. Она стоит на красных туфлях на высоком каблуке. Позже Элза переодевается во второй наряд — облегающее желто-черное платье с блестками, которое едва доходит ей до колен. Это было бы рискованно для женщины вдвое моложе ее, но Элзе не меньше 70 лет.
Театр переполнен, и публика представляет собой своеобразную смесь белых пар среднего возраста, темнокожих поклонников самбы и геев. В 1980-е годы Элза стала культовой фигурой в гей-сообществе, которое в какой-то мере отождествляло ее борьбу.
Кто-то из толпы кричит: «Мы любим тебя».
Элза все еще может устроить потрясающее шоу. Она исполняет стандарты самбы и современные популярные бразильские песни. В ее голосе есть неподдельная искренность. Она поет и танцует; у нее смелое и мощное сопрано. В Эльзе можно услышать отголоски величайших див XX века: Эллы Фицджеральд, Эдит Пиаф и Билли Холидей.
Она начинает «O Meu Guri», «Мой мальчик», песню Чико Буарке, которая могла быть написана в ответ на обращение Пеле к «маленьким детям». Она рассказывает о женщине из фавелы, чей сын был убит. Элза исполняет ее как грустную балладу. Ее голос заполняет весь театр. По мере того как разворачивается трагическая история, по ее щекам начинают скатываться капли слез. Это ужасающе убедительно. Мне кажется, что все в зале верят, что она действительно плачет этими слезами. Красота песни и сила исполнения ошеломляют. Невозможно не думать о муже и сыне, которых она потеряла.
Современность обошла Пау-Гранди стороной. В этом нет ничего плохого. Город географически изолирован, с трех сторон его окружают горы, поросшие атлантическим тропическим лесом. Воздух кажется божественно свежим. Мощеные улицы и аккуратно спланированные дома — наследие англичан, которые управляли фабрикой и строили дома для своих рабочих. Пау-Гранди можно назвать причудливым — прилагательное, редко употребляемое в Бразилии, и уж точно никогда — по отношению к грязным, хаотичным пригородам и городам-спутникам Рио, которые я проезжал перед приездом. Оригинальная фабрика сохранилась до сих пор, хотя теперь она производит не текстиль, а безалкогольные напитки.
Я паркую машину у стадиона имени Мане Гарринчи — первое упоминание о самом знаменитом сыне Пау-Гранди. Его имя, нарисованное над входными воротами, потускнело, покрылось пятнами. Внутри находится окруженная забором травяная площадка. Некоторые дети балуются. Один из них неточно бьет по мячу, и тот отскакивает к резервуару с водой, пробивая трубу. В баре, расположенном в задней части трибун, есть стена с фотографиями и трофеями. Гарринча узнаваем: он одет в черно-белые формы «Пау-Гранди» и «Ботафого». Памятные вещи не отличаются ни хорошим расположением, ни особой экстравагантностью. Это мог бы быть клубный бар в любой точке мира.
Подросток, пришедший на тренировку, рассказал мне, что около пяти лет назад по внутренней стороне периметральной стены была нарисована фреска, посвященная Гарринче. «Она была очень красивой, — говорит он. — Но одна из его дочерей напилась и разбила ее молотком».
Возле стадиона есть участок травы, на котором пасется лошадь. На цоколе красуется надпись «Камень фундамента — музей Мане Гарринчи». Музей так и не был построен.
Я спрашиваю у группы подростков, где живет семья Гарринчи. Они направили меня к дому в двух кварталах отсюда. Жозе Мариу сидит на кухне в одиночестве и пьет пиво. Он был женат на Эденир, второй дочери Гарринчи и Наир, которая умерла от рака в 1997 году. Он говорит, что все дочери Гарринчи покинули Пау-Гранди. Он очень несговорчив и начинает упоминать об адвокатах.
— Вы, журналисты, просто пишете о нем неправду. Гарринча был самым счастливым человеком, которого я когда-либо знал.
За фабрикой круто поднимается Пау-Гранди, население которого не может превышать нескольких тысяч человек. Я следую указателям к бару «Мане Гарринча». Его расположение у ручья, в пышном зеленом лесу, компенсирует функциональное здание, которое представляет собой хижину из шлакоблоков с нарисованной карикатурой на футболиста на фасаде. Баром управляет Мазиньо, племянник Гарринчи. Он отказывается со мной разговаривать.
— Мы в течение 18 лет давали интервью, и никто никогда не давал ничего взамен.
Путем расспросов мне удалось найти Розу, старшую сестру Гарринчи. Ей 75 лет, и она живет с мужем в небольшом доме с одной спальней. Они оба работали на фабрике и вышли на пенсию несколько десятилетий назад. У них никогда не было телефона, и даже если бы они могли себе его позволить, то не смогли бы его установить — ведь линии связи еще не дошли до этой стороны Пау-Гранди.
У Розы не осталось ничего, напоминающего о брате, даже фотографии на стене. «У меня были журналы, портреты, пояса, но люди просят у меня вещи. Я все отдала».
Она уверена, что по крайней мере одна из дочерей Гарринчи до сих пор живет в Пау-Гранди. Я ухожу и спрашиваю еще нескольких соседей. Один человек говорит мне, чтобы я шел на виллу. Я езжу взад и вперед по одному и тому же участку дороги в поисках виллы, пока не понимаю, что это длинное здание на вершине каменной дорожки.
Вилла представляет собой бунгало с шестью комнатами, как в студенческих квартирах. Пять человек сидят и пьют пиво из пластиковых стаканчиков. Одна из них — это вылитая Наир.
Я подхожу к ней и представляюсь. Она выглядит испуганной. После нескольких напряженных секунд она говорит, что ее зовут Ненел и она — вторая младшая дочь Гарринчи и Наир. Она помнит, как готовила отцу кофе по утрам. Ее настоящее имя — Терезинья, но она предпочитает Ненел — так он ее прозвал.
Ненел многозначительно усмехается, обнажая заячью губу и улыбку из разрушающихся зубов. У нее большие глаза, длинный подбородок и неухоженные волосы. Убогость ее дома шокирует, даже если не знать, кем был ее отец. Она живет в комнате размером не более два на два метра вместе со своим 22-летним сыном. Там есть старая односпальная кровать, большой красный холодильник (полный пива) и раковина. Маленький телевизор включен, по нему транслируется дневной футбольный матч, но никто не обращает на него внимания.
Я спрашиваю ее, читала ли она когда-нибудь биографию Гарринчи. Она говорит, что никогда ее не видела. Судя по тому, как она отвечает, я подозреваю, что она не смогла прочитать и страницы ни одной книги.
Ее собутыльники примерно ее возраста, добродушная компания — полагаю, это не связано с количеством пива, которое они употребляют. Ненел работал на текстильной фабрике, пока та не закрылась. Затем она периодически подрабатывала горничной. Я спрашиваю, нравится ли ей жить в Пау-Гранди, не понимая, что она больше ничего и не знает. Ненел живет в 16 километрах от пляжа. Но она никогда там не была.
Отсюда рукой подать до Раиз-да-Серра. Большое католическое кладбище, красиво оформленное на склоне холма, усеяно каменными и мраморными гробницами.
На вершине стоит высокий памятный камень с надписью:
Гарринча
Радость Пау-Гранди
Радость Маге[Избирательный округ, в который входит Пау-Гранди.]
Радость Бразилии
Радость мира.
И на табличке под ним:
Он был милым ребенком
Он разговаривал с птицами
Мемориал датирован 1985 годом, через три года после смерти Гарринчи. Не являясь ни самым большим, ни самым удачным местом на кладбище, он выглядит как дань уважения мэра Маге Ренато Коццолино самому себе, а не усопшему. Оба их имени выделяются одинаково.
Надгробие Гарринчи находится в пятидесяти метрах от дома, на холме, среди других могил. Это простая плита с его именем и датами. Здесь нет ни цветов, ни каких-либо признаков того, что здесь недавно убирали. Больше всего оно привлекает внимание своей ненавязчивостью.
Могилу заслоняет белое надгробие гораздо большего размера, расположенное рядом с ней. Сверху стоят розовая фарфоровая ваза и цветочный горшок с пластмассовыми желтыми розами. Я прочитал надпись. Мигель Кампос родился на год раньше Гарринчи. Он умер в возрасте 25 лет в 1957 году. «Тебя будет не хватать твоей матери, братьям и коллегам по «Вила Атлетико Клубе»», — говорится в сообщении. Герб ВАК находится на металлической табличке на боковой стороне могилы.
Это сравнение усиливает личную трагедию, скрывающуюся за публичным успехом Гарринчи. Могила неизвестного футболиста, игравшего за малоизвестную местную команду, величественнее и ухоженнее, чем могила человека, чей дриблинг дважды выиграл для Бразилии Кубок мира.
В феврале 2002 года в Маге было обнаружено тело сына Ненел и внука Гарринчи, Алекссандро Алвеса дос Сантоса. Ему был 21 год. Было неясно, убили его или переехали.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только!
