свой среди чужих, чужой среди своих

А остальные чем это заслужили?)

Стража приводит вы-знаете-его-имя в тесную и мрачную сводчатую тюрьму. Среди глубокого мрака вдруг отворяется железная дверь, и сам старик великий глор пулялок со светильником в руке медленно входит в тюрьму. Он один, дверь за ним тотчас же запирается. Он останавливается при входе и долго, минуту или две, всматривается в лицо его. Наконец тихо подходит, ставит светильник на стол и говорит ему: «Это ты? ты? — Но, не получая ответа, быстро прибавляет: — Не отвечай, молчи. Да и что бы ты мог сказать? Я слишком знаю, что ты скажешь. Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Не ты ли хотел, чтобы краб был раздавлен, а люди обратились к истинно атакующему и красивому баскетболу? Не ты ли говорил, что все эти десижны признак трусости? Не ты ли хотел открыть юзерам глаза на истинную красоту игры? Зачем же ты пришел нам мешать? Но вот теперь ты увидел. Да, это дело нам дорого стоило, — продолжает он, строго смотря на него, — но мы докончили наконец это дело. 7 лет мучились мы с этим братанским востоком, но теперь это кончено, и кончено крепко. Ты не веришь, что кончено крепко? Ты смотришь на меня кротко и не удостоиваешь меня даже негодования? Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что сейчас лучшая, конкурентная и самая богатая талантами эпоха в истории. Повторяю тебе, завтра же ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению бросится целовать ботинки будущему чемпиону. Глисту тут же будут сравнивать с Джорданом и воспевать оды его желанию побеждать. И если и был тот, кто всех более заслужил наш костер, то это ты. Завтра я отправлю тебя в бан. Dixi
к чому бы это

Сон давеча приснился, теряюсь в догадках, что бы мог означать
Действие происходит на баскетбольной ветке, в самые темные её времена, то бишь теперешние. Является он (Хейтер); правда, он ничего и не говорит, а только появляется и проходит. Давненько его не было на ветке, но бацкет юзеры ждали его как раньше. Возжелал появиться он хоть на мгновенье к юзеру, — к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему его юзеру спорца. А действие происходит в самое страшное время глоров пулялок, когда удары по яйцам назывались "естественным движением". Он появился тихо, незаметно, и вот все — странно это — узнают его. Это могло бы быть одним из лучших мест сна, то есть как именно узнают его. Он молча проходит среди их с тихою улыбкой бесконечного сострадания. Солнце любви горит в его сердце, лучи Света, Просвещения и Силы текут из очей его и, изливаясь на людей, сотрясают их сердца ответною любовью. Он простирает к ним руки, благословляет их, и от прикосновения к нему, даже лишь к одеждам его, исходит целящая сила. Вот из толпы восклицает фастомг, тупой с детских лет: «Вадь Вадич, исцели меня, да и я тебя узрю», и вот как бы чешуя сходит с глаз его, и впервые видит он свет.
Юзеры плачут и целуют землю, по которой идет он. Болелы Никс бросают пред ним цветы, поют и вопиют ему: «Осанна!»
«Это он, это сам он, — повторяют все, — это должен быть он, это никто как он»
И вот, в эту самую минуту, вдруг проходит мимо ветки финала сам Великий Глор Пулялок. Это девяностолетний почти старик, с иссохшим лицом, со впалыми глазами и кучей плазм, купленных совершенно точно не в кредит. За ним в известном расстоянии следуют мрачные помощники и рабы его и «золотая» стража. Он останавливается пред толпой и наблюдает издали. Он хмурит седые густые брови свои, и взгляд его сверкает зловещим огнем. Он простирает перст свой и велит стражам взять его.