12 мин.

Александр Гулявцев: «Американцы сказали: «Мы с вами созвонимся». А как созвонимся? Телефона-то нет»

Легендарный уральский хоккеист и лучший тренер Высшей лиги прошлого сезона рассказал Денису Романцову, как ставил в ворота полевого игрока, работал на мостовом кране и месяц косил сено.

С лучшим тренером Высшей лиги прошлого сезона мы встретились перед началом очередного выездного турне его «Молота-Прикамья».

- По городам Высшей лиги вы на самолетах путешествуете?

– Летаем только в дальние поездки – в Казахстан, например. А когда серия игр рядом с Московской областью, прилетаем туда на самолете, а дальше на автобусах переезжаем. 400-500 километров – это не расстояния для нас. Самые дальние перелеты – Усть-Каменогорск, Ангарск, Красноярск.

- В Высшей лиге нельзя заявлять иностранных вратарей – это большая проблема для вас?

– Если команда решает медальные задачи, нужны два вратаря примерно одинакового уровня. Стараемся решать эту проблему – все-таки все команды в равных условиях. То молодой вратарь где-то вырастет, то опытный постарается доказать. В прошлом году на выезде в плей-офф сложилась тяжелая ситуация –  у нашего основного вратаря Сергея Магарилова накануне игры вырезали аппендицит, ночью увезли в больницу. Пришлось в качестве второго вратаря использовать полевого игрока. Поставили его на тренировке, а он ловит только то, что летит в него. Но делать было нечего – заявили запасным вратарем на игру плей-офф. Слава Богу, все хорошо закончилось – Женя Аликин отлично отработал, и мы выиграли матч и серию. 

- Часто повышаете голос на игроков?

– Бывает. Ребята меня знают: если я кричу, значит – есть проблемы. Орешь-то не от того, что тебе так хочется, а просто это нужно по ходу игры.

- Почему вернулись в Пермь из Екатеринбурга?

– Как почему? Я здесь живу. Пермь – мой родной город. Завершив карьеру игрока, куда мне было ехать, как не домой?

- В Перми вас сейчас узнают не реже, чем в девяностые?

– Узнают, в основном, хоккейные болельщики. А их в городе немало. Да и лицо примелькалось. Отчеты о матчах постоянно показывают по местным телеканалам.

- «Молот» в начале девяностых взял бронзу в юниорском чемпионате страны. Почему из того поколения раскрылись только вы?

– Я жил рядом с дворцом спорта, меня ноги сами туда вели. А кому-то два часа приходилось добираться – не всегда приезжали люди на тренировки, особенно зимой. В юности я вдохновлялся игрой Сергея Макарова и Сергея Смертина. Смертин – пермская легенда. До сих пор в хорошей форме, часто играю с ним в матчах ветеранов. Когда я был маленьким, Смертин мне очень нравился – настырный, быстрый, злой. Познакомился с ним в нашем дворце спорта – ребенком я постоянно ходил на тренировки «Молота». После одной из тренировок Смертин клюшку мне подарил. Очень долго потом ее берег.

- Как ваши первые клюшки выглядели?

– Первые клюшки были деревянными, очень тяжелыми и часто ломались. Приходилось их беречь. Мой отец работал в гараже при дворце спорта, и когда у моей клюшки сломалось перо, он двумя железными пластинами соединил перо – оно вообще неподъемное стало. Толщина – сантиметр, еще изолентой перемотали… А моя первая иностранная клюшка называлась «Титан». Я на ней спал даже – боялся сломать ее, боялся, что украдут. Если мы ехали играть в какой-то другой город и ночевали там, я эту клюшку всегда под матрас клал.

-  Со своей будущей супругой познакомились на хоккее?

– В те годы в Мотовилихе (район Перми) были только дворец спорта да дворец культуры. В одном месте – хоккей, в другом – дискотеки. Район небольшой, все друг друга знали, работали на одном заводе, вместе ходили на хоккей. Так и познакомились. Женился я рано – в двадцать один год, к тому времени жена уже беременна была. Тогда я был в «Молоте», но еще только лавочку протирал, а много играть начал после молодежного чемпионата мира. Зарплата была 200 рублей – по тем временам, небольшая, даже не средняя. Для поддержки штанов. На мелочи хватало. Жили у родителей жены. С первой зарплаты купил маленький телевизор. Все игроки «Молота» были прикреплены к заводу. Числились в цехах, получали заводскую ставку. Я там даже работал одно время.

- Формально?

– Нет, по-настоящему. Три или четыре месяца. Перед выпуском в училище была обязательная практика. Утром работал на мостовом кране, а днем шел на тренировку. Лет шестнадцать мне было. В юности я не был суперфанатом хоккея. Просто, когда было время, надевал коньки да шел на наш большой заливной каток. Делать-то больше нечего было. По черно-белому телевизору – три программы. Чем еще заняться? На катке же можно было весь день провести. Тренер, пригласивший меня в команду мастеров, Владимир Павлович Фокеев перед какой-то тренировкой дал мне книжку про Сергея Макарова. Я прочел ее, постепенно начал получать удовольствие от хоккея. Потом появилась семья, вот-вот должен был родиться ребенок, и я начал задумываться о том, чтобы сосредоточиться на хоккее.

- Молодежный чемпионат мира 1993 года – ваша первая зарубежная поездка?

– Да, первая. Неожиданно для меня пришел вызов. Начальник команды принес мне вечером билеты в Москву, а в 7 утра уже лететь. В столицу я попал во второй раз в жизни. До этого только с матерью приезжал – брат там служил. Подхожу к спорткомплексу ЦСКА, а там и хоккейный дворец, и баскетбольный. Зашел в первый попавшийся. Сел один на трибуне – с баулом и клюшкой. Жду, смотрю тренировку баскетбольного ЦСКА. Ко мне подошли, объяснили, как в хоккейный дворец попасть – а оттуда Валерий Иванович Гущин как раз в Новогорск выезжал. Он меня и отвез в молодежную сборную – к Моисееву и Цыгурову. Сборная-то давно собралась, а я, получилось, опоздал на свой первый вызов. Но ничего, обошлось.

- И как вам сам чемпионат?

– В той команде я знал только Андрея Субботина из «Автомобилиста» и Сергея Чекалина из «Трактора». Потренировались неделю и поехали в Швецию. Чемпионат мира странный получился, без плей-офф, без финала: восемь сборных сыграли в один круг и канадцы на последний матч уже могли не выходить – знали, что станут чемпионами. Мы канадцам 1:9 проиграли.

- Из фарм-клуба «Хартфорда» к вам подошли до игры с Канадой или после?

– Накануне. После двух туров мы уверенно шли на первом месте – обыграли японцев 16:0 и немцев 4:0. Шел из дворца после тренировки, и меня встретили представители «Милуоки». Переговорили, американцы в конце сказали: «Мы с вами созвонимся». А как созвонимся? Телефона-то нет. Через космос? Оставил им номер соседей, но соседи же не будут целыми днями сидеть и ждать звонка. Мне предлагали уехать в Милуоки сразу после чемпионата мира, но я же тогда в армии служил. 

- То есть не ответили, ни да ни нет?

– Нет, почему, мы подписали договор – если не выкинул, он до сих пор у меня дома где-то валяется. Может я и готов был уехать, но сдерживало много нюансов – армия, свадьба на носу, родители. И все же я слишком домашний человек, чтобы сорваться в чужую страну, не зная языка.

- А дома-то рассказали, что вас зовут в США?

– Показал родителям договор, попросил сказать соседям, что мне могут позвонить, но то ли не позвонили, то ли соседей дома не было, когда звонили… В общем, не срослось.

- Что привезли из Швеции?

– Купил какие-то вещи, сувениры, и в duty-free двухкассетный магнитофон Sony – в то время это было престижно. Этот двухкассетник служил мне потом много лет. Еще купил два блока сигарет – у меня же отец курил. Помню, стою с этими блоками Marlboro у кассы, а рядом Цыгуров – удивленно так посматривает.

- В армии вы служили по-настоящему?

– Да, около трех месяцев. Пошли призывы, и четырех человек из «Молота» отправили служить в шестидесяти километрах от Перми. Стройбат. До присяги – учебка. Сказали: «Примете присягу – и вернем вас обратно». Мы приняли присягу и еще на месяц отправились сено косить. Тогда я еще сильнее призадумался о том, чем в жизни заниматься – лучше все-таки в хоккей играть, чем сено косить. В армию нас забрали в мае, в конце июля вернули в «Молот», а через два года мы приехали на дембель и провели там еще месяц. Интересный опыт – сапоги, фляжки, лопаты. Мы ведь служили не в спортроте, а в обычной.

- Кто вас впервые объединил с Бардиным и Ахметовым?

– Василий Петрович Спиридонов. Мы были почти одного возраста, самые молодые в том «Молоте», вот и сделали из нас молодежную тройку – остальные-то уже сыграны были. С Николаем Бардиным мы до сих пор друзья. Последний сезон в КХЛ у него вышел неважным – за «Югру» почти не играл. Психологически он готов был заканчивать, приехал в Пермь свободным агентом, а я ему говорю: «Давай в «Молот». Он сначала: «Да я вроде закончил». – «Коль, закончить ты всегда можешь. А ты начни – если пойдет, получишь удовольствие от хоккея. А не пойдет – тогда и закончишь». Бардин вернулся и отыграл за «Молот» два сезона, здорово нам помог, но в конце прошлого сезона получил травму плеча.

- В конце девяностых за «Молот» играл Василий Первухин. Чем он запомнился?

– Я обалдел от его мастерства – мы же вместе в пятерке играли. Он пришел к нам в 42 года и поражал интеллектом что на льду, что в жизни и потрясающей работоспособностью. Он старше на семнадцать лет, но часто приглашал меня в гости. После ухода Постникова Первухин стал тренером «Молота» и сначала чувствовал себя не очень комфортно, но мы с ребятами настояли на том, что ему нужно помочь. Старались поддержать его игрой – попали в восьмерку. 

- А что за канадцы в Пермь тогда приезжали?

– Мэрфи и Уилсон. Жесткие, заводные. Постоянно в драку лезли. Правда, иногда лезли – но не дрались, только команду заводили. Людям нравилось – в Перми в те годы полный дворец собирался. Мэрфи с Уилсоном приехали в 1998 году. Им снимали большую квартиру с хорошим ремонтом в элитном доме.

- Как вы переносили задержки зарплат в «Молоте»?

– Не платили по четыре – пять месяцев. У меня в Перми много друзей – то тут займешь, то там. Когда зарплату наконец раздавали, я возвращал, а так жил от одного займа до другого.

- Вас ведь приглашал чемпионский «Локомотив». Почему туда не попали?

– Бардин с Ахметовым уже уехали в Нижнекамск, а я оставался в «Молоте». Голубович хотел соединить нас в «Нефтехимике», и этот вариант был для меня приоритетным. Когда я был в сборной на Евротуре, ко мне подошел менеджер «Локомотива» – они в тот год стали чемпионами, но мне хотелось снова объединиться с Бардиным и Ахметовым. Я не был карьеристом – возможно, это было неправильно.

- В сборной ваша тройка в полном составе так и не сыграла?

– В суперлиге мы постоянно делили первое место по результативности с омской тройкой Затонский – Прокопьев – Сушинский, и журналисты задавали вопрос, почему в сборную берут омских, а не пермских. Потом пригласили нас с Женей Ахметовым, а Бардина так и не позвали. Выяснить, почему его не брали, у нас и права-то не было, на кого вызов приходил – те и ехали.

- Почему вы не сыграли на чемпионатах мира?

– Поехал на чемпионат мира в Питер, отработав до этого месяц на сборах. Прошел слух, что приедут ребята из НХЛ. И после первой же тренировки в Питере нас вызвал Якушев, поблагодарил за работу и мы попрощались. Перед чемпионатом мира в Германии все шло здорово, но за два дня до старта я получил серьезную травму. Михайлов мне сказал: «Мы тебя возьмем, а если ты в первой игре порвешься? Заменить некем будем». Я согласился.

- После десяти лет в «Молоте» вы за три года три раза сменили команду. Почему?

– Играя в Нижнекамске, я травмировал плечо, из-за травмы и операции пропустил полсезона. Приглашал меня Голубович, но на следующий сезон поменялся тренер, игра не ладилась, и я уехал из Нижнекамска в Магнитогорск, но там остаток сезона тоже получился скомканным. Затем «Молот» нашел деньги под возвращение в суперлигу, решили мы с Ахметовым и Бардиным помочь родной команде. Пошла у нас игра, но перед Новым годом закончились деньги и мы разбрелись. Бардин – в Нижнекамск, я – в Череповец, Ахметов – в «Трактор». После «Трактора» Женя закончил и переехал в Москву.

- Самые тяжелые тренировки в вашей карьере были у Постникова?

– Нет. Он как раз старался отходить от советской системы, давал размеренную нагрузку и постепенно подводил к сезону. Кроссовая работа тоже может быть в удовольствие, если тебе задают темп на определенном пульсе. Но бывало, что говорили: беги максимально, чтоб вены на лбу вылазили.

- Сикора в Екатеринбурге чем был интересен?

– Это первый в моей карьере иностранный тренер. Когда я играл у него, мне было тридцать шесть, но в конце сезона я готов был играть еще и еще. Постоянно был в тонусе, не чувствовал усталости. Поначалу у нас под его руководством игра не ладилась, было много неопытных ребят, но он нам спокойно объяснял: «Не переживайте. У соперников такие же игроки, как и вы». Потихоньку начали побеждать и попали в плей-офф.

- Трогательные проводы вам в Екатеринбурге устроили?

– Когда я понял, что занимаю место молодых, потому что не могу выкладываться на полную, пришел к руководству. А они посмотрели по календарю, когда у нас последняя домашняя игра и сделали мне подарок. Дворец битком, музыка праздничная, подняли свитер. Маленько дал волю эмоциям, прослезился, когда свитер поднимали – понял, что скоро уже не приду в раздевалку, не буду готовиться с ребятами к игре. Все-таки тридцать два года из тридцати восьми посвятил хоккею – так что можно было и слезу пустить. Аналогичную церемонию устроили в том же сезоне и в Перми. И тоже в груди щемило, и было очень приятно. Ведь большую часть своей карьеры я провел в родном городе.

Игорь Уланов: «Первую шайбу в НХЛ забил бывшему парню своей девушки»

Фото: hc-molot.ru/Михаил Воскресенских