вчера, 15:52 15 мин.

«С девяти до пяти звучит ужасно». Гельмут Марко уходит после 60 лет в автоспорте и 25 лет с «Ред Булл»

Автор

Вопрос: Гельмут, в молодости вы были хорошими друзьями с Йохеном Риндтом; вы выросли вместе, вместе получили первый опыт вождения автомобиля и вместе ходили смотреть гонки. Это правда?

Гельмут Марко: Да, так и было. И это действительно так! (Смеется) Первая гонка, которую мы посетили, была на «Нюрбургринге» в 1961 году. Мы оба провалили экзамен на аттестат зрелости и вместо того, чтобы поехать домой и сообщить отрезвляющие новости, решили поехать на гонку. Мы ехали всю ночь до «Нюрбургринга». Припарковались в лесу, спали в машине, а на следующее утро проснулись от шума болидов «Формулы-1». Йохен тут же сказал: «Это для меня, вот чем я хочу заниматься!» Мы преданно сидели на траве, прислушиваясь к звуку машин, и уже через несколько кругов могли сказать, проезжает ли мимо «Феррари», «Матра» или болид с двигателем «Косворт». Мне было 18, а Йохену — 19.

Вопрос: Справедливо ли сказать, что без Йохена вы бы не начали гоняться? Или вам всегда была предначертана карьера гонщика?

ГМ: Йохен заразил меня гоночным азартом. Мы оба всегда интересовались гонками, но нам не хватало уверенности в себе. Но потом Йохен поехал в Англию и преуспел — и я подумал: «Если он может, то и я смогу! Почему бы и нет?» Но я и все австрийские гонщики, последовавшие за ним, должны быть ему очень благодарны, так как без него никому из нас не было бы так легко пробиться в этот спорт. Он проложил путь.

Вопрос: Без этого гоночного азарта как бы выглядело ваше будущее? Работа юристом с девяти до пяти?

ГМ: С девяти до пяти звучит ужасно. Но да, я бы продолжил карьеру юриста. Скорее всего, коммерческого юриста. Но я доволен тем, как сложилась моя жизнь, — и рад, что выжил, — даже если я немного «поврежден» [Марко потерял левый глаз, когда камень пробил его визор во время Гран-при Франции 1972 года]. Тогда мы не осознавали, насколько опасна была» Формула-1» на самом деле. У нас было своего рода самообман: мы говорили, что тебе не повезло, если с тобой что-то случилось, — но всё было наоборот: тебе чертовски повезло, если ты выжил.

Вопрос: Ваше продвижение по гоночной лестнице казалось очень быстрым — если не таким быстрым, как у Макса Ферстаппена! Не прошло много времени между вашими гонками в «Формуле-V» и участием на «Порше» 908 в Ле-Мане...

ГМ: Честно говоря, я не могу вспомнить. Все, что я помню, это то, что я уже зарабатывал деньги в свой первый год профессиональных гонок. Дело в том, что я гонялся на всем, до чего мог дотянуться: кузовные автомобили, прототипы и болиды «Формулы-2» — все, что было доступно. Что я помню о «Формуле-V», так это то, что я стартовал в Монако в 1967 году и выиграл гонку. Моя первая гонка в «Формуле-1» была в 1971 году.

Вопрос: Ваша цель с самого начала состояла в том, чтобы попасть в «Формулу-1»?

ГМ: Да. Если ты начинаешь профессиональную гоночную карьеру, это естественная цель. Особенно когда я увидел, насколько высок уровень в «Формуле-1». Ты просто хотел быть одним из них.

Вопрос: И, конечно, вы победили в Ле-Мане на самом большом «звере» среди них — «Порше» 917. Вы бы не были довольны, если бы остались только в таких машинах?

ГМ: «Формула-1» всегда была целью. Но, помимо Джеки Стюарта, все остальные гонщики выступали и в гонках спорткаров, и в «Формуле-1». Но это правда: 917-й был настоящим вызовом. И чтобы немного освежить воспоминания, я проеду на нем в этом году [2017] на Гран-при Австрии, — но очень осторожно! Я недавно посетил Музей «Порше», где выставлена машина, на которой я выиграл, — и когда я посмотрел на ее конструкцию, я не мог поверить, что мы ехали на прямых участках Ле-Мана со скоростью 390 км/ч. Машина выглядела такой хрупкой. Так что мне очень повезло, что я пережил ту эпоху.

Вопрос: Конечно, Йохен трагически погиб. Как его смерть повлияла на вас? Заставила ли она вас усомниться в своей карьере и задуматься, стоит ли продолжать?

ГМ: Когда я получил известие о его гибели, я не мог поверить, потому что на том этапе он не ездил так рискованно, как в начале своей карьеры. Да, «Лотус» был быстрым, но хрупким автомобилем, но Йохен хотел выигрывать гонки и чемпионаты. На его похоронах мне сделали предложение занять место. Это показало мне, что такое автоспорт — жизнь продолжается. В следующем году я сам попал в аварию в «Дейтона-Бич» — в наклонном повороте. Я ехал со скоростью около 300 км/ч, когда у меня лопнула шина. В то время между осознанием того, что у меня нет шансов [спасти машину], и моментом, когда я врезался в стену, мне пришла в голову мысль: «Черт, надо было бросить гонки!» Невероятно, как за две-три секунды перед глазами проносится вся твоя жизнь. Ты вспоминаешь даже некоторых девушек. Но самой сильной мыслью было: «Тебе конец». Однако в момент удара о стену я нажал на огнетушитель, так как знал, что эти машины легко загораются. Затем я открыл двери, чтобы не задохнуться, — все произошло автоматически. Инстинкт самосохранения сработал мгновенно.

Вопрос: Ваш дебют в «Формуле-1» состоялся в составе команды Jo Bonnier Racing за рулем «Макларен» на Гран-при Германии 1971 года — каково это было? Вы помните этот опыт?

ГМ: Я мало что могу вспомнить. Это было на Северной петле «Нюрбургринга», а это не самое приятное место, чтобы впервые сесть в болид «Формулы-1». И я не совсем помню, почему не участвовал в гонке — я проехал только практику. Думаю, я вел переговоры с «Сертиз» и с «БРМ», и «Сертиз» посчитал, что я подписал контракт, хотя это было не так, — поэтому возникли некоторые юридические споры. Но я помню гонку в Австрии две недели спустя, когда я осознал, как трудно управлять этими машинами. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы довести машину до предела.

Вопрос: Как вы говорите, вы получили место в «БРМ» для участия в вашем домашнем Гран-при и, очевидно, произвели хорошее впечатление, потому что Луис Стэнли пригласил вас завершить сезон...

ГМ: Да, «БРМ» в то время было громким именем. Великая история. Луис Стэнли, вероятно, был первым, кто заключил настоящий спонсорский контракт: он привел «Мальборо» в «Формулу-1». Гламур присутствовал, но «БРМ» иногда выставляла четыре или пять машин на гонку, поэтому машины не были подготовлены по самым высоким стандартам. Но это был хороший опыт. И через некоторое время я поднялся в иерархии команды — и когда я наконец сел в правильную машину, со мной случилась авария. Я так стремился получить новое шасси — я сидел на 15 см выше, чем в моей обычной машине, и едва мог пошевелить ногами, — но я хотел именно это шасси. Со старым шасси аварии никогда бы не случилось, так как камень не попал бы в меня.

Вопрос: Вас до сих пор мучает мысль о том, что бы произошло, если бы вы не настояли на получении того шасси?

ГМ: Просто поймите: травма глаза — это очень больно. Глаз пришлось зашивать, поэтому каждое моргание было ужасом. Я не спал много ночей, в том числе потому, что все еще был одержим идеей, что автогонки — единственная причина жить. И вот в одну из таких бессонных ночей мне пришлось признаться себе: все кончено, мне придется заняться чем-то другим в жизни. Именно тогда ты проваливаешься в глубокую черную дыру. Но затем я понял, что жизнь после гонок существует, и что-то щелкнуло у меня в голове — я больше не садился за руль гоночной машины в течение следующих 30 лет. Я знал тогда, что никогда больше не смогу выступать на соревновательном уровне, и не хотел в итоге стать «джентльменом-гонщиком». Теперь я должен сказать, что я очень счастлив и мне повезло, что я пережил тот период, потеряв всего лишь глаз.

Вопрос: Конечно, сегодня, благодаря всем доступным на трассах медикаментам и усовершенствованию хирургических процедур, ваши травмы, возможно, были бы излечимы...

ГМ: Прежде всего: после моей аварии ввели новые визоры — более или менее пуленепробиваемые, — так что такая травма не произошла бы. Но есть так много улучшений — на мой взгляд, возможно, даже слишком много, поскольку всегда должен быть определенный уровень риска, иначе можно было бы выбрать карьеру таксиста.

Вопрос: Вы сразу поняли, что попали в серьезную беду?

ГМ: Нет. Да, было невероятно больно, но я вел 12-цилиндровый болид, а «Клермон-Ферран» был длинной гонкой, поэтому я сразу же подумал о количестве топлива. В тот момент я был на пятом или шестом месте, и это был участок трассы, идущий в гору, поэтому я знал, что это может превратиться в ад — для меня и тех, кто ехал сзади. Что произошло дальше, я не помню, но мне рассказали, что я поднял руку и сумел припарковать машину на обочине трассы — а затем потерял сознание.

Вопрос: Что вы помните о своих напарниках по команде в «Формуле-1»?

ГМ: В моем первом году это был Йо Зифферт, который погиб на «Брэндс-Хэтч» в 1971 году, когда у него сломалась стойка шасси, — и всего через несколько гонок у меня произошла такая же поломка в Бразилии. Это показывает, как в то время контролировалась безопасность. Затем был Хауден Гэнли, шведский гонщик, чье имя я не могу вспомнить [Рейне Виселл], и иногда англичанин — Питер Гетин, — с которым было очень весело. Из нас четверых в живых остались только Хауден и я.

Вопрос: Вы когда-нибудь думаете о том, чего могли бы достичь в «Формуле-1», если бы не травма? Некоторые считали, что вы были не хуже — если не лучше — Ники Лауды. Каково было наблюдать, как он добился большого успеха?

ГМ: У меня нет с этим проблем. Ники получил мое место в «БРМ». Ники получил контракт с «Феррари», который изначально был у меня, но я не завидую. У нас до сих пор хорошие отношения. И думаю ли я когда-нибудь: «Ух ты, а ведь это мог быть я»? Нет, я не мечтатель. На самом деле, это я поехал с Ники к господину Энцо Феррари, когда он впервые с ним встретился. Это был очень впечатляющий визит: ты входил в эту темную комнату, а он сидел там в еще более темных очках. Это было очень загадочно. (Смеется)

Вопрос: Похоже, Ники шаг за шагом перенял то, что вы уже заготовили для себя?

ГМ: Именно так.

Вопрос: Все ли молодые гонщики, с которыми вы работали, осведомлены о том, что в прошлом вы были ведущим гонщиком?

ГМ: Я не знаю. Я их не спрашиваю.

Вопрос: Вы когда-нибудь ссылаетесь на свою собственную гоночную карьеру, разговаривая с молодыми гонщиками?

ГМ: Времена настолько изменились, что рассказы о машинах, на которых я ездил в былые дни, были бы пустой тратой времени. Я говорю им о том, что нужно быть конкурентоспособным, быть полностью сосредоточенным и так далее. Это то, что я стараюсь им передать. Но подождите: однажды мне позвонил Даниэль (Риккардо). Он вел мой «Альфа Ромео» на показательном заезде Targa Florio и жаловался, что сцепление такое тяжелое, а тормоза такие сложные. Вероятно, он получил представление о том, как тяжело было в былые дни. Я сказал ему: «Тебе платят в сто раз больше, чем нам, — ну, допустим, в десять раз, — у тебя намного меньше работы, гораздо более безопасные машины — так что наслаждайся и будь благодарен!»

Вопрос: Значит, вы никогда не даете практических советов по вождению? Насколько сильно вы опираетесь на свой собственный опыт гонщика, или, как вы говорите, сегодня все просто слишком по-другому?

ГМ: Вероятно, я бы сказал: попробуйте планировать свой гоночный уик-энд по-другому — более эффективно. Не пытайтесь быть самым быстрым в пятницу — оставьте что-то для квалификации. Или, например, в Монако, я бы, наверное, сказал: попробуйте другую траекторию. Простой опыт, который получаешь, занимаясь автоспортом 50 лет!

Вопрос: Остается еще один вопрос: какой момент из этих 50 лет был для вас лучшим?

ГМ: Вероятно, мне придется выбрать три: победа в Ле-Мане — это был большой момент. Победа в первом чемпионате с Себастьяном Феттелем для «Ред Булл». И, хотите верьте, хотите нет, в прошлом году в Барселоне, когда победил Макс (Ферстаппен). Меня называли сумасшедшим за то, что я посадил его в машину, даже внутри команды, — а он выходит и побеждает!*

*Интервью вышло еще в 2017 году.

Это конец эпохи

«Я работаю в автоспорте уже шесть десятилетий, и последние 20 с лишним лет в Ред Булл были необыкновенным и чрезвычайно успешным периодом», — говорит Марко. «Это было замечательное время, за которое я смог внести свой вклад и разделить этот опыт со многими талантливыми людьми. Все, что мы вместе создали и чего достигли, наполняет меня гордостью».

Гельмут Марко заявил, что то, как закончился сезон 2025 года, повлияло на его решение уйти. «То, что я чуть не выиграл чемпионат мира в этом сезоне, глубоко меня потрясло», — объяснил он. Макс Ферстаппен из «Ред Булл» сократил отставание в 104 очка до двух от Ландо Норриса, выиграв заключительную гонку в Абу-Даби, но все же не сумев завоевать титул. «Это дало мне понять, что сейчас для меня лично настало подходящее время завершить эту очень долгую, напряженную и успешную главу», — сказал Марко, который был ключевым сторонником карьеры Ферстаппена в «Формуле-1».

«Желаю всей команде дальнейших успехов и убежден, что в следующем году они снова будут бороться за оба титула чемпионов мира».