«Эту игру отдать, эту купить». Голова болела от этого». Он вошел в историю дерби ЦСКА – «Спартак»
Денис Романцов поговорил с Алексеем Савельевым
Летом 2000-го Массимо Каррера в роли капитана готовился к одному из самых успешных сезонов в истории «Аталанты» (до января шли в топ-3), Виктор Гончаренко играл за минскую «РШВСМ-Олимпия» во второй белорусской лиге, а полузащитник ЦСКА Алексей Савельев забивал «Спартаку» на сороковой секунде. Тот гол и сегодня остается самым быстрым в истории главного московского дерби. «Спартаку» Алексей забил через несколько недель после возвращения из аренды в Нижнем Новгороде, где забил два мяча (один из которых – ЦСКА) и дал необыкновенное интервью местному изданию «Футбол-Хоккей», содержащее, например, такой фрагмент:
- Когда в последний раз били человека по лицу?
- Когда дрался.
- А когда дрались?
- Когда бил человека по лицу.
- А когда это было?
- Когда дрался.
Мы встретились с Савельевым в районе метро «Алма-атинская» после того, как команды его футбольной школы отыграли в Детской лиге.
– Почему родители предлагали вам вместо футбола поступать в театральное училище?
– Когда я еще пацаном был, они мне твердили: «Ты ж клоун, тебе в театральное надо». Я был бесшабашный, постоянно веселился, любил чудить и быть душой компании. Вот мама и предложила: «Выходи на сцену, и люди будут ржать над тобой. Зачем тебе футбол?»
– Но вы не послушались.
– Да. Начал в школе ЦСКА, но оттуда меня выгнали. Девять лет мне было. Сначала нас тренировал Владимир Дорофеев, бывший игрок ЦСКА. Классный мужик, но, к сожалению, любил выпивать. А времена-то – середина восьмидесятых. Дорофеев – при погонах. Как выпивал, шел к начальству: «Вы уроды, у детей ни маек, ни трусов, а вы не пойми чем занимаетесь». Естественно, долго его терпеть не стали, уволили. Новый тренер Владимир Саутин выстроил нас на первой тренировке и заявил: «Был идиот и набрал вас, таких же идиотов». – «Дорофеев не идиот», – сказал я. После этого Саутин меня выгнал, а потом разогнал всю команду. Я же попал в «Торпедо» к Николаю Сенюкову.
– Великий человек. Каким он вам запомнился?
– Закалка у него – дай бог: во время Великой Отечественной служил в разведке, был ранен несколько раз, получил много орденов. В 1990 году нам предстояла поездка в Италию, на турнир, устроенный «Ювентусом». Сенюков предупредил: «В фотоателье обязательно скажите: мне нужна фотография для поездки в капиталистическую страну». В ожидании той поездки я дни на календаре зачеркивал. Соперниками были «Дженоа», «Фоджа» и другие команды, мы заняли первое место, и тогда же я получил приглашение в интернат «Ювентуса».
– Как это происходило?
– Прямо во время разминки подошел агент, дядечка в возрасте, и через тренера сказал: «Леш, тебя итальянцы хотят забрать». – «Да я не против». Посмеялись, и разошлись. За нами присматривал человек из органов, так что уйти в «Ювентус» тринадцатилетнему пацану было нереально. Хотя я на том турнире стал лучшим бомбардиром. И в юношеской сборной, и в «Торпедо» играл нападающего.
– Когда стали полузащитником?
– В 1996-м. Во время игры в Нижнем Новгороде меня подозвал Валентин Иванов, тренер «Торпедо»: «Выходишь левым хавбеком. Других мест нет. Сможешь сыграть?» – «Да мне лишь бы на поле выйти». Мне повезло закрепиться в высшей лиге. Из дубля я вышел сырым, и заиграл только благодаря второму тренеру Никонову, верившему в меня, и тому, что у «Торпедо» денежек не хватало на игроков посильнее.
– Как нехватка денег проявлялась?
– Первую зарплату я получил на ЗИЛе как слесарь. На базе в Мячково несколько месяцев не было горячей воды, не могли нормально помыться. Стиральных машин не было, форму драили сами, вешали сушиться в комнате, и духан стоял – мама не горюй.
– Что изменилось в «Торпедо», когда команда перешла от ЗИЛа к «Лужникам»?
– Для начала погасили долги за три месяца. Как игрок основы я получал тогда полтора миллиона рублей в месяц, но надо уточнить, что по тому курсу это 250 – 300 долларов.
– Тарханов позвал вас в ЦСКА тогда же?
– Да, летом 1996-го. Наступила зима – в ЦСКА раскол, и Тарханов в итоге сам перешел в «Торпедо». Из-за неразберихи постоянно менялись места тренировок, и в какой-то момент мне просто не сказали, куда ехать на тренировку команды Тарханова. Я оскорбился: «Что это такое? Я же себя не на помойке нашел». В то же время мне позвонили из ЦСКА, который возглавил Садырин: «Приходи к нам». Так я вернулся в клуб, в котором начинал в детстве. Тарханов мне больше не звонил.
– Вместе с вами между «Торпедо» и ЦСКА метался Андрей Николаев, открытие сезона-1996. Почему он быстро сник?
– Да, огромный талант, в «Торпедо» делали ставку на него, а не на меня. У Андрея были потрясающие данные, но характера не хватило. По ножке дадут – ой, болит. А я ржал да пахал, да землю грыз – и как-то вылез потихонечку. Андрей же постепенно сошел на нет.
– Каким был ЦСКА двадцать лет назад?
– В 1997 году – очень тяжелая атмосфера. После ухода всей основы с Тархановым в «Торпедо» команду собирали заново, менялись места сборов и владельцы клуба. В том году команда делилась на компании: я с молодыми (Семшовым, Цаплиным, Армишевым, Агеевым), ветераны (Минько, Гришин) – отдельно. Минько нас, молодых, беспредельщиками называл. Мы были шебутные, мозгов мало, а энергии много. Это на следующий год молодежь и ветераны перемешались, а в начале 1997-го обстановка была сложная.
– В чем была сложность?
– Прямо скажу – многие просто бухали безостановочно.
– Сергей Мамчур каким запомнился?
– Смеялся без конца. Везде и над всеми. Когда он умер, никто не знал, от чего. Только потом выяснилось, что он был на дискотеке, черт его дернул что-то съесть, а он до этого выпил – алкоголь с тем наркотиком давал остановку сердца.
– Трудно было оставаться в стороне, когда «многие бухали»?
– Ну, мы же команда, е-мое. Просто одно дело, когда ты выпил и в порядок себя привел. И другое – когда из стакана не вылезаешь. Но в итоге ребята собрались и поняли, что так дальше нельзя.
– Как себя вел Павел Садырин?
– Он был взрывной, вся работа строилась на эмоциях. Всегда все говорил в глаза. «Ты говно, иди отсюда» или «Красавец, так держать». Мог на три недели отправил меня в дубль, а потом выдернуть оттуда и выпустить в стартовом составе.
– За что в дубль засылал?
– Он на меня рассчитывал как на талантливого игрока, а я в двадцать лет был ни рыба ни мясо – так, ползал по полю. Ночку не поспал, посидел с девочками в «Утопии». Денежки-то есть – чего не погулять. Поспал пару часов – и на тренировку. С возрастом я понял: нахрен я Садырину такой нужен был. Вот он и сунул меня в дубль – чтоб я о жизни подумал.
– В дубле вы встретили Романа Широкова.
– Его и к основному составу уже привлекали, хотя он был моложе всех и немного стеснялся. Садырин к нему очень хорошо относился, но в какой-то момент у Романа появились личные проблемы. Забухал, короче, немножко. Садырин его лечить пытался. Даже в сапоги один раз одел. Увидели его как-то на базе: «Ром, ты чего?» – «Да вот забор крашу». Молодец, взялся за голову, талант не пропьешь.
– Когда вы почувствовали себя обеспеченным человеком?
– Еще в «Торпедо». Я из очень небогатой семьи, а тут – бам, пачка денег, да еще и в долларах. Премиальные были – шестьсот долларов. А деньги-то любые двери открывают. А когда тебе девятнадцать лет, начинаешь думать, что ты король мира. Вот и зашумело в голове. Меня это подкосило маленько.
– Почему с Садыриным ЦСКА опустился на предпоследнее место в 1998-м?
– У нас абсолютно ничего не клеилось, физически подготовились прекрасно, а в тактике чего-то не хватало. Мы стояли на вылет, при этом с Садыриным никаких конфликтов не было, он не говорил: «Все козлы, а я молодец». Наоборот, когда мы опустились в зону вылета, он сказал нам перед домашней игрой с «Шинником»: «Ребят, я не знаю, уволят меня или нет, но прошу вас: сыграйте не за меня, сыграйте за свои семьи, своих детей, своих жен». А мы проиграли. И пришел Долматов.
– Что он изменил, кроме того, что защита стала играть в линию?
– От Садырина остался вагон сил, а Долматов нас просто правильно расставил и четко объяснил обязанности. Через две недели после его прихода я забил два мяча «Динамо». Мы и так к середине 98-го безумно сплотились, а тут еще результат попер: во втором круге выиграли пятнадцать из шестнадцати матчей.
– Хомуха рассказывал, что в 1998-м ЦСКА всей командой выезжал на природу.
– Где мы только не собирались. Победу могли отмечать два дня. После игры все двадцать футболистов с женами и детьми ехали в кафе, общались. Назавтра – выходной: опять все встречались и ехали на шашлыки. Сейчас такого нигде нет – люди живут более меркантильными интересами.
– Как Долматов относился к двухдневным праздникам?
– Он про это не знал. А если и догадывался, то ума хватало не идти против всей команды, когда она на ходу.
– Тогдашний президент ЦСКА Шахруди Дадаханов появился в клубе раньше Долматова?
– Да. Классный мужик, всегда приходил к нам с улыбкой. Меня называл Савой, себя просил – только Шахом, а не Шахруди Мусаевичем. Общался с нами тепло и открыто, но, когда что-то не клеилось, мог разозлиться: «Вы охренели, что ли?» Я с ним, кстати, и сегодня периодически встречаюсь. Они живет в Ватутинках, где я тренирую команду «Форвард».
– Что сказал Дадаханов после поражения от «Мельде» в Лиге чемпионов, когда он лишил команду премии за сезон-1998?
– «Каждый получит конверт с указанием суммы штрафа». До смешного дошло – на тысячу долларов оштрафовали даже тех, кто был на просмотре и еще не подписал контракт. Нас же лишили премии за неожиданное второе место в 1998-м. В конце девяностых это были огромные деньги. Но и руководители неправы. После победы над «Мельде» в Москве один из сотрудников уже заказывал билеты и отель в Испании, потому что в следующем раунде ЛЧ мы могли выйти на «Мальорку».
– Лишение премии негативно сказалось на команде?
– Вы не представляете, какой это был негатив. Начался сумасшедший спад. Такие вещи до добра не доводят.
– Помощник Дадаханова Авалу Шамханов каким запомнился?
– Очень неприятный человек. Больше не скажу.
– В Мельде команда рассыпалась после удаления Марека Холли, при этом многие болельщики ЦСКА до сих пор вспоминают его с теплотой.
– Он просто очень дружелюбный парень. На сборе в Чехии повез нас в деревню Крушовице: «Пацаны, поехали пиво попьем». Едем-едем, сплошные леса, видим – стоят два дома. Оказалось, это и есть деревня, где находится пивной завод. Выпили по паре пива, и вернулись на сбор.
Марек Холли: «Я почти умер. Врачи давали 5 процентов на то, что выживу»
– В отборе на молодежный Евро-2000 у вас были те же соперники, что и у взрослой сборной, но выступили вы успешнее – обыграли Украину и попали в стыковые матчи.
– В той команде была невероятная атмосфера. Мы все – Гусев, Бут, Лактионов, Бузникин, Безродный – были уже молодыми звездочками, но, приезжая в молодежку, снова становились пацанами. Тренер Пахомов, дай бог ему здоровья, говорил нам: «В первый и последний день сборов я вас не трогаю».
– Что он имел в виду?
– Мы собирались всей командой – двадцать человек – и ехали в бар или казино, выпивали, болтали, играли в карты, в рулетку. Мне азартные игры никогда не нравились, но я ехал за компанию – попить пива и посмеяться.
– Лактионов, приезжавший из Южной Кореи, отличался по менталитету от остальных?
– Виски пил наравне со всеми. Никаких проблем. Благодаря такой прекрасной сплоченности мы обыграли даже Францию – с Анри, Сиссе, Саньолем, Галласом, Сильвестром и Дальма.
– В какой театр вас перед Францией повел Леонид Пахомов?
– В «Ленком». Сходили с огромным удовольствием всей командой, хотя насильно никого не тащили. Просто так сложилось: что в бар, что в театр идем вместе. Вместе и плакали в раздевалке после проигрыша Словакии в стыковых матчах. Спасибо РФС: перед теми матчами мы целую неделю тренировались на льду в «Лужниках», вместо того, чтоб готовиться в нормальных условиях на юге. Российскому футбольному союзу молодежка была просто не интересна.
– В чем это еще проявлялось?
– Экипировки не хватало. Разбирали то, что осталось в Новогорске. Я взял майку с надписью «Олимпиада-1980». Глядя на меня, все ржали и угорали, а мне было прикольно.
– Еще вы в том цикле обыграли Армению в Гюмри на стадионе «Помри».
– Мы попали туда после сумасшедшего землетрясения. Играли после дождя на жутком вязком поле. Армяне нас хорошо погоняли, но после перерыва мы забили два мяча. Меня, московского мальчика, шокировала обстановка в городе. Фонари на улице не горели. Горячей воды не было. Первый такой шок я испытал в 96-м в Тбилиси, куда приехал на Кубок УЕФА с «Торпедо».
– А там что?
– По улицам ездили автобусы и троллейбусы без стекол. Нас узнали и спросили: «Правда, что если вы пройдете в следующий раунд, вам заплатят по пятьсот долларов?» – «Да вы что. Такие деньги...» Обещали-то нам гораздо больше, но мы видели, где находимся, и понимали, что называть такие суммы нельзя.
– После «Ювентуса» у вас были варианты уехать из России?
– В двадцать два года у меня произошел конфликт с Долматовым. Я попросил президента ЦСКА Степанова: «Можно мне в Бельгию или Голландию, а не в аренду в колхоз какой-нибудь?» Но предложение было только из Южной Кореи – и я отказался. Снова заехал в клуб, а там Степанов с Борманом (Валерием Овчинниковым, боссом нижегородского «Локомотива») – сидят и ржут. Я тоже сел посмеяться. «Леш, в Нижний поедешь?» – «Да поехали».
– С Долматовым из-за чего поругались?
– В конце 1999-го мы обыгрывали «Динамо», а он орал мне в спину: «Сава, бл***! Сава, бл***! На меня, сука, посмотри! Посмотри на меня, твою мать». Я обернулся и послал его. Он тут же заменил меня на Первушина, сказал спасибо – и все. Его это зацепило, он злопамятный. Вернулись из отпусков, моей фамилий среди вылетающих на сборе нет. Второй тренер Вячеслав Комаров, потрясающий мужик (он, к сожалению, разбился в автокатастрофе – выжил, но был прикован к постели), сказал мне: «Не суетись. Поработай с дублем – там видно будет».
– Тогда же вы тренировались с «Торпедо-ЗИЛ».
– Даже договор с ними подписал, но мне настолько с Игнатьевым, тренером, не понравилось... Слабый специалист. Ничего не объяснял, все в режиме: я сказал, делай так. Его упражнения не шли, не помогали, но он стоял на своем: «У меня все по науке. Я написал план работы – и идем по нему пошагово». Я извинился и сказал, что не хочу работать с Игнатьевым. У меня тогда были проблемы – я развелся с первой женой, с которой познакомился еще в школьной столовой и был в браке с восемнадцати до двадцати двух лет. В общем, я принял предложение Бормана и уехал в Нижний на машине с Андрюхой Новосадовым, которого Долматов тоже выставил из ЦСКА.
– Чем вас Новосадов удивлял?
– Андрюха молодец. Бьем ему как-то на тренировке, а он почему-то правую руку убирает и не отбивает ей. «Андрюх, что случилось-то?» Оказалось, взял у жены семерку «Жигули», ехал с дачи, его подрезал джип, он ему посигналил: «Что творишь-то?» и двинулся дальше. Видит, тот ему сигналит в ответ – тормози, иди сюда. Андрюха остановился, вышел, тот увидел, что перед ним – двухметровый шкаф, сто двадцать килограмм – закрылся и попытался уехать. Андрюха подошел, разбил рукой стекло и выбросил того мужика из машины.
– Перед переходом в «Локомотив» вас обокрали. Как это было?
– Решил поплавать в бассейне в Олимпийской деревне. Положил сумку в ящичек. Вернулся – ни денег, ни документов, ни телефона. Документы потом по всей Москве собирал. Добрые люди звонили и говорили, что нашли их на Поклонной горе и еще где-то. Оказалось, обокрал меня какой-то наркоман – самое смешное, что он не взял ключи от мерседеса, лежавшие в той же сумке.
– Когда у вас мерседес появился?
– В ЦСКА. Купил за копейки у Сереги Филиппенкова, царство небесное. Ребята смеялись над тем, как я ездил. Прокаченная машина, спортрежим, двести лошадей, а я пятьдесят км/ч ездил. Спрашивали: «Зачем ты ее купил-то?» – «Ничего вы не понимаете. Тут указана рекомендованная скорость – от 50 до 60. Вот я ей и следую».
– Ваши полгода в Нижнем Новгороде в двух словах?
– Хмельной угар.
– А теперь подробнее.
– Команда жила на базе, и все постоянно чего-то пили. К такому постоянству я был немного не привыкший. Куда ни зайдешь – все уставлено ящиками пива. Соответственно, в чемпионате команда валилась напрочь.
– Как Овчинников к этому относился?
– Так это ж не при нем, а после занятий. Ребята потренировались, пообедали, и от нечего делать пиво пили. Я в двадцать три года еще не знал, что так можно.
– Как Овчинников вас мотивировал?
– Бросал сумку денег и говорил: «Выиграйте и она ваша». А как выиграть, если команда с пива не слезала? При этом полгода в Нижнем я вспоминаю с добротой – я получил огромное количество игровой практики, которой у меня не было ни в ЦСКА, ни в «Торпедо». Я играл от и до каждый матч – Борман меня не трогал. Там же я познакомился со второй женой. Вернее встретил-то я ее в Москве, но она ко мне приехала в Нижний, что для меня было несколько удивительно – на третий-то день знакомства.
– Она к вам на базу приехала?
– Нет, я снял гостиницу на несколько дней.
– Вернулись в ЦСКА, потому что Садырин сменил Долматова?
– Да, Долматов бы меня не вернул. Так совпало, что Борман и ЦСКА за меня не заплатил, и мне не доплатил – на то он и Борман. А потом я забил в ворота ЦСКА за «Локомотив», и Садырин взял меня назад.
– И через месяц вы забили за ЦСКА «Спартаку» на первой минуте.
– Да, после той игры я, конечно, впал в эйфорию. Забив Филимонову, изобразил пальцами стрельбу из пистолетов. Празднуя голы, я всегда импровизировал. Однажды подбежал к фотографу и скрестил руки, а в другой раз Олег Корнаухов мне бутсы чистил.
– Что изменилось в ЦСКА с приходом Евгения Гинера?
– Когда появились Попов, Лайзанс и Яновский, в команде начались та-а-акие проблемы. Мы получали по две – три тысячи долларов в месяц, а пришли люди с зарплатой – двадцать пять тысяч долларов. Началась клановость, были очень серьезные стычки. Понятно, что это был переходный период перед созданием суперуспешной команды, но выглядело это проблематично. С другой стороны, тогда же появился и Сережа Перхун, который быстро влился в команду, не замыкался, наоборот, всегда откликался и предлагал помощь.
– Через несколько месяцев после Перхуна не стало Павла Садырина.
– Да. Плохо почистили три ступеньки на базе в Архангельском, он поскользнулся и упал. Видимо, у него уже было не все в порядке со здоровьем, а перелом шейки бедра подкосил его. На тренировки он выезжал на коляске. Проходил курс химиотерапии. Было видно, что ему уже очень тяжело. Коллектив раскалывался, тренер болел, результата, естественно, никакого. Доходило до неправильных вещей. Садырин руководил тренировкой – и вдруг Гинер приезжал с Газзаевым, и вдвоем что-то обсуждали на бровке. Все уже знали, что Валерий Георгиевич будет следующим тренером ЦСКА.
– В «Сатурне», куда вас отправили летом 2001-го, вы пересеклись с ганским полузащитником Принсом Амоако.
– Помню-помню. Он вечно жаловался – то ножка болит, то обидели его. Не мужик, а тряпка. Говорили, что он из какой-то королевской семьи. Но ты либо в королевскую особу играешь, либо в футбол. У Шевчука, тренировавшего «Сатурн», мне понравилось – он делал упор на физику, после чего легко игралось, и мы выдали лучший на ту пору сезон в истории команды, заняв шестое место.
- Что дальше?
– Когда аренда закончилась, я вернулся в ЦСКА, и Газзаев мне сказал, что в двадцать четыре года я для него старый. Шевчук хотел меня вернуть, но «Сатурн» не потянул сумму – завешенную по тем меркам, – которую просил ЦСКА.
– От «Анжи» вы долго отказывались?
– Да, я хотел в «Торпедо-ЗИЛ» к Иванову и Никонову, но только «Анжи» смог заплатить за мену деньги, требуемые Гинером. Я все равно упирался руками и ногами. У меня жена была беременна – конечно, я не хотел уезжать из Москвы, тем более в Махачкалу, елки-палки. «Анжи» – это история о потерянном времени.
– Почему?
– Там можно было делать что угодно, только не в футбол играть. Там же специалисты все. Говорили: «Вот эту игру надо отдать, а вот эту купить». Речь в «Анжи» шла только об этом. Постоянно: где купить, где продать, кто отдал, чего отдал. Блин, у меня голова болела от всего этого. Говорил: «Что ж вы лезете-то? Давайте мы выйдем на поле и будем играть, а?» Кроме всего этого «купи – продай» еще и обстановка в городе была не самая спокойная.
– Что именно беспокоило?
– Постоянно стреляли. Спустя время я научился по звуку определять, стреляют из автомата или из пистолета.
– Где жили в Махачкале?
– В гостинице «Приморская», принадлежавшей МВД. Огромный забор, охрана с автоматами. Если хотелось где-то посидеть, к воротам подъезжала машина, мы забегали в нее, ехали к ресторану и вбегали туда из машины – лишь бы по улице не ходить.
– Почему «Анжи» тогда вылетел?
– Нельзя было тренера Леонида Ткаченко отпускать, но он не выдержал там, чуть с ума не сошел. Рассказывал мне: «Одиннадцать часов. Я уже спать лег. Вдруг в дверь долбят. Начальник команды зашел проверить, что делает главный тренер. Я его спросил: «Ты чего пришел-то?» – «Я вам семечек принес». Там всех контролировали. Я зашел как-то с пакетом в гостиницу. Подбежал доктор: «Что у тебя там?» В общем, жили на нервяке. Отдушиной были православные праздники, которые мы отмечали в узком кругу с Ткаченко, Цымбаларем, Гордеевым, Аксеновым и вторым тренером. В принципе посиделки игроков с тренерами – это табу, но мы понимали: то, что мы делали, оставалось между нами.
– После Ткаченко пришел Мирон Маркевич.
– Он меня ненавидел. Ненавидел то, что я белобрысый москаль, ненавидел мою зарплату (пятнадцать тысяч долларов – меня, правда, обманули, половину не дали, но хрен с ним). Летом, в перерыве между кругами, Маркевич повез нас на сборы в Хорватию – в замечательное место для отдыха, но не для тренировок. Температура – градусов 35. Нас поселили в отельчик без кондиционера. Две полноценные тренировки в день. Выжали из нас все соки. И это посреди чемпионата! После того сбора с нами можно было делать что угодно. Проиграли несколько матчей, а в игре с «Торпедо» мы прыгнули за мячом с моим старым товарищем Маратом Махмутовым, и я сломал ногу.
– Опустившись с «Анжи» в первую лигу, вы работали с Гаджи Гаджиевым.
– Он грамотный дядька. Психолог. Запомнились его слова: «То, что мы сейчас выиграем и вернемся обратно – в этом я абсолютно уверен». Я подумал: «Что-то сомневаюсь». Прав оказался я, к сожалению. Когда Гаджиев заболел, тренером стал Маркаров, который внес разлад в команду. Показал нам список десяти оставшихся матчей. «Этих можем обыграть?» – «Можем». – «А этих?» – «И этих». – «Значит, выигрываем у всех и выходим в премьер-лигу. А теперь, бл***, скажите, что вы не согласны с моим планом. Если не выиграем, я с вас спрошу». Потом был случай – один игрок разговаривал по телефону с женой. Маркаров – ему: «О чем ты с ней разговариваешь так долго? Я со своей три минуты говорю».
– Как бы вы описали полузащитника «Анжи» Виллера Оливейру?
– Да мразь он, если честно. Спьяну избил Рената Янбаева – совсем молодого пацана, которого оторвали от мамкиной сиськи и послали из ЦСКА в Махачкалу. Этот Виллер приехал в Россию нищим. На ногах вместо носок – перчатки. Еще и в шинели какой-то. Его в команде почему-то оставили, хотя футболист-то он посредственный. На тренировке против Оливейры жестко сыграл Баматов. Оливейра дал ему пощечину, а тот его вырубил в ответ. Еще в команде был мальчик, сын Магомедова, нефтяного магната, одно время владевшего «Анжи». Тот приезжал на тренировки с охраной и чувствовал свою безнаказанность. Зарубился с Оливейрой, и охранники побежали на поле с автоматами – бить Оливейру, потому что их мальчика стукнули. Хорошо еще, что Будунов тех охранников повалил.
- Как вы попали в «Ворсклу»?
– После «Анжи» у меня появились агенты, и «Ворскла» – единственное из их предложений, которое меня устроило. После Махачкалы я был в восторге. Там я сам себе стиральную машину покупал, а в Полтаве просто складывал вещи, и сотрудник клуба увозил их на стирку. Я хотел остаться в «Ворскле», но агенты чего-то намутили. Тогда было много аферистов, которым лишь бы загнать игрока куда-нибудь, а там пусть сам разбирается. Я попал в Казахстан – серые улицы, грязь, база без стирки, поля такие, будто стадо коров прошло по болоту – кочкодромы.
– Как вышло, что в середине нулевых вы вернулись в нижегородский «Локомотив»?
– После Казахстана меня звали в «Томь» и «Амкар», но мои агенты не договорились ни с ними, ни с кем. А играть-то где-то надо. Я поехал в Нижний, игравший во второй лиге, и в одной из первых игр мое колено развалилось полностью. Сделали операцию, вернулся на поле, колено опухало, становилось размером с голову, жидкость откачивали... Виктор Ноздрин взял меня хромого в команду Наро-Фоминска, дал небольшую зарплату, чтоб я детей смог кормить, но после той травмы на свой уровень конца девяностых я уже не вышел.
– Многие ваши партнеры по полузащите ЦСКА стали главными тренерами (Хомуха, Семак, Гришин). Двадцать лет назад это можно было предсказать?
– Насчет Хомухи – точно да. Он очень грамотный парень аналитического склада ума. Хомухе сейчас можно смело дать любую команду премьер-лиги. Другое дело, что у него крыши нет. Просто так тебя никуда не позовут. Как и везде в нашем обществе, нужна лапа, которая тебя подтолкнет.
– Кто вас подтолкнул в школу «Локомотива»?
– Знакомый, не имеющий отношения к «Локо». Я стал тренировать пацанов 2002 года. Моим начальником был человек, который в футбол не играл, но много читал. Рассказывал мне, кого оставить, кого убрать, кого взять. Я старался бороться за футболистов. Кого-то удавалось отвоевать, кого-то нет. Проработал там три года, и мне позвонил Наби, доктор ЦСКА: «В Ватутинках открывается детская школа «Форвард». Не хочешь поработать?» Я встретился с учредителями, мне показалось это интересной затеей: из ничего создать свою школу.
– Создали?
– Да, сначала висели на родительских плечах, сейчас появились спонсоры. Сегодня у нас команды трех возрастов, играем в Детской футбольной лиге. Оббиваю теперь пороги разных администраций, чтобы построить стадион: «Я потрачу свои деньги. вы мне дайте кусочек земли, чтоб я мог с детьми работать». – «О-о-о, это так тяжело». Прошу-то не деньги, а возможность развиваться. Не дают. Никто из современных чиновников ничего не делает для развития. Только по телевизору – бла-бла-бла.
– С Долматовым вы помирились?
– Давно. Я ему подарил дагестанский коньяк, еще когда за «Анжи» играл. Долматов – потрясающий тренер, если б только не его странности. Мог прийти на игру дубля, увидеть пацана какого-то: «Нифига себе!» – и назавтра ставил его в основу ЦСКА, с которой тот пацан даже не тренировался. Но вначале работы в ЦСКА он был золотым тренером. Садырин изнурял нас трехчасовым просмотром видео, а на одном из первых собраний с Долматовым было так: «Сейчас будем смотреть видео «Динамо» – «А нам обязательно смотреть?» – спросил кто-то из ребят. – «И правда, – сказал Долматов. – Я посмотрю, а потом скажу вам, как играть».
«Каладзе говорил: «В Милане ты можешь бухать и курить». Защитник последнего золотого «Спартака»
Фото: личный архив Алексея Савельева; еженедельник «Футбол»/Сергей Дроняев; РИА Новости/Александр Вильф; pfc-cska.com
Спасибо!
Поматало парня, конечно)
но зато есть что рассказать):))
– Ну, мы же команда, е-мое
----------------------------------------
Вот это ваще пять ! =) автор просто уже привык к ответам типа "все, но не я", а этот вдруг оказался нормальным мужиком
Вот именно поэтому у вас карьера сложилась так, а у Анри, Саньоля и Галласа - иначе.
И вспомнилась чья-то фраза: "Раньше наши футболисты пили и играли, а теперь - и не пьют, и не играют"...
Неправильные вещи - это очень мягко сказано
.....
краткая история 1990х: бухали
После прочитанного складывается впечатление, что в 90-е все игроки крепко побухивали, а тренера практически все полный быдлоган... Интересно как изменилась ситуация сейчас ?