«Выпить пива мне так же важно, как постоять два часа на корте». Большое интервью Александра Бублика
Александр Бублик – самый яркий русскоязычный спортсмен-2025.
После провала весной он выдал мощнейший сезон: 4 титула, 3 миллиона долларов призовых, 11-е место по итогам года (высшее в карьере). И по традиции стал автором десятков цитат с правилами собственной жизни, которые разлетелись далеко за пределы тенниса.
Спортс’’ поговорил с Бубликом и узнал:
● Как он сам объясняет карьерный взлет?
● Что думает про слова Кафельникова?
● Зачем предлагал сопернику подраться за кортом и чем все закончилось?
● Может ли выпить литр пива перед матчем?
● Сколько денег Казахстан заплатил ему за смену гражданства?
● Бывает ли ему стыдно?
«Тренер повернулся: «Давай забьем, не будем играть»
– Пока готовился, наткнулся на заголовки этой весны: «Бублик сыплется», «Выпал из топ-80», «Все плохо». Как ты видел это сам – после взлета в прошлом сезоне такое падение?
– Было непросто. Я получил травму на «Уимблдоне»-2024: проиграл в третьем круге и после этого не мог больше играть. Я не рассказывал об этом, но были мысли, что это может меня остановить. Не думал, что [настолько остановит].
Видимо, организм реагировал так, что я где-то недобегал. На том уровне, на котором я играю, это не прощается. Это одна из первых причин. А когда начались поражения, они шли один за другим от неуверенности.
Но для меня это не трагедия, как бы ни звучало в медиа. Мысли [про спад] не наводили страха. Я всегда осознавал, что теннис – вещь временная. Здорово, что у меня получается играть хорошо, выдавать сезон за сезоном. Семь лет я заканчиваю в топ-50. Это прекрасный показатель, я счастлив.
Я понимал, что если сложился сетбэк (задержка, замедление – Спортс’’), то побуду дома, отдохну, проведу время с семьей. Финансовое положение крепкое, я не нуждаюсь в еженедельном доходе, чтобы поддерживать уровень жизни. Наверное, это повлияло на то, что я не впал в депрессию, не начал думать, что мне трындец, и больше нечего будет есть.
Но сначала я дал слово тренеру, что продолжу играть, пока не потеряю весь рейтинг. На «Уимблдоне»-2025 сгорали последние 100 очков. После него я был бы за сотней. А там какая разница – 110-й или 180-й… В моем понимании, если ты не попадаешь в основу «Шлемов» и «Мастерсов», не имеет значения, стоишь ты 80-м или 140-м. Ты в любом случае не попадаешь на основные турниры, ты не участник тура.
Поэтому в голове было так: раз все происходит по причине, которую мы не можем понять, надо [потерять рейтинг и] взять паузу. Три месяца отдохну, а дальше продолжим тренироваться и пытаться найти способ вернуться на те позиции, на которых я был.
– То есть речь шла только про паузу? Медиа цитировали тебя так: «Я подумывал завершить карьеру, потому что боялся вылететь из топ-100».
– Медиа – это же вторая древнейшая профессия. Они занимаются разными вещами. Конечно же, классно добавить отсебятины, где-то выкрутить. Почти все интервью, которые переводятся с английского на русский, идут с огромными ошибками. Там вообще теряется смысл. Я обсуждал это с командой: говорю одну вещь, они переводят как хотят и транслируют во все ресурсы.
Конечно же, я никогда этого не говорил. Я мог сказать «остановиться» – «end». Это перевели как «конец» – и раздули. Зачем мне это нужно? Для чего заканчивать карьеру, если я молодой, более-менее здоровый, могу играть, зарабатывать и получать удовольствие от процесса? Это глупость, такого быть не могло.
– В итоге ты вылетел из топ-80, съездил в Вегас – и все поперло.
– Это тоже раздутая история, но веселая. Моя жена впервые поехала со мной на турниры в Америку. Прилетела в понедельник в 6 вечера, а во вторник в 7 я проиграл Ватануки в Индиан-Уэллс. После этого ужинаем с командой, я говорю: «Надо продолжать тренироваться». А когда я говорю «тренируемся» – это значит, что прям пашем. Не просто поддерживаем форму, а пытаемся найти причину поражений.
И Артем (Супрунов, тренер Бублика – Спортс’’) поворачивается: «Давай не будем тренироваться. Мы тренируемся полгода. Давай забьем, не будем играть – и поедем куда-нибудь в Майами. Просто отдохнем, потому что это уже невозможно». Физиотерапевт Жереми из Швейцарии поддержал: «Давайте поедем в Вегас, он как раз рядом».
Я не большой любитель истории «улететь в Вегас на джете и играть в блэкджек до утра». И даже никогда не смотрел на карте, где Вегас находится. Но оказалось, что он в четырех часах на машине.
Я [не сразу согласился, потому что] переживал из-за поражений. Когда проигрываешь, думаешь: «Сейчас я потренируюсь, буду попадать на удар больше – и обязательно начну выигрывать». Но победы не приходят так. Они не приходят от того, что ты просто тренируешься. Это совокупность факторов.
В итоге они меня поуламывали. И жена сказала: «Да поехали». В среду утром мы выехали в Вегас. Пробыли там вечер, весь следующий день, а утром третьего дня уехали в Финикс на «Челленджер».
– А что делали в Вегасе?
– Там особо делать нечего, только казино и «Сфера» (развлекательный комплекс, крупнейшее в мире сферическое сооружение – Спортс’’). Но «Сферу» мы не успели посмотреть. Жили в «Белладжио», поиграли в казино, сходили в ресторан. Никакого «Мальчишника в Вегасе» не было. Да я и не любитель этой движух.
Важнее, что в день поездки в Вегас произошла смена ракетки.
– А как вообще получилось, что ты внезапно сменил ракетку, и игра улучшилась? Разве на таком уровне бывает, что старая ракетка вдруг становится неудобной?
– Не то что бывает, а так произошло. До этого я играл ракеткой Tecnifibre, показывал неплохой результат: стоял 17-м, выигрывал турниры, играл финалы пятисоток. Всегда были сложности с тем, чтобы набрать хорошую скорость удара. Tecnifibre – достаточно жесткая ракетка. Но в целом это не доставляло проблем.
Потом я начал проигрывать, и это перешло за норму. Я проигрывал всем подряд, начинал злиться, потому что не понимал, в чем дело. Я тренируюсь, умею играть, но не выигрываю. Причем не проигрывал 2:6 1:6. Почти каждый матч – с Аделаиды до «Челленджера» в Финиксе – получался равным: 6:7, 5:7 или 4:6 в третьем. Была борьба, но побед не было.
Все переживали, что я падаю, а сделать ничего не можем. И агент сказал: «Давай ракетку поменяем?» – «У нас контракт» – «Забей, решим». Подошел к спаррингу, с которым я играл, взял у него ракетку: «Попробуй эту».
Я начал играть, и сразу же стало видно, что появилась экстра-скорость, добавилось вращение. При том, что это ракетка спарринга, то есть не отбалансирована, не сделана под меня. Я сказала: «По-моему, она лучше». Команда ответила: «Хуже, чем твоей, все равно уже не будет, поэтому как разница чем» – «А давайте попробуем этого же бренда, но другую?»
Мне принесли ее из магазина. Я попробовал, понравилось. Покрасили баллончиком – и я уехал в Вегас. В Финиксе начал играть новой ракеткой из магазина, которой до этого вообще не играл. И это сработало.
– Твоя новая ракетка – Babolat, но ты не называешь бренд, а рукоятку закрашиваешь. Почему?
– Я не знаю, какой это бренд. Она же черная.
– То есть ты все еще в процессе разрыва контракта с прошлым брендом и не можешь рассказывать про новый?
– Нет, мы все по-доброму урегулировали. Уже в Риме у меня не было контракта, тогда я поменял сумку Tecnifibre на Armani.
Но сейчас я ничем не играю. У меня черная ракетка.
– Кроме смены ракетки ты улучшил удар справа. Как это получилось?
– Ракетка – легче, ей проще размахивать, ее проще контролировать. От этого форхенд автоматически стал лучше, потому что у меня всегда большие замахи.
То есть шесть лет я стоял в топ-50, и только на седьмой год мы поняли, что легкой ракеткой получается лучше, потому что с моими замахами я просто не успевал разогнать тяжелую ракетку.
«Во всем, что сказал Кафельников, правды – ноль»
– Ты часто говоришь, что топы тренируются сильно больше тебя. Объясни на пальцах, сколько тренируешься ты и сколько они?
– Думаю, не только топы. Больше меня тренируются все, кто стоит в топ-200. Без шуток: Бенуа Пэр и Ник Кириос – два человека, которые тренировались меньше меня. Но они вообще не тренировались – 30 минут в день, максимум – час.
В юности, когда я начал выступать за Казахстан и тренироваться в Америке, мне попался хороший специалист по физической подготовке. Он сказал, что не нужно работать хард, нужно работать смарт. То есть я не тренируюсь до потери пульса, до того момента, когда не могу стоять на ногах. Я тренируюсь с умом: делаю то, что мне нужно. Минимальное, чтобы ежедневно улучшаться. И не выпахиваю организм в ноль. Даже когда играю в падел, показатели моего трекера – в полтора раза выше, чем во время теннисной тренировки.
Я тренирую точки и связки, которые играю. Не тренирую треугольник из 16 ударов подряд, потому что не бегаю 16 ударов. Мне это просто не нужно. Как строится моя игра? Подача, плюс один-два удара. Я могу выдержать [длинный] розыгрыш, потому что нахожусь в нормальной физической форме, веду здоровый образ жизни. Но у меня нет через розыгрыш обмена по 40 ударов. Например, Лернер Тьен делает тысячи ударов. Я делаю в 20 раз меньше, чем он. И зачем мне стоять на корте шесть часов подряд и оттачивать «20-й удар – перевод», если я переведу третьим? Поэтому я тренирую «подача плюс один», «подача плюс два» или «прием плюс два».
Время моего тренировочного процесса просто меньше [чем у других теннисистов]. Например, прошлая неделя – первая во время предсезонки: блок из семи тренировочных дней. Максимум, что было – полтора часа тенниса и 30 минут фитнеса утром и час вечером. Сегодня – час фитнеса и два часа тенниса.
Но даже в фитнесе я тренируюсь точечно. Не сижу и не закачиваю бицепс с 40-килограммовыми гантелями, как делают некоторые ребята. Мне не нужны красивые бицепсы, мне нужно в корт попадать.
– А сколько тренируется средний теннисист из топ-100?
– Полтора утром и полтора вечером в течение всего года. Этот минимум, что я видел. У меня таких цифр не было никогда в жизни.
Я считаю, что в теннисе можно играть и моим подходом. Доказываю это ежегодно. Отдых у меня такой же точечный. Я знаю, когда буду отдыхать, как отдыхать, что делать. Я очень структурированный человек. Для меня что отдых, что выпить пива с друзьями, что выпить прекрасного шампанского с женой в театре – все это так же важно, как постоять два часа на корте.
Как человек я могу существовать только в этом балансе. Если перевешивает одно или другое – все превращается в хаос. Я всегда должен находиться в золотой середине между отдыхом и процессом.
– Ты много раз говорил, что тебе комфортно в топ-20, но не выше. Но недавно сказал, что цель на следующий сезон – топ-10. Правильно понимаю, что за год ты изменился и уже не думаешь ограничиться двадцаткой?
– Меня всегда устраивала позиция в топ-30. Не нужно много напрягаться, зарабатываю примерно те же деньги, что и 15-м.
Но как получилось в этом сезоне: чтобы стать 11-м, я ничего не изменил. Не изменил тренировочный процесс, отсутствие или наличие тусовок и движений, не нанял нутрициолога. Я как жил, так и живу.
Когда начало получаться [после спада], я пытался вернуться туда, где стоял, – в топ-30. Мне эта позиция знакома, я был там кучу лет. Получилось подняться выше – это здорово. Но когда ты 11-й, сложно не сказать о том, что хочешь в топ-10. Глупо не говорить – особенно когда спрашивают.
– Если ты ничего не менял, сработала совокупность факторов?
– Конечно, так сложились обстоятельства. Может быть, стал взрослее, спокойнее в каких-то аспектах.
Стоять 80 мне не нравилось. Ничего веселого там нет, играть квалификации – это совсем скучно. Но что сделать, жизнь такая. Я к этому относился философски. Старался, работал. Получилось – здорово. Нет – что я могу сделать?
То же самое, как все тренируются 18-20 лет, чтобы войти в сотню. А входят пять человек от возраста. Так и здесь: я тренировался и надеялся, что вернусь на свои позиции. Ежедневно выходил на корт и пытался стать чуточку лучше. Сложилось, что стал 11-м – классно. Извлек урок, что можно жить – и раз, 11-й.
Но самое главное – стоишь 80-й или 11-й – не меняться как человеку. Для меня это основное. Для меня как Александра Бублика не меняется ничего. В спортивном плане – здорово, что получается достичь того, о чем никогда не думал. У меня никогда не было вожделенной мечты, что хочу в десятку. Но когда стал 11-м, понял, что у меня есть шанс и почему бы им не воспользоваться?
– Однажды увидел коммент про тебя: «У Сашки – таланта очень немало. Но иногда переклинивает прямо по ходу матча – и все. Начинается смех, подача из-под рук, каждый второй удар – укоротка, мемы про теннис и так далее». Согласен?
– Нет. Почему я должен быть согласен?
– Не считаешь, что тебя переклинивает – и дальше все идет не очень хорошо?
– Что такое «переклинивает»?
– Не идет игра – и ты начинаешь психовать. Не можешь собраться.
– Так она же не идет, чего собираться?
– Но у тебя все окончательно разваливается.
– Ну да. Но я считаю, что это нормально. Я не человек, который долбится головой в стену и пытается сквозь пот, слезы и боль: «Умри, но сделай». Не получается – давайте устраивать шоу. Я такого понимания: не получается – да и хрен с ним. Не корову же проигрываем, как мама всю жизнь говорила.
Ну, проиграю – зато весело. Лучше же, чтобы я проиграл, а в интернете появился мой монолог. Может, где-то подал снизу, люди посмеялись, я посмелся. Да и мне не так обидно.
Понятно, что как спортсмену мне это не нравится. Не нравится, когда начинаю играть плохо. Но мы все не застрахованы от этого. А тем более – спортсмены, которые не стоят в тройке-четверке. Четверка играет максимально стабильно, остальные – волнами. Когда попадаешь в [негативную] волну, когда не идет, когда плохое настроение, не выспался, с друзьями лишнего позволил – конечно, это раздражает.
Но, на мой взгляд, лучше подать снизу, посмеяться, ударить ручкой и с улыбкой покинуть корт, нежели при 1:5 и 15:40 выиграть розыгрыш и кулак в бокс показывать. Для меня вот это непонятно. Когда я смотрю матчи и вижу «Борись до конца»... Я не такой человек. Мне это всегда говорили, но я никогда не понимал.
Проигрываешь 1:4 с двумя брейками – ну, долей уже до 1:6 и начинай следующий сет. Чего тут упираться-то? Еще зависит от того, какой турнир, насколько он мне важен, что у меня происходит дома. Может, я по сыну и жене соскучился и вообще не хочу тут находиться. А мне бегать надо по жаре в 45 градусов, хотя мне не нравится, я домой хочу. И ничего не получается. Да и в жопу все это, я поехал домой. Я – такой философии.
– Эта философия идет с детства?
– Ну да. Я люблю жить. Люблю жить спокойно. Мне не нужны титулы, регалии и статус, чтобы чувствовать себя полноценным. Мне не нужно никому ничего доказывать. Себе я давным давно все доказал, еще годы назад. Я добился того, чего хотел в детстве. Все остальное – это бонус. Он меня никак не меняет.
Я часто задаю вопрос [про изменение] своему окружению – людям, которые меня знали в моменты, когда я был 30, когда был 150. Для меня важно знать, что я крепко стою ногами на земле. Тот факт, что я умею играть справа лучше, чем другие, не делает меня каким-то особенным. От этого у меня эго не растет.
– Ты видел, что про победы в этом сезоне говорил Кафельников?
– Да кто только не говорил про мои победы.
– «Бублик поносил турниры ATP-250, сейчас он сам выиграл два таких турнира, когда перестал куда-либо попадать. Если бы не было этих турниров, он бы сейчас «Челленджеры» играл». Прокомментируй.
– Во всем, что он сказал, правды – ноль. Я никогда не поносил турниры ATP 250. Я всегда говорил: «Зачем их играть, если на них нет денег?»
Фраза про ATP 250 была сказана на турнире UTS в Лондоне. Меня спросили: «Все говорят про тяжелый график, но вы все играете выставки…» – «На выставке я зарабатываю то, что получу за победу на трех турнирах ATP 250. Но на выставке я играю один день».
То есть мне нужно выиграть три 250-ки, чтобы заработать те деньги, которые я зарабатываю за сутки в Лондоне. Я сказал, что не понимаю, зачем теннисисты играют турниры 250, если им не нужны рейтинговые очки, и они не хотят титулов. То есть на них финансовой выгоды никакой нет. Исключение – турниры по типу Гштаада и Кицбюэля, где платят огромные деньги за приезд.
Я сказал: «Ну давай ты дашь мне в морду»
– Ты самый популярный русскоязычный спортсмен 2025 года. Тебя знают и цитируют люди, которые вообще не смотрят теннис и далеки от спорта. Вопрос как раз от них: бывает ли тебе стыдно за поведение на корте?
– Наверное, пару раз было. Когда я сидел на скамейке в Хертогенбоше, рассказывал про пидорасов и остальных. Я часто говорю себе что-то на скамейках. И это – единственный раз за карьеру, когда вылезло. А я не был готов.
То же самое – с Домиником Тимом. Мы [с командой] часто говорили, что я проигрываю таким ребятам (инвалидам – Спортс’’). В итоге сказал все это и на корте. Потом подошел к Тиму, когда мы встретились в Астане, объяснил: «Так и так, перевели тебе, брат, правильно». Он ответил: «Ладно, забей».
Это неприятные моменты. С Тимом – самый неприятный. А в Хертогенбоше – просто обидно. Это как подслушать в раздевалке, записать и выкинуть в сеть.
В остальном – не, мне плевать.
– Но большинство твоих монологов – это подслушанное. В основном ты говоришь тихо, почти про себя.
– Да нет, я же знаю, что микрофоны – по всему корту. Когда говорю, четко понимаю, что это может быть услышано.
Просто про Доминика получилось некорректно с мужской стороны. Мне нужно было или говорить тише – себе, или громче ему в лицо. А я сказал ни туда и ни сюда. Если бы после этого он подошел и дал по морде, я бы не ответил никогда в жизни. Неважно, кто бы там стоял – Доминик или человек в 10 тысяч раз слабее меня.
Я бы никогда не ответил, потому что с моей стороны получилось неправильно, не по-пацански. А ситуация в Хертогенбоше просто противная. Я говорил сам с собой в тяжелый момент, расстроился. Это записали, а я не знал, что там микрофон. Он стоял буквально за мной. Я видел только камеру перед собой и четко понимал, что она не услышит. И просто разговаривал.
Но в большинстве случаев я отдаю себе отчет в том, что говорю. Четко знаю, что это разлетится. Но знаю, уже сказав. Понятно, что не думаю до этого. Просто потом все понимаю. И ничего [плохого] в этом не вижу.
– В этом сезоне у тебя был конфликт с Муте. Ты действительно предлагал ему подраться за кортом?
– Прям конфликтом это не назовешь. Потолкались чутка. А в Финиксе – да, это на видео есть.
– То есть ты был готов выйти раз на раз?
– А у меня выбор есть, я не понимаю? Человек проявляет неуважение. Говорит у сетки прямым текстом: «Рано или поздно тебе дадут в морду». Я сказал: «Ну давай ты дашь мне в морду» – «Давай» – «Ну пошли».
Потом мы встретились до тренажерного зала, он говорит: «Пошли» – «Пошли». Но мы в Америке, о чем там разговаривать? Кто бы кого ударил – и мы сразу уехали бы далеко и надолго. На этом все закончилось.
– В целом для тебя не проблема подраться?
– Если задеты честь и достоинство меня, моей семьи друзей – у меня нет выбора. А что я должен сказать?
– Сейчас все больше считается, что надо разбираться на словах.
– Я готов на словах. Готов только на словах. Но если мне говорят «Тебе рано или поздно что-то сделают», я отвечаю: «Давай, делай».
Я против драк, против насилия. Но если ситуация не разруливается, что делать? Понятно, что в Америке ничего бы не произошло. Это понимали и я, и он, и все вокруг.
– На корте ты часто вспоминаешь теннисную маму. Откуда это выражение?
– Наверное, много кто так говорил вокруг – и я привык. Но сейчас реже стал, старею стремительно. Я уже не тот, который был. Уже спокойный. Когда последний раз что-то выдавал? Давно ничего не было.
– Однажды ты сказал: «Использовать нецензурную брань можно, если обладаешь достаточным словарным запасом». Откуда у тебя этот запас?
– Я не считаю, что у меня невероятный словарный запас. Думаю так: если можешь излагать мысли нормально, не используя маты, – без проблем. Но если разговариваешь только матом – это уже проблема.
Но вообще, все мы матом ругаемся, просто люди делают из этого какое-то событие. А я не вижу ничего такого. И не считаю нужным уделять этому столько времени, сколько даже в нашем диалоге.
Все ругаются – ежедневно. В машине или на работе. Перед компьютером или за уроками. Я такой же человек, как и остальные. Просто мои маты попадают на телевидение, ютуб и другие порталы.
– Ты рассказывал в этом сезоне, что хотел поработать с Сафиным, но он отказал, потому что какой смысл быть 20-м, если нужно быть первым. Никогда не думал, что поведением ты похож на Марата?
– Мы связались с Сафиным в январе 2024 года. Он сказал: «Хочешь быть первым в мире?» Я ответил: «Нет» – «Тогда чего нам делать?» – «Тогда нечего».
Это не отказ, мы просто не договорились. У него чемпионское мышление, он добился огромных успехов. И с чемпионской головой видит ситуацию так. Зачем ему это нужно, если он хочет делать только первых, а мне такое не сильно интересно?
Теперь у него прекрасный тандем с Андреем. Андрей хочет больших результатов, часто говорит о «Шлеме». Это намного лучше, чем я с Маратом.
«Я не понимаю женский теннис, мне неинтересно»
– Ты смотришь теннис в свободное время?
– Могу посмотреть качественные матчи, финалы «Шлемов». Или своих друзей-товарищей. Например, Карена, Шелтона, Даню. Да вообще всех наших. Могу Тиафу – особенно если он играет в Америке.
Еще в раздевалке все одновременно включают один и тот же матч, когда 6:6 в третьем.
– А качественные матчи в женском теннисе?
– Не смотрю. Мне нечего там смотреть. Я не понимаю этот вид спорта, мне неинтересно.
– Отдашь ли ты сына в теннис?
– Для общего развития – конечно. В любом случае он будет ездить со мной на корты и быть при деле. Я считаю, что мальчик должен быть при спорте. А будет ли он профессионально играть – его решение. Толкать на это я не буду. Но если захочет, у него будут все возможности.
– Ты говорил: «Заблуждение думать, что у теннисистов нет никаких интересов». Какие у тебя интересы?
– Да я все люблю.
– Компьютерные игры, шахматы. Что еще?
– Да все. Театр, оперу, балет. Мне все нравится. Я люблю саму составляющую жизни. Саму жизнь я очень люблю. Я – за любое движение.
– В театре нравится атмосфера или происходящее на сцене?
– Два дня назад мы с супругой ходили в театр на Ивана Янковского, он пригласил на «Вишневый сад». Были в восторге. Мне интересно смотреть, как люди играют, смотреть за другой профессией. Стоять на сцене, выражать эмоции – это титанический труд.
Я прихожу в восторг, когда люди качественно выполняют актерскую работу. Обожаю это. Скоро пойдем в Мариинку на новогоднего «Щелкунчика». Очень ждем этого дня.
Еще баню люблю, в футбол поиграть, в падел играю. Нет чего-то такого, чего никогда не сделаю. Все люблю. Правда.
– Весной ты сказал: «Я стал 17-м – и такой: надо сделать это, упорнее тренироваться, поработать над диетой, перестать пить, ходить на вечеринки». Ты можешь позволить себе выпить во время турнира?
– Да, спокойно отношусь к алкоголю. Не вижу в этом ничего такого, если все в контролируемых дозах.
– Сколько готов выпить вечером перед матчем?
– Сколько захочу. Проще назвать объем – и скажу, могу или нет.
– Две кружки пива по пол-литра.
– Могу. Если есть желание, почему нет? Если нет желания – не буду. Нет такого, что мне надо. Если компания располагает, кто-то приехал, не вижу в этом ничего такого.
– Бывало, что перебарщивал во время турнира?
– Наверное, со всеми бывало. В жизни случается так, что на работу не пошел, потому что перебрал.
«А ради чего еще менять гражданство? Только ради денег»
– Ты любишь повторять, что топовые теннисисты – это роботы.
– В профессии они – роботизированные: тренируются и уделяют гораздо больше времени процессу, нежели я. Поэтому они и топы. Если не пашешь, не будешь в топе.
– А есть тот, кто одарен мало, но пашет больше остальных и за счет этого держится наверху?
– Сложно сказать. Кто-то есть, но если ты входишь в первую десятку, быть неодаренным – невозможно. Там нет неталантливых. Кто-то больше, кто-то меньше, но неталантливых нет.
– Иногда про Медведева говорят, что у него прямолинейный теннис, он не особо одарен, но выжал из карьеры максимум.
– Я считаю, его карьера далека от завершения. Мы можем увидеть еще много всего от Даниила. А говорить о том, что он не талантливый, я не могу. Человек выиграл «Большой шлем» и был первым в мире – это уже говорит, что он большой талант. Как он видит корт, как двигается, как читает соперника – это талант.
Вообще, что есть талант? В прыжке красивой техникой ударить сквозную линию на брейк-пойнте? Или прочитать игру соперника и не выпустить его из двух геймов в финале «Мастерса»? Это тоже талант.
Называть Медведева неталантливым – просто глупость. Он может быть таким, если сравнивать с Федерером. Но тогда мы все такие.
– Понимаешь, что происходит с Рублевым?
– Не могу ответить, потому что не задумываюсь. Только желаю Андрею вернуться на те позиции, на которых он достоин стоять. Это единственное, что меня как друга и товарища интересует.
Я люблю Андрея, он прекрасный парень – добрый, безобидный, всегда поможет. Желаю ему только хорошего. Каким он стоит – 15-м? Господи, один турнир – и он в десятке. Как только разберется с моментами, в которых раньше играл лучше, все будет хорошо. Я вообще не вижу проблемы. Человек был 5-м, стал 15-м. Люди раздувают, что конец карьеры, все плохо. Да все у него отлично. Да, небольшой спад – бывает.
Быть 15-м в мире – абсолютно нормально. Да, для него и даже для меня видеть Андрея 15-м в мире – удивительно, но это не критично.
– В декабре несколько российских теннисисток сменили спортивное гражданство. Что ты об этом думаешь?
– Это их выбор. Если им комфортно, пусть меняют. Я не знаю, зачем они это делают. Ради денег… А ради чего еще можно делать? Только ради денег. Почему нет?
– Тарпищев сказал, что при смене гражданства некоторые страны платят по 500 тысяч долларов. Какие условия были у тебя при переходе в Казахстан?
– Я начал играть за Казахстан в 2016 году. Когда переходишь в Казахстан, никто не платит напрямую. Мне дали условия.
Казахстан обеспечивает процесс. У тебя есть база по всей стране. Ты в любое время приезжаешь, тренируешься, используешь врачей, восстановительные центры. Тебе оплачивают поездки с тренером и с фитнес-тренером.
Но не было такого, что я перешел – мне перевели миллион долларов.
– Сколько продолжалась эта поддержка?
– Изначально мне оплачивали поездки и команду. Когда поднялся в рейтинге, уже не нуждался в этом. Мы обсудили продолжение сотрудничества и пришли к тому, что я взрослый и самобытный.
Сейчас есть зарплата [от федерации]. Эта другая сумма – намного меньше, чем когда оплачивали команду. Но она покрывает часть процесса – и это здорово. Язык никогда не повернется просить большего у людей, которые помогли мне в самый сложный момент.
– В ответ Казахстан ничего не требует? Например, возврата инвестиций?
– Только играть Кубок Дэвиса, представлять страну.
«Для меня счастье – просто жить»
– Год назад ты сказал про попадание в топ-20 так: «Если честно, мне все равно. Мне кажется, главное – быть счастливым и получать удовольствие от того, чем я занимаюсь». Что для тебя счастье?
– Счастье – это сама жизнь. Находиться рядом с семьей, друзьями и людьми, которых я люблю и которые любят меня. Заниматься теми вещами, которые люблю.
– Но жизнь состоит и из плохих моментов тоже.
– Без плохих моментов мы бы не чувствовали хороших. Для меня счастье – просто жить.
– То есть ты счастлив 24 на 7?
– Да, вполне. Но я не придаю этому слову большой смысл. Сегодня ты счастлив, завтра произошли какие-то страшные события – и ты несчастлив.
Глобально я просто получаю удовольствие – и от хорошего, и от плохого. Даже в самые тяжелые моменты этого года удовольствие было. Я все равно понимал, что и почему делаю. И был доволен. Я не был доволен результатом, но доволен жизнью.
– Когда-нибудь думал, как и когда закончишь карьеру?
– Заканчивать надо, когда все сделал. Когда понимаешь, что дальше смысла уже нет. Когда этот момент произойдет – не знаю.
Как? Хотел бы закончить на турнире ATP. Сыграть – и уйти. Чтобы не было никакой церемонии. После этого хотел бы провести два выставочных матча – в Астане и Санкт-Петербурге, где начал карьеру.
– Все сделать – это что? Войти в топ-5, выиграть «Шлем» или «Мастерс»?
– У меня по-другому. Все – это когда теннис уже не будет приносить удовольствия и когда для себя внутри я всего добьюсь. Не знаю, когда это произойдет. Может, завтра. А может, не произойдет и через 10 лет.
У меня нет листочка, где я пишу цели на новый год. В данный момент я чувствую удовольствие, хочу играть в теннис, мне это нравится. Когда перестанет нравиться, вы меня больше не увидите. Это будет раз и навсегда.
Думаю, произойдет так: я выйду с матча и скажу: «На этом все».
– Как бы тебе хотелось, чтобы тебя запомнили в теннисе?
– Как человека, который получал удовольствие несмотря ни на что.
Фото: Gettyimages.ru/Julian Finney, Al Bello, Adam Pretty, Clive Brunskill, Thomas F. Starke, Alex Pantling
В трубных звуках весеннего гимна:
Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно!..*
Человек постоянно в свободное время тусуется в России, раздает кучу интервью, посещает массовые мероприятия, его приглашают как именитого гостя на футбол, баскетбол... и интервью у него всегда берут как у своего))