«Ты главный талант и вымогал большие деньги, так покажи, на что способен». Почему Патрик Штефан провалился в «Атланте»
Первый номер драфта НХЛ 1999 года Патрик Штефан рассказывает, почему так и не смог раскрыть свой потенциал в составе «Атланты Трэшерз».
Те, кто со мной знаком, знают, что я не слишком эмоционален. С первого взгляда не поймешь, что я чувствую.
Однако в тот момент я не мог скрывать переполнявшего меня энтузиазма. Я смеялся во весь голос, как никогда раньше. Это произошло совершенно спонтанно.
Я был почти уверен, что «Атланта» выберет меня. Изначально предполагалось, что они заберут меня под вторым номер на драфте НХЛ 1999 года, но переговоры по обмену пиками еще продолжались.
За кулисами «Ванкувер» готовил серию обменов, чтобы заполучить братьев Сединов, поэтому точный порядок выбора не был ясен до последней минуты. Только когда комиссионер НХЛ Гэри Беттмэн вышел на сцену, чтобы объявить, какая команда сделает первый выбор, на экране высветилась «Атланта».
В тот момент я посмотрел на своего отца и дедушку, сидевших рядом со мной, и сказал им: «Ух ты, я буду первым!»
Дон Уодделл, тогдашний генеральный менеджер недавно созданного клуба «Атланта Трэшерз», подмигнул мне по пути на сцену. А когда он сказал, что их первый выбор в истории франшизы был сделан, я сжал кулаки от восторга.
«Да! Я действительно первый номер драфта НХЛ!»
Когда идешь на драфт, у тебя есть определенные ожидания. Я знал, что меня выберут одним из первых. Одно это уже было великолепно. Но такое? Быть выбранным первым из всех игроков — это нечто особенное. Никто и никогда не сможет у меня этого отнять. Мое имя просто вошло в историю.
Эти мысли кружились у меня в голове, когда я натягивал свитер «Трэшерз» с уже вышитым на нем моим именем и номером 99. Я был в восторге. В этот момент сбылась первая часть моей мечты. Это было то, к чему я стремился с самого детства. Это был момент, на котором я сосредоточился последние несколько лет. Именно поэтому я терпел весь этот дискомфорт с 11 лет.
Я все еще находился в состоянии магического восторга во время стандартных интервью, которые раздавал прямо на арене в Бостоне, где, собственно, и проходил сам драфт. Затем я сел в частный самолет вместе с представителями «Трэшерз» и мы полетели в Атланту на многотысячное мероприятие. Владельцем команды был Тед Тернер, один из самых известных медийных деятелей, который, помимо прочего, основал CNN.
Это был человек, который прекрасно знал, как можно и нужно сделать шоу.
Во время посадки меня вдруг осенило. Сквозь нескрываемый энтузиазм начали закрадываться первые сомнения.
В 1970-х в Атланте была команда НХЛ, прежде чем лига покинула этот город почти на 20 лет. Теперь же она должна была вернуться со всей этой пышностью и помпезностью. И я был игроком, который должен был стать лицом этой франшизы.
Не только первый номер драфта. Я стал первым выбором в истории «Атланты Трэшерз».
Когда ты стремишься играть в НХЛ и хочешь добиться там успеха, здорово, если кто-то верит в тебя настолько, что готов построить команду вокруг тебя. Однако мне было только 18 лет.
«Черт возьми, что я здесь буду делать?» — спрашивал я себя, с улыбкой на губах маша приветствующим меня болельщикам в форме «Трэшерз». Как будто я уже тогда понимал, что это невыполнимо.
Сейчас, спустя долгое время после того, как мне пришлось завершить карьеру, люди говорят, что я был одним из худших игроков, выбранных под первым номером в истории драфта. Мой самый известный гол — тот, который я не забил. Вы прекрасно знаете эту историю.
Этот юноша, на какое-то время достигший вершины хоккейного мира в июне 1999 года, мечтал стать звездой НХЛ и сыграть более тысячи матчей. В итоге он не достиг ни одной из этих целей.
Однако ему все равно есть чем гордиться.
Не многие испытали и преодолели столько, сколько он. И для него вполне логично передать свой опыт тем, кто сейчас только начинает свой путь, полный больших надежд.
Сколько себя помню, обо мне говорили как о большом таланте. Возможно, я унаследовал что-то от отца и деда, которые оба играли в хоккей, хотя и не на профессиональном уровне. Возможно, греко-узбекская кровь по материнской линии тоже сыграла свою роль, но все, безусловно, определила моя любовь к хоккею.
С самого детства я ценил каждую минуту, проведенную на льду. Те моменты, когда я мог кататься, делать пасы или забивать. Я настолько выделялся в своей родной команде из скромного Пршибрама, что уже в 11 лет перешел в пражскую «Спарту». Мне нужна была более конкурентная среда. Мне были нужны соперники, с которыми я мог бы развивать свое чувство игры, а не просто брать шайбу и играть в одиночку.
Многим не удалось сделать подобный шаг. Я же, наоборот, начал играть с ребятами на два года старше и привык слышать, что у меня блестящее будущее. Более того, Яромир Гениш, хоккейный агент, взял меня под свое крыло.
Лично мне не нравится, когда обо мне говорят, что я боялся быть в центре внимания. Благодаря моей игре и красноречию Миры о том, какой я хороший и талантливый, я стал известен в чешском хоккейном мире, еще играя в детском хоккее.
Меня же в то время больше всего волновало, буду ли я снова стоять в автобусе или смогу хоть раз присесть. Мне приходилось путешествовать каждый день, потому что Пршибрам находится примерно в 60 километрах от Праги. Родители не хотели, чтобы я жил в общежитии, да и я сам не хотел. Переезд же в Прагу даже не рассматривался.
Во-первых, у меня были другие братья и сестры, и вся семья с бабушкой и дедушкой жила в большом доме в Пршибраме. Во-вторых, у нас просто не было денег на что-то подобное. Я слышал слухи о том, в каких условиях я вырос, но помню, как приходил домой в десять вечера и видел, как мои отец и дед крутят гайки на каких-то устройствах, чтобы заработать лишнюю тысячу чешских крон на мои хоккейные клюшки.
Мое самое яркое воспоминание о годах, проведенных в «Спарте» до переезда в США, — это ежедневные поездки на тренировки и обратно. Утром я садился на автобус из Пршибрама. До Праги было около часа пути, а потом ехал на метро до школы. Оттуда я шел на каток, где ждал свое время. После этого мне приходилось мчаться на метро, чтобы успеть на последний автобус, идущий с пражского автовокзала в Пршибрам.
Я часто стоял в конце очереди, ожидая автобус, поэтому редко находил свободное место. Большую часть времени я просто стоял в проходе, настолько уставший, что клевал носом, положив голову на руку, которой держался за верхний поручень.
Я жил в таком режиме с 11 лет. Ни у кого из моих товарищей по команде не было подобного опыта. Поэтому, помимо школьных моментов, тренировок и игр, все детство я провел наедине с собой.
Друзей у меня тоже было не так уж много. Для жителей Пршибрама я был заносчивым пражанином. У меня была репутация хвастуна и звезды, что совершенно не соответствовало моему истинному характеру. Напротив, моей проблемой всегда была моя излишняя скромность. Ребята из «Спарты» не принимали меня, потому что я не проводил с ними времени вне катка. Не то чтобы меня травили, но я не чувствовал себя полноценным членом команды.
Если бы не моя любовь к хоккею, все это, включая бесконечные поездки на автобусе, было бы для меня слишком тяжело. Для такого маленького ребенка это была огромная нагрузка.
Но я продолжал идти вперед благодаря мечте, что я чего-то добьюсь в хоккее. Что это того стоит.
В будни мне приходилось терпеть уроки в школе, прежде чем я выходил на лед, где я чувствовал себя самым счастливым. По выходным мой отец возил меня на игры. Поездки обратно домой были суровыми. Мой отец именно тот человек, который красноречиво и глубоко анализировал все, что я сделал или должен был сделать во время игры. Я почти заранее боялся того, что он должен был сказать, и молился, чтобы мама составила нам компанию, чтобы я мог хотя бы посидеть на заднем сиденье.
Тем не менее, как только я выходил на лед, все тревоги исчезали. Никогда, ни разу, я не уставал от хоккея. Он никогда меня не раздражал. Хотя я был измотан и моей маме приходилось много помогать мне с домашними заданиями (особенно в старшей школе). Долгие часы, проведенные в автобусе после тяжелого дня, конечно, не способствовали полноценному восстановлению молодого спортсмена, но когда дело касалось хоккея, я никогда не страдал от недостатка энергии. Даже для дополнительных тренировок.
Я никогда не консультировался со специалистами или тренерами по фитнесу или технике. Отец говорил мне только, что хоккеистам нужны сильные ноги и что бег в гору — идеальное упражнение. Поэтому я нашел склон холма рядом с нашим домом (который сейчас застроен зданиями), расставил конусы и оббегал их, пробовал финты и работал над ускорениями.
Я никогда не был выдающимся конькобежцем, но мои первые три-четыре шага были исключительно быстрыми. Думаю, все это благодаря этому самому холму. Я бегал там при любой возможности. Я был сумасшедшим, одержимым, меня толкала вперед внутренняя мотивация. Чем больше я получал от хоккея, тем большего мне хотелось и тем усерднее я работал.
И тем лучше я себя чувствовал потом на льду.
Где-то в 14 лет я узнал о существовании НХЛ, и меня поразил чешская суперзвезда с длинными кудрявыми волосами по имени Яромир Ягр. У меня до сих пор хранится его плакат с тех времен. Я начал представлять, каково это – однажды сыграть против него.
Чешские хоккеисты в то время пользовались огромным спросом благодаря результатам нашей национальной сборной и игрокам НХЛ, уехавшим в США после Бархатной революции. Прошло совсем немного времени, и обо мне заговорили как о перспективном игроке, и даже как об одном из лучших молодых талантов на драфте. Одна из причин заключалась в том, что вскоре после своего 16-летия я получил возможность играть за основную команду «Спарты».
Помню, что на первых тренировках в «Атланте» я показал себя ужасно.
Просто катастрофа.
Никогда еще я не испытывал такого давления. Не только из-за ожиданий болельщиков, но и потому, что до самых последних дней я не знал, смогу ли присоединиться к команде. Тогда правила контрактов новичков были не такими строгими, поэтому мои агенты старались выторговать для меня максимально возможные бонусы.
Хотите, чтобы Патрик Штефан стал лицом вашей организации? Тогда дайте ему соответствующее вознаграждение.
Мне же было все равно. Мне было 18 лет, и я делал то, что мне говорили. Единственное, что мне хотелось знать, — это где и когда я должен прийти играть в хоккей.
Споры по контракту закончились в самый последний момент, поэтому я приехал в тренировочный лагерь, практически не зная, к чему готовиться. Я внутренне не был готов к тому, что меня ждало. Единственное, что я прихватил с собой, — это ожидание, что, будучи первым номером драфта, я должен быть лучшим с самого начала.
Но я не был лучшим. Отнюдь нет.
Я не выделялся, и я это прекрасно видел. Игроки вокруг меня, может, и не были такими уж известными, но у них был опыт. Они шли напролом и боролись за свое место. Я же, наоборот, переживал, что все пошло не так, как я предполагал.
Хотя я тогда этого не осознавал, длительная работа над контрактом тоже оказала влияние. Ожидания и без того были довольно высокими, но теперь люди начали думать: «Ну, ты же главный талант и вымогал большие деньги, так покажи нам, на что ты способен».
Хотя я никогда не чувствовал подобного давления со стороны тренеров или руководства команды. Мы постоянно говорили о профессиональных вопросах во время моей карьеры в «Атланте». Да, они хотели, чтобы я улучшил определенные аспекты своей игры, но все касалось именно игры. Я никогда не слышал, чтобы кто-то ожидал от меня большего.
Все давление исходило из окружающей обстановкой. СМИ, болельщики. И я сам.
Конечно, я был не первым новичком, столкнувшимся с завышенными ожиданиями. В таких ситуациях самую большую помощь могут оказать товарищи по команде. Даже сегодня случается, что первые номера драфта не набирают много очков в первый сезон. Но они играют в команде, где не являются лидерами. Я же пришел в команду, которая строилась с нуля, и каждый делал все возможное, чтобы заявить о себе в НХЛ. В команде не было внутренней иерархии или культуры раздевалки. У нее не было ни идентичности, ни ветеранов, которые могли бы стать костяком команды.
К тому же правила НХЛ тогда не были столь щедры к новым клубам, и в результате наша команда состояла из игроков, которые оказались просто не нужны другим командам, или из тех, кто в других командах оказался на грани попадания в основной состав. Для нашего тренера, Курта Фрэйзера, это тоже был первый самостоятельный опыт работы в НХЛ. Он был потрясающим парнем с впечатляющей карьерой игрока, но даже ему приходилось учиться справляться с этой новой ролью. Особенно в команде, которая проигрывала один матч за другим.
Мы были ужасны, но у людей были нереалистичные ожидания. Мы оказались хуже самых пессимистичных оценок. Мы были посмешищем. Выиграли всего 14 игр за весь сезон. Забили всего 170 голов и пропустили 313. Мы были худшей командой по всем показателям.
Серию поражений можно пережить, это случается со всеми, но для нас это было обычным делом. Например, после Нового года мы проиграли 12 матчей подряд и должны были играть с «Колорадо», одной из лучших команд лиги, в составе которой были такие игроки, как Патрик Руа, Джо Сакик, Петер Форсберг и Адам Фут. Мы думали, что победить такую команду практически невозможно.
И все же мы их обыграли со счетом 4:3. Лично для меня это был один из лучших матчей в моем дебютном сезоне. Полный восторг. И тут — бац! — еще одна серия из 11 поражений.
Это было просто ужасающе. Сезон в НХЛ невероятно длинный. Ты постоянно в разъездах, и когда проигрываешь, это не дает покоя. Я привык к успехам в «Спарте», а тут вдруг такое.
Но самое главное, что именно на меня возлагались все надежды. Учитывая мой возраст и окружение, в которое я попал, это было полной ерундой.
Начало было просто отличным. Мой первый матч за «Трэшерз» состоялся против «Нью-Джерси» перед родными трибунами. Я пошел в быструю контратаку и отдал пас своему крайнему Келли Бакбергеру, который переиграл Мартина Бродера броском в одно касание.
Первый гол в истории франшизы, и забил его наш капитан с моей передачи.. Именно так люди это и представляли.
Мы проиграли тот матч. Несколько дней спустя мы пропустили семь голов от «Детройта», и нам предстоял последний матч нашей трехматчевой домашней серии. «Баффало» в прошлом сезоне был финалистом Кубка Стэнли, а Доминик Гашек был в воротах. Меня спрашивали, когда же я, наконец, забью свой первый гол, а я отвечал себе, что сегодня этого точно не произойдет. Просто нужно набраться еще немного терпения.
В той игре я дважды отправил шайбу в сетку ворот, добавив к этому один ассист, и помог команде набрать первое очко в сезоне – 5:5.
Учитывая уровень других команд и нашу игру, это был великолепный перфоманс с моей стороны. Но держать такой темп был нереально. Это было просто невозможно. Мы играли плохо, и я не был тем игроком, который возьмет бразды правления в свои руки и поведет команду за собой. Не в 19 лет, в свой первый сезон. Я просто был игроком другого типа.
Я не был самым быстрым, не обладал лучшей техникой в игре и не выделялся индивидуальным мастерством. Мой бросок? Возможно. Хитрый, точный, но ничего выдающегося. Никаких неотразимых щелчков в одно касание.
Моей специализацией было хоккейное чутье. У меня было отличное чувство игры. Я мог подстроиться под партнеров по команде, сделать хороший пас. Но для такого успеха нужны единомышленники. У меня были такие товарищи там, где я играл до драфта. Именно поэтому я там преуспел. Они помогали мне, а я помогал им.
Однако в «Атланте» я играл с ребятами из третьего или четвертого звена в лучшем случае, они не обладали какими-то выдающимися талантами.
Поначалу я играл с вышеупомянутым Келли Бакбергером, который был отличным товарищем, прирожденным лидером и опытным игроком, проведшим много лет в НХЛ и выигравшим два Кубка Стэнли с «Эдмонтоном». Однако на протяжении всей своей карьеры он был далеко не на первых ролях. Его стиль был силовым, прямолинейным. С моим стилем игры наше взаимодействие постепенно ослабевало. У нас ничего не вышло.
Но Келли все равно много со мной общался. Мы проводили время вместе во время поездок. Он старался мне помочь, чем мог, открывая для меня мир НХЛ. Это касалось и старших ребят из Чехии; их было много в начале в «Атланте».
Однако никому не приходилось сталкиваться с тем же, что и мне. Они не знали, каково это — быть лицом франшизы, сталкиваться с давлением со стороны людей, которые ожидали, что ты станешь звездой, которой они будут восхищаться.
Другие материалы:
Один из худших первых номеров драфта НХЛ. 20 лет назад после него взяли двух суперзвезд
«Погромы в Ванкувере ранили меня». Письмо братьев Сединов
Самые крутые близнецы мирового спорта. Они заканчивают карьеру
