Абсолютный игрок
Утром 27 октября 1991 года Джек Моррис проснулся, не испытывая никаких сомнений. В тот день в его жизни было лишь одно дело, имевшее значение. Питчер «Миннесоты» не мог знать, что грядёт революция в нападении, подпитываемая уютным стадионом «Кэмден-Ярдс», который будет открыт через полгода; что ещё через год лига станет больше на две команды; что отбивающие будут стремиться нарастить мускулы любыми средствами. Он не мог знать, что стиль его игры, при котором асу не нужен буллпен, обречён.
Нет, всё, что имело значение в тот день, это исход седьмой игры самой напряжённой Мировой серии в истории. «Твинс» и «Атланта Брэйвз» провели так много долгих и эмоциональных матчей, что один эксперт по расстройствам сна с первой полосы газеты The Atlanta Constitution предупреждал о «росте числа автомобильных аварий и несчастных случаев на предприятиях» из-за измотанности болельщиков.
Когда Моррис готовил завтрак себе, родителям и двум сыновьям, он точно знал, чем закончится игра. Его беспокоило то, что его отец Арвид и мать Дона, прилетевшие из Мичигана на игры серии, не были так уверены. Отец выглядел спокойным, но глаза выдавали его волнение.
Разве он не знал? Арвид был настоящей глыбой, человеком аналитического ума, работавшим в лаборатории компании 3M в Сент-Поле. Он начал бросать мяч своим сыновьям Тому и Джеку, когда тем было по три года, что вызывало недоумение Доны. «Люди искренне поражались тому, сколько времени я проводил с ними», — вспоминает Арвид. — «Они проявляли большие способности, и я хотел развивать их». Когда мальчишки подросли, их ужин стал зависеть от того, как хорошо они играли. Если их команда побеждала в Детской лиге, то Арвид покупал им стейк. Если проигрывала — они получали гамбургер. Каждая поездка домой со стадиона превращалась в лекцию о том, как они могут улучшить свою игру.
Когда они перешли в старшую школу, Том и Джек решили бороться с давлением отца. «Довольно, — сказал однажды Том, — отступи». Только после этого Арвид немного смягчился.
Когда Джек в 1983 году своей игрой заработал первые большие деньги, он спросил отца: «Что ты думаешь по поводу выхода на пенсию?» Тогда Арвиду было 53 года. Джек купил родителями автомобиль и дом на берегу озера.
С тех пор прошло восемь лет и перед седьмой игрой серии Арвид нервничал. Джек в ответ улыбался: «Не волнуйся, папа. Мы выиграем Мировую серию».
«Я был поражён», — вспоминал Арвид. — «Он никогда так себя не вёл. Он обычно говорил, что пусть всё будет как будет».
Накануне вечером он не видел сына в раздевалке команды, когда центрфилдер «Твинс» Кирби Пакетт выбил хоум-ран в одиннадцатом иннинге, сравняв счёт в серии. «У него была широченная улыбка», — говорит о Моррисе питчер Кевин Тапани. — «Он не мог дождаться, когда же начнётся седьмая игра».
Арвид также не видел, как его сын пришёл на пресс-конференцию, взял микрофон и прокричал: «Говоря бессмертными словами Марвина Гэя — Let’s Get It On!»
«Я никогда не хотел выиграть матч больше, чем в тот день», — говорит Моррис. — «Во время игры у меня возникало много проблем, но я не осознавал этого, потому что в моей голове не было ни одной негативной мысли».
В своей уверенности в себе Моррис был абсолютно прав. Он провёл матч всей своей жизни, матч поколения, матч, который не могли вообразить ни его отец, ни менеджер. Седьмая игра серии стала его игрой.
Когда первый отбивающий «Брэйвз» Лонни Смит вышел в бокс, он повернулся, чтобы перекинуться парой слов с кэтчером Брайаном Харпером. В 1985 году они недолго вместе играли за «Кардиналс», а всего четыре дня назад сошлись у дома в зубодробительном стыке.
«Лонни посмотрел на меня, я на него, — вспоминал Харпер, — и можно было сказать, что думали мы об одном и том же. О том, что шесть игр были потрясающими, а теперь нас ждёт ещё одна».
— Эй, удачной игры! — сказал Смит.
— Удачи. Да благословит тебя Бог. — ответил Харпер.
«Мы знали, что будет битва», — рассказывает Харпер. — «Мы были словно боксёры, хлопающие друг друга по перчаткам перед поединком».
В 19:38 по местному времени, когда 55 118 зрителей в «Метродоуме» заревели словно реактивный двигатель, Моррис бросил свою первую подачу — фастбол во внутреннюю часть зоны. Ампайр в доме Дон Денкингер засчитал бол. Моррис впился в него взглядом. Третья подача, тоже бол, вызвала точно такой же молчаливый ледяной протест питчера.
«Я знал Джека, — говорит Денкингер, — и не припомню, чтобы ему вообще что-то нравилось. Я уважал его как спортсмена. Этот парень не любил проигрывать». Другой ампайр, Тим Чида, вырос в Сент-Поле. Джек играл с его братьями, и он рассказывал, что если Моррису не нравилось, как идёт игра, то он просто забирал мяч и уходил домой. На этом всё заканчивалось.
Носивший усы Моррис напоминал злодея из старых вестернов. Казалось, что хмурое выражение его лица вытесано из камня. Журналисты, которых он, возможно, ненавидел даже больше, чем отбивающих, прозвали его Чёрным Джеком и подходили к нему, как к живой гранате. Спарки Андерсон, в течение двенадцати сезонов возглавлявший «Детройт», называл его Кактусом.
«Он был последним из этой породы», — говорит Андерсон. — «Он приходил на стадион злым, его целью было побить тебя. Если это был день его игры, я старался не подходить к нему».
А вот что говорит Кевин Тапани: «Мы шутили, что у Джека низкий уровень сахара в крови. Как будто он давно не ел, и её химический состав менялся. Если он проигрывал, то наступал конец света. Но если он был счастлив, то угощал всех напитками, рассказывал байки и спрашивал, что ещё может для нас сделать. Джек ничего не скрывал. Время от времени в интервью он говорил такое, что остальные вздрагивали и переспрашивали, действительно ли это его слова».
Однажды в Детройте журналистка задала ему вопрос в командной раздевалке. «Я не разговариваю с женщинами, когда я голый», — огрызнулся Моррис. — «Если только они не лежат на мне, или я на них».
На поле он аккумулировал столько ярости, что она оставалась в нём и после игры, как двигатель, остающийся горячим после того, как его заглушили.
Гнев был зверем внутри него, и иногда бейсбол провоцировал его. Той зимой Моррис был свободным агентом, он только что одержал 21 победу, ему был всего 31 год, и он был одним из лучшим питчеров эпохи. И никто не хотел его брать. Владельцы клубов сговорились не подписывать свободных агентов из других команд. Моррис хотел перейти в «Миннесоту», чтобы вернуться домой в Сент-Пол, но быстро понял, что этого не случится. «Карл Похлад, владелец команды, был готов дать мне контракт, — вспоминал Моррис, — но потом пришёл генеральный менеджер Энди Макфейл со своим “нет”».
Моррис и его агент Дик Мосс полетели в Тампу, чтобы встретиться с владельцем «Янкиз» Джорджем Стейнбреннером. Моррису понравилась самоуверенность клубного босса, и он был впечатлён, когда тот спросил его мнение о нескольких игроках команды, в том числе молодом первом базовом Дэне Паскуа. «У него нечеловеческая сила», — ответил Моррис. — «Ему просто нужно немного времени».
«Я не уверен», — ответил Стейнбреннер. — «Не думаю, что у него такое же сердце, как у тебя. Ты — мой тип игрока. Ты тот парень, который мне нужен».
Мосс воспользовался моментом и озвучил сумму желаемого трёхлетнего контракта. Внезапно тон Стейнбреннера охладел, он сказал, что ему нужно заключить сделки со своими свободными агентами, но Мосс и Моррис знали, что происходит. «Джордж, — ответил Мосс, — ты не из тех, кому кто-то указывает что делать, не так ли?»
«Клянусь могилой своей матери, что никто не говорит мне, что делать», — ответил Стейнбреннер.
Моррис посмотрел ему прямо в глаза и медленно произнёс: «Не говори так о своей матери. Она слышит всё, что ты говоришь».
«Стейнбреннер солгал мне прямо в лицо», — позднее говорил он.
В итоге Моррис вернулся в «Тайгерс», получив в арбитраже однолетнее соглашение на 1,85 млн долларов. Пять лет спустя, когда владельцы были признаны виновными в сговоре, и Моррис стал одним из нескольких игроков, получивших статус свободного агента, он снова постучался в двери Похлада и Макфейла. На этот раз они дали ему контракт.
Сын Арвида наконец вернулся домой. Это была бы красивая история, если не знать о том, что брак Морриса распался и в тот год он жил один, а двое его сыновей были с матерью. «Это было ужасное время, — рассказывал он, — и я полностью сосредоточился на бейсболе».
В первый день весенних сборов он сказал своим новым партнёрам по команде, закончившей прошлый год на последнем месте: «Парни, я собираюсь вывести вас в Мировую серию. Я собираюсь сыграть больше всех иннингов в этой команде, получить лучший ERA и выиграть больше всех матчей. Я поведу вас за собой».
«Этот парень хотел побеждать во всём», — говорит Тапани. — «Если мы бежали спринт, то он старался обогнать всех. Мы со Скоттом Эриксоном поднимали темп по очереди. Так мы экономили энергию, чтобы один из нас всегда был достаточно силён, чтобы победить его. Но Джек пробегал все шестнадцать забегов и каждый раз побеждал. Так он относился ко всему: что бы вы ни делали, я собираюсь сделать это лучше».
В составе «Твинс» Моррис одержал 18 побед. Он выиграл оба своих старта в Чемпионской серии Американской лиги против «Торонто». Он выиграл первый матч Мировой серии 5:2, а в четвёртом вёл 2:1, когда менеджер Том Келли заменил его после шести иннингов. Заменивший Морриса Карл Уиллис пропустил хоум-ран, и «Миннесота» проиграла 2:3 внизу девятого иннинга.
«Ти Кей облажался, убрав меня с поля», — говорит Моррис. — «Мы бы выиграли, и мне не пришлось бы выходить в седьмом матче».
Эта последняя игра Мировой серии была для него третьим стартом за восемь дней. За год он сыграл уже 273 иннинга.
«Брэйвз» быстро и уверенно начали проверять его запасы сил и воли на прочность. Во втором иннинге они продвинули раннера на вторую базу, в третьем — заняли первую и вторую, в четвёртом — вторую, в пятом — первую и третью… и Моррис не позволил сделать ран ни одному из них.
«Когда Кирби выбил свой хоум-ран [в шестой игре], на меня снизошло спокойствие, которого я никогда не испытывал», — рассказывает Моррис. — «Когда я рос, я всегда представлял себя на поле в седьмом матче, внизу девятого иннинга. Я был спокоен, зная, что всю жизнь мысленно готовился к этому моменту».
Однако Моррис никогда не рассчитывал на другое обстоятельство: питчера соперника, обладавшего такой же решимостью.
Джон Смолц вырос в Лансинге в Мичигане, в полутора часах езды от стадиона «Тайгерс». Его отец играл на аккордеоне на командной вечеринке после победы в Мировой серии 1968 года. Дед Смолца тридцать лет работал на этом стадионе, сначала в бригаде по благоустройству, а затем в пресс-службе. Он хвастался Биллу Кэмпбеллу, Элу Кейлайну, Биллу Лажойе и другим работникам офиса клуба: «Мой внук однажды будет играть за вас».
Джон был большим поклонником «Тайгерс». «Никогда не пропускал ни одной игры», — говорит он. Каждый год он несколько раз бывал на стадионе, а все остальные матчи слушал по радио. Когда команда играла на Западном побережье, Смолц заводил будильник, чтобы успеть проснуться и услышать, как Эрни Харвелл комментирует первую подачу. Он успевал послушать несколько иннингов, прежде чем снова засыпал.
Ему нравились игроки «Тайгерс» — Кирк Гибсон, Алан Траммелл, Лу Уитакер и другие, но среди них всегда выделялся один: Джек Моррис. «Он был крут на поле», — говорит Смолц. — «У него отличные подачи. И он не был из тех питчеров, что выходят на горку, когда это удобно. Он провёл много иннингов, много больших игр».
Летом 1985 года, как и предсказывал его дед, «Детройт» задрафтовал Смолца. Он подписал контракт слишком поздно, чтобы сыграть в лиге новичков, и «Тайгерс» разрешили ему провести две недели с основным составом. Смолц работал на тренировках, смотрел игру с трибун, а после её окончания снова возвращался в раздевалку. Он был мальчишкой, только окончившим школу, настолько зелёным, что, когда команда поехала в Нью-Йорк и портье в отеле дал ему карточку, чтобы открыть дверь в номер, он понятия не имел, что это такое.
Смолц проводил время с кэтчером из буллпена и помалкивал. Он испытывал благоговейный трепет, сидя в одной раздевалке с игроками из трансляций Харвелла, только в жизни они были более грубыми, ветеранами, доигрывавшими разочаровывающий сезон.
Моррис был там, но у Смолца не хватило духу поздороваться. Однажды кто-то пошутил, и Смолц рассмеялся. Моррис одарил его одним из своих ледяных взглядов. «Смейся дальше, парень», — сказал он. — «Ты пытаешься оставить нас без работы». После этого смеяться тот перестал.
Моррис не помнит, как Смолц оказался в команде, не знал о нём два года спустя, когда «Тайгерс» обменяли его в «Атланту» на Дойла Александера, не знал, что его соперник по седьмой игре финала вырос, боготворя его.
В той игре 24-летний Смолц бился с Моррисом на равных. После семи иннингов счёт оставался неоткрытым, такое случилось впервые в седьмом матче Мировой серии. Напряжение становилось всё мучительнее. Шум был настолько громким, что тренер «Твинс» Рик Стельмашек смотрел игру, положив ногу на телефон в буллпене. Он должен был ощутить вибрацию, если тот зазвонит, потому что шансов услышать звонок у него не было.
«В дагауте было невозможно обсуждать происходящее», — рассказывает Тапани. — «Если ты хотел, чтобы тебя услышали, то нужно было кричать в ухо соседу. А это быстро надоедало. Поэтому мы просто смотрели».
Смолц вынудил соперников отбить три граундбола, закрыл седьмой иннинг, а затем, уставший, поднялся из дагаута в раздевалку, чтобы немного отдохнуть. Он упал в кресло перед телевизором и закричал: «Пожалуйста! Можно нам набрать очки!» Его товарищи не смогли. Моррис при некоторой помощи Лонни Смита не позволил этого сделать.
На второй подаче восьмого иннинга Смит взмахнул битой, отправив сингл в правую часть поля. Затем в бокс вышел Терри Пендлтон, и Моррис не попал в зону первым броском. Телефон в буллпене завибрировал. Тренер питчеров Дик Сач отправил разминаться Стива Бедросяна и Марка Гатри.
При счёте 1-2 Моррис бросил фастбол, свою сотую подачу в игре. Пендлтон отбил его в небольшую свободную зону левее центрфилда. Казалось, что скоростному Смиту хватит этого, чтобы открыть счёт. Но возникла проблема. Добравшись до второй базы при помощи отложенной кражи, он совершил простую ошибку — не посмотрел в сторону дома, чтобы посмотреть куда отбит мяч. Теперь Смит крутил головой по сторонам, пытаясь его найти.
«Метродоум» это самый искусственно выглядящий стадион, который только можно было найти. Его тускло-белый потолок был идеальным камуфляжем для бейсбольных мячей. Аутфилдеров, которые в других случаях могут следить за раннерами на базах, положением партнёров или близостью стен, предупреждали, чтобы они, играя здесь, никогда не отрывали глаз от летящего мяча. Смит знал, что выбитый Пендлтоном мяч в игре, но не знал где именно.
Когда он оказался на второй базе, весь дагаут «Брэйвз» сорвался с места. «Я помню, как кричал и гнал его вперёд», — говорит питчер Марк Грант. — «Когда мяч был отбит, мы все подумали — вот она, победа».
Пока Смит оглядывался, Чак Ноблок, второй базовый «Твинс», присел, будто подбирая мяч с земли, а затем сделал невидимый бросок шортстопу Грегу Ганье, который помчался на базу, завершая пантомиму дабл-плея. Родилась легенда: Ноблок обманул Смита. Возможно, по телевизору всё выглядело именно так, особенно когда эту мысль озвучил комментатор Тим Маккарвер, но это было неправдой.
«Нет, Ноблок меня не одурачил», — рассказывал Смит. — «Если бы я действительно думал, что мяч у него, то просто сделал бы слайд».
Левый аутфилдер Дэн Гладден, находившийся спиной к инфилду, помчался за мячом. Смит, сделал четыре шага от базы и замер. Он смотрел в поле. Центрфилдер Пакетт был далеко от мяча, но его репутация фантастического защитника заставила игрока «Брэйвз» действовать нерешительно. «Люди не понимают, что в «Роялс» я часто играл против него», — говорил Смит. — «Я много раз видел, как он ловит невозможные мячи».
В раздевалке Смолц орал на экран телевизора и своего партнёра: «Давай! Давай! Вперёд!»
Смит, всё ещё глядя в аутфилд, сделал ещё пару шагов. Джими Уильямс, тренер третьей базы, не давал ему никаких указаний, он вообще не двигался в тренерском боксе. Наконец, мяч упал на землю футах в двадцати от Гладдена, ударился в стену и взлетел в воздух как невысокий поп-ап. Когда он закончил свой путь в ловушке, Смит занял третью базу. Ганье был готов принять бросок из аутфилда, когда Уильямс наконец вскинул левую руку вверх, а правой показал на третью базу — сигнал для Смита остановиться. Пендлтон тем временем легко добежал до второй.
Смолц бегом проскочил четыре лестничных пролёта и вернулся в дагаут. «Я хотел видеть, как мы наберём несколько ранов, так как знал, что игра закончится, если мы откроем счёт», — вспоминал он. — «Игра Лонни меня не беспокоила. Было ощущение, что мы наберём очки. Вторая и третья базы, аутов нет, на подходе лучшие парни».
Третий бьющий «Брэйвз» Рон Гант в третий раз за вечер не смог выбить хит при занятых базах, отправив невнятный граундбол на первую базу.
Следующим вышел левосторонний бьющий Дэвид Джастис. Келли вышел на поле, что, по словам Харпера, было смелым шагом: «Я быстро усвоил, что с Джеком лучше не разговаривать, когда он на горке».
«Когда они выходили на поле, я не хотел ничего слышать», — вспоминает Моррис. — «Я уже знал, что у меня проблемы. У тебя есть что сказать мне? Скажи мне это в перерыве между иннингами. Я и так знаю, что я облажался».
— Что ты думаешь? — спросил Келли.
— Я могу взять его, — ответил Моррис.
— Давай пропустим его, — предложил менеджер.
— Хорошо, — согласился питчер, склонив голову.
Джастис был умышленно пропущен на первую базу. Теперь заняты были все три. Напряжение было слишком велико для Доны. Она оставила Арвида и внуков в ложе, выйдя в пустой проход, чтобы не видеть поля. «Это невероятно», — говорит Моррис, смеясь над атмосферой момента, который он видит на экране, пересматривая запись игры. — «Я понимаю важность происходящего, верю, что могу выпутаться из этой ситуации. И они не наберут очки».
Харперу пришла в голову ещё одна мысль, совершенно ужасная. Он вдруг вспомнил ошибку Билла Бакнера в Мировой серии 1986 года, настолько кошмарную, что она перечеркнула всю его игровую карьеру. Харпер увидел себя бросающим мяч в правый аутфилд, а игрока соперника — набирающим победный ран. Это была ужасная мысль в самый ужасный момент.
Четыре подачи спустя Моррис бросил форкбол Сиду Бриму. Это была дрянная подача, настолько чудовищная, что заставляет отбивающих практически выпрыгивать на неё. Брим отбил мяч в сторону первого базового Кента Хербека, который бросил его Харперу, чтобы выбить Смита, бегущего в дом. Харпер сделал шаг, поднял руку и выполнил идеальный ответный бросок Хербеку. Дабл-плей. Иннинг окончен.
«Я сел на скамейку и подумал: не знаю, сколько ещё это выдержу. Я был измотан, у меня болела голова», — говорит Харпер.
Нижняя часть иннинга была не менее безумной. Смолц, подававший при одном ауте и раннере на первой базе, позволил выбить сингл Ноблоку, едва успевшему проскочить мимо ловушки Брима на первой базе. Менеджер «Брэйвз» Бобби Кокс вышел на горку, чтобы заменить питчера. «Я чувствовал себя так же, как и Джек», — говорит Смолц. — «Я собирался играть столько, сколько потребуется. Десять, одиннадцать иннингов. Я удивлён, что Келли оставил Морриса на горке, но я вырос на этом».
Реливер Майк Стэнтон умышленно пропустил Пакетта на первую базу. Затем Ноблок совершил ещё более грубую ошибку, чем Смит. Он сошёл со второй базы после мягкого удара Хербека по центру, и второй базовый Марк Лемке сделал лёгкий дабл-плей. Иннинг закончился.
Моррис пришёл в лигу в 1977 году, в то время, когда никто не обращал особого внимания на количество подач, вращательные манжеты плеча и не знал, что такое клоузер. Ему было 22 года, когда он провёл первый старт в своей карьере. Он пропустил уоками первых четырёх встреченных бьющих. Менеджер Ральф Хоук оставил Морриса на девять иннингов. Он сделал двенадцать страйкаутов, только небеса знают, сколько подач он бросил. Его рука адски болела следующие полтора года. Преемник Хоука, Андерсон, закрепил постулат о том, что Моррису не нужна помощь реливеров.
«Во время сезона 1982 года Спарки оставлял меня там гнить, потому что он меня чему-то учил», — говорит Моррис. — «Он верил в меня, верил в то, что у меня лучшие подачи в команде. Он знал, что я сильный и выносливый, и что я могу с этим справиться психологически. Когда я понял, что он делает, я больше никогда не позволял забрать у себя мяч. Я всегда смотрел на это с другой стороны: если в игру вступали запасные, значит я облажался».
Однажды Моррис проигрывал 4:5 в девятом иннинге, когда заметил, что «наш двадцатый питчер разминается». Он увидел, что Андерсон вышел из дагаута на поле — это был его второй выход за иннинг, что должно было означать замену питчера, как только он пересечёт линию третьей базы. Моррис подошёл к Андерсону и остановил его до того, как он пересёк эту линию. «Проваливай, — крикнул он, — потому что тот, кто разминается, не лучше того, что сейчас могу сделать я».
«Он посмотрел на меня как на сумасшедшего, но развернулся. Я выбрался из передряги, и мы победили в той игре», — говорит Моррис.
«У нас было больше ссор и споров, чем может вынести этот мир», — говорит Андерсон. — «Но я никого не уважаю так, как его. Этот человек был лучшим виденным мной питчером за всю карьеру».
Моррис закрыл девятый иннинг, сделав три аута за восемь подач. Всего в игре он сделал 118 подач. Одометр, отсчитывавший его игровое время по ходу сезона, показывал 282 иннинга. В дагауте Келли поблагодарил его, сказав: «Отличная работа, ты сделал всё, что мы могли от тебя ожидать». Но в буллпене никто не разминался.
— Я в порядке, — ответил Моррис. — В порядке.
Моррис и Келли не всегда смотрели друг другу в глаза. «Думаю, когда я только появился в команде, он не знал, как со мной общаться», — рассказывает питчер. — «Первые несколько месяцев всё шло методом проб и ошибок. Помню, однажды я так разозлился, что хотел его убить».
«Твинс» проводили одно из предматчевых собраний, на котором разбирался состав соперника. Келли спросил Морриса, как он будет подавать против того или иного отбивающего. Тот ответил.
— Хорошо, мы сделаем по-другому, — сказал менеджер, утверждая другой план на игру. — У кого-нибудь есть с этим проблемы?
— Да! — огрызнулся Моррис. — Какого хрена ты спрашивал меня?
— Это не важно, — ответил Келли. — Мы будем делать как я сказал.
«Ти Кей хотел показать всем, что он контролирует ситуацию. И поэтому он мне нравился», — рассказывает Моррис.
Теперь, когда на кону стоял исход Мировой серии, Келли снова испытывал своего питчера. Казалось, что в десятом иннинге подавать будет кто-то другой. Тренер питчеров схватил Келли за руку и сказал: «Ти Кей, он сказал тебе, что в порядке».
Келли повернулся и посмотрел Моррису в глаза.
— Я могу подавать, — повторил Моррис.
Келли сделал паузу, а затем ответил: «К чёрту, это всего лишь игра».
«Он давал мне шанс уйти самому», — рассказывает Моррис. — «Но думаю, на самом деле он хотел, чтобы я посмотрел ему в глаза и сказал, что это моя игра и что я никуда не уйду».
Моррис вышел и отыграл десятый иннинг, став единственным с 1969 года стартовым питчером, сделавшим это в Мировой серии. Тогда это был Том Сивер, один из героев его юности. Он подавал так, словно это был погожий весенний день во Флориде, был свеж и полон сил. Моррис снова быстро закрыл иннинг, потратив всего восемь подач. С тех пор, как Пендлтону удался дабл, он сыграл против восьми бэттеров, и ни один из них не выбил мяч за пределы инфилда. Это казалось невероятным: 36-летний питчер, проведший 283 иннинга за сезон, отработавший вторую игру подряд после короткого отдыха с десятью сухими иннингами…, и он становился всё сильнее.
«Это самая впечатляющая игра питчера, которую я когда-либо видел», — говорит Макфейл. — «Не забудьте, я видел выступление Керри Вуда с двадцатью страйкаутами».
Телефон в буллпене продолжал молчать. Моррис был готов выйти на одиннадцатый иннинг, но «Миннесота» загрузила базы при одном ауте против Алехандро Пеньи внизу десятого. Келли выпустил Джина Ларкина как пинч-хиттера.
«Они двигают аутфилдеров поближе», — сказал Ларкину ампайр в доме Денкингер. — «Я думаю, ты можешь перебить их». Ларкин в ответ промолчал.
Несколько недель спустя, на приёме в Белом доме, Денкингер спросил его: «Ты не слышал, что я сказал?»
Ларкин ответил: «Слышал. Но во рту у меня было так сухо, что я не мог говорить».
Ларкин выбил первый же мяч над головой левого аутфилдера, и Гладден заработал единственный ран в этой игре. Никогда до этого, и никогда после, не было так трудно набрать очки в игре Мировой серии. Моррис — на нём была накинута куртка, он был готов бросать весь вечер — был первым, кто добежал до дома и поздравил Гладдена.
Есть видеозапись момента, когда после игры Келли и Моррис встретились в раздевалке. На ней менеджер сдерживает слёзы, бросается к своему питчеру, а затем долго и крепко обнимает его.
«Вот это, — говорит Моррис, запинаясь от подступающих слёз, — стоит больше, чем любой трофей или перстень. Уважение менеджера и товарищей по команде. Что может быть выше этого?»
Бейсбол изменился. Полные игры, фирменный знак Морриса, теперь встречаются в два раза реже, чем было в 1991 году. После той седьмой игры лишь дважды питчерам удавалось провести сухой матч в Мировой серии: Курт Шиллинг сделал это в 1993 году, Рэнди Джонсон — в 2001. Новый Джек Моррис, Джон Смолц, уже даже не стартовый питчер. Он клоузер. Смит на пенсии, ведёт тихую семейную жизнь и растит детей в пригороде Атланты. В прошлом году «Брэйвз» приглашали его на одно из клубных мероприятий на «Тернер-филд», где бывшие игроки команды проводили автограф-сессию. Некоторые болельщики упрекали его за ошибку 1991 года и удавшуюся хитрость Ноблока. «Я чувствую себя изгоем», — говорит Смит. — «Именно меня отождествляют с поражением в той серии».
«Много раз спортсменов несправедливо обвиняли в том, что команда проиграла», — говорит Смолц. — «Это один из таких случаев. У нас были парни на второй и третьей базах, ни одного аута, но мы не смогли набрать очки…».
Когда в 1994 году «Кливленд» отчислил Морриса, ему было 39 лет, к августу он выиграл десять матчей. В том сезоне он выходил на поле между поездками на ферму в Монтане, которую он купил после победы в Мировой серии. Выращивая пшеницу и ячмень, в том году Моррис потерял миллион долларов. Затем был единственный год с достаточным количеством осадков, позволивший ему заработать благодаря небывалому урожаю. Моррис терял деньги ещё несколько лет, прежде чем продал ферму. «Неважно, насколько хорошо ты удобрял почву, как хорошо подготовил поле, всё равно приходилось полагаться на мать-природу», — говорит Арвид.
Полагаться на кого-то или что-то не входит в привычки Морриса. Он не завёл много друзей, играя в бейсбол. После окончания карьеры ему поступило лишь одно предложение о работе: 50 тысяч долларов за работу тренером в фарм-команде «Торонто» в канадском Саскатуне. Он отклонил его. В прошлом сезоне «Детройт» позвал его на весенние сборы в качествен специального инструктора по работе с питчерами. Он воочию увидел, как сильно изменилась игра. «Я ожидал, что им будет не всё равно, как было мне», — сокрушается Моррис. — «Но они вели себя не так».
Хотя он по-прежнему живёт в Миннеаполисе, значительная часть его жизни связана с Детройтом. В этом сезоне Моррис будет работать комментатором на сорока матчах «Тайгерс». После той седьмой игры он больше не выходил на поле в составе «Твинс». Став свободным агентом, он подписал контракт с «Торонто», став самым высокооплачиваемым питчером лиги. Он снова вывел свою команду в Мировую серию в 1992 году, и играл против «Брэйвз», хотя и неудачно. Он пропустил гранд-слэм-хоум-ран от Лонни Смита. Смолц выиграл тот матч. Моррис знал, что вечер 27 октября 1991 года повторить невозможно.
«Кроме рождения моих детей, я не могу вспомнить ничего, что значило бы для меня больше», — говорит Моррис. — «Это было воплощением всего, чего я пытался добиться в жизни. И всё же следующие сутки я грустил, поняв, что не могу снова оказаться в «Миннесоте» и сыграть такую же игру. Я бы хотел, чтобы каждый мог испытать то, что я чувствовал в тот день. Радость. Абсолютный восторг. Мир стал бы лучше, если бы каждому довелось хотя бы раз ощутить это».
В то воскресное утро, когда Моррис проснулся с осознанием того, что он выиграет седьмой матч, старый бейсбольный кудесник чувствовал что-то похожее. Андерсон, в прошлом менеджер Морриса, встретился со своими друзьями в калифорнийском Сансете, чтобы сыграть партию в гольф. «Вот что я вам скажу», — произнёс он. — «Идите домой и возьмите свои чековые книжки. Поставьте всё. Моррис играет. Он победит Смолца. Я вам это обещаю».
«Откуда ты знаешь?» — спросили они.
«Я знаю этого парня», — ответил Андерсон. — «Он хищный зверь. Если у него не будет настоящего испытания, он может пропустить шесть ранов. Но не стоит бросать ему вызов».
Андерсон смеётся, рассказывая эту историю. «Он был последним в своём роде», — говорит он. — «Двенадцать лет назад, другая эпоха. Когда будете разговаривать с Кактусом Джеком, скажите ему, что он по-прежнему самый злющий человек, которого я знаю».
P. S. Во время работы над статьёй я встречался с Моррисом дважды: один раз за пивом, второй в номере отеля, где мы смотрели запись игры, и он рассказывал мне всё подача за подачей. Кактус Джек вовсе не был злым. Он был дружелюбным, честным и, прежде всего, гордым. Это по-прежнему величайшая игра величайшая бейсбольная игра, которую я когда-либо видел, и смотреть её глазами Морриса было не менее интересно, чем в тот вечер в реальном времени.
:quality(80)/cdn-kiosk-api.telegraaf.nl/edc1ed88-11e3-11ed-8c4d-02d1dbdc35d1.jpg?f=webp&q=90&w=320)