11 мин.

«Я задумывалась о самоубийстве». Пронзительный рассказ дочери Игоря Ларионова, которая боролась с анорексией 10 лет

2 k

На сайте The Challenger вышел мощнейший монолог Алены Ларионовой (дочери легендарного советского и российского хоккеиста Игоря Ларионова) – о борьбе с анорексией, которая длилась 10 лет и закончилась трудной победой.

Вот здесь – источник с оригинальным заголовком: «Исчезнуть, чтобы тебя наконец заметили». Алена Ларионова о том, как она боролась с анорексией.

С разрешения сооснователя The Challenger Марии Командной мы публикуем полную версию текста (орфография и пунктуация сохранены). Почитайте, это действительно сильная история.

Она отличается от обычных героинь нашего времени. Многие пытаются избавиться от лишнего веса, а Алена Ларионова десять лет боролась с анорексией – тяжелым психическим расстройством. Отказ от еды, зависимость от голодания, нервное истощение, полное разрушение организма – Алена прошла через все. И только в шаге от смерти она поняла, что жизнь – бескорыстный дар, хрупкий и бесценный.

Что мир ожидает от современных женщин? Какие правила диктует общество? Мы до сих пор убеждены: успех приходит к стройным, подтянутым, привлекательным. Быть худой – модно и круто. Худоба означает красоту, свободу, достаток, престижную работу, счастливые отношения. Мы равняемся на знаменитостей, потому что не видим других примеров. Иногда за худобой может скрываться опасное заболевание: анорексия.

Советское воспитание

– Моя мама – профессиональная фигуристка, а папа – «тот самый Игорь Ларионов», легенда советского хоккея. Родители всю жизнь отдали большому спорту, и это наложило отпечаток на мое воспитание. В детстве я занималась теннисом, танцами, на море бегала по пляжу. Хоть мы и жили в Америке, чипсы, гамбургеры, хот-доги, пицца, арахисовая паста – все это было под запретом. Нас, детей, с ранних лет приучали следить за собой. Но в седьмом классе начался переходный возраст, и я, как все девочки, немного поправилась. Родители заволновались. «Какие парни тебя полюбят? А как же спорт? Ты не сможешь бегать, если располнеешь!» – повторяла мама. Отец тоже журил за лишний вес. Хотя сейчас понимаю: я никогда не была толстой. Стоило всего лишь подождать – после переходного периода метаболизм сам пришел бы в порядок. 

Теперь, став психологическим тренером, знаю, что с детьми нужно по-другому говорить о весе, питании и здоровом образе жизни. Но родителей не виню – они выросли в Советском Союзе. Там никто не показывал эмоции, не проявлял слабость, не высказывал мнение. Людям говорили – они делали. Нравится или нет, больно или нет – кого волновало? Либо добивайся победы любой ценой, либо уходи из спорта. Но для ребенка такая ответственность невыносима. Она ограничивает интересы, зажимает эмоции. Мне не разрешали – и запретного хотелось еще больше. В голове крепла мысль, что мои желания неправильны.

От ЗОЖ до нервного расстройства

С чего все началось? Как у всех! Сначала следишь за весом, убираешь со стола вредное, жирное и сладкое. Ходишь в зал, бегаешь до седьмого пота. Отказываешь себе, ограничиваешь себя, потом не выдерживаешь и переедаешь. Слишком сложно! – восклицаешь в отчаянии и решаешь, что лучше вообще не есть. Постепенно уходит аппетит. Организм перестраивается на химическом уровне: перестает вырабатываться грелин – гормон голода. И начинается болезнь.

Это страшно. Из десяти лет анорексии не меньше шести я была сама не своя. В голове поселился другой человек – мы разговаривали каждую ночь. Решали, как питаться, сколько раз в день, стоит ли идти на ту или иную встречу. А если пойдем и поедим, сколько дней голодать? А спустя пять дней можно нам яблоко? А сколько потом придется бегать на дорожке? На бесконечный мыслительный поток уходило много сил.

В те годы я теряла вес, но в зеркале видела слона. Это телесная дисморфия – постоянное недовольство внешностью. Я считала себя огромной, жирной, уродливой. Только теперь, пересматривая фотографии, понимаю, как похудела тогда.

«Мне нужно лишить себя женственности»

Я выросла у хоккейной раздевалки. Фетисов был дядей Славой, а меня называли дочкой Игоря. Став спортивным журналистом, я устроилась в «Питтсбург Пингвинз» в 2008 году. Поколение игроков сменилось. Молодые ребята видели во мне блондинку, которая пришла в раздевалку за интервью. Со мной заигрывали, на меня претендовали. Я испугалась. Не справилась. Думала: как спастись от красноречивых взглядов?..

Когда ты на экране, а твои собеседники – именитые спортсмены и знаменитости, легкий флирт неизбежен. Голосом, улыбкой, глазами я пыталась заинтриговать зрителей. Но все же мне хотелось выглядеть так, чтобы на меня не смотрели. Это цель анорексии. Исчезнуть, чтобы тебя наконец заметили. Кто? Самые близкие.

 

На юбилей к отцу в 2010 году я приехала едва держась на ногах, вконец измотанная работой. Помню, как он восхищенно посмотрел на меня, обнял и сказал: «Вау, Ален, у тебя одни кости! Какая же ты красивая!» Едва ли он хотел подтолкнуть дочь к анорексии, но меня так тронули эти слова. В голове закрутилось: папа гордится мной! Я похудела – и он меня увидел! Меня любят, я нужна, я хоть что-то сделала правильно!

Отказ всех систем

Я продолжала голодать. Тело безумно страдало. Без еды организм питается подкожным жиром, и это больно! Ныли кости, ломило суставы… А я радовалась. Гордилась. Как у спортсменов: раз мышцы болят – значит, растут. Но когда тело переключилось с жира на внутренние органы, я испугалась. 

С 2014 по 2017 год мой организм стал отказывать. Первой дала сбой нервная система: парализовало правую часть лица. Ломались кости. Исчезли месячные. Стоило дотронуться до кожи – появлялись синяки. Головные боли были такими сильными, что я ложилась в больницу. Анализы показывали, что в организме не осталось ни солей, ни минералов, ни глюкозы. Сердце едва билось. Голова не соображала. Я забывала слова, с трудом выражала мысли. Однажды мы с мамой сидели в приемной у врача. Она взяла меня за руку, а я посмотрела на нее и спросила: кто ты?

Фигуристам так важно быть худыми? Борьба за прыжки доводит до анорексии

Родные сильно переживали. Просили меня хоть немного поесть. Говорили, что из-за недостаточного питания я себя плохо чувствую. Но я все отрицала. Была уверена, что здоровье и еда никак не связаны. Я списывала недомогания на работу и стрессы. В детстве сестра сталкивалась с легкой формой анорексии – она тоже пыталась вразумить меня. Но невозможно говорить с человеком, когда он сам не признает проблему. Медицинская карта обрастала диагнозами: брадикардия, анемия, гипогликемия, остеопения, высокое кровяное давление, коллапс нервной системы… Угроза жизни.

22 дня у Боденского озера

Шестнадцатого апреля 2017 года врачи заставили меня взглянуть правде в глаза. Или умирай, или ешь и живи. Я провела 22 дня в клинике «Бухингер» в Германии. Это центр лечебного голодания, но мы с доктором заранее договорились, что я буду учиться есть. Помогло все: арт-терапия, утренние и вечерние медитации, прогулки в тишине, остеопатия, массажи шиацу. Я встретила там швейцарца – тоже врача, но приехавшего голодать. Он посоветовал написать бумажные письма тем, кто причинил мне боль. Сначала не сдерживаешься: обвиняешь обидчиков во всех тяжких, припоминаешь все на свете. А в конце проявляешь сострадание – оправдываешь. Мол, ты так поступил, потому что научили родители или потому что обижали тебя. Написав 17 писем, я сожгла все до единого. Простила обиды и освободилась от боли, которую носила годами. 

Пациентов в клинике отрезают от внешнего мира: никакого Интернета, телевизора, мобильного телефона. Остаешься наедине с мыслями, думаешь целыми днями. Ничто не отвлекает. За это время я многое осознала.

Уже не там, еще не здесь

Это правда – я задумывалась о самоубийстве. Отказываясь от анорексии, погружаешься в глубокую депрессию. Похоже на развод – отрываешь часть от себя. Мне отчаянно не хотелось отпускать то единственное, что я контролировала. Зависимость от голодания сродни алкогольной или наркотической: отсутствие еды дарит полную свободу. Чувствуешь себя неуязвимой. 

Я медленно, с трудом шла на поправку. Первые 4-5 месяцев не гуляла, не выходила на улицу. Еще год длились сильнейшие мигрени. Неудивительно: после десяти лет самоуничтожения телу не восстановиться за пару дней. Я старалась, ела, не пила спиртное, выполняла все, что говорили врачи, – и все равно мне было плохо. Родители не понимали, через какие муки я прохожу.

Был момент, когда не хотелось ничего. Назад не вернуться, потому что снова будет больно, а терпеть боль нет сил. До выздоровления слишком далеко. Я чуть было не опустила руки.

Только спустя год начала восстанавливаться. Почувствовала, что вижу четче, слышу лучше, соображаю быстрее. Тело заработало! С запозданием пришло осознание: болезнь все-таки связана с едой. Сейчас питаюсь так, чтобы не умереть. Ем много овощей, фруктов, молочные продукты, яйца. Из жиров – орехи, оливковое масло. Люблю конфеты и шоколад. Иногда ем мясо. Но больших порций нет – питаюсь понемногу весь день. Слушаю тело. Для меня еда не смысл жизни, а способ выжить. Голода не чувствую до сих пор.

Удержала ответственность за других

Меня спас женский кружок, который я начала вести в Америке. Первый прошел в сентябре 2017, а за следующие полтора года мы провели еще 60 встреч. Туда приходили те, кто отчаялся разобраться с проблемами в одиночку: замученные работой женщины, девушки, недовольные весом и внешностью. 

Мы прорабатывали эмоции, проговаривали обиды, обсуждали современное общество. Я видела, как разговоры по душам раскрывают людей, и помогать другим стало целью жизни. Они зависели от меня, а я – от них. Мне выпал еще один шанс, я не могла сдаться! По камешку построился фундамент, на котором стою сейчас. Мне так повезло. Я выжила и начала с чистого листа.

Еще не проводила тренинги в России – сперва хотела понять менталитет. Недавно мы открыли новый фитнес-центр, начну там. В Америке – и в Нью-Йорке, и в Детройте – люди охотно идут навстречу. Русские закрываются, проявляют агрессию. Многие женщины не уверены в себе. Не самостоятельны. Они подстраиваются под общественные ожидания, подавляя свое «я». И конечно, у нас много обид на семью. Есть над чем работать!

Воссоединение с семьей

После 30 лет в Штатах решила вернуться в Россию. Много времени провела с дедушкой – отцом папы. Наконец поняла, откуда растут корни нашего воспитания. Родителей не за что осуждать: их воспитали в другой среде. Благодаря дедушке я увидела отца ребенком – не героем, а обычным человеком со своими страхами и проблемами. 

Мы с отцом начали работать вместе, запустили несколько проектов в России. Каждый день садимся за стол и обсуждаем рабочие вопросы. Эти беседы сблизили нас. Я поняла, за что его так уважают окружающие – как человека, хоккеиста, бизнесмена. Безумно люблю папу. Смотрю на него большими глазами, горжусь им. Да, у него есть слабые стороны, но кто совершенен?

С родителями – не как с мужем. От них не уходят, их не выбирают. Наши отношения – моя ответственность. Я первой шла навстречу. Подолгу беседовала с отцом, обнимала, говорила, что люблю его. Перестала ждать того, что он не может мне дать. И все поменялось. Обиды остались в прошлом.

Анорексию не вычеркнешь из памяти, но я благодарна болезни. Она научила меня жить, слушать окружающих, чувствовать связь между сознанием и телом. Теперь, продолжая лечить себя, я помогаю другим.

Фото: Instagram/_alyonka

logoпочитать
logoЗОЖ
logoИгорь Ларионов